Разве королю может быть одиноко?

Зимнее утро было удивительно приветливо. Лёгкий, покусывающий за щёки морозец, чистое небо, позволяющее солнечным лучам играть отблесками на снегу, ещё даже не планирующему таять и освобождать городские улицы, крыши, ветви деревьев. В такую погодку дети явно не желали оставаться дома – пройдёт ещё пару часов, и сонная тишина оставит столицу, и она заживёт, задышит, заговорит. Пусть даже это было начало дня – во дворце жизнь уже бурлила. Слуги уже носились по коридорам, кухня была наполнена ароматами и стоялым жаром – Малахитовый король всегда начинал работать, едва солнце успевало подняться над горизонтом. И уже не было жены, чтобы хотя бы попытаться напомнить о том, что в жизни правителя существовали два наследника. Фулиш, проснувшийся на пару часов позже родителя и отмахнувшись от полноценной трапезы, сейчас бездумно развалился на подоконнике в коридоре, недалеко от покоев королевской семьи. Ему жуть как хотелось провести время за играми с младшим братом – но тот, будучи типичным ребёнком, до сих пор спал, и даже няньки не хотели тревожить беззаботно сопящего Эрета. Кронпринц иногда искренне завидовал беззаботности брата – он ещё слишком маленький, чтобы его утомляли занятиями, тренировками, книгами. Необходимостью готовиться к весу короны на голове. Он даже не наследник престола, и потому отец будто вовсе игнорирует его существование. Особенно после смерти его матери. Просто спихивает на нянек. Фулиш тихо фыркнул, подтягивая к себе ноги и обнимая колени. Их отец, может, и сильный король, но как родитель… мрачноват. – Опять скучаешь? – Насмешливый голос заставил кронпринца обернуться. Паффи, одна из лейтенантов отцовской гвардии, пожалуй, одна из немногих служащих, кого мальчишка мог назвать настоящим другом и боевым наставником. – Рети спит, отец в бумагах, до занятий ещё часа два, не меньше… Поэтому да, скучаю, – Фулиш свесил ноги и с любопытством посмотрел на гвардейца. – А у тебя есть свободная минутка? – Что-то вроде. Могу составить компанию, пока Его Высочество Алый принц не проснётся. – Она весело фыркнула – было что-то забавное в том, чтобы обращаться столь высокопарно к трёхлетнему ребёнку. Кронпринц усмехнулся, потягиваясь и строя задумчивое выражение: – Тогда может мы… М… Фулиш осёкся, сильно втягивая носом воздух. А затем ещё и ещё, судорожно подскакивая на ноги. Запах гари. Запах дыма. Запах… – Пожар! – заверещала какая-то служанка, кидаясь в сторону кухни. – Там пожар, в покоях принца пожар! – Эрет! – Мальчишка похолодел и резко рванул в сторону хлынувшего в коридор дыма – Паффи даже не успела его остановить, лишь поймала пальцами воздух. А затем рванула следом. Кронпринц, задыхаясь от бега, пересëк коридор со свистом в ушах, и опешил лишь перед дверью, трещащей от вцепившегося в неё пламени. Сильно толкнул ту плечом, словно не ощутив боли – его слезящиеся от дыма глаза сразу устремились к месту, где стояла кроватка, и сквозь треск и шипение слышался детский плач и напуганный голос брата. Фулиш прижал рукав рубашки к лицу, не в силах дышать удушающей гарью, и кинулся вперёд, давясь от кашля и стремясь избежать огня, пожирающего дорогой ковёр под ногами. За пару шагов до заветного места мальчишку почти оглушил громкий, дикий, нечеловеческий визг – сердце замерло, обрушилось, и старший сделал рывок, вопреки боли и жару выхватывая брата из языков пламени, тут же отпрыгивая назад, прежде чем огонь успел бы зацепиться за рукав, скачками пробираясь к выходу, ощущая, как отчаянно задыхается, как не может выдавить ни слова, как горло беспомощно сжимается в попытке глотнуть воздух. Огонь слепил, будто бы лез в глаза, и Фулишу чудилось, словно языки его пытаются выхватить брата из рук, и оттого старший сильнее обнимал ребёнка, чей затухший уже плач раздавался эхом в ушах – только бы с ним всё было хорошо, только бы… – Принц! Фулиш чуть разогнался и перепрыгнул пламя на пороге, упал на подкосившихся ногах в коридор, проехался спиной по ковру, продолжая прижимать младшего к груди. Чьи-то заботливые сильные руки подхватили кронпринца под плечи, оттащили от комнаты, и едва тот успел глотнуть воздух, как ко рту подставили холодный стакан – ледяная вода словно отрезвляла, словно заново вдыхала жизнь. Вокруг носились гвардейцы и прислуга с вёдрами, кто-то кричал и ругался – но мальчишка не обращал на это внимания. Когда служанки, наконец, отпустили его плечи, Фулиш сумел обратить внимание к брату, которого до сих пор сжимал в объятиях, чувствуя исходящий от него жар. – Э-эй… Рети, всё хорошо, слышишь?.. Не бойся… – тяжёлым, хрипящим шёпотом произнёс кронпринц, чуть улыбнувшись брату и погладив по непослушным, обгоревшим волосам. – Ты как?.. Болит чего? Сильно обжёгся? Сердце старшего, кажется, замерло, когда он не услышал не то, что ответа – осознал, что не слышит даже закономерного плача от боли. Руки ослабли – мальчишка тревожно посмотрел на братца… и почти тут же тяжело, туго сглотнул. В руках ребёнок, ужасающе испещрённый ожогами. Он не дышал, это точно, и его голова безвольно запрокинулась, не в силах удержаться ровно. Фулиш попытался издать хоть звук, но все они застряли в горле, пока он дрожащими руками потряхивал младшего, будто в надежде, что ему кажется, что ещë миг, и он очнëтся, его грудь снова будет вздыматься от тихих вздохов, он вновь взглянет на мир своими глазками цвета океанских вод… Из сдавленной глотки имя брата вырвалось сипло, глухо – но тот так и не отозвался. Даже не двинулся. Мальчишка похолодел. – Эрет!.. – Фулиш почти взвыл, прижимая труп к груди, и это было громче даже шипящего в своей предсмертной агонии пламени; прислуга почтительно и сожалеюще молчала, расступаясь, позволяя кронпринцу остаться наедине со своей утратой. Тот шмыгнул носом, даже не пытаясь утереть обильные слёзы с лица. Уткнулся в по-прежнему горячую макушку: волосы – вернее, то, что осталось – пахли помесью из дыма и полевых цветов. – Э-эрет… Я-я… Н-нет, ты не м-можешь… Н-не уходи… – бессильно шептал старший, и руки его сильно дрожали, не ослабляя хватки. Он чувствовал, как слёзы душили, как впитывались в чужие волосы. Как сердце бешено стучало, отдаваясь эхом в ушах. И он молился, со всей силой своей юной детской веры молил Отца, чтобы он не дал брату вот так оставить его… Что-то тёплое вдруг налилось в груди, отчего аж стало душно на мгновение – и схлынуло вплоть до пробирающего холода, от которого Фулиш инстинктивно передёрнул плечами. Перед закрытыми глазами словно блеснуло что-то, какой-то солнечный луч, какая-то яркая искра. Тихий, тонкий голосок донёсся до уха мальчишки. Он резко распахнул глаза – брат в его руках зашевелился, совсем слабо, что-то промычал. Кронпринц мгновенно отпрянул – Эрет, с ожогами до странного быстро побледневшими, дёрнул носом, сдавленно хныкнув, нещадно потирая глаза кулачками. Его зарождающийся плач показался в этот миг самым успокаивающим из возможных звуков. – Эрет! – Новый крик Фулиша заставил прежде помрачневшую прислугу обернуться, и ровно также как и наследник они с недоверием и восторгом смотрели за младшим, и средь их толпы то и дело пролетали слова о счастливом спасении принца и восхваления старшего. А он сам лишь сильно обнимал брата, целовал в лоб и макушку, повторял, что всё будет хорошо, что боль скоро отступит, осторожно убирал его руки от глаз и хотел заглянуть, что с ними такое. – Что здесь случилось?! Голос Малахитового короля раздался громом среди посветлевшего неба. Прислуга притихла, почтенно расступаясь и едва ли не вжимаясь в стены. Фулиш испуганно обернулся на отца, вскакивая на подкашивающиеся от слабости ноги и спеша к нему. Дрим не пустил сына в объятия – лишь остановил перед собой, положив руку на плечо. – Мне доложили, что был пожар, и… Что с ним? – Правитель кивнул на младшего. – Я-я… Я вытащил его из огня, отец. – Кронпринц заботливо погладил брата по голове. – Мне показалось, словно он… О-он… Но всё хорошо, лекарь осмотрит его ожоги и он поправится, обязательно. Малахитовый король нахмурился, внимательно глянул на Эрета. Тот поднял на отца доверчивый детский, чуть слезящийся ещё взгляд, улыбнулся. И едва ли понял, отчего Дрим охнул и выругался, резко отступая от пронзительных белых глаз.