Кувшинка для главы ордена Юньмэн Цзян

      Приближался зимний совет, который в этот раз должен был пройти в Облачных Глубинах. Ланжэнь Лянь, которую порядком раздражали данные собрания, успокаивала себя предстоящей встречей с Лань Сичэнем. Её другу вновь пришлось готовить особое разрешение на пребывание гостей из Данту Ланжэнь со своими оборотнями, так что заклинательница долгое время отдельно дрессировала собак не охотиться на кроликов. Когда все приготовления были готовы, оставалось лишь решить как держать лицо перед главой ордена Юньмэн Цзян, пока тот не додумается, что в этот раз должен заговорить первым.       Цзян Чэн, в свою очередь, пребывал в смешанных чувствах, и это ощущала вся Пристань Лотоса. С одной стороны, глава ордена скучал по племяннику, так как новая должность юноши лишала их возможности проводить много времени вместе, как раньше. Мужчина, хоть и не всегда был согласен с Цзинь Лином, и всё ещё видел в нём ребёнка, которого воспитывал с малолетства, был невероятно горд, что они теперь сидят на равных как главы могущественных орденов. С другой стороны, встреча с Вэй Ином могла вызвать напряжённую атмосферу и очередные пересуды. К этому примешивалась ещё одна головная боль — Лянь-Лянь. Вернее, теперь госпожа Ланжэнь, нынешняя глава ордена Данту Ланжэнь. С этой женщиной он виделся теперь лишь на подобных советах, и каждый раз она вынимала из него душу своими фамильярными оборотами. Лянь-Лянь рядом с ним вела себя так шумно и занимала столько места, что, когда Цзян Чэн возвращался в резиденцию, он подолгу тоскливо смотрел на место в зале для трапез, где она в юности выбирала морковку из своей чаши, и ворчал больше обычного. Начинал делать это он ещё на совете, так что каждый раз, возвращаясь домой, переживал, что мог перегнуть палку. В этот раз они славно поскандалили вдалеке от чужих глаз и дошли до едких замечаний по поводу холостой доли друг друга. Сначала Цзян Чэн не особо волновался, но на следующий день Ланжэнь Лянь при всех объявила, что наконец, выполнив свой долг главы ордена, восстановив его, готова исполнить и другой — выйти замуж. Мужчина чуть не выронил пиалу с вином, признаться честно, она до сих пор дрожала в его руках, когда до трапезной Пристани Лотоса доходил очередной слух об ухаживаниях представителей разных достойных семей в сторону его старой подруги. Если бы была техника, возвращающая в прошлое, Цзян Чэн бы с радостью воспользовался ей и дал себе по губам. «Что если мои слова задели её? Вдруг она решила, что я считаю её какой-то неполноценной без мужа рядом? Да я рад, что Лянь-Лянь не вышла замуж за какого-нибудь идиота в юности!» Кажется, такого напряжения в его теле не было со времён, когда к ней сватался Не Минцзюэ. «Должен ли я извиниться? Она будет смеяться надо мной. Как отец мирился с мамой? Ну нет… это будет слишком, тем более после её заявления…» Но Цзян Чэн всё равно решился на это, и вот уже несколько дней под воротом его фиолетовых одежд кожу холодила шпилька, которую он никак не решался вручить. Подарок в виде такого украшения мог трактоваться в обществе как прямое заявление о серьёзных намерениях по отношению к даме, и мужчина уже извёлся думами о напрасности своей затеи.       Ланжэнь Лянь не обращала на него внимания, отдавая предпочтение Лань Сичэню. «Отчего же за него замуж не вышла, если он тебе так мил?» Теперь решение извиниться казалось странным, а выбор украшения тем более. Он не понимал, что Лянь-Лянь испытывала его терпение нарочно. За столько лет она запомнила: хочешь взбесить главу ордена Юньмэн Цзян — сделай вид, будто его не замечаешь. Было лишь вопросом времени, когда он первый начнёт разговор. После их стычки на прошлом совете, ей очень хотелось, чтобы заклинатель подошёл к ней, а не наоборот, хоть женщина и отрицала в своей голове желание вновь перекинуться с ним хотя бы парой слов и делала вид, что его компания ей вовсе неинтересна.       Обсуждения «важных» вопросов закончились. Оставшаяся часть была свесткой, что делала и без того унылый совет абсолютно невыносимым. Ланжэнь Лянь сама не заметила, как начала искать глазами Цзян Чэна, но не нашла. «Когда он ушёл?» Лянь-Лянь заболталась с Лонвэем, пытаясь объяснить оборотню, что нельзя дёргать Лань Хуаня каждый раз, когда хочется, чтобы он почесал за ушком, и, не дай небожители, хватать зубами налобные ленты адептов Гусу. Оставив провинившегося на попечение остальных заклинателей Данту Ланжэнь, прибывших с ней, она пошла на улицу.       Морозный воздух разлил кровь на её белых щеках. Ланжэнь Лянь пожалела, что в спешке покинула зал, не взяв свою серую шерстяную муфту. В Облачных Глубинах произошло столько всего. Резиденция изменилась не сильно со времён её юности, и в каждом уголке теплились воспоминания о том, какими они были людьми до Анигилляции Солнца. Война окропила её одежды в багровый, а нынешний статус главы ордена ухудшил осанку. Казалось, у неё было всё, о чём она мечтала: враги повергнуты, орден восстановлен и поставлен на ноги. Ланжэнь Лянь должна была быть счастлива, просыпаться с улыбкой на лице и дышать полной грудью, но, подобно всем остальным людям, она желала чего-то ещё. Чего конкретно, было непонятно, но в последнее время ей всё чаще и чаще снился один и тот же сон: ночью заклинательница заходила всё дальше и дальше в озеро с лотосами, где в лунном свете стоял он в фиолетовом ворохе одежд. Стоило приблизиться, как Цзян Чэн пропускал вперёд, обнимал со спины и шептал слова, которые она так и не смогла разобрать. Вот и сейчас он стоял впереди по колено в снегу. А ведь она обещала себе не начинать разговор первой… — Господин Цзян, не боитесь намочить свои одежды? — Главное, чтобы твои не промокли, хотя я не наблюдаю лотосов неподалёку. — «Гуль меня дёрнул, если продолжу в том же духе, придётся просить прощения у неё вечность». Женщина покраснела, сначала испугавшись, что он откуда-то знает про то, что часто снится ей. Прошло несколько секунд, прежде чем она догадалась, что это абсолютно невозможно и что это была всего лишь отсылка к её нырянию в воды Юньмэна за стрелой в юности. — Обращаешься так фривольно со мной, будто я не глава ордена. Не боишься огрести? — Чего мне боятся? Ты всегда была той ещё мазилой. — Ах так?! — В следующее мгновение пожалели оба: Цзян Чэн о том, что задирал взрослую женщину с лицом и интеллектом двадцатилетней, а Ланжэнь Лянь о том, что снежок попал ему прямо в лицо и теперь, тая, стекал по тонкому носу и бледным губам. — Поздравляю, глава клана Данту Ланжэнь, вы нарвались на неприятности. — А?! — Ланжэнь Лянь звонко хохоча сорвалась с места, нарушая сразу три правила Гусу Лань. Вдогонку ей летел снег и нелестные замечания, порой смешные до слёз.       Они гонялись друг за другом как дети, не сговариваясь, но вместе отдаляясь от зала совета всё дальше и дальше, растворяясь в зимней ночи. Зрелище было, конечно, интересное. Две главы могущественных орденов играли в снежки и выкрикивали обзывательства, будто им по пять лет. — Ты не мог заплетать себе косички, пока я тебя не научила! — А ты до сих пор не умеешь садиться на шпагат! — Паршивец! Ты же знаешь, что у меня были проблемы со связками! — Ещё один снежок, и ещё один.       Они прятались за деревьями, скрывались за сугробами. Их подолы одежд тяжелели от расстаявшего на них снега, сапожки уже начинали пропускать влагу. Лянь-Лянь не собиралась сдаваться и пускала внутреннюю энергию в ноги, чтобы согреть. Цзян Чэн в последний раз веселился так с Цзинь Лином, когда тот был ещё маленьким, и сейчас на его глаза почему-то наворачивались слёзы. Когда в последний раз он вообще был таким счасиливым? Кажется, с Ланжэнь Лянь он становился моложе на много лет. «А ведь в Гусу Лань я однажды пробрался к ней в домик… Какой стыд». По правде говоря, спустя столько лет Цзян Чэну не было стыдно. А если уж быть до конца откровенными, Лянь-Лянь осталась единственной женщиной, на бедро которой легла его рука. Мужчина думал об этом слишком долго, и, собираясь, пройти сквозь очередной сугроб споткнулся о булыжник и упал. Вместе с ворохом снежинок в небо устремился хохот Ланжэнь Лянь, согнувшейся пополам. — Да Вы сама грация, Саньду Шэншоу. — Теперь снег попал и в ноздри. — Ты смеёшься, только потому что я ещё не встал. Хочешь тоже сделать снежного небожителя? — Думаю, я всё ещё слишком худая, чтобы изображать генерала Мингуана*. — Но она всё же отошла на несколько шагов назад.

*Об этом ещё не было сказано, но Ланжэнь Лянь является последовательницей Пэй Мина. Вот такой мини-кроссовер с «Благословением небожителей».

      Цзян Чэн вырвался из снежного плена, только чтобы отдать в него её. Ланжэнь Лянь бегала быстро и была достаточно изворотливой, но глава ордена Юньмэн Цзян тоже не оставлял тренировки. Наконец, обидчица была поймана. Его руки сомкнулись на её запястьях, но что делать дальше он не знал. На минуту их взгляды встретились, и они застыли, обдумывая следующий шаг. Цзян Чэн избегал этих глаз несколько дней подряд, только чтобы они вновь нашли его и захватили всё внимание. Кто первым кого повалил на землю, сказать было сложно. Главы орденов Юньмэн Цзян и Данту Ланжэнь оставляли за собой широкую борозду примятого снега, перекатываясь в борьбе, пока кубарем не полетели с небольшого холма. Когда два тела наконец остановились, щека Лянь-Лянь оказалась на его груди. Ткань промокших одежд неприятно тёрла лицо, и она подложила замёрзшую ладонь, костяшки которой уже покраснели и болели от холода. Из груди вырвался первый смешок, из-за которого её тело содрогнулось, и этот толчок задел и его. Оба расхохотались всё ещё валяясь на снежном одеяле. — Не собираешься слезать с меня? Уже в боку колет от смеха. — Я что, дура в снег ложиться? Я промокла насквозь. Отсюда мужская часть ближе или женская? — Цзян Чэн приподнялся на одном локте, другой рукой придерживая Ланжэнь Лянь, чтобы та не свалилась, и огляделся. — Мужская. — Значит, идём к тебе. — Чего?       Ланжэнь Лянь нехотя встала, явно утомлённая их беготнёй и подала руку. Цзян Чэн не стал нарушать хрупкое перимирие и принял помощь. Они пошли в его домик. Про себя Лянь-Лянь отметила. «А вот и четвёртое нарушенное правило, остаётся только сходить в город и напиться, чтобы быть записанной в местных хрониках пороков сразу после Вэй Ина». В покоях пахло лотосом и пачули, на ширме висело несколько фиолетовых нарядов, на кровати лежали нижние одежды для сна. В памяти всплыло далёкое воспоминание о том, как в годы юности Цзян Чэн пришёл к ней ночью и чуть не разбудил полдома. Выходило, что это ответный визит. Было немного неловко, но тащиться в тяжёлых мокрых одеждах по морозу — неудобнее. — Цзян Чэн, снимай одежду. — Чего? — Её надо просушить. И надеть новую. Не забудь найти что-то и для меня. Мне сейчас некогда болеть. — Пытаюсь понять, ты всегда была такой наглой, или на тебя давит титул? — Главное, чтобы тебе нигде ничего не давило, а я переживу. Я надену твою одежду, погреюсь у камина и пойду к себе. — Господин Цзян, Ваша ванна готова. — Ланжэнь Лянь заскочила за ширму вовремя, не успев засветиться перед неизвестным юношей из ордена Юньмэн Цзян. — Хорошо. — Дождавшись, когда адепт выйдет, Лянь-Лянь выдохнула. — И ванну я тоже приму. — Что ещё хочет госпожа? — Даже не знаю. Жареные бёдрышки были бы кстати, пищи Гусу Лань недостаточно для меня. — Обжора. — Всё, я иду мыться первая. — Лянь-Лянь! — Да что? Я быстро, она не успеет остыть, господин успеет понежиться. — Иди уже.       Цзян Чэн остался в смятении. Он и Лянь-Лянь в одном корыте… «Чепуха какая-то». Но он не мог перестать думать об этом. Цзян Чэн снимал с себя верхние одежды, думая о том, что в соседней комнате тоже самое делает она. Нижние белая рубашка и чёрные штаны промокли не полностью, так что он решил не переодеваться. В комоде нашлись вещи, которые он ещё не надевал в этой поездке. Цзян Чэн слегка приоткрыл дверь и, отвернувшись, протянул ткань. — Можешь не спешить. — Премного благодарна. — Лянь-Лянь быстро схватила одежды, умирая внутри от того, в насколько непристойную ситуацию она попала по собственной вине. Быть обнажённой, пока в соседней комнате находится Цзян Чэн, ощущалось невероятно неловко и интересно в одно и то же время. «Если я выйду в одном полотенце, он сгорит со стыда? Вероятно, да». Но проверять она и не собиралась, решив, что пользуется его терпением в эту ночь слишком долго.       Мужчина сидел у камина, распустив мокрые запутавшиеся волосы. Тёплый свет от огня смягчал острые черты и оранжевым блеском ложился на одну единственную прядку, завившуюся от косы, на его лбу. Ланжэнь Лянь сгорала от желания заправить её ему за ухо, но не решилась, просто сев рядом на жёстком коврике. Оба чувствовали себя странно. Они сидели в нижних одеяниях рядом друг с другом, будто так и надо. Застань кто-нибудь сейчас этих двоих, проблем было бы столько же, сколько озёр в Юньмэне. Цзян Чэн нарушил молчание первым, продолжая смотреть куда угодно, но не на Лянь-Лянь в его одежде со струящимися по плечам волосами с золотистым отливом, источающей аромат мыльного корня. — Иногда тебя не хватает в Пристани Лотоса. — Что? — Не притворяйся, что не слышала, я не стану повторять. — Хахахахах, если Цзян Чэн так сильно скучал по мне, отчего не прислал письмо с приглашением? — Разве ты не занята? — А ты провёл бы совет у себя, чтобы у меня не было выбора не приехать. — Я не такой разнузданный, как ты. — То есть не такой смелый? — Тебе обязательно говорить всё, что ты думаешь? — Кто-то же из нас должен. Ты отводишь глаза целый день. Что же гложет главу Юньмэн Цзян? — Но Цзян Чэн упорно молчал, наблюдая, как пламя пожирает брёвна с оглушительным треском, сливающимся с его набатом сердцебиения в ушах. — А-Чэн может доверять мне. — Услышав это обращение, он повернул свою голову так, что они оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. Она была рядом, как ему давно хотелось, но всё ещё недостаточно близко. Всё его тело горело, но теперь не от жара огня. — Что если я не доверяю не тебе, а самому себе? — Значит, твоей душе нужно чуть больше свободы. Понимаю, наше положение обязывает, но ты не можешь всегда держать себя… — Договорить она не успела. Губы Цзян Чэна накрыли её, лишая возможности говорить, противиться, дышать.       Первым порывом было оттолкнуть его, но она так долго скучала, что не смогла сделать этого. Вот, чего ей не хватало в Данту Ланжэнь. У неё было всё, ради чего она сражалась всю жизнь, но без него, этого было недостаточно. Никогда не будет. Он терзал её губы так жадно, будто боялся, что Лянь-Лянь оттолкнёт его. Она положила руки на просвечивающую белую нижнюю рубашку и слегка отстранила мужчину, просто чтобы увидеть этот завораживающий вид: его затуманенный взгляд, покрасневшие губы и горящие кончики ушей. — Я… — Всё хорошо, А-Чэн. — И Лянь-Лянь поцеловала его сама. Аккуратно, смакуя момент, пытаясь подарить ему всю ту нежность, которая копилась в ней только для него одного. Силясь не испугаться собственных чувств и поддаться моменту, в который её искренние желания явили себя в полной красе.       Поцелуи становились глубже и откровеннее. Их языки сплетались, Лянь-Лянь кусала за нижнюю губу, когда хотела сделать вдох перед тем как прильнуть вновь. Её руки всё ещё лежали на его груди, его — гладили её щёки, шею, опускались на талию. Цзян Чэн пока боялся оттолкнуть её своим напором и не решался зайти дальше, но Ланжэнь Лянь больше не колебалась. Наконец-то осознав, чего она хочет, женщина стремилась показать это и ему. Лянь-Лянь ладонью направляла его, показывала, где чувствовать его касания особенно приятно. Его голова кружилась, и с каждым моментом они приближались к мгновению, когда повернуть назад уже будет нельзя. — Ты правда хочешь этого? — Да. — Я могу тебя отнести на кровать? — Ланжэнь Лянь лишь кивнула головой, не в силах оторвать взгляда от этих глаз, потемневших до цвета плавленного железа.       Её пальцы впивались в простыни, в его спину, оставляя розовые полумесяцы, запутывались в тёмных распущенных волосах. Ланжэнь Лянь столько раз представляла, как играла бы с мягкими прядями, заплетала в косички, но сейчас абсолютно не могла концентрироваться на исполнении давней мечты. Все ощущения слились в одно, и ей хотелось ещё. Вжаться сильнее, почувствовать глубже, рассыпаться в его руках тлеющими искрами огня в камине. Каждый раз сталкиваясь с ним глазами, она краснела ещё больше и спешила приникнуть в поцелуе, чтобы Цзян Чэн не видел, сколько власти он на самом деле имеет над её душой и телом. Он не сопротивлялся. Было что-то невероятно приятное в том, как её стоны эхом раздавались в его лёгких, пока мягкие губы сливались вместе вновь и вновь.       Цзян Чэн пытался не потерять голову окончательно. Для всех она была выскочкой Ланжэнь Мэй, беспощадным генералом Анигилляции Солнца, легендарной женщиной-главой клана, но для него эта женщина была просто Лянь-Лянь. В своих объятиях он держал хрупкие воспоминания детства и юности, невыраженные мысли и чувства, которые ссаднили его душу столько лет, нежную тоску по той, кто никогда не принадлежала ему и этим сводила с ума.       Этой ночью Лянь-Лянь не нашла в себе силы покинуть его объятия и лишь на рассвете, поцеловав спящего мужчину в нос, надела поверх его нижних одежд свои верхние и вернулась в домик, где её ждал недовольный Лонвэй. — Не надо так на меня смотреть! Кажется, я нашла тебе отца.       Мысль о том, что через несколько часов всем заклинателям предстоит разлететься по своим резиденциям, разрывала её сердце в клочья. Только заполучив его, Ланжэнь Лянь должна была отпустить. У них есть обязанности, долг перед орденами. Есть ли вообще возможность, что этой любви спустя столько лет всё же удастся сбыться? В мрачных раздумиях она собирала вещи, принимала утреннюю ванну, с вожделением прикасаясь к местам, где его пальцы ненароком оставили маленькие следы. Руки Цзян Чэна… Такая цепкая хватка на её теле, которое он желал, и столько нежности в движениях, которые были призваны избавить от боли, приносящие удовольствие, что ей ещё не доводилось испытывать. В ту холодную ночь А-Чэн укутал в то тепло, шлейф которого не хотелось смывать, забывать. «Проснусь ли я вновь подле него? Смогу ли не убегать с восходом солнца и быть первым, что он увидит с утра?» Сомнения раздирали взволнованную душу. Ей было жизненно необходимо оказаться вновь рядом. Хотя бы в позволительном метре друг от друга, за который никто не посмеет посмотреть на них косо.       Время пришло. Облачившись в тёплые меха и безразличие, она вышла на улицу. Снег скрипел под её сапогами, искрясь в солнечном свете. Окружающая белизна раздражала глаза, Ланжэнь Лянь щурилась и прикрывала их ладонью. Лонвэй же был невероятно счастлив. Подобно лисе, он прыгал в сугробы, нырял в них и задорно отряхивал прилипшие к шерсти комочки. Оборотень с удовольствием вдыхал свежесть холодного дня и знакомый запах лотоса и пачули. Его ушки напряглись, и Лонвэй рванул к мужчине в фиолетовых одеждах, в безмолвии двигающимся к Лянь-Лянь. Он был один. Глава ордена отозвала своих людей и подошла ближе, не зная, с чего начать. В конце концов, этим утром она покинула его, не попрощавшись. «Как воровка… Или просто трусиха». Цзян Чэн избавил их от неловкой тишины. — Следующий совет пройдёт в нашей резиденции. — Ланжэнь Лянь с облегчением выдохнула и улыбнулась. — Буду с нетерпением ждать. Надеюсь, я увижу лотосы? — Совет пройдёт гораздо раньше, чем они расцветут… Но этот никогда не завянет. — Он сделал то, о чём думал всё это время: протянул в руке тонкую серебряную шпильку с лотосом из драгоценных розовых камней в листве из изумрудов и висячими на аккуратных цепочках двух капель-аметистов. Она посмотрела в его глаза и поняла, что в хрупком металле в её руках Лянь-Лянь будет отныне видеть их. Не теряя ни мгновения, женщина воткнула украшения в свою причёску, одаривая Цзян Чэна самой тёплой улыбкой, на какую была вообще способна. — До встречи, А-Чэн.       Тот совет для мира заклинателей был по большей части беспочвенным. В Гусу Лань пить было нельзя, так что все оставаясь в здравом уме и говорили не всегда то, что думают. Никто и не подозревал, что в эти дни решалось что-то гораздо более значимое, чем вопрос цвета одежд новых орденов. Все остальные собрания вплоть до лета проходили в Пристани Лотоса. Никто не знал, как Цзян Чэну удаётся склонять чашу весов в свою сторону каждый раз, но, между нами говоря, без помахивания веером Не Хуайсана и очаровательных улыбок Лань Сичэня тут не обошлось. И когда все порядком устали плыть в резиденцию Юньмэна, а озёра украсили лотосы, Ланжэнь Лянь согласилась поклониться три раза в храме предков с Цзян Чэном, облачившись в красное.