(cenelyё ehtelё cara ya oronen?)
ᅠ ᅠ — Стрельба из лука? — Юнги удивлённо вытягивает лицо. Его рот сам по себе складывается в «о», а радостный выдох сопровождается громким: — Несомненно, Чонгук, тебе очень пойдёт лук и стрелы! Не могу стерпеть, так хочется увидеть ваши тренировки! Омега хлопает в ладоши несколько раз, отчего Лаэль рядом повторяет за ним и подхватывает настрой своего папы. Хосок рядом с мужем только понимающе качает головой и не может удержаться от мягкой улыбки. Определённо, чтобы осчастливить Юнги нужно минимум — достаточно просто преподнести утром ему завтрак в постель, и день уже будет освещён ослепительной улыбкой до самой ночи. Чонгук кивает на такую решимость от младшего принца, сомневаясь в том, стоит ли вообще просить их скрывать эти тренировки от повелителя. Обманывать или увиливать от прямого взгляда Тэхёна Чонгуку не хочется. Если вдруг встанет такой вопрос, сам расскажет тут же, но до этого момента желание никому не рассказывать, кроме Хосока и Юнги, укоренилось в нём совсем неосознанно. Словно щёлкнули в голове предрассудки отца, его упрёки в сторону Чонгука и его любви к оружию. Банальная стрельба из лука ему была запрещена из принципа: омеги Светлого двора — украшение, а не солдаты. Защитить их сможет стража, которая постоянно рядом. Но здесь Чонгук чувствует свободу — ту, которую пальцами дрожащими не сразу удаётся поймать. Как лепесток нежного цветка, свобода ускользала из ладоней, не позволяя Чонгуку ухватить себя за хвост, не давала насладиться прекрасным лёгким чувством, находясь под замком запретов отца. С появлением Тэхёна в своей жизни омега чувствует, что сможет сделать больше. Сможет делать всё, что пожелает его душа. Сможет распоряжаться, даже отдавать приказы! Вчера это сработало с Хосоком, который с улыбкой принял его слова и пообещал непременно подобрать самый лучший лук из имеющихся в оружейной королевства. Сейчас он стоит напротив и протягивает ему деревянный лук с гладким, покрытым каким-то веществом, основанием. Чонгук проводит по чёрной рукояти, задевает позолоченные резные узоры на верхнем и нижнем плечах, обводит только подушечками пальцев натянутую тетиву, седло для хвостика стрелы и с благоговением сжимает рукоятку в ладони. Приятная и знакомая с ранних лет тяжесть оружия доставляет удовольствие, и Чонгук не сразу понимает, что улыбается, наверное, как сошедший с ума. Стрел ему пока никто не выдал, Хосок почему-то медлит, внимательно наблюдая и за движениями, и за реакцией, и за стойкой, в которую сразу встаёт омега. Имитирует настоящую стрельбу, в шутку натягивая тетиву двумя пальцами и прицеливаясь прямо в стоящего на краю поля альфу. Коннетабль позволяет себе расслабиться и сложить руки на груди, пока Его Величество играет с луком. — Вы держите его уверенно, — Хосок подходит ближе как раз в тот момент, когда Чонгук разворачивается вокруг своей оси и замирает: полочка для стрелы смотрит аккурат в центр чужой груди. — Но лучше бы пока держать его прицелом в землю, Ваше Величество. Даже если у вас нет стрел. Чонгук кивает, но почти сразу же слышит смешок от стоящего неподалёку Юнги. — Боишься, что в тебя попадёт? — прикрывает рот ладонью, чтобы муж не видел его широкой улыбки. Хосок, конечно, замечает, закатывает глаза и качает головой. — Ваше Величество, давайте сначала проверим ваши базовые навыки, прежде чем брать в руки стрелы… Но Хосока уже никто не слушает. Юнги передаёт взволнованному Чонгуку колчан с двенадцатью стрелами. Омега перехватывает лук удобнее в левой руке и прицеливается в дальнее дерево, левым плечом уходя в сторону цели. Чонгук чувствует на себе внимательные взгляды, но всё равно берёт в руки стрелу и опускает лук вниз. Дрожащими от волнения и предвкушения пальцами прикладывает стрелу к тетиве, придерживает её на месте и резво вскидывает руки. Тетива оттягивается тяжело, и первые несколько секунд Чонгуку приходится напрячься телом, чтобы оттянуть настолько, насколько это вообще было возможно из-за новизны оружия. Хосок мельком поправляет его стойку со строгим: — Когда натягиваете тетиву, Ваше Величество, то поднимите локоть вверх. Отдача от выстрела проходится по телу Чонгука лёгкой дрожью и покачиванием на пятках. Омега стонет от резкой боли в пальцах, от чувства тяжести в руке, по которой прошлась отдача. Хосок успевает вовремя подставить руку и помочь удержаться в вертикальном положении. — Ваше Величество? — Всё в порядке. Просто с непривычки, — омега отмахивается, морщась. Борозды на пальцах наливаются кровью изнутри и пульсируют, словно по ним водили острым ножом. — В следующий раз уже будет лучше. Хосок хмурится. Юнги в стороне начинает беспокойно перебирать собственные пальцы в кулаке, не выдерживает и всё-таки подходит ближе, чтобы помочь Чонгуку дойти до ближайшей скамейки. — Вы не попали, — коннетабль держит в руках стрелу и качает ей в воздухе пару раз. Юнги раздражённо фыркает. — Ты бы тоже не попал, если бы не занимался каждый день. — Мне по положению положено… Чонгук отводит взгляд от пререкающейся пары на свои ладони. Краснота продолжает наливаться цветом, болит и жжёт так, словно вместе с ножом туда и раскалённого угля кинули. Тугая тетива отдала выстрел настолько сильно, что острое волокно прошлось по пальцам. Но то чувство лёгкости, которое Чонгук испытал в первый момент, ощущая на ладонях тяжесть лука, до сих пор не покидает тело, заставляет хотеть намного большего, чем простое удовольствие от стойки. Ему хочется почувствовать удовлетворение от попадания в цель, от былого запала во взгляде, от тренировок с братом до потери пульса и одышки. Омега поднимается с места, тут же хватая свой новый лук, и вновь пробует выстрелить. Так продолжается ещё несколько раз, пока стрела, наконец, не оказывается хотя бы во втором, по счету от края, кольце. Воодушевления Чонгука не хватает на что-то большее, чем простая улыбка на поздравления Юнги. Хосок отлучается по делам королевства, а омеги собирают оружие в специальную сумку и относят обратно в оружейную. — Что тебя сподвигло взять в руки оружие, м? — Юнги сидит напротив в большой столовой и интересуется, скорее, из личного интереса, не особо задумываясь над тем, что спросил. Он накладывает себе в тарелку столько еды, что она может ненароком вывалиться на стол. — Не знаю, — Чонгук невольно задумывается, стоит ли говорить Юнги правду, если рано или поздно Тэхён всё равно узнает о каждом слове, сказанном здесь сейчас: если не от него лично, так от Юнги вполне возможно. — Это случилось до того, как моя мама умерла. Отец приказал сидеть дома и не высовываться, потому что тогда на границах было неспокойно из-за нападения тварей из жуткого леса. Арадан хотел обучить меня приёмам, хотя бы базовым, но… — Не успел? Чонгук неопределённо качнул головой. — Успел, — пожимает плечами, вспоминая детство, их тренировки втайне и ночные вылазки из-под надзора слуг. — Просто… отцу это не нравилось, так что он всеми силами пытался отгородить меня от этого. Считал, что омеги должны быть украшением и… Юнги показательно морщится и машет ему рукой, небрежно кинув: — Можешь не продолжать. Чонгук кивает, утыкается в свою тарелку и успевает лишь взять в руки столовые приборы, как двери в зал распахиваются. На пороге с радостным щебетанием останавливаются эльфийки, удивлённо воззрившись на Юнги и Чонгука за столом. Девушки наперебой приседают в реверансе, а стоящие позади них парни-омеги кланяются. — Ваше Величество, — они поворачиваются сначала к Чонгуку, а затем к Юнги, — Ваше Высочество. Мы не ожидали вас здесь увидеть. — А где нам, по-вашему, ещё быть? — Юнги закатывает глаза, раздражённо цокая и теряя интерес к гостям. Те сконфуженно опускают головы и проходят на свои места в отдалении. Чонгук отмечает, что в этот раз их несколько больше, чем в предыдущую встречу. Длинные волосы с крупными кольцами, тонкие станы с пышными формами и открытыми нарядами цветов темнеющего чароита, ночного неба или глубокого бурого. Лёгкие ткани плотно облегают каждый сантиметр чужих тел, закрывают ноги и свободными шлейфами падают за спинами некоторых девушек, отличившихся бóльшим разнообразием цветов в одеждах. Они словно специально сговорились меж собой и решили приодеться почти одинаково, в то время как Чонгук до сих пор предпочитает цвета более яркие и светлые. Зато теперь ему приходится подбирать вместе со своим слугой более закрытые наряды из плотной ткани, чтобы не замёрзнуть в пещерах, тёплые туфли на ноги и королевские мантии на плечах придерживать на прогулках. И как бы сильно не хотелось одеваться точно так же: летяще, невесомо, красиво и воздушно, — Чонгук понимает, что красота будет стоить ему здоровья. Даже Юнги сейчас, пусть и регулирует температуру тела, всё равно предпочитает закрытые наряды вне важных мероприятий и праздников. — Неужели ещё не все приехали? — Юнги поворачивается к одной из эльфиек, что ближе всех сидит к его месту. Девушка испуганно вздрагивает, прежде чем склонить голову и ответить в половину своего голоса: — Думаю, что все, кто хотел, уже прибыли, Ваше Высочество, — эльфийка указывает головой в сторону разговаривающих, — разве что семьи советника Кима здесь не будет. Его дочь, к сожалению, сильно заболела. Юнги кивает понимающе и отворачивается. По его лицу видно, что доедать свой обед у него нет желания. Гомон голосов приносит раздражение, и голова начинает болеть сильнее, чем утром. Чонгук предлагает ему оставить его и поскорее подняться к себе. Задерживать беременного у омеги нет желания, как и заставлять весь период отсутствия короля во дворце носиться рядом с ним, как прислуга. Юнги благодарно улыбается и под хор пожеланий добрых снов выходит из зала. — Ваше Величество, как ваше самочувствие? — один из парней-омег в толпе подаёт голос, на что Чонгук сразу реагирует, поворачивается к нему и слабо улыбается. Пусть ему и хочется поскорее уйти отсюда и вернуться в сад, отыскать Намджуна и пообщаться с ним, сейчас он может только натянуть улыбку и с участием отвечать. — Неплохо, благодарю, — омега кивает, собираясь вновь приступить к обеду и закончить его, но кусок в горло не лезет, а желудок грозится через минуту вывернуться наизнанку. — Только чувствую лёгкую слабость в теле, так что, пожалуй, оставлю вас на сегодня. — Может, вам сходить к лекарю? — одна из эльфиек взбудораженно вскидывает голову и широко улыбается. — Или сразу к повитухе? Может, вам плохо потому, что вы хотите подарить нашему повелителю наследника? Чонгук ошарашенно замирает на месте, готовый вот-вот подняться на ноги и выйти из-за стола. Чужие слова пригвождают его к месту, хотя Чонгук уверен, что это лишь предположения, которые к тому же в любом случае окажутся ложными. У него нет никакого основания беременеть сейчас и ждать появления на свет наследника для Тэхёна. Они спят в абсолютно разных комнатах, в разных крыльях замка и ещё ни разу не сближались настолько, чтобы хотя бы поцеловаться. Он не успевает сказать слова опровержения, как гомон вновь наполняет зал. Столовая превращается в птичий вольер, где каждая особь старается перекричать другую, обращая внимание на себя. Чонгук не успевает за ходом мыслей некоторых близсидящих девушек и даже не пытается вслушиваться. Только от беспомощности бегает глазами по помещению, старается удержать обед в желудке и молится, чтобы не опозориться перед всеми. — Вам нужно пойти прямо сейчас, Ваше Величество! — Это такая чудесная новость будет! Малыш! — кто-то хлопает в ладоши, и эти хлопки полностью поглощают в себе омежье: — Всё далеко не так, как вы думаете… — рассеянность в голосе тоже тонет, как и надежда на благополучный исход ситуации. Чонгук морщится от тошноты, поэтому сейчас решает пустить всё на самотёк, отмахивается от попыток помочь довести до той самой повитухи и как можно скорее просит своего слугу, ожидающего за дверью, отвести его к покоям. Но прежде, чем сделать шаг, Чонгук замирает на несколько секунд у дверей. Голоса из-за небольшой щели слышно прекрасно, это даёт омеге возможность узнать о гостях больше. Дворовые интриги здесь ничуть не отличаются от интриг в Светлом дворе, и Чонгук лишь поджимает губы, когда одна из самый великодушных эльфиек отфыркивается: — Ужасно, — она закатывает глаза, откидываясь на спинку стула так, что Чонгук прекрасно видит её и других. — Не удивлюсь, если этот омега понёс от другого, а не от нашего повелителя. — Он забеременел, а не понёс, Лита, — парень качает головой, явно оскорблённый тем, как представителей омег-парней сейчас унизили. — И тебе не стоит так открыто выражать презрение к выбору повелителя. Он волен в своих решениях. — Как бы эти решения не вылились в проблемы, — девушка пожимает плечами. — Он мог выбрать любую, но выбрал его. Это не то, как правитель должен принимать решения. — Ты просто бесишься, что не стала фавориткой, — новый голос прорезает пространство и вмешивается в диалог. Парень на секунду замолкает, позволяя высказаться всем остальным. — Держать планку оказывается так трудно, да, милая? Тягаться с омегой из Светлого двора для тебя оказалось не по силам? Лита раздражённо фыркает и резко поднимается на ноги. Грохот стула заглушает её слова, зато Чонгук чётко видит, как на переносице сходятся брови. — Он не ровня мне, — её голос пропитывается желчью, и Чонгук ведёт плечами, пытаясь сбросить липкое наваждение и лёгкий страх. — Приехал издалека, не знает традиций, наверняка даже про свадьбу ничего в толк не взял. Нежный, как цветок. Ещё и оружие в руки никогда не брал, наверное. Ему с такими руками только мужчин ублажать, а не плечом к плечу с повелителем стоять. Чонгук отшатывается, как от пощёчины, но успевает услышать последнее: — Так не только я считаю. Многие советники думают, как я. — Или ты, как они, — обрывает парень и говорит что-то ещё, только вот Чонгук уже стремительно отходит подальше и обгоняет своего слугу. Наверняка Ринн слышал всё, что успели наговорить эльфийки, едва почувствовали свободу в отсутствие Чонгука. — Ваше Величество, может, — Ринн нагоняет его на лестнице, — вам приготовить горячую ванну вечером? Успокоитесь и сразу пойдёте спать, мой король? Чонгук покорно кивает, успевая только считать ступеньки под ногами. Коридор уходит вперёд нескончаемой прямой, пока не упирается в открытый балкон с видом на мир тёмных эльфов под землёй. Отсюда Чонгук видит переливающиеся световые тени от кристаллов на каменных стенах, а ночью тут будут сиять россыпью маленькие звёздочки, образуя неведомые созвездия. Чонгук запирается в своей комнате, отсылает слугу, обещая, что позовёт его через стражников, если что-то понадобится. Омега первым делом лезет в спрятанную под кровать дорожную сумку, где до сих пор на дне в слое грязно-зелёной ткани лежит небольшой кинжал в резных ножнах. Чонгук с силой сжимает рукоять в ладони, оставляя на нежной коже яркие борозды от выпирающих участков узора. Сжимает с такой силой, что невольно слёзы из глаз брызгают и скатываются по щекам без какой-либо понятной причины. Головная боль заставляет виски пульсировать, ломота в теле не даёт даже подняться, чтобы попросить стражников всё-таки позвать лекаря. Чонгук утопает к мягкой перине кровати и откидывается на подушки, всё ещё сжимая в руках кинжал. Вспоминаются недавние слова эльфийки о том, что он не достоин, что не умеет держать в руках оружие, что не может стоять плечом к плечу с повелителем… — Нечестно, — его тихий всхлип разлетается по комнате и затихает под потолком. Омега позволяет себе минутную слабость и утыкается лицом в подушку. Кинжал лежит где-то под телом, спрятанный под тканью одежд. Сумка валяется в ногах, а сам Чонгук едва не складывается в позу младенца. Хочется стать самым маленьким, самым незаметным, чтобы тревоги и переживания проходили мимо него. Хочется не реагировать так остро на все слова, брошенные за спиной злыми языками, но омега лишь с каждым разом понимает, что слова причиняют боль сильнее, чем поступки. Спрятаться за широкой спиной Тэхёна в данный момент просто невозможно, и Чонгук позволяет себе ненадолго хотя бы представить, что его король, его альфа, лежит рядом и сжимает в своих широких ладонях его пальцы, поддерживая таким образом даже сквозь расстояние. Сердце заходится глухими и быстрыми ударами, заставляя кровь толчками бежать по венам. Внутри что-то сильно ёкает, прежде чем глаза закрываются, и Морфей уносит Чонгука в свои владения. ᅠ ᅠ ᅠ🍀
ᅠ ᅠ ᅠ — Господин, — Ринн кланяется перед сосредоточенным Хосоком и опускает глаза в пол, понимая, что под таким внимательным взглядом расскажет всё, что знает. Пусть он и сам беспокоится о состоянии своего короля, но рассказывать кому-то что-то без ведома Чонгука будет неправильным. — Его Величество сейчас не в настроении принимать гостей. Альфа удивлённо вскидывает брови, задаёт закономерный вопрос и ещё больше озадачивается, когда получает невразумительный ответ о плохом самочувствии. Спорить с Чонгуком у него нет причин, как и насильно заставлять выходить того из покоев, несмотря на то, что Юнги очень встревожился, когда не застал омегу в столовой утром. У него не хватило терпения довольствоваться сплетнями в обществе прибывших эльфиек, поэтому Юнги сразу же поспешил попросить слугу найти Хосока. Теперь коннетабль меряет шагами коридор возле чужих покоев, вслушивается в каждый шорох и замирает, когда шаги то приближаются к дверям, то отдаляются. Глухие удары следуют за каждым таким циклом шагов, и Хосок рад, что хотя бы так может определить, в сознании находится молодой король или нет. Шорох постельного белья под весом чужого тела и затем наступившая тишина дают свободу размышлениям. Что могло произойти за несколько часов, пока его не было рядом, из-за чего Чонгук внезапно отказывается выходить из покоев на протяжении всей первой половины дня? На самом деле прошло чуть больше недели после отъезда повелителя из дворца, но такое меланхоличное настроение омега почему-то ловит только сейчас. Спустя такое долгое время. — Ринн, рассказывай, — Хосок хмурится, когда слуга Чонгука вновь поджимает губы и опускает голову. Причину говорить не хочет, потому что либо боится, либо из солидарности, верности и установки, что омега должен сам выйти и всё рассказать. — Если ты будешь молчать, то помочь я не смогу. Ни я, ни кто-либо другой не сможет. Ринн понимающе кивает, перебирая пальцами, сложенными в замок у низа живота. Ему явно неловко обсуждать проблемы своего короля, но он пересиливает собственный страх и нерешительность, повторяет про себя, что это ради Его юного Величества и его ментального здоровья. Тем более он и сам уже не раз становился свидетелем таких разговоров за спиной Чонгука со стороны прибывших в замок эльфиек. — В последний раз они сказали, что из-за недомогания, возможно, Его Величество Чонгук может быть беременным и выразили поздравления. Но после того, как Его Величество вышел за дверь, несколько девушек сразу поменяли своё мнение, и… Хосок напряжённо кивает, мельком посматривая в сторону покоев Чонгука. Он, видимо, решил, что действительно не достоин стоять рядом с Тэхёном, раз уже столько времени сидит взаперти. Пусть альфа никогда особо не слушал чужие разговоры, но может понять, как сильно мнение со стороны влияет на восприятие себя самого. Чонгук, до этого живший под надзором своего отца и стражи, не выходивший в большой мир, кроме как на балы и важные мероприятия, сейчас готов сгореть со стыда или продолжает винить себя в том, что не может стать достойным повелителя, хотя ему, по сути, ничего и не нужно для этого. Нет необходимости доказывать что-то в угоду другим, потому как для самого короля Чонгук является не иначе как целым миром. — Наблюдай за ним и о любых просьбах сообщай мне, — Хосок кивает в сторону запертых дверей и разворачивается. Его уверенный шаг разрезает необычную тишину коридоров замка, приближается к большому залу, где всё это время эльфийки ждали прибытие Чонгука. По установленному этикету омега короля в его отсутствие должен заниматься гостями, но Хосок понимает, почему Чонгук идти к ним не хочет. Сам прекрасно слышал, как они за спинами распускают языки и сплетничают. Он жестом заставляет стражников по обе стороны от резных двойных дверей остановиться и замереть. Сам же слегка толкает пальцами поверхность: в образовавшуюся щель он может услышать почти всё, что происходит внутри. Хосок замирает, когда по коридору разлетается звонкий голос одной из жён советников повелителя: — Опять задерживается. Дия делает паузу и изящно поднимается со своего места, чтобы ухватить с накрытого небольшого столика бокал со сладким и лёгким вином. — Мне уже кажется, он не придёт. Совершенно не чтит наши традиции. Несколько девушек обеспокоенно закивали головами в ответ. Среди собравшихся Хосок не замечает фигур парней-омег, что раньше всегда присутствовали на таких собраниях. — Я уже говорила, что такой омега нашему повелителю не нужен, — Лита закатывает глаза и презренно фыркает. — Как он может стоять рядом с ним, если даже не может соблюдать правила приличия? Возможно, его беременность на самом деле лишь предлог, чтобы остаться рядом с нашим королём? Хосок раздражённо дёргается. Слова Литы приносят ему почти физическую и осязаемую брезгливость, от которой руки хочется поскорее отряхнуть. Альфа поджимает губы, прежде чем распахнуть двери и переступить порог зала с непроницаемым лицом. В том, что все беды пошли от Литы, он теперь нисколько не сомневается. Девушки вздрагивают разом, стремительно бледнеют и подскакивают со своих мест, приседая в реверансе. — Что вы тут делаете? — его раздражённый голос отскакивает от стен зала, и это единственное, что Хосоку скрыть вовремя не удаётся. — Ждём Его Величество, — с вызовом вскидывается Лита, делая шаг вперёд. Вся её поза говорит сейчас о том, что сдаваться просто так она не намерена, особенно зная, что Хосок, возможно, слышал каждое их слово. — Думаем, может, он образумится наконец и начнёт следовать нашим правилам и законам. — Тебе ли не знать, что Чонгуку следовать правилам замка не обязательно, — Хосок говорит твёрдо и жёстко, одаривая выступившую перед ним эльфийку небрежным взглядом. То, что она раньше могла стать фавориткой короля, сейчас никак не должно влиять на её авторитет при дворе Нимдуила. — Знаешь почему? Прекрасно, что ты не знаешь, как сильно может любить кого-то наш повелитель. Тебя такая участь, к великому счастью, не коснулась, зато появился Его Величество Чонгук. — Если не следовать правилам, то всё королевство падёт. Не будет никакого порядка, — Лита начинает злиться, но Хосок резко взмахивает рукой, чертит невидимую полосу в воздухе так, что тот буквально свистит. — Не тебе решать! Все слова, что были произнесены в сторону Его Величества Чонгука, я лично передам нашему повелителю. Он сам решит, как следует вас наказать. Двери за коннетаблем закрываются так же резко, как и открылись несколькими минутами ранее. Зал погружается в тишину. Лита раздражённо ведёт плечом, пытаясь скрыть эмоции, но всё равно замечает, как на губах её отражения в зеркале напротив появляется предвкушающая усмешка. ᅠ ᅠ ᅠ🍀
ᅠ ᅠ ᅠ От воды в ванне идёт пар. Чонгук смотрит на расходящиеся по гладкой поверхности круги, переступает бортик ванной и опускается в неё полностью, едва не расплескав всю воду. От обуявшей его неожиданной тоски всё почему-то ощущается не так остро, как в самом начале, в день прибытия на новое место. Сейчас он уже привык к температуре, к вечному мраку и наличию постоянно горящих то здесь, то там свечей и факелов в коридорах. Ему каждый раз становится не по себе в узких переходах, которые необходимо преодолевать через силу, сквозь стиснутые зубы и подавляющий страх неожиданного движения этих самых стен. Чонгук никогда не замечал за собой боязнь замкнутых пространств, наверное потому, что в Светлом дворе и в замке короля всегда было много свободного места: лужайки с травой, у которых нет конца и края, просторные залы, широкие коридоры, готовые вместить в себя сразу десять человек по ширине. Вдобавок уже прошло столько дней с отъезда повелителя, что каждая минута становится мучительной в бесконечном ожидании. Хочется поскорее слететь вниз по ступенькам, окунуться в тёплые объятия, почувствовать чужие ауру и силу, коснуться шлейфа природного аромата с пульсирующей артерии на шее. Всё это так волнительно представлять, что Чонгук смущается подобной мысли. Омега прикрывает глаза, уходя под воду с головой и позволяя намокнуть волосам. Тёмные пряди лезут в глаза и распахнувшийся от удивления рот, когда сверху его что-то касается. От ужаса Чонгук вскрикивает, глотает целую порцию воды и, отплёвываясь, выныривает на поверхность. Горький кашель и саднящее горло не отпускают ещё какое-то время, держат в плену и не дают спокойно сделать вдох. От страха его тело словно сковано невидимыми нитями — невозможно сдвинуться. Рядом никого нет. Чонгук давно отпустил Ринна отдыхать, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Если бы сюда кто-то зашёл, омега бы услышал: шаги, дверь или замок. Конечно, он бы услышал, а сейчас толчок — это просто разыгравшееся воображение. Чонгук быстро ополаскивается тёплой водой, постепенно теряющей свою температуру, и вылезает из ванны. Волнение всё ещё сковывает горло. Пальцы мелко трясутся, пока прячут молочную кожу и каждый изгиб под плотную ткань ночной одежды омеги. Чонгук задерживается перед зеркалом подольше и думает о том, что говорят про него другие. Пусть он и подслушал это невольно, всё равно чужие слова набатом по мыслям проходятся, заставляя сердце так несчадно обливаться кровью от несправедливости и боли. И тело тут его совсем ни при чём. Тело его никто и никогда, кроме служанок, не видел. И не может он ублажать альф! Единственными альфами вокруг него до сих пор оставались старший брат и отец, а теперь появился Тэхён, но Чонгук пока ещё не готов оголяться перед супругом, а сам повелитель никогда не прикасался к нему даже сквозь одежду без предварительного и немого вопроса глаза в глаза. Чонгук ложится в кровать с мыслью, что рано или поздно он сможет доказать себе и другим, что достоин стоять на одной линии с правителем целого королевства. И пусть правила его до сих пор обязывают проводить время с гостями, сейчас такого желания у него нет. Выслушивать придуманные истории и факты для подогрева интереса и порчи репутации, вышивать, что удавалось ему с детства с большим трудом — такие занятия совсем не для него, хотя от занятий музицированием он бы не отказался. Глаза закрываются сами по себе, утомлённые насыщенным на события днём. Чонгук засыпает почти сразу, как только мокрые волосы, раскинувшиеся по подушке, перестают доставлять дискомфорт. Но этот сон длится не так долго, как ему хотелось бы. Он вновь просыпается от своеобразного толчка со стороны, физического и вполне ощутимого. Омега еле разлепляет глаза и трёт их подушечками пальцев, прежде чем осмотреть комнату на наличие посторонних. Сейчас его замедленная из-за сна реакция точно может сыграть против него, но единственное, что видит Чонгук в своих покоях — всё ещё стоящую здесь наполненную ванну с давно остывшей водой. Он вновь опускает голову на подушку. Взгляд упирается в фиолетовый цветок на соседней. Омега видит целую россыпь фиалок на второй половине своей кровати, покрывающих и одеяло, и подушки, и даже пространство у самых его ног, отчего вскрикивает глухо и отшатывается, едва не падая назад. Чужой голос декламирует в голове, что фиалки у тёмных эльфов означают смерть, горе, такие цветы носят на могилы. Чонгук вскакивает на ноги, хочет повернуться и поскорее выйти отсюда, найти стражников, но натыкается на очередную россыпь фиалок, только уже под ногами. Вся комната усыпана ими, невозможно сделать шаг, не наступив на бутон. Омега вздрагивает всякий раз, стоит ему начать осторожными шагами пробираться к выходу из покоев. Ему ужасно страшно, и почему-то никто не приходит к нему на помощь, хотя он столько раз звал и кричал. Горе. Смерть. Цветы для могильника. Набатом в голове стук сердца. Пальцы дрожат, когда Чонгук хватается за ручку двери и резко дёргает её вниз. Дверь поддаётся и позволяет омеге буквально вывалиться из своей комнаты в прохладный коридор. Глотнуть свежего воздуха, не спёртого кислым запахом трупных цветов. Фиалки своими сердцевинами даже сквозь темноту продолжают гипнотизировать напуганную фигуру омеги, пока Чонгук не скрывается за одним из поворотов. Несколько одинаковых каменных стен проносятся мимо с такой скоростью, словно Чонгук летит сквозь воздух не на своих ногах, а мчит на лошади. Недавно они с Юнги шерстили замок, и Чонгук наконец запомнил повороты, которые нужно пройти, чтобы оказаться рядом с покоями омеги и Хосока. Сейчас поворот сменяется сначала одним, потом другим, а в следующую секунду коридор заканчивается тупиком. Чонгук, не ожидавший такого, не успевает выставить вперёд руки и чувствует, как плечо начинает болезненно ныть и пульсировать после соприкосновения с камнем. — Как это…? — маленькие ладошки проходятся по выступам на холодной поверхности, толкают безрезультатно стену вперёд, словно она может сдвинуться в сторону в любую секунду. — Но тут же был коридор днём… Чонгук поворачивается и идёт обратно, прощупывая стены по бокам от себя, вздрагивает, едва натыкается в очередной раз на тупик либо новые, ранее не находившиеся здесь стены и выступы. Давит в горле разочарованные стоны и пытается не поддаваться панике, что окутывает и окутывает его с ног до головы плотной пеленой. Ему страшно, безумно страшно. Пальцы, щупающие холодный камень, дрожат так сильно, что становится больно. В темноте кажется, что вокруг слишком много злых глаз, тянущихся к нему костлявых рук, тихого шёпота, заползающего под кожу и кости. Чонгук двигается по наитию, но всё равно натыкается на тупики, стены или новые разветвления. Первый всхлип удаётся подавить только через силу, но следующий вырывается из горла сдавленным мычанием. От бессилия и страха колени подгибаются спустя несколько долгих минут метания от одного края коридора к другому. — Тэхён… Шёпот из груди вырывается рваным выдохом. Чонгук сползает вниз по стене, утыкаясь лицом в согнутые колени и стараясь как можно меньше вздрагивать и дрожать от холода. В коридоре ночью становится намного прохладнее, а он выбежал из покоев с мокрыми волосами, разметавшимися сейчас по спине, в ночной одежде, которая впитала капли воды с волос, и без обуви. Чонгуку хочется вскочить, побежать, закричать в надежде, что его найдут, услышат и отведут в покои, но омега убеждает себя, что намного разумнее будет оставаться на месте, ведь за очередным поворотом может вновь скрываться тупик или новый коридор. Ждать остаётся лучшим решением. Чонгук даже не замечает, как засыпает, потому что ждать приходится очень долго.