***
На своей маленькой родине, в Новой Зеландии, а потом и в дорогой сердцу Австралии, я вела ничем не примечательную жизнь. Тихий, застенчивый подросток, увлеченный музыкой. И мой музыкальный вкус - единственное, в чём я тогда не сомневалась, беспрестанно копаясь в себе и выявляя всё новые недостатки. Сколько потрясающих песен было выучено наизусть! При чём мне не приходилось прилагать для этого совершенно никаких усилий, как при подготовке к урокам, хотя училась я прилежно. Музыка жила во мне, была неотъемлемой частью существования, для большинства людей, наверное, довольно обыденного и скучного. Кто знал меня тогда, Пак Чеён? Ничтожно малое число людей в моём захудалом городишке. Но разве чего-то мне не хватало в жизни? Мечтала ли заявить о себе миру? Да вообщем-то нет. Всё необходимое у меня уже было, и то что есть я ценила, не пытаясь получить больше: уютный дом, где всегда ждала любящая семья, и возможность просто заниматься музыкой, не рассматривая её как дело всей жизни, способ заработка. Моими постоянными слушателями и справедливыми критиками были родители и сестра(она была критиком исключительно в разговорном смысле этого слова, но я знала, что дразнить меня - это её своеобразное хобби). Перед ними выступать страха не было, хотя бывало неловко, когда в моей «идеальной» композиции обнаруживался явный косяк(да, после многочисленных предварительных проверок и перепроверок, именно во время этих домашних концертов, как же иначе). Родители говорили, что у меня талант, но, наверное, всем хочется говорить так про своих детей, мало-мальски преуспевающих в каком-нибудь творческом занятии. Просто родителям зачастую хочется видеть то, чего нет, или же есть, но в ничтожно малых количествах, едва заметное. Однако не всегда это пустые надежды, самообман. Должно быть, что-то и вправду сошло на меня свыше, когда я только родилась. Такая маленькая искорка, небесный дар, какой получает каждый приходящий в мир человек, на самом деле. Просто кому-то удается разжечь из искорки пламя, а у кого-то она потухает, никем незамеченная или намеренно проигнорированная. Может даже насильно затушенная. Но есть ещё одна вещь, без которой искорка если не угасает, то светит тускло, нехотя: это упорная, методичная работа. Каждый. Божий. День. Лишь истинным, благословенным гениям щепотки таланта достаточно. Однако таких, как известно, история человечества насчитывает лишь единицы. Мама с сестрой никогда бы не поверили, что хобби малышки Чеён перерастет во что-то большое, даже если бы им дали заглянуть в будущее. Их планы на мой счет отнюдь не были грандиозными - талант талантом(даже вредная онни Элис его признавала, в редких порывах сестринской нежности), но заниматься музыкой всерьез, зарабатывать этим на жизнь - что-то из области фантастики. Или просто бред. Речи об этой сомнительной перспективе(я её сама долго таковой считала) даже не шло в нашем женском кругу, но я прекрасно знала, что по маминому глубокому убеждению максимум, чего может добиться на подобном поприще девушке без связей - это чтоб её песни ставили на радио и их слушали разве что дальнобойщики, которым вообщем-то плевать, что слушать в долгой однообразной поездке по австралийским пустыням: Рианну или какую-то безымянную певичку с приятным голоском. Ядовитая по большей части времени(а особенно во время пмс) сестрица и вовсе считала, что мне светит только бомжевать по наиболее проходным улицам нашего городка, наскребая за день плюс минус пару баксов. И то, если моя мордашка чудным образом похорошеет и петь я буду что-то «реально классное, а не какую-то нудятину». Меня эти выпады не отравляли - настоящего яда в них никогда не было. Обычные перепалки двух сестер и негласное, но безобидное соревнование за титул любимой дочери. Всё равно я и змеючка-Элис, несмотря на показушную взаимную антипатию, жили душа в душу. Однако моё увлечение, в понимании очень практичных и находчивых женщин семьи, могло принести некоторую пользу. Мама любила слушать, как я пою и играю, и часто просила исполнить что-то из эпохи её юности(будто она уже пребывала в годах почтенных или вообще была тысячелетней старухой). Чуть ли не хвалилась солидным женщинам-соседкам, что ей повезло с младшей дочуркой, потому что можно не тратиться на таблетки успокоительного(необходимость в них возникала преимущественно из-за старшей, «ни во что не ставящей мать своевольной Элис»). А когда она действительно станет старой, я буду приезжать и проводить ей «гитаро-песенную терапию», избавляя от необходимости обращаться за помощью к каким-нибудь мозгоправам(мама больше всего на свете боялась, что придёт время и её настигнет старческий маразм). Вот так, она уже всё просчитала и нашла, на чём сэкономить, так сказать. Элис, она же «мисс королева старшей школы» и «я, если захочу, буду самой востребованной моделью, но я не хочу», обожала повыпендриваться перед сверстниками, устраивая самые убойные тусовки(причина потрепанных нервов мамы). Я неизменно присутствовала на них и, замученная мольбами Элис(когда ей было что-то надо, она превращалась в неземное, просто ангельское создание - грех отказать такому в просьбе), играла на заказ всю ту безвкусицу, от которой тащились её друзья. Тушевалась я жутко(старшеклассники, как-никак), но это было поначалу. Потом освоилась, поняла, что знатоков музыки тут мало, и стесняться некого. Да и отнеслись ко мне все хорошо. Я чувствовала себя в этой компании довольно комфортно, свободно, и даже снискала некую популярность в кругу школьной «элиты». Среди них у меня появились первые настоящие фанаты(но это только потому, что у меня такая классная сестра, конечно, Элис), и это помогло мне стать чуть увереннее в себе. Для них я осмелилась(просто удивительно) исполнять собственные, неумелые и не слишком замысловатые, но наполненные до краёв всеми живущими во мне светлыми чувствами композиции. Я начала сочинять их в довольно раннем возрасте, убедив таким образом родителей в своей «невероятной одаренности»(хоть второй ребенок дал им возможность похвастаться перед соседями). Они, эти ноты и тексты, рождались словно сами по себе в моей ещё детской, наивной душе. И в них была Я - настоящая я, без всяких примесей. Без блеска и всей звездной мишуры. Не то чтобы я зазналась, став главной вокалисткой группы, добившейся столь грандиозного успеха. По крайней мере, я на это надеюсь. Но всё же, есть что-то, о чём я жалею одинокими вечерами в студии, когда жизнь в муравейнике под названием YG ENTERTAINMENT замирает, а ребенок, живущий внутри меня, просится выйти на свободу. Да, в итоге звезды сошлись так, как мечтал папа - мой самый мощный источник силы и мотивации, в значительной мере благодаря настойчивым убеждениям которого я и оказалась в Корее, в индустрии развлечений. Он искренне верил, что у меня есть шанс стать известной певицей, исполнять свои песни на большой сцене, рассказывать свою историю при помощи звуков музыки. Или хотя бы попасть в группу и быть там звездной солисткой, что вообщем-то и произошло спустя пару лет. Но папа, абсолютно не веря в то, что меня может ждать полный провал(даже не допуская такой мысли), считал этот расклад худшим. Я просто почувствовала это, когда он поздравлял меня с успешным дебютом и говорил, как мной гордится. Отец был амбициозным мечтателем, неисправимым романтиком и немного чудаком(мама бы охарактеризовала его куда пожёстче). Но он верил в меня больше, чем кто-либо, чем я сама. Верил во что-то слишком масштабное и почти невозможное для меня, простой девочки, учившейся музыке у шума волн бескрайнего Тихого океана. Рассудительная часть меня, доставшаяся от мамы, незамедлительно включалась и говорила шепотом, что тут папа уже перегибает палку, не ведись. И да, папа с мамой и впрямь были как небо и земля, как ромком и документалка(второе сравнение странное, а первое слишком банальное, но что-то в этом роде). Однако они сошлись(как лёд и пламень) и получилось из этого то, что получилось - вроде не бракованное(хотя тут возникают сомнения, если говорить об Элис), но временами само себе противоречащее. Как ни крути, а отцовских черт во мне оказалось больше. Помню, вечерами, в нашем облагороженном благодаря стараниям мамы дворике, мы с папой много болтали о чем-то таком бесконечно далеком от реальности: о сказочных мечтах, о безумных, но ощущающихся как явь снах… А ещё о музыке. Во время таких разговоров я не раз пыталась погрузиться в глубины собственной души и узнать, что на самом деле там происходит. Может, я сама находила идею связать жизнь с музыкой глупой лишь потому, что эту установку навязала мне сугубо рациональная и следующая исключительно логическим рассуждениям мама? Или даже больше - такое странное общественное убеждение: успеха и славы добивается кто-то другой, но не ты. Эх, всё-таки я соврала, сказав, что мыслей о всемирной известности никогда даже не проскальзывало в моей дурной головушке. Ночью, перед сном, все ведь мечтают о том, что потом днём отрицают, отбрасывают подальше от себя. И я, как все, в полуночные часы позволяла буйной фантазии разыгрывать в голове фантастические сценарии. Что ж, мой папа, похоже, обладал магической способностью пробуждать неосознанно подавленные желания, придавать им форму, четкую, даже в ослепительно ярком свете дня. Время шло так медленно - текло, как невозмутимо спокойная равнинная река. Однако жизнь, когда мне было всего пятнадцать, вдруг ускорила свой ход и стало внезапно бурной, непредсказуемой. Глупейшее заблуждение наивного ребенка - думать, что ты всегда будешь согреваться в лучах родительской любви, защищенный от всех невзгод и опасностей большого мира. Птенчики покидают гнездо, когда приходит время. Ты не задумываешься до последнего, а оно приходит, это время, неизбежно. Так и я, ничего толком не знающая о мире и жизни девочка-подросток, оказалась в Сеуле, в городе, подобном Голливуду: вечно сияющем в свете софитов, манящем красивыми вывесками и рекламой дорогих брендов, но таком обманчивом, жестоком, если позволить ему заманить тебя в свои сети. Рискованно довериться ему и потерять бдительность, решив, что он принял тебя, этот город, разбивающий тысячи судеб, никого не щадящий, и лишь к единицам, лица которых сияют белоснежной улыбкой на билбордах, благосклонный и щедрый. Но даже этих избранных он может раздавить, как зачарованную ночную бабочку, бездумно летящую на свет фонаря, стоит им сделать неверный шаг. Как повернулась бы судьба, не оказавшись я здесь? Размышляю об этом время от времени, рисуя в воображении возможные сценарии. Вероятней всего, стала бы заурядной работницей какой-то конторы. Или может, выбрала бы что-то более близкое сердцу, но опять же: ничем не примечательное. Могла бы стать провинциальной учительницей музыки или воспитательницей. Честно трудилась бы с утра до вечера за копейку, но ни на чтоб не жаловалась, облегчая душу клавишам фортепиано или струнам гитары, смывая их аккордами скопившуюся усталость. Семейная жизнь и домашние хлопоты не были б мне чужды. А музыка была бы просто хобби, моей отдушиной. Да, я легко могу представить себя обычным человеком. Никаких студий звукозаписи, сцен, фанатов, шика и блеска… никакой «Розэ из Блэкпинк». Знаете, в минуты всепоглощающей тоски и отчаяния, мне хотелось забыть данное мне руководством имя, разорвать контракт, бросить всё к чертям и вернуться домой. Обнять родных, посидеть в семейном кругу за аппетитнейшим ужином, приготовленным мамой, переброситься парой колкостей с вечной задирой Элис. Увлеченно слушать рассказы папы, обратившись в слух целиком, и, позабыв обо всём остальном, ловить каждое мгновение, проведенное вместе. Спеть с ним что-нибудь дуэтом под гитарку, портя выступление периодически вырывающимися смешками, потому что папа несомненно делал бы что-то смешное: добавлял шутливые строчки к куплетам, то повышал, то понижал до комичного тональность, издевался над инструментом, непонятным образом выуживая из него забавные звуки. Выслушивать притворное недовольство сестры нашей «паршивейшей игрой и фальшем, от которых уши вянут» и получать нагоняй от мамы, за то что «не щадим её бедную измученную голову и расшатанные нервы». Но сейчас я здесь - «на вершине мира», под постоянным наблюдением, окруженная вниманием практически двадцать четыре часа в сутки. День за днём. Всё это стало привычным - теперь это моя жизнь, моя работа. Ко всему можно привыкнуть, как говорится, даже к жизни золотой рыбки в аквариуме, куда каждый норовит заглянуть. Я - звено одного цельного механизма, исправно работающего вот уже четыре года, с таким громким названием - BLACKPINK. А он, в свою очередь, является частью механизма ещё большего - YG ENTERTAINMENT. Под его началом мы добились успеха, со всеми его неизбежными составляющими: нас любят и ненавидят, нам подражают и подпевают, завидуют, за малейший промах поливают грязью, грозясь сбросить с пьедестала, разорвать на части. Вот так вот просто. Мы приносим компании миллионы, а она делает из нас кумиров миллионов. Но есть в этой отлаженной программе одна настройка «по умолчанию» - на каждого фаната приходится хейтер - и её нельзя отключить. Всё больше богатства, больше наград и известности, всё ярче свет, всё громче звуки ездящей по ушам электронной музыки, оглушающих басов, больше шума аппаратуры и техники, всё неистовей выкрики с признаниями в любви и с пожеланиями скорейшей смерти из глубин концертных залов, размерами с футбольное поле. Всё меньше искренности, естественности, простоты - всего того, что было мне присуще. Всё будто ненастоящее, приукрашенное, искаженное. Без передышки бегу, не задумываясь, падаю в бездну, растворяюсь в этом бешенном круговороте. Всё меньше и меньше меня. Стилисты и визажисты компании стремятся подчеркнуть достоинства и индивидуальность каждого участника, но порой, с ног до головы преображенная в их умелых руках - не узнаю себя, глядя в зеркало…А ещё, практически никогда не бывая одна, я познаю, что такое одиночество…***
Однако же сегодня тот редкий вечер, когда я предоставлена самой себе, и мне хочется побыть в одиночестве, сейчас оно кажется необходимым. Все давно разошлись, а я осталась поработать над своими партиями в новых песнях. Перфекционизм порой донимал, буквально на физическом уровне заставляя пытаться доводить работу до несуществующего идеала. Погрузившись в процесс «создания шедевра» и отрешившись от остального мира, не заметила, как наступил поздний вечер. Лишь когда из-за накопившейся усталости внимание начало рассеиваться, без интереса повернула голову к окну, слегка разминая затекшую шею - а там, к моему удивлению, ночь уже вступила в свои законные права. При этом стеной лил дождь, не прекращавшийся с обеда, на шум которого я вскоре перестала реагировать, сосредотачивая весь слух только на собственном голосе, критически оценивая его звучание. Казалось, ливень только усиливался, нагоняя ещё больше тоски в этот промозглый ноябрьский день. Вероятно, эта мрачная, гнетущая обстановка помогла меланхоличному настроению незаметно подкрасться ко мне. Думала лишь немного передохнуть, сидя на подоконнике с чашечкой ароматного чая и глядя на немногочисленных прохожих, снующих туда-сюда, в тщетных попытках не промокнуть. Однако вновь потеряла счет времени, отправившись в путешествие по воспоминаниям, пустившись в эти невеселые размышления о собственной жизни, о своём выборе. Нет в этом никакого толку, я знаю. Только душевное состояние ещё больше расшатывать. Осталось включить самый унылый плейлист, из у меня имеющихся, чтоб вогнать себя в «преддепрессионное» состояние. Прижаться лбом к холодному окну и пустить слезу, как героине шаблонного клипа или фильма, столкнувшейся с «величайшей трагедией в жизни» - с разбитым от несчастной любви сердцем. Самое время, перед ответственейшим камбэком, правильно. Думай головой, Розанна, думай головой и думай о команде, не смей их подвести. Вся эта грусть-тоска - твои заморочки, на остальных это не должно сказаться. В Сеуле, в этом огромном городе, абсолютно противоположном по духу мне, было нелегко поначалу. Слишком шумно, слишком быстро. Тем не менее, пусть не сразу, но мне удалось обрести друзей и хороших приятелей - моих спутников в этом опасном плавании, мой экипаж. Все эти люди - настоящие профи, они достигли значительных высот на своем поприще, поработали со знаковыми артистами, настоящими супер-звездами. И, раз мне посчастливилось сотрудничать с ними бок о бок - они увидели во мне что-то, на что не жалко потратить время, из чего можно лепить. И я должна продолжать в том же духе, усердно трудиться и не жалеть себя. Поэтому всё, Чеён, пора возвращаться в реальность. Выйдя из оцепенения и стряхнув с себя подкравшуюся дремоту, я бросила последний взгляд на улицу, уже залитую неоновым светом, но всё ещё умываемую проливным дождём. С шумом по ней пронеслись несколько автомобилей - кому-то не терпелось разбиться насмерть. Темно и сыро, но остаться ночевать здесь не выйдет. А ещё, ко всему прочему, кто-то был чрезвычайно умён и предусмотрителен, и потому не прихватил утром зонт. Что ж, вызову такси, но, к моему большому сожалению, выраженному через тихий вздох, прям ко входу оно не подъедет. Можно уже изобрести телепорт прямо в кровать, пожалуйста? Потянувшись и буквально съехав вниз с подоконника, я ощутила, насколько мое тело было изнурено: сначала интенсивная танцевальная практика, потом многочасовая работа в студии. Плюс дополнительная отработка сложных вокальных партий, которую я сама себе назначила. Весь день на ногах, без продыху - перед камбэком нагрузка увеличивается стократно. Мышцы гудели так мучительно, а ноги вдобавок свело судорогой от долгого пребывания в одном, не самом удобном положении. В горле тоже был дискомфорт - одной чашечки чая не хватило чтоб расслабить перенапряженные связки. Внезапная острая боль прострелила виски, в момент, когда я натягивала на себя пальто. Пришлось ухватиться за край всё того же подоконника, дабы не рухнуть на пол. Мда, чувствовать себя стариком в двадцать три года - не слишком обнадеживает. Когда приступ мигрени прошел, а ноги вновь обрели чувствительность и твердость, я, наконец, накинула на плечо сумочку, окинула внимательным взглядом помещение, удостоверившись в том, что после меня не валяется нигде мусор. Уборщицы бы всё равно навели тут порядок, но мне не нравилось оставлять после себя хоть соринку. Возможно, у меня развивается ОКР, кто знает. Следом на спину водрузила гитару - мою собственную, подарок от папы перед отъездом в Сеул. Тогда это была ценная вещь, безусловно стоявшая больших денег, но сейчас - вещь бесценная. Я берегу её как зеницу ока, потому что она на протяжении всего времени моего пребывания в чужой стране остаётся вещественным напоминанием о родительском доме. Как тихо тлеющий уголек, переливающийся цветами радуги осколок. Сувенир из прошлой жизни.«Пора спать, малышка» - мягко провожу по моей шестиструнной драгоценности рукой, укладывая в чехол, словно младенца в колыбель. Снова ощущаю прилив нежности и тоски. Эх, раньше в моей душе была вечная весна, был райский сад, где цвели неземной красоты цветы и пели диковинные птицы - а теперь и её атакует стужа, укрывают темные тучи. Временя года стали меняться, и осень с зимой бывают задерживаются дольше положенного. Наверное, это - признак того, что ты давно уже не ребенок. Ты становишься все старше. Небо не прекращало иступленные рыдания, сдерживаемые долго, до предела. Теперь же всё отчаянней низвергалась на землю живительная влага, как поток слез сломленного человека, и раздавались раскаты грома, как его утробные, полные боли крики. Наблюдать за этим неистовством природы жутко, но завораживает(конечно, если в ты в тепле и есть крыша над головой). Не исключено, что с таким ливнем вообще придётся добираться до дома вплавь. Да, до машины нужно будет добежать как можно скорее, дабы гитара не в коем случае не пострадала. Время уже половина одиннадцатого, поэтому в небоскрёбе YG стоит такая мертвая тишина, что слышно собственное ровное дыхание и размеренный стук сердца(я спокойна как никогда). Скрип прикрываемой мной двери показался до боли в ушах громким и противным, я поморщилась от неприятных ощущений. Освещение в коридорах было приглушенным, комфортным для моих воспалившихся от недосыпа глаз. Есть что-то романтичное в том, чтоб покидать моё пристанище-студию в поздний час, когда жизнь в этом суетливом месте замирает - только ты и твои мысли, какими бы они ни были. Петляю по лабиринтам коридоров в сторону выхода и думаю: а не погрустить мне по-полной, раз всё равно уже невольно начала? Выплакать скопившееся напряжение, посидеть, подтянув к груди ноги, в уголочке ванной. Даже природа сегодня плачет, может, можно и мне? Непременно станет легче, и, отбросив депрессивные настроения, я смогу вновь упорно работать на благо нашего нового альбома. Сегодняшние слезы смешаются со струйками воды из под крана и забудутся, как что-то незначительное. Лучше сейчас дать им волю, чем в разгар промоушена, например. Если ты популярный айдол, то и реветь надо по расписанию. Главное, не орать на отражение в зеркале - нельзя надрывать связки. Тем более что завтра мы записываем песню, где над голосом нужен полный контроль, чтобы он струился как ручеек и звенел, как весенняя капель. Ну и головой об стенку не биться - личико должно быть идеальным, да и мозги всё-таки могут понадобиться. Часик пореветь, плюс минус, исчерпать таки месячный лимит. Дальше только так: улыбаться и пахать, себя не жалея. Думать, как лучше выразить эмоции в песне, а то, что одолевает в реальности, выбросить в мусорку. Мне ведь несвойственно срываться на кого-либо, в надежде на облегчение. Я скорее стану чувствовать себя ещё более паршиво потом, испытывать чувство вины. Алкоголь не потребляю, не курю. Как-то вся эта дрянь обошла меня стороной. Но у каждого свои обезболивающие, никого не осуждаю. Я же лучше буду давать себе слабинку время от времени и лить слезы, чем пускаться во все тяжкие. Да и в целом, я в порядке. Ладно, завтра я точно буду в порядке. Ведь жизнь прекрасна, несомненно. Я снова буду милой, вежливой, улыбаться. Выложусь на все сто во время записи. Завтра. Снова погрузившись в свои мысли(пора прекращать) и глядя в пол - дорогу к выходу я знаю наизусть, улавливаю незнакомый, но приятный мотив. В ночной тиши минорно звенит гитара. Звуки словно эхом доносятся из студийного помещения, мимо которого я проходила каждый день, но никогда не заглядывала внутрь. Кто решил посоревноваться со мной в поздних посиделках в стенах стального великана? Внезапный интерес проснулся во мне, не смотря на одолевающую сонливость, и я подошла ближе. Сквозь маленькое окошечко можно было увидеть, что находится внутри крохотной музыкальной кухни. Приподнялась на цыпочках, стараясь оставаться незаметной ночной тенью, и перед моим взором предстал парень в рваных потертых джинсах с шипованным ремнем на поясе и в темно-красном свитере с какими-то железными кольцами по рукавам. Он смахивал внешне на рокера, хоть из под его пальцев, перебирающих струны полуакустической гитары, рождались мягкие, нежные звуки, а не агрессивные рок-бассы, что вызывало некий диссонанс(рок может быть разным, Розе, ты ли не знаешь). Он сидел на стуле ссутулившись, но, как мне показалось, был очень высоким, и при немного худощавым. Немного? Могу поклясться, это был анатомический скелет, на которого кто-то, шутки ради, нацепил одежду. Джинсы плотно обтягивали довольно тонкие для мужчины бедра и икры, ноги были обуты в кожаные ковбойские сапожки, а свитер(тебе не поможет свитер-оверсайз) болтался на нём свободно, как на вешалке. Длинные, черные как смоль волосы спадали на его лицо, поэтому черты было не различить. Но я определено не видела его здесь раньше. Компания в скором времени представит нового артиста? Этот парень точно не походил на будущего айдола. Господи, он не болен анорексией? Оторвав взгляд от незнакомца, я обнаружила в помещении ещё нескольких парней в похожих прикидах(но точно не таких худых). Двое из них внимательно наблюдали за гитаристом, кажется, как и я загипнотизированные успокаивающей мелодией. На диване тоже кто-то лежал, возможно крепко спал, убаюканный переливами аккордов. Мой взгляд невольно возвращался к творцу этой колыбельной, сосредоточено и не на что не отвлекаясь продолжавшему наигрывать мотив, уже запечатлевшийся в моей памяти. Руки, ласкавшие струны, были худыми, даже изящными. Но наверняка на них есть мозоли и ранки - побочный эффект от создания прекрасного посредством гитары. Эта музыка отражала моё нынешнее настроение, в ней хотелось раствориться, остаться жить в её плавных переливах, забыв о реальности(что я обещаю себе с завтрашнего дня больше не делать). Так звучала тоска по близкому человеку, по дому, по беззаботному детству. Я обнаружила, что слушала, затаив дыхание, боясь шелохнуться и разрушить этот хрупкий мир грёз, в который волшебная мелодия перенесла меня. Подумав об этом, я вновь очутилась в серой действительности, мыльный пузырь лопнул, и голос разума заговорил вновь, напоминая о позднем часе и предстоящих трудах завтрашнего дня. Разочарованно развернулась и пошла прочь, отмечая про себя, что навыки парня, кто бы он ни был, действительно хороши и он явно не новичок в этом деле. В ожидании лифта я всё ещё прислушивалась к долетавшим до меня издалека постепенно стихавшим звукам, как к отголоскам прошлого. Двери лифта распахиваются, и я захожу в него, прощаясь с чудным мотивом, запавшим в душу. На автомате нажимаю нужную кнопку и спускаюсь в холл. Вот я уже на пороге здания, в нескольких метрах меня ожидает жёлтое такси - как яркое пятно среди привычных холодных оттенков. Решившись, и, кое-как прикрываясь сумочкой от хлещущего дождя, мчусь к машине. Распахиваю резко дверь и с шумом запрыгиваю на заднее сиденье. Рядом с трепетом укладываю дрожащими от продравшей до косточек ледяной воды пальцами гитару, защищенную водонепроницаемым(но может и не слишком надежным) чехлом. Слегка напуганный и, видимо, только очнувшийся ото сна водитель заторможенно спрашивает адрес, а после, передернув плечами и проморгавшись, чтоб взбодриться, втапливает педаль в пол. В салоне слегка ощутимо пахнет куревом. Все же на дух не переношу этот запах. Морщу нос и пытаюсь отвлечься от раздражителя на витрины дорогих бутиков и клубов, проплывающих за окном авто. Быть может, таксиста сегодня тоже одолевала тоска и выдался тяжелей день? Он не стал ни о чём говорить, спрашивать, как работники этой сферы любят делать. Его глаза, отраженные в зеркале заднего вида, выдавали усталость. Он настроил радио на спокойную волну, дабы всё же не ехать в полной тишине. Удивительное совпадение, вызвавшее у меня вымученную, но впервые искреннюю за долгое время улыбку - играет наша песня, и всё ещё одна из моих любимых - Hope Not. Мне не приходилось испытывать боль расставания с возлюбленным, но пришлось расстаться с семьей, пусть, я верю, не навсегда. Всё же мои близкие живы, здоровы, мы можем общаться по видеосвязи. Тепло их любви пересекает моря и горы, добирается до моего сердца и согревает этой сырой осенью. Всегда. И всё же, они далеко, и я невыносимо скучаю. Разве здесь меньше тоски, меньше чувств? «Я сижу у окна, откуда дует прохладный ветер, И думаю о тебе, когда смотрю на высокое небо. Я, должно быть, такая дурочка: мне уже нельзя помочь, И даже когда времена года меняются, я остаюсь прежней…» По щеке таки стекает одинокая слеза(как в классическом клипе о несчастной любви). Голос Джису, которым я все так же искренне восхищаюсь, как бальзам на душу. Даже тучи несколько рассеиваются, открывая звездное небо и давая луне пролить на Сеул таинственный свет. Но где-то, на периферии моего сонного сознания, звучит та самая гитара и возникает образ темноволосого парня, который кажется мне сейчас таким же одиноким, как и я сама…