***
зима-то. на главной улице раскинут сумрак. пахнет свежим морозным воздухом и сосной. асфальт, тротуарные плитки и искусственная трава покрыты толстым слоем снега; немного грязным, рыхлым, что уже не съедят дети. а ещё пахнет до ужаса приторным парфюмом, которые вовсе не идут василисе. со вкусом ванили и корицы, что никак не нравятся морщившейся ядвиге. петровна, на вкусы своей старой подруги всего-то молчит, не говорит хранительнице её тайн, что она, ну, не может терпеть её новый аромат, но она всего лишь заправляет выпавшую прядь русых, волнистых волос в ослабившую косу премудрой и краснея, сама того не понимая, когда та мило, невинно улыбается и тихо благодарит. чёрт подери. и всё это, связанное с ней; её улыбка, её тошнотворный запах и вся она заставляет почувствовать ведьму постепенные приливы то жары то холода, почувствовать багровый румянец на своём лице, которым покрываются только щёчки школьниц и само чувство, что давно с силой было забыто, зарыто глубоко в душе и больше не показывалось вдруг пробирается, касается каждой стенки организма, заставляет встрепенуться и проживать каждый день с глупой улыбкой на лице. и она проживает. ядвигу пробирает дрожь. аккуратно, незаметно тянется к носу озябшими пальцами, ладошками закрывает рот и выдыхает уже тёплый, паровой кружок. тепло. ну как, тепло. на улице морозный февраль, и не такой когда слякоть уже и в тебе сочиться вперемешку с кровью ( хотя в ней и сочится, а в василисе ещё как! ), а ранний, медленно тянущийся февраль. февраль, что душит. февраль, что сгорает дольше всех. февраль, что заставляет жить. в феврале, для петровны, ночи самые длинные, даже не в декабре они так не тянутся, а уж в душном, чужом и раннем феврале они длиннее рассказов, сплетен ( с тётей можно ) и несуразных предложений огненной алёны. намного длиннее, что прогуливаясь, схватив ( неожиданно, для василисы и самой ядвиги ) тонкую ладонь премудрой было немного… неправильным? почему? она сама не знает, просто оно как-то само… само собой дверь отворилась, впуская в смешной ушанке улыбающуюся премудрую, пряча от холода. а для кураторши февральские ночи самые короткие, как и сам месяц. за одну ночь ничего не успеваешь. только выпить семь-восемь чашек растворимого и невкусного кофе, сломать пару-тройку карандашей и потерять ручек четыре, ну и там несколько десятков документов проверить да подписать.***
« — холод, холод-то собачий! василиса, и вот зачем ты решила в одиннадцать часов ночи появиться в моей избушке?! нет, я конечно не против, что наконец ты нашла время навестить меня да хряща нашего, но не сейчас же! — ядвига, погоди тараторить. дай мне отдохнуть, а потом я всё расскажу… — она ещё, видите ли, устала! а ну же, сейчас говори!» ведьма, в то время, была в недоумение, а кураторша с ухмылкой смотрела за хаотичными движениями подруги: то как она с заботой, приостанавливаясь, наливала в две большие белые кружки уже заваренного, пахнущего бергамотом, чая. « — если бы я была без настроения, то ты бы давно стояла на улице. не слушала бы я твои оправдания, но у тебя оказывается отпуск… ладно, можешь себе сегодня позволить всё, разрешаю! — правда? ох, а ты даже так можешь! тогда, хм… может вместе прогуляемся, так сказать по моему желанию. — хах, да без проблем, вставай!» и ядвига, не допивая свой чай, вскакивает, уверенно направляется к вешалкам и снимает с одной из них свой бежевый дафлкот. натягивает на свои острые плечи с энтузиазмом, прихватив с собой берет, направляет к премудрой. становиться перед ней, перекрывая свет. руки в бок, вздёрнутый ввысь подбородок и самодовольная ухмылка. « — ну же. » и тогда премудрая, допивая уже вторую чашку горячего чая, кивает и встаёт, равняясь ростом с подругой. « — подашь парку мою? »***
контраст между мелко подрагивающими алыми губами и согретыми предплечьями довольно… приятен? ещё приятен тот факт, что премудрая наконец сняли свои очки и в ответ сжала ладонь петровны. василиса сияет. впервые за сто лет чувствует себя спокойно, выдыхает холодный пар и так по детски, невинно улыбается. так бы продолжала бы радоваться, не думала о работе хоть на несколько минут и ловила бы снежинки ртом, если бы не заметила что каблуки больше не отстукивают в такт уличных часов, а как-будто приросли к покрытому снегом асфальту. — чего остановились, шагу надо прибавить иль замёрзла уже, огненная?— в обращение слышен сарказм. кураторша мотает головой, перебрасывая косу на правое плечо. — василис. они, оказывается, стоят возле одного единственного горящего фонаря. всё вокруг притихло. ядвига кусает губу, топчет ногой и сводит брови к переносице. а василисе то это не нравится и как своя подруга сводит дугообразные брови чуть ли не к друг другу. и это даже смешно выглядит, когда премудрая, не понимая в чём дело, хмурится, прикрывая выразительные глаза из-за режущего света, освещающий фарфоровую кожу. — в общем-то… давно хотела, эм, ну тип… ай да чёрт! всё, не обращай внимание, пошли дальше… — ведьма приостанавливает попытки выговориться и пытается сменить тему, коса глядя на лицо кураторши — эм… вот там, видишь? там, прямо по курсу вы можете увидеть сосну, которую чуть девочки наши не спалили, а там, посмотрев по левому берегу реки… — яга,— ядвига жестикулирует. показывает указательным пальцем то на несчастное дерево то на ещё что-то крайне интересное на что премудрая никак не хочет смотреть и не обращает внимания. кураторше это вообще не нравится. сначала подруга ведёт себя слегка заносчиво, а потом как девчонка маленькая горестно вздыхает и молчит. она лишь фыркает, массируя висок. опять. потом хватает острые плечи, заставляя наигранно увлечённую петровну посмотреть на неё. — так, яга, остановись. я же не сегодня родилась, я всё здесь знаю. остановись просто. — обе замолкают. — сначала скажи что такого ты хотела мне сказать, но было прервано твоим излюбленным чёртом, а уж потом я, как, наверное, подобает изображу из себя не знающего туриста, которому ты что-то рассказываешь. думаю, хороший план. но та ничего не говорит. не мычит, разводя руками по сторонам. не изображает отчаянную гримасу с поникающими уголками красных губ. просто молчит как партизанка. придётся ей самой. — я же знаю, что ты меня любишь,— василиса пытается спрятать улыбку, прикусывая губы. смотрит хитро из под длинных ресниц — я уже давно это поняла, моя ядвига— она хватает её руку, переплетая пальцы меж своих и неспешно тянет к своим губам, когда, наконец остаётся пара дюймов до прикосновения, она целует ледяную тыльную сторону ладони. не чувствует неприятный холодок на свои губах, лишь удовольствие. и ядвига смущается. дыхание и биение сердца отчётливо расходятся эхом в её теле. теперь она знает, что между рёбер, в клетке из костей постукивает её живое, не сгнившее сердце ( впрочем, как у василисы ), с размером её кулака, что отныне забилось куда быстрее и намного лучше слышно. а отходя от своих мыслей, краснеет ярым багрянцем и усмехается: — почему ты так уверена в этом?— с ухмылкой, но с растерянными глазами смотрит на премудрую, думая как же оправдаться. и в ней — в петровне всё смешалось если честно. недопонимание, да с радостью так завертелось! василиса сначала так же молчала, задумчиво накручивая прядь волос, а потом, когда услышала признание спокойно улыбнулась: — ага… всё-таки сработало. — чего?— петровна так тянет слова, что даже кажется, что льётся из её уст не задорные предложения, а солёная карамель. — да я просто не знала из-за чего ты смолкаешь и решила просто от фонаря сказать.— премудрая хихикает, закрывая рукой рот. всё-таки не получается, глаза выдают нутро. — эй, это уже игра с моими чувствами! знаешь ли, обидно даже звучит. василиса начинает хохотать, убирая руку и показывая свою часто скрываемую дёсневую улыбку: — прости-прости, просто надо было что-то то и сказать! — ой, чёрт с тобой! хотя… почему ты решила именно это сказать? — ранее ошарашенная ведьма складывает руки на груди, качнувшись в бок. — ну, ты, просто так на меня смотришь…не как обычно, как смотрят на меня мои друзья, а по другому. думала я не замечаю? думала, что я приму твои все-все прикосновения, как обычные дружеские… ммм… шутки? возможно, однако я всё прекрасно понимала и понимаю. и не отнекивайся, моя ядвига.— прекратив смеяться кураторша сокращает расстояние, улыбаясь, обволакивает в свои объятия. тепло. — вот же я даю… заметила всё-таки ты, чертовка.— и ведьма в ответ только сильнее обнимает, дотрагивается до обрамлённых курткой лопаток. и как хотела давно она зарывается глубоко в волосы, опаляя горячим и сбитым дыханием лебединую шею. судорожный выдох. — на самом деле я и вправду тебя люблю. сильно люблю. — тогда ядвига чувствует на своих губах мягкое, нежное и чудесное расплывчатое понятия любви — вожделенный поцелуй, тёплую, вспотевшую ладонь на своей щеке и сжимающиеся пальцы на её же талии, теперь зная что неописуемое, непонятное не каждому состояние эйфории и эвтюмии расплываются в ней, смешиваясь с кровью. теперь в ней нет слякоти, сочившаяся в её венах. только любовь, как бы не звучало банально. действия прерываются. василиса, отшатываясь назад, не веря, что сама сотворила и взяла на себя ответственность усмехается и теперь виден в её глазах тот блеск, потрескивающий и горящий как огонь. — было приятно. — через мгновение, с неверием в глазах, аккуратно, почему-то с опаской кладёт свою ладонь на грудную клетку петровны, а когда замечает, что ничего не испортила тем что сделала расплывается в довольной улыбке. — спасибо. она влюблена, вернее они. они готовы делить глаза на двоих, дышать в унисон, встречать тоскливую осень, отрывисто дышать. всё делать вместе. самое сокровенное, что потаённо. самое глупое, что в голову пришло. лишь бы только вместе. — думаю, теперь можем зайти и в избу. — премудрая напоследок делает большой и настолько громкий вздох всей грудной клеткой, что и ядвига вслед вздыхает. — постой,— готовая уйти, захватив за локоть свою дорогую, премудрая остановилась и уставилась на ядвигу. — во-первых, я уже ничего не расскажу тебе про город раз ты итак всё знаешь, а во-вторых тебе никак не идут эти духи, смени парфюм, а лучше вообще не духариться тебе. наконец сказала. — хорошо… но рассмотрю этот вопрос попозже, намного позже, а сейчас! — и теперь уже полностью свободная премудрая тянет к себе петровну в свои запоминающиеся нежностью объятия. на душе становиться куда спокойнее. так и стоят, прижимаясь к друг другу всё сильнее, что больше некуда, пока не чувствуют, что под ногами земля начинает растворяться. — ой, ой-ой! лови! — и эти крепкие объятия прерываются тем что кураторша шатается, стараясь не упасть, как неваляшка, а потом не выдержав, падает в большой снежный сугроб, захватив с собой ведьму, что с очертаниями испуга на лице устремлялась прямо попасть в грудь премудрой лбом. хорошо же, что та приостановила падение петровны, уперевшись на локти, сжав горсти рыхлого снега в руках и скрепив ноги вместе, образовывая подушку безопасности. ядвига остановилась. нос был к носу, неудобная поза. зато можно было рассмотреть лица друг друга, почувствовать, что скоро колени и попу отморозишь, но хоть не одна. и поэтому ядвига заливается звонким хохотом, а василиса заливисто смеётся, пытаясь перекинуть косу на левое плечо. тепло становится, почему-то.