(elveo marto nа́ laicё helcё)
ᅠ ᅠ Тэхён хмурится, обводя взглядом выстроившихся в ряд стражников по одну сторону и слуг по другую. Он знает, что отчасти это не его работа, но разобраться в происшествии и обезопасить таким образом Чонгука он хочет больше, чем что-либо другое. Хосок настойчиво просил его перед этим поесть самому, но альфа чувствует, что не голоден. Видимо, вид того, как быстро и ловко Чонгук ел в его комнатах, нахваливая старания повара, насытил Тэхёна достаточно для восполнения энергии. — Кто должен был дежурить вчера и сегодня ночью у покоев Его Величества? — голос тяжёлым эхом разлетается по большому холлу, заставляя некоторых слуг позади него вздрогнуть. Четверо стражников делают слаженный шаг вперёд под напряжённым и внимательным взглядом повелителя. Если бы было позволено смотреть в глаза короля тёмных эльфов, то все бы заметили, каким чернильным цветом наполняются радужки, как поглощает эта тьма внутри и глазные яблоки. Тэхён оглядывает склонивших головы стражников пренебрежительно и становится напротив них так, чтобы, если они посмеют вскинуть головы, их глаза оказались с его на одном уровне. — Где вы были? — он обращается к первым двум, которые, по словам Хосока, первую половину ночи должны были наблюдать, стоять и ждать, когда их сменят. — Что делали? Кто позволил самовольно покинуть пост? Один из стражников поднимает голову и гулко сглатывает, отвечает несколько резко и отрывисто. — Его Величество половину ночи пытался уснуть, всё ходил из угла в угол, а потом всё затихло, — голос отражается от высоких стен, и Тэхён раздражённо морщится от эха чужого неприятного баритона и монотонной речи. — Мы подумали, что Его Величество уснул, поэтому можем позвать смену сами. Решили, что ничего не должно случиться, раз омега уже так давно в замке. Тэхён втягивает носом воздух и сжимает ладони в кулаки, но, чтобы не поддаться искушению, сразу складывает руки на груди и отступает на шаг. В глазах стражника раскаяние, хотя Тэхён и не может увидеть это сквозь пелену застилающего его глаза гнева. Возможно, они говорили правду, но… — Дракон тоже думал, — вмешивается Хосок со своим желанием воспитать в подопечных самых настоящих воинов, — и вы оба, видимо, не очень далеко ушли в рассуждениях, — главнокомандующий подходит ближе на несколько шагов. Они все уже по несколько раз прослушали, как важно соблюдать режим и постоянно наблюдать за комнатами Его Величества, чтобы тот ненароком не выбежал в кошмарном бреду. При уборке и проверке комнат Чонгука Ринн предположил, что его мог напугать кошмарный сон, потому что омега так быстро вылетел из своей спальни, что даже не слышал окликов спешащих к его комнате стражников и слуг. Но при проверке никаких странностей в покоях обнаружить так и не удалось, только разворошённую постель и опрокинутый кувшин с водой. — Вы самовольно покинули пост, оставив своего короля на какое-то время без надзора, и смотрите, что случилось! Как следует мне вас наказать?! — Тэхён поворачивается ко всем собравшимся. Хосок делает ещё один шаг вперёд, но Тэхён пресекает эту его попытку вмешаться резким взглядом чёрных глаз. Злость, обуявшая его в момент, заставляет содрогнуться что-то глубоко внутри каждого, кто находится под воздействием столь сильного напора короля, к которому прибавляется ещё и сила альфы, переживающего за свою семью. Стражники склоняют голову ниже, выказывая уважение, почтение и полную верность. Хосок вздрагивает, когда и до него доходят отголоски чужой силы, в то время как остальные уже давно стоят на одном колене перед своим королём, полные раскаяния и желания, как можно скорее уйти из-под давления. Тэхён тяжело дышит, опасно сужая зрачки и не зная, как он может наказать слуг и стражу, чтобы и остальные тоже поняли — за любой промах нужно будет отвечать лично перед королём и нести бремя наказания. Тишина в холле прерывается порывистыми шагами и громким детским смехом. Через минуту маленькая Лаэль уже спешит спуститься по лестнице и оказаться подле любимого дяди. Отца она игнорирует, потому что успела провести с ним достаточно времени за завтраком, даже больше, чем обычно, а вот Тэхён быстро куда-то ушёл, разозлившись на кого-то. Лаэль тянет его за рукав мантии. — Дядя! — и сразу оказывается на руках короля, обнимая того за шею и с хитринкой в глазах посматривая на корону в волосах Тэхёна. — Ты опять убежала от Ингрид? — альфа заправляет выбившуюся из причёски девочки прядь волос, оборачивается на звук шагов, чтобы с усмешкой заметить, как молодая служанка спешит к ним с поклонами и извинениями. — Лаэль, твой папа опять будет волноваться. — Не будет! — малышка улыбается широко. — Потому что мы ему не скажем. И отцу тоже не скажем, ладно? Тэхён улыбается, потому что Хосок стоит чуть в стороне, всё прекрасно слышит и с удивлением выгибает бровь: девочка, видимо, не заметила отца, когда неслась через весь холл прямо к королю. — А что ты делаешь? — Лаэль смотрит вниз на стражу, которая почти лежит на полу у чужих ног с опущенными головами и сложенным в верности оружием. Тэхён всё ещё не знает, как их наказать. — Папочка сказал, что Чонгук-и сильно испугался ночью и заблудился. Он что, не знает, что ночью нельзя ходить? Непосредственность девочки такая искренняя, что Тэхён не сдерживает улыбки и обнимает племянницу крепче, чем ей хотелось бы. Смешное кряхтение прерывает его, а вместе с тем и голос решившего вмешаться Хосока развевает представления Лаэль о том, как она может не говорить папочке, что убежала от Ингрид в коридоре и помешала дяде. — Напомнить тебе, как ты, зная про запрет, выбежала из комнаты, пока твоя служанка готовила постель, и напугала этим нашего папу? — Хосок подходит ближе и заставляет дочь слезть с чужих рук. Лаэль строит глазки, но Ингрид хватает юную принцессу за руку и уводит из холла, пока Юнги не заметил пропажи. Тэхён машет рукой на стражников и резко говорит Хосоку: — Разберись с ними. Сделай так, чтобы я не пожалел, что доверил тебе выбрать наказание. И всем снизь жалование до следующего полнолуния. Он разворачивается, чтобы вернуться в тронный зал и закончить ещё несколько важных дел. Советники уже ожидают его у малого зала, где расположились и их спутники на эту поездку и предстоящие соревнования. Хосок провожает взглядом короля, пока тот не скрывается за лестничным поворотом. Чонгука он находит чуть позже в королевском саду. Они с Юнги сошли с тропинки, чтобы спрятаться за кронами чёрных деревьев на одной из полян. В руках омеги новый лук и колчан со стрелами, а у Юнги — небольшая корзина с ягодами. — Ваше Величество, могу я узнать, как ваше самочувствие? — Хосок кланяется, когда его замечают и останавливаются. Чонгук смущённо отводит взгляд в сторону и кусает губы, явно не горя желанием рассказывать то, что он видел вчера ночью в своих покоях, но скрывать это ещё труднее, чем держать в себе. Его пальцы сильнее сжимаются на рукоятке лука. Юнги успевает взять его за плечо и прошептать: — Если не хочешь, то не рассказывай. Чонгук напряжённо кивает, отворачивается и продолжает идти дальше. Омега до сих пор в смятении, потому что на утро спальня была пуста и чиста, словно никаких фиалок там никогда и не было. И Ринн на его завуалированные вопросы отвечал совершенно искренне, что ничего подозрительного, кроме опрокинутого кувшина, в покоях не было. Он, конечно, пытался узнать больше, но Чонгук говорить отказался. Если кто-то решил таким способом напугать его, то у него получилось, и прямо сейчас омега всё ещё внутренне дрожит от осознания, что это может повториться. Они выходят на поляну. Юнги осторожно подходит ближе со спины и с лёгкой улыбкой протягивает на раскрытой ладони горсть чёрной малины. Чонгука всё ещё мучают вопросы, но он понимает, что задавать их следует не Юнги, а Тэхёну. Только вот прямо сейчас видеть короля, в постели которого омега провёл ночь, а утром восседал на его коленях, не хочется, потому что щеки обязательно вновь окрасятся в алый, а мысли выбьются из головы мощными ударами сердца. — Давайте потренируемся. Чонгук встаёт в нужную стойку и натягивает тетиву лука. Юнги отходит в сторону и присаживается прямо на холодную землю, предварительно постелив многослойное одеяло. Первая стрела оказывается в центре своеобразной мишени у самого дальнего дерева на поляне, отчего Хосок одобрительно кивает и вынимает стрелу из ствола. Так происходит и с последующими пятью стрелами, которые Хосок благополучно возвращает в колчан. Юнги съедает все ягоды из корзинки и безмятежно откидывается на ствол дерева, наслаждаясь тишиной и свистящими звуками летящих стрел, разрезающих воздух. Следующая тоже попадает в цель, и Хосок предлагает: — Вам нужно попробовать стрелять по движущимся мишеням. — И как вы себе это представляете? Чонгук отходит на другой край поляны, вскидывая голову. Обычно во владениях Светлого Двора в небе постоянно кто-то летает, особенно в лесу, но здесь Чонгук видит только свод подземелья далеко вверху, раскинувшиеся мириады кристаллов-звёзд и завлекающий яркий свет от алмазов. Сейчас ему кажется, что всё вокруг замерло на мгновение, помогая ему сосредоточиться на новом задании, выполняемом в желании доказать всем, что он здесь не просто украшение для тёмного повелителя. В голове почему-то всплывает вызывающе дерзкий образ Литы, которая в лицо спешно поздравляет Чонгука со скорым пополнением, а за спиной говорит такие слова, что на душе становится паршиво. Омега на мгновение пугается злости внутри себя. Он злится, потому что здесь с ним не считаются. Советники тоже наверняка думают, что их король мог бы выбрать кого-то более подходящего для себя, своего народа и мира, а Чонгук здесь всего лишь белая ворона: постоянные светлые наряды, улыбка, наивность и непосредственность, которые не дают остальным увидеть, что омега далеко не такой хрупкий внутри, как снаружи. Он испугался фиалок и не может понять, было ли это его страшным сном или реальностью, в которой его хотят выжить из дворца любыми способами. Лита прекрасно знает, что всё время, с момента прибытия Чонгука во дворец, они с королём ночевали в отдельных покоях по разные стороны дворца, но говорит с насмешкой омеге прямо в лицо, что он, возможно, забеременел от повелителя. Эта женщина наверняка знает, куда бить и с какой силой, чтобы вызвать в Чонгуке эмоции, заставляющие усомниться в Тэхёне. Но сомневаться в альфе Чонгук будет в последнюю очередь, потому что те капли доверия, взращенные с самого первого дня, сегодня стали уже целым морем — омега готов крикнуть, что доверяет в этом дворце только своему королю, альфе, что стал для него всем миром. Злость распаляет желание доказать, что он имеет право стоять рядом с тёмным повелителем Неблагого двора наравне, имеет право держать за руку и сидеть с ним за одним столом, жить в его замке и ночевать в его покоях, не просто потому, что они заключили политический союз, но и потому, что чувства взаимны, сильны и позволяют ощущать то, о чём раньше Чонгук просто не ведал в родительском доме. Он натягивает тетиву, не замечая, что Хосок ему что-то говорит, стрела на своем законном месте, и время замедляется вокруг. Цель достаточно высоко от поляны, где стоит Чонгук, но это его нисколько не смущает: желание доказать и себе, и другим, что он может, плещется в груди и заполняет его всего. Омега прицеливается и крутится неспешно вокруг себя, пока не выпускает тетиву из пальцев. Хвостик очерчивает небольшую дорожку по щеке, заставляя неприятно поёжиться от скорости скольжения, а стрела, разрезая воздух, впивается с хрустом в пролетающую над поляной мёртвую птицу. Пальцы болят от давления натянутой нити, и омега тяжело дышит, прежде чем осесть на холодную землю и откинуть в сторону лук. В нём так много мыслей и эмоций, что невозможно всё долго держать в себе. У него вопросы, желания, свои потребности. Они вовсе не связаны с выслушиванием беспочвенных обвинений в его сторону от тех, кто ниже него по положению и статусу. Он с детства королевской крови. Так почему все стараются использовать его, расстроить, хотят избавиться от него, чтобы освободить место рядом с Тэхёном? Это он виноват или это в короле дело? Из-за власти? Хосок подходит к Чонгуку вместе с подстреленной им птицей. Из тощего тела торчит стрела, наконечник которой впивается в то место, где должно биться сердце. Чонгук вспоминает об убитой им малышке и подрывается с места, как только её видит. — О, я не хотел, — омега виновато поглаживает птицу по гладкому черепу, забирает её из рук Хосока и спешит быстрее к Юнги, чтобы присесть рядом и переложить тельце на свои колени. — Можно как-то вернуть её к… жизни? Юнги пожимает плечами. — Зато было здорово, — молодой принц прислоняется к плечу Чонгука и улыбается подбадривающе. — Она уже была мертва, так что не думаю, что у тебя выйдет ей помочь. Она сама справится. — Вы попали прямо в сердце, Ваше Величество, — замечает Хосок, наклоняясь над омегами. — Позвольте мне… И жестами указывает на торчащую стрелу. Чонгук кивает. Альфа сжимает древко и резко дёргает, отчего железный наконечник крошит внутри мёртвого и голого тела кости, ломая и без того еле держащуюся грудину. Чонгук вздрагивает от неприятного звука, жмуря глаза. — Ничего страшного, если она не вернётся к жизни, — Юнги обнимает осторожно омегу за плечи, позволяя на какое-то время уткнуться Чонгуку хлюпающим носом в основание своей шеи. — Думаю, что на сегодня вам стоит закончить. Уверен, что Хосока уже ищет повелитель. — Конечно, — Чонгук бормочет это в шею Юнги, но сам не наваливается, помня о том, что его друг всё ещё беременный и ему тоже нужен покой. Мёртвая птица до сих пор лежит на подрагивающих коленях. Едва шаги Хосока затихают в глубине сада, Чонгук отстраняется и утирает остатки солёных дорожек с румяных щёк прежде, чем Юнги успевает заметить это. — Ты не должен думать, что чем-то хуже других и поэтому недостоин этого всего, — предопределяя вопросы, Юнги отвечает на них раньше, чем Чонгук задаёт. — Я вижу, что тебя что-то тревожит. Не думаю, что могу вмешиваться, но мне хочется, — омега в шутку указывает на свой живот. — И у меня привилегии, так что расскажи, если это поможет тебе. Чонгук качает головой. Рассказывать ему нечего, потому что никакой тайны из этого никто не делает. Лита раскидывается словами в обеденном зале, прямо ему в глаза смеётся при всех, а Чонгук не может ответить, потому что всю жизнь вынужден был слушать и потакать слухам вокруг себя. «Слухи остаются слухами, Чонгук, а ты остаёшься сыном своего отца, твоего короля». И эта мысль, звучащая в голове грозным голосом отца, до сих пор заставляет лишь опускать голову и улыбаться. Слухи ведь… всего лишь слухи. — Ничто не важно, пока рядом есть те, кто тебя поддерживает, Чонгук. А рассказать — не значит быть слабым или что-то вроде того. Лита уже успела всем на уши присесть, если тебя гложет она. Чонгук вскидывает глаза на омегу и распахивает их, словно Юнги предстал перед ним в виде дракона или оракула. Омега смеётся, откидывая назад голову. — Ну, чего ты? Кто в замке не знает, что Лита зуб на тебя точит? — Она поздравила меня с беременностью прямо в обеденном зале, — сдавленно сипит Чонгук, прижимаясь к боку Юнги. Он чувствует, как прохладная ладонь ложится ему на макушку и поглаживает по волосам, как в детстве делала мама. — А ты… — Нет! — Чонгук охает от неожиданности и отстраняется. — Все же знают, что мы даже ночи проводим в разных комнатах, и… это… Чонгук краснеет, отчаянно подбирая слова и бегая глазами от одного дерева к другому. Их на поляне никто не беспокоит, а посему и тишина повисает между ними, пока омега думает. Но тишина эта совсем не напряжённая, скорее уютная и безопасная. Юнги не сдерживается и вновь смеётся, щелкая Чонгука по сморщившемуся носу. — Не напрягайся так, — омега откидывается назад на одеяле и опирается спиной о ствол. — Просто скажи, что тебя беспокоит. В этом нет ничего предосудительного. Ты этого хочешь, говоришь об этом и получаешь. — Я просто думаю, почему мы… Тэхён до сих пор даже не… И опять смущённо прикрывает глаза, потому что разговаривать об этом с кем-то оказывается достаточно трудно для него. Слышать про себя сплетни легче, чем говорить о том, что Чонгука беспокоит. На душе до сих пор словно тяжёлый груз, и омега кусает нижнюю губу, прежде чем выпускает напряжённо сквозь стиснутые зубы порцию воздуха. Они с Тэхёном живут в разных покоях. Однако это можно объяснить тем, что смежные покои до сих пор не готовы, и альфа хочет, чтобы именно Чонгук занялся их отделкой и обустройством. Хосок говорил, что они ждут возвращения короля, а тот вернулся буквально день назад. Нужно запастись ещё терпением. Они уже около месяца супруги, но Тэхён всё ещё не позволяет себе переходить границы: дотрагивается осторожно, целует только в лоб или кисти, хотя с первого же дня во дворце усадил Чонгука на свои колени, как на трон. И этот контраст бьёт по слабому сердцу омеги сильнее, чем разлетающиеся по замку слухи. Он кутается в тёплую мантию с плеча Тэхёна, оглаживает подушечками пальцев голый череп мёртвой птицы и утирает подступающие слёзы. Одна всё же скатывается вниз по щеке и капает на маленькое тельце на коленях. — До сих пор даже не… что? Юнги хитро посматривает на омегу рядом, предполагая в мыслях, что может такого сказать Чонгук дальше. По Тэхёну видно, что он в своих отношениях с таким омегой спешить не будет, захочет сделать правильно и так, как требует его сердце, а не так, как обучали Чонгука или того же Юнги. Он предполагает, что Чонгука постигла та же участь, что и его самого, когда при обучении этикету и манерам омегу готовят к тому, чтобы стать хорошим супругом для своего альфы. Предполагается наличие первой брачной ночи, поцелуев, естественно, и детей. — Ты же понимаешь, что должно быть после свадьбы, но… — Чонгук тяжело выдыхает, краснея щеками, чтобы через секунду стоически, насколько это возможно, добавить: — Но мы до сих пор даже… — его голос снижается до шёпота, — …не целовались ни разу. И затихает, опуская голову. Юнги смеётся тихо и, едва Чонгук поднимает на него огромные голубые глаза, прижимает к себе, поглаживает по голове, словно маленького ребёнка. Для него Чонгук, конечно, ещё совсем юный светлый эльф, которого использовали в качестве политической выгоды. Но Юнги рад, что здесь омега обрёл дом и нашёл любовь. — Возможно, ты ещё слишком маленький для таких вещей, — Юнги усмехается, отчего Чонгук отстраняется с возмущением и красивом лице. — Я не маленький! — он хмурится, дует губы, но в мыслях всё равно не отвергает такой вариант. Вдруг Тэхёну Чонгук видится непосредственным ребёнком? Ему стоит сдерживать эмоции? После такой пролетевшей мысли он добавляет совсем неуверенно: — Мне уже двадцать восемь. — А Тэхёну почти девятый десяток, — разумно замечает Юнги и снова усмехается, когда видит округлившиеся глаза Чонгука. — Но я не говорю, что твой возраст плох. В этом твоя прелесть, дорогой, — Юнги улыбается нежно, заключая лицо Чонгука в прохладные объятия своих ладоней, чтобы прижаться губами ко лбу. — Тут и без тебя все ходят мрачнее тучи, а ты для Тэхёна глоток свежего воздуха, солнечный лучик, который развеивает его тьму. Чонгук задумчиво кивает, смущенный и сбитый с толку. — Мне всегда казалось, что повелитель не может быть поглощён тьмой. Он всегда добр и нежен ко мне. Юнги кивает на реплику, но не говорит, что Тэхён добрый и нежный только с Чонгуком. Лаэль не считается, потому что она всё ещё остаётся любимым маленьким членом королевской семьи, любимицей абсолютно всего дворца и Тёмного Двора. Совсем скоро наследники Тэхёна займут её место и станут всеобщими любимчиками, но Юнги не уверен, что этому обрадуются советники. До этого, конечно, ещё далеко, поэтому Юнги возвращается к изначальной теме разговора. — Чонгук, Тэхён — правитель Неблагого Двора, что скрыт под землёй от внешнего мира. Ты же знаешь, что Богиню Ллос не просто так изгнали в подземелья, а за то, что она посмела посягнуть на власть своего мужа. Тьма внутри неё была всегда, как и внутри каждого, в ком кипит её кровь. Королевская кровь тёмного народа. Чонгук напрягается. Слова Юнги ему совсем не нравятся, как и тон, которым он говорит. — Но рядом с тобой всё меняется, дорогой. О тебе будут распускать слухи, но ты сможешь доказать всем, что не пальцем деланный. Чонгук отворачивается, когда чувствует на своих коленях шевеление. Мёртвая птица, восстановив сломанные кости, пытается каркнуть пустым горлом прямо в лицо опешившему омеге, но у неё получается только выпустить лёгкий поток воздуха в тишину. — Но как я смогу это доказать? — Чонгук провожает взлетевшую птицу задумчивым взглядом. Он не думает, что сможет в диалоге поставить на место Литу, которая уж точно знает все слабые места Чонгука. Такие, как она, всегда знают обо всех больше, чем все остальные, а желание власти иногда толкает их на страшные поступки и решения. Чонгук надеется, что ни он, ни повелитель, вообще ни одна живая душа не пострадают от её коварных планов, а фиалки на подушках и в комнатах он больше не увидит никогда. Если потребуется, то прямо сегодня же он переберётся в покои повелителя и все ночи будет проводить с ним в одной кровати, позабыв про стеснение. — Как, как… — Юнги закатывает глаза. — Ты же слышал про состязания, у тебя есть шанс поучаствовать. И все шансы выиграть. ᅠ ᅠ ᅠ🍀
ᅠ ᅠ ᅠ Тэхён опускается в глубокое кресло у камина в малом зале, находящемся рядом с библиотекой и королевскими покоями. Его плечи ноют от усталости, поэтому он предпочёл бы несколько минут посидеть в тишине перед огнём, нежели вовремя спуститься к ужину. Чонгук, наверное, безумно волнуется, но даже это не мотивирует короля встать и дойти до столовой. Все старания узнать, что же напугало Чонгука, идут крахом, а спрашивать ещё раз и наблюдать попытки омеги уйти от темы и смахнуть всё на кошмар, он не хочет. По глазам было видно, что врёт, но настаивать альфа тогда не стал, боясь раззадорить успокоившегося супруга только сильнее. Пока переливающееся пламя в камине играет с тенями на стенах и потолке, Тэхён задумчиво отбивает пальцами ритм по подлокотнику, мыслями уносясь к своему омеге. Перед ним в мельчайших деталях предстаёт лицо Чонгука и его широкая улыбка в тот день, когда они выезжали на лошадях за пределы дворца. Тэхён осознает, что ему нравится смотреть на то, как солнечные лучи переливаются в тёмных волосах и отблесками танцуют в голубых омутах, когда омега задирает голову к небу. Ради таких моментов Тэхён готов выбираться на солнце хоть каждый день, поощряя желания своего супруга посидеть прямо на мокрой от росы утренней траве в широком поле или отдохнуть под тенью крон деревьев в лесу. Он готов терпеть солнце, лишь бы Чонгук был счастлив. Его мысли прерывает стук в дверь. Такой тихий и робкий, словно дуновение ветра. Тэхён бы и не заметил, если бы погрузился в мысли глубже. — Войдите. Дверь открывается слишком медленно, отчего Тэхён не выдерживает — через плечо оборачивается, чтобы посмотреть на нарушителя его спокойствия. Но буря в его глазах мгновенно сменяется штилем, едва Чонгук поднимает на него взгляд и слабо улыбается. Его напряжённая поза так и спрашивает сама за себя разрешение потревожить. Тэхён протягивает ему свою раскрытую ладонь, приглашая, и замечает в чужих руках поднос с едой. Чонгук пересекает разделяющее их пространство, ставит тарелки на небольшой столик у кресла, где расположился повелитель. Пальцы, что буквально вцепились в поднос, разжались не сразу. Сердце с задержкой сообразило, что пора бы начать работать. С первым его мощным ударом иголка боли, пронзившая грудь, заставила Чонгука оторваться от созерцания прекрасного лица альфы напротив. Он смущённо кусает нижнюю губу и опускает взгляд на расставленные по столешнице блюда. — Я подумал, что вы захотите поесть в тишине, — Чонгук говорит и ведёт себя так, словно не хозяин здесь вовсе, а слуга. Тэхён хмурится, властным движением обнимает омегу за талию и притягивает к себе ближе. Чонгук делает шаги вперёд, пока не упирается руками в широкие надплечья. Он боится посмотреть вниз, боится встретиться взглядом с тем, чья близость заставляет омегу трепыхаться в капкане собственных эмоций и чувств, чей взгляд приковывает к земле, заставляет потерять дар речи, а дыхание сбиться. Голова Тэхёна на уровне живота Чонгука, и омега мысленно благодарит Ринна и здешний прохладный воздух за то, что он теперь одевается более закрыто, чем прежде. Омега вряд ли бы пережил те секунды, в которые бы чувствовал горячее дыхание оголённой кожей своего живота. — Как прошёл твой день, nin galad? Чонгук вздыхает, из-за чего Тэхён напрягается. Он вскидывает голову и чуть отстраняется от любимого тела, в последний момент втягивая носом как можно больше чужого аромата с одежды. Омега тоже отстраняется, отходит на несколько шагов к противоположной стене комнаты и хватает большую напольную подушку. Тэхён, уже зная заранее, что собрался делать Чонгук, хмурится. — Ты не должен сидеть на полу, когда есть кресла, Чонгук. Омега пожимает плечами, пытаясь вести себя более расслабленно в присутствии альфы, и ему это в какой-то момент даже удаётся. Подушка опускается у ног короля, отчего Тэхён напрягается ещё больше, а в тёмных глазах появляются искры возмущения и вопроса. Чонгук расправляет складки наряда и присаживается осторожно на подушку, оказываясь на одном уровне со столом. — Иногда я скучаю по дому, — он отворачивается, чтобы не стать центром внимательного взгляда альфы, отчасти потому, что боится его реакции на такие слова. Станет ли это неправильным по отношению к Тэхёну? — По вечерам мы с братом сидели так у камина и разговаривали. Нас прогоняли служанки, когда видели, что будущий король спит на голом полу. Брат всегда умудрялся сделать так, чтобы я оказывался спящим на двух подушках. Тэхён кивает. Стремление Чонгука, провести с ним таким образом вечер, греет душу. Повелитель поднимается со своего кресла, чтобы уже через несколько секунд опуститься на точно такую же подушку рядом с омегой. Его уж точно слуги не станут ругать за то, что король спит на полу. — Мы можем продолжить эту традицию, — он тянется, чтобы завести выбившуюся из причёски омеги прядь тому за ухо. Чонгук улыбается ему. — Было бы славно, — откидывается чуть назад, как бы невзначай выбирая своей опорой грудь альфы. Блюда так и остаются на столе, никем не тронутые, а Тэхён признаёт, что никогда ещё не чувствовал себя настолько сытым. Чонгук косится на него осторожно, поворачивает голову и носом случайно чертит полосу по подбородку и острому срезу скулы, ненароком втягивая воздух ноздрями. Сердце трепещет в груди от порции любимого и спокойного запаха со смуглой кожи. Омега краснеет, когда взгляды — его и Тэхёна — пересекаются, замирает словно загнанная в ловушку жертва, но на самом деле не чувствует себя таковой. Повелитель смотрит с теплотой. Чонгук едва не плачет, сам не понимая от чего больше: от взгляда или от невозможности коснуться желанных губ. Чужие слова заглушаются шумом крови в ушах, и омега вынужден переспросить: — Простите? Тэхён зачёсывает чужие, выпавшие из хвоста волосы назад, открывая вид на лицо. Горячие касания приносят едва ли не обжигающий трепет, с которым Чонгук прикрывает глаза, не в силах выносить больше чужой проникновенный взгляд. Ему кажется, что Тэхён готов наклониться и поцеловать его, но когда всё же чувствует на своей щеке теплоту дыхания — вздрагивает. Альфа это, конечно, замечает, потому как омега в его объятиях дрожит всем телом, не открывает глаз, словно боится на него посмотреть в этот момент. Тэхён отстраняется, и омега, не ощущающий на себе больше того былого тепла, спешит распахнуть глаза. Его повелитель всё ещё сидит рядом, но в этот раз с отрешённым видом, словно Чонгук его чем-то задел. Чужие губы сжаты в тонкую линию, а омега искренне не понимает, что умудрился сделать не так за такой короткий промежуток времени. Неужели повелитель откажется от него из-за того, что целоваться Чонгук совсем не умеет? Осознание прошибает холодным потом, когда серьёзный голос заползает под кожу омеги и буквально выворачивает наизнанку душу твёрдым: — Возможно, я поспешил с выводами, но мне казалось, что наши желания совпадают, nin galad. Прошу простить меня, если ошибался. Чонгук подрывается с места раньше, чем Тэхён вознамерился бы подняться и оставить омегу в одиночестве. Он хватается за рукав тёплой одежды короля, двигается к нему на коленях, сокращая то расстояние, что альфа создал между ними, не найдя в ответном взгляде Чонгука того, чего ожидал. Возможно, лёгкое волнение повелитель ошибочно принял за страх Чонгука от своих действий, но омега совсем не это хотел показать! И желания у них абсолютно точно совпадают! Чонгук даже с уверенностью может сказать, что желает этого уже давно. С того момента, как сотни красивых бабочек в ночном саду дворца вспорхнули над ними и над чернеющими кронами деревьев и цветов. С того момента, как передавал альфе свой кулон в надежде на скорое возвращение короля из похода. С того момента, как дождался возвращения, лелея каждую секунду на расстоянии и представляя, как они воссоединятся наконец. С того момента, как впервые проснулся в чужой тёплой постели, ощущая себя самым счастливым на свете. Но эти слова застревают в горле тугим комом, слезы появляются на глазах. Чонгук уверенным движением стирает их быстрее, чем альфа успевает сообразить. Пальцы сжимает с такой силой, что Тэхён косится на хватку с удивлением, но позволяет супругу собраться с мыслями и выдавить из себя почти с отчаянной мольбой: — Совпадают, — хрипло, тихо, так, что брови Тэхёна надламываются, а сердце ускоряет свой ритм. — Совпадают, просто… Чонгук вновь прикрывает глаза, когда чувствует, что ещё немного и все эмоции слёзным потоком предстанут перед повелителем. Пальцы всё ещё с отчаянием сжимаются на рукаве, но альфа мягко пытается их разжать, на что омега с такой силой сопротивляется, что сбивает с толку. — Не отворачивайтесь от меня, пожалуйста, — Чонгук льнёт к тёплому телу, обнимая за широкие плечи и ощущая горячее дыхание на щеке. Они сейчас так близко друг к другу, что невозможно больше сдерживаться. — Никогда, Моё Величество, — Тэхён с трепетом, на который только способен по отношению к Чонгуку, укладывает ладони на чужую талию, отмечая, как правильно себя чувствует в этот момент. — Но если ты не готов, то скажи мне. Вместо ответа Чонгук отстраняется от лица альфы, заглядывая тому в глаза и от смущения приоткрывая губы. В тёмных радужках теплится нежность и любовь. Тэхён подаётся вперёд, ни на секунду не теряя зрительный контакт с омегой. Чонгук позволяет себе закрыть глаза, когда между их губами остаётся несколько несчастных миллиметров. И границы стираются, когда Тэхён касается супруга, позволяет ему опереться на себя, готовый всегда поддержать и быть опорой. Чонгук всё ещё стоит на коленях и нависает над сидящим на подушках Тэхёном, прикрыв глаза, не двигается и боится даже лишний раз вдохнуть. Когда первое движение чужих губ отпечатывается на Чонгуке, омега задыхается, издаёт сдавленный, непонятный ему самому звук. Колени подрагивают от волнения и предвкушения дальнейшего, отчего омега неосознанно подаётся вперёд и едва не садится на повелителя. Тэхён же откровенно сгорает внутри от любого неосторожного действия со стороны Чонгука, помогает ему устоять в вертикальном положении, придерживая и обнимая. Взглядом проходится по сжатым векам и расслабленному изгибу надбровных дуг. Ему и самому хочется отдаться моменту настолько, чтобы полностью раствориться в чужом запахе. Пальцы Чонгука осторожно вплетаются в волосы альфы на затылке, пропуская через аккуратные кисти белоснежные пряди. Те волнами ложатся на плечи и спадают до лопаток, а пальцы омеги проходятся чуть ниже по обтянутым в камзол плечам и замирают у основания шеи. Чонгук обнимает словно хрустальный цветок, который в его руках может разбиться от любого движения, хотя это Тэхён должен столь сильно дорожить своим супругом. В голове яркими картинками проносятся моменты из прошлого, которое Чонгук, наверное, даже и не помнит, но чужой сверкающий насыщенным голубым взгляд в душе Тэхёна запечатлелся на всю его долгую жизнь. Лёгкий стан, что он сейчас обнимает, ещё десять лет назад был едва досягаем в попытках альфы подобраться ближе к прекрасному, а сейчас Чонгук дрожит в его руках от переполняющих его эмоций, которые не находят выхода. Жар разливается по лицу, окрашивая щеки в ярко-пунцовый. Омега едва ли сможет продержаться ещё хоть мгновение без спасительной порции кислорода. Чонгук отстраняется первым, втягивая воздух. Тэхён усмехается так вольно и почти нахально, что омега теряется поначалу, но потом вновь чувствует пухлые губы на своих, горящих огнём. Этот поцелуй, словно бабочка, мажет лишь касанием по контуру, пробирается в самую сердцевину, а язык чертит дорожку по нижней губе, отчего Чонгук вздрагивает от неожиданности. Альфа напротив выглядит так, словно звёзды исполнили его самое заветное желание. Он смотрит на омегу так желанно, горячо и любимо, что становится безумно стыдно за свой порыв — Чонгук же буквально заставил себя поцеловать. Желание до сих пор пульсирует внутри и на зацелованных губах, вместе с приливами крови к щекам. Грудная клетка впадает и расправляется так резко и быстро, словно Чонгук бежал по чернильному королевскому саду от чудовищ подземелья. Тэхён всё ещё удерживает его за талию и сжимает пальцы на ткани, как будто хочет впечатать в себя и никогда больше не отпускать. — Как ты узнал, что я здесь? — разрезающий тишину шёпот отдаётся в Чонгуке теплом в груди. Он прислоняется лбом к чужому и прикрывает глаза. — Стража любезно… подсказала дорогу, — омега всё ещё тяжело дышит, а Тэхёну нравится осознание того, что это из-за него. — Но теперь еда уже остыла. — Я не голоден, — говорит альфа, крепче обнимая за талию супруга, перемещая руки вверх по спине. — Это тебе следует больше есть, Моё Величество. В подтверждение слов Тэхён касается выпирающих сквозь одежду лопаток, заставляя Чонгука широко улыбнуться и тихо рассмеяться в подставленные губы. — Они всегда выпирали. Но ваша еда и правда уже остыла… — Чонгук выбирается из капкана чужих рук, а сердце ноет вместе с душой, умоляя вернуться его обратно в тепло сильного тела. — Я сейчас принесу. Тэхён качает головой и успевает перехватить омегу за ладонь раньше, чем тот успевает ускользнуть от него. — Для этого у нас есть слуги, nin mír. — Но я хочу сам, — Чонгук поднимает на альфу глаза, широко распахнутые и с искренним желанием в голубых омутах. Свет от камина красивыми бликами ложится на гладкие волны тёмных волос. Тэхён на секунду жалеет, что на чужой голове нет сверкающей короны. Слова Чонгука становятся решающими. Тэхён отпускает омегу из своего плена, в который его супруг сдался бы и раньше добровольно. Чонгук вскакивает на ноги и расправляет складки на наряде, хватает поднос двумя руками и несётся к двери так быстро, словно Тэхён умирает с голоду и не сможет прожить ни минуты без капли воды. Желание толкает альфу последовать за своим супругом и провести время в малом зале, который теперь по его распоряжению полностью принадлежит омеге. В самом деле, ему и самому надоело постоянно думать о том, что его муж, его лучик солнечного и яркого света в мрачном королевстве, по воле обстоятельств должен ютиться в покоях, что находятся в другом крыле. Совсем скоро альфа это исправит, позволит Чонгуку завладеть не только собственным сердцем, но и жизнью, каждой точкой замка и всего Неблагого Двора, будь на то воля его супруга. Омега влетает в полупустую большую столовую буквально на крыльях и с широкой улыбкой, уже готовый попросить кого-нибудь из слуг быстро заменить ему остывшие блюда на горячие, но не успевает и шага дальше сделать, как на пороге его встречает Хосок с неизменным поклоном и готовностью помочь с чем угодно. — Хосок, как хорошо, что я вас встретил. Не могли бы вы отнести это на кухню и заменить на горячее? Он почти вручает альфе поднос с блюдами, но внезапно рядом возникает эльфийка. Лита улыбается омеге и делает плавный реверанс. — Ваше Величество, выглядите бледным. Что-то случилось? Чонгук передёргивает плечами прежде, чем понимает это. Неприязнь к этой женщине возрастает в нём с каждой секундой, и омега не может понять, с чего такие эмоции. Возможно, это всё стремление Литы поскорее сесть на трон вместо Чонгука? Или желание встать рядом с Тэхёном? В любом случае внутри от каждого её слова или действия клокочут недовольство и презрение, хотя эти эмоции на его лице не отображаются никоим образом. — Неужели что-то случилось между вами и нашим повелителем? Чонгук всё-таки морщится, когда девушка нарочито разделяет его и Тэхёна на разные лагеря, словно они злейшие враги. Пусть брак и политический, но то, что случилось несколько минут назад между ними за закрытыми дверями чужих комнат — далеко не политика. Чонгук в этом уверен. — Это уже не кажется смешным. Почему вы пытаетесь настроить всех против меня? — вопрос заставляет Литу удивлённо изогнуть бровь, словно она не ожидала услышать подобное в ответ. Хосок рядом тоже хмурится и готов уже завести омегу себе за спину, только вот Лита не даёт ему этого сделать, буквально припечатывая к полу следующими словами: — Вы не сможете постоянно жить в тени, Ваше Величество, разве непонятно? — Лита делает вид, что ей приходится объяснять самые банальные вещи ребёнку. — Светлые эльфы в подземельях… это словно гоблин на троне. Такое случается, но всегда ненадолго. Всё в мире изменчиво, даже вы. Звонкие слова, как пощёчина, заставляют Чонгука вздрогнуть всем телом. Он принуждает себя стоять на месте и не двигаться, но сердце всё равно ноет от вероятности, что все произнесенные слова рано или поздно воплотятся в реальность. — Зачем вам в таком случае распускать слухи о моей беременности? — Чонгук кажется сосредоточенным, его лопатки почти сходятся сзади от того, с какой силой он выпрямляется, чтобы не показать свою слабость. — Но вы не стали их опровергать, — Лита пожимает плечами. — Какое же будет разочарование, когда все узнают, что на самом деле у Его Величества просто было несварение желудка, а не наследник. Вы с повелителем ведь вместе так и не ночевали с того дня, как прибыли сюда. Чонгук вздрагивает. Хосок готов поклясться, что кровь отхлынула от лица омеги. Он бледнеет на глазах, его волосы, спадающие на плечи и грудь, создают чёткий контраст с лицом. — Но это… — Конечно, это важно, даже господин коннетабль может это подтвердить, — Лита закатывает глаза и складывает руки на груди. Хосоку она никогда не нравилась, но сейчас ему приходится оставаться в тени. Пусть и дальше копает себе могилу, наказать альфа успеет всегда. — Неужели вы не знаете, что это означает, Ваше Величество? Мы с повелителем делим не только увлечение книгами. Чонгук от неожиданности вскидывает вверх брови и только успевает, что двинуть неуклюже руками в воздухе: поднос с остывшей едой летит на пол, а одна из наполненных чашек отлетает так, что задевает подол откровенного наряда эльфийки. — Тьма Всемогущая! — Лита отходит назад, но всё равно не успевает спасти небесно-чёрного цвета ткань. — Ты вообще понимаешь, сколько… — Достаточно, — Хосок врывается в разговор, пока эта эльфийка не натворила что-нибудь ещё. Лита хмурится, но слушается, отступая чуть назад. Чонгук несколько долгих секунду колеблется, ему самому это время кажется вечностью. У него на душе становится неспокойно, но сомневаться в своём альфе у Чонгука не получается. Тэхён не мог вот так просто пойти к этой женщине, когда дарит столько нежности и внимания ему одному… И отчего-то в это предположение Чонгук верит больше, чем в слова Литы. — Вам стоит пойти и начать собирать вещи, леди, потому как повелитель… — Хосок не успевает закончить гневную тираду. Чонгук качает головой, привлекая внимание. — Не стоит говорить ему об этом, — омега вскидывает голову, отчего замечает сразу, каким взглядом его награждает Лита. Эльфийка улыбается так самодовольно, словно Чонгук передал ей корону. Злость вновь вспыхивает внутри, а картинки их недавнего с королём первого поцелуя подстёгивают сказать что-нибудь такое же неприятное в ответ. Сердце так и грохочет в ушах, отчего следующие слова из усмехающегося рта Чонгук уже не слышит. Лита продолжает говорить, но слова уносятся в пустоту, и омега этому безумно благодарен. Он лишь заставляет себя выдавить сдавленное, но достаточно твёрдое: — Стража прямо сейчас пойдёт и подготовит карету. Леди нужно срочно уехать из дворца по семейным обстоятельствам. Хосок улыбается, понимая замысел Чонгука, и ободрительно кивает, когда омега бросает на него осторожный взгляд. — Каким ещё обстоятельствам? — эльфийка от шока отходит быстро, начинает сразу громко говорить и едва не кричать. — Ты не можешь вот так просто, без решения повелителя меня… — Раз ваш повелитель считается со мной, то и я имею здесь власть, — слова вылетают из Чонгука сами по себе, словно кто-то вселился в него, распоряжаясь и отдавая команды. Омега внутри едва не пищит от страха, но внешне остаётся таким спокойным, что отец бы точно начал гордиться им. — Так что, пока горит свеча, у вас есть время на сборы. Вряд ли повелитель назначит наказание мягче, чем моё. Вы вернётесь домой уже к утру. — Никуда я отсюда не уеду! — Лита злится, её лицо искажается в гримасе. — Даже если это моя последняя ночь во дворце, то можете быть уверенным, Ваше Величество, что запомните эту ночь надолго! Её лёгкий стан огибает Чонгука и Хосока, скрываясь в тёмном коридоре вместе со стуком каблуков. Омега выдыхает и оседает на пол от груза на плечах и страха, вырвавшегося наружу. Тяжёлое дыхание отражается от стен эхом. Чонгук рад, что его никто сейчас не видит, кроме Хосока — столовая таинственным образом опустела за время разговора. — Вы молодец, Ваше Величество, — Хосок присаживается рядом и улыбается ему. — Но повелителю сказать всё-таки надо. Он не потерпит оскорблений в ваш адрес. Чонгук качает головой. — Как придётся к случаю, так обязательно расскажем, — Чонгук поднимается под руку с Хосоком, опираясь на крепкое плечо альфы и благодарно ему улыбаясь. Слуги, выскочившие непонятно откуда, начали хаотично прибирать бардак устроенный омегой. — Но… — Что здесь происходит? — Тэхён заходит в столовую и, прослеживая взглядом дорожку из еды на полу до опрокинутого подноса, замечает Хосока. — Я видел спутницу советника Мора, её словно укусил дракон. Он наконец находит глазами спрятавшегося за спину коннетабля Чонгука и сразу подрывается к нему с беспокойством. — Что случилось, nin emel? — тёплые пальцы обнимают омегу за щеки и заставляют вскинуть голову вверх. — Ты бледный. Я же говорил, что можно попросить слуг принести. И тоном, не терпящем возражений, добавляет: — Ринн принесёт поднос с едой в мои покои. Он поднимает несопротивляющегося Чонгука на руки. — Im gar-na punish? — обращается король к Хосоку, пока омега удобно устраивается в его объятиях и утыкается носом в шею. — Ha gar alreadui, nin aran. Хосок смотрит на Чонгука с намёком, и Тэхён тоже переводит на расслабленного омегу свой взор. Аккуратный нос втягивает как можно больше чужого запаха с шеи, пока Чонгук погружается в сон. Он уже не чувствует, как горячие губы оставляют поцелуй на его лбу.