Немного солнца

      Арсений выходит из дома в девятом часу утра, с громким грохотом открывая двери подъезда и тут же наступая в глубокую лужу. Вода заливается в кроссовку, мочит носки, пачкает белую ткань, и он ругается себе под нос, проклиная чёртов Питер на чём свет стоит. Ну какого же хрена на улице такая непогода в самом разгаре лета? Этот треклятый дождь льёт, не прекращая, уже третий день. Да сколько можно?       Арсению бы немного солнца.       Стряхнув воду с ноги, на манер собаки, оросившей дерево, Арсений идёт дальше. Плевать на мокрую обувь, сонливость, усталость и, судя по прогнозу, проливной дождь, потому что у него и так куча проблем и заморачиваться из-за таких пустяков он не намерен. Он, в конце концов, торопится и очень надеется, что хотя бы сегодня не опоздает. Вообще-то он и сам не любит опаздывать, но в последнее время всё складывается так, что у него не выходит по-другому. Может его кто-то проклял? Это сто процентов та цыганка в переходе, которой он не дал мелочь на прошлой неделе. Обиделась и наслала на него порчу на невезение. Спасибо, что не на понос.       Перепрыгивая через огромные лужи, — будто в этом теперь есть хоть какой-то смысл, — Арсений добирается до метро, спускается вниз и быстро запрыгивает в первую же электричку, нервно постукивая ногой в такт играющей в наушниках музыке. Народу так много, что не протолкнуться, все куда-то спешат, у всех дела, заботы, и, как обычно, самые важные. Впрочем, кого это может удивить в будний-то день?       Электричка тормозит на нужной Арсению станции, и он, минуя массы людей, проталкивается к выходу. Быстрым шагом обходит всех, кто так и норовит сбить его с ног, и выбегает на улицу. Старается отдышаться. Как же душно в этой подземке. Там же такой сквозняк. Откуда берётся эта духота? Почему он каждый раз выходит из метро с таким видом, будто не ехал в вагоне, а занимался грязным сексом прямо на перроне?       Нет, не будет он держать свои фантазии при себе. Он всё-таки молодой и одинокий парень, может позволить себе немного помечтать, в конце-то концов. Может даже без зазрения совести представлять кого-то конкретного. Вообще плевать кого, главное, чтобы трахал, как в последний раз. Или просто прижимал к себе и…       Арсению нужен хоть кто-то.       Театр находится в пяти минутах от станции, а в запасе у Арсения есть примерно три минуты, потому он несётся по улице так, будто за ним гонится стая голодных собак. Неудивительно, что к концу своего забега он мало того, что потный, промокший от дождя, так ещё и лохматый. Тёмные волосы торчат в разные стороны и не очень-то хотят поддаваться, когда он старается их зачесать. А из зеркала в раздевалке на него смотрит что-то похожее на Чубакку — непонятное взъерошенное существо.       Ну что это за непруха такая?       Арсений вот уже два года учится на актёра. Сам не знает, как решился на такое, вопреки мнению родителей, что актёр — не профессия, а какое-то баловство. Всё дошло до того, что в восемнадцать лет, окончив одиннадцатый класс, он ушёл из родительского дома, самостоятельно перебрался в Питер и поступил туда, куда хотелось ему. Какая вообще разница, что думают предки, если он не представляет без этого своей жизни? Отец, конечно, был в гневе, а это он ещё не в курсе, что его сынишка никогда не приведёт домой девушку.       — Опять опаздываешь, Попов, — Серёжа, как всегда, говорит очевидные вещи с таким лицом, точно только что открыл закон притяжения. Он стоит в дверях раздевалки, подпирая плечом косяк, и смотрит на него так снисходительно, что хочется врезать ему по макушке. — Тебя Владимирович потерял. Опять орал, как ненормальный. Все уже давно в зале собрались, только тебя ждут. У нас две недели осталось перед премьерным спектаклем, а ты всё хуи пинаешь, — не затыкается он и, поняв, кажется, что его игнорируют, повышает голос: — Ты вообще слышишь, что я говорю или опять в облаках паришь, чудик? Блин, Арс!       Арсений морщится от громкого выкрика своего имени, вешает промокшую толстовку на батарею, поправляет полы задравшейся футболки и только после этого смотрит на друга, склонив голову на бок.       — Да слышу я тебя, слышу, — кивает он. — Чего орёшь-то? Проспал я опять. Не знаю, что со мной происходит в последнее время.       Он уже две недели сам не свой. Постоянно спит на ходу, забывает свои реплики в сценарии и то и дело везде опаздывает. Такими темпами художественный руководитель Шеминов Станислав Владимирович выпрет его с театра быстрее, чем Арсений успеет сказать слово «сцена». А меньше чем через месяц и правда, спектакль, на который соберутся не только зрители, но и весь педагогический состав ВУЗа, который будет решать, насколько хорошо студенты-актёры справляются с ролями и поставленной задачей. От этого чёртового спектакля зависит дальнейшая судьба каждого из них, а он и сам собраться не может, и других подводит.       — Пошли уже в зал, — улыбается Серёжа, кивая в сторону выхода. — Там у Стаса какие-то новости для нас.       — Идём, — Арсений вдыхает поглубже и следует за другом, морально готовясь к тому, что его сейчас будут вазелинить — и он был бы, конечно, не против, но желательно, чтобы это делал не Станислав Владимирович. Он, может, и одинокий парень, но ещё не настолько отчаявшийся, чтобы ловить краш на стариков. Сейчас же всё ещё говорят «краш»? Ладно, быть может, он и не такой современный молодой человек, каким хочет казаться.       — О! Явление Христа народу! Вы только посмотрите… — воодушевлённо выкрикивает Антон, и все переключают внимание на вошедших в репетиционный зал друзей. Арсений при звуке его голоса морщится и фыркает себе под нос. А кто удивлён, что эта выскочка опять нашла повод вставить своё слово? Конечно, никто. Он же каждый раз что-нибудь да обязательно ляпнет.       — Ну, наконец-то. Мы уж думали, ты не соизволишь до нас снизойти, — вздыхает Станислав Владимирович, вскидывая густые тёмные брови вверх и хлопая себя по широкой груди. — Попов, потом расскажешь мне, где тебя носило. А сейчас проходите и занимайте места. Нам многое нужно обсудить и многое успеть, времени в обрез.       То, что Станислав Владимирович говорит дальше, Арсений почти не слушает. Он тупо пялится куда-то в стену, разглядывая её так, точно это предмет искусства. Ну когда он перестанет быть таким рассеянным? Что с ним вообще происходит в последнее время? Он же буквально, как сказал Серёжа, «в облаках парит» двадцать четыре на семь. Так, нужно собраться и нормально прогнать текст, иначе его выкинут из спектакля.       Когда начинается репетиция, все его планы по поводу взятия себя в руки рушатся вместе с остатками концентрации. Он постоянно забывает свои реплики, говорит невпопад, запинаясь через каждое слово, роняет сценарий на пол, пытается его поднять и сносит со сцены стул, на котором обычно сидит Станислав Владимирович. Всё доходит до того, что худрук отправляет его посидеть, взять себя в руки и подучить текст, будто Арсений его забыл! Он просто не может собраться! Да что это вообще такое? Ещё и его роль в репетиции достаётся Антону, и вот тут уже он не знает, может ли чувствовать себя ещё более унизительно.       Они с Антоном Шастуном не ладят ещё с первого курса. Не то, чтобы они враги и всё такое, но друзьями их явно не назвать. Антон постоянно смотрит на Арсения так, будто собирается переехать его на машине в ближайшие выходные. Нет, серьёзно. Ну для чего так смотреть? Если тебя что-то не устраивает, просто подойди и скажи! Серёжа говорит: «Ты себя накручиваешь, Шастун на всех так смотрит», а Арсению кажется, что ещё немного, и он сам подойдёт к Антону и потребует объяснить, какого чёрта ему нужно.       Может, он просто гомофоб?       Не то, чтобы Арсений кричал о своей ориентации налево и направо, но уверен, что многие в ВУЗе точно в курсе. Так может Антон тоже прознал и теперь презирает его за наклонности? Нет, нужно спросить у него, что не так. Это невыносимо. Даже сейчас, играя роль, эта светловолосая кудрявая длинная шпала не сводит с него глаз. Ещё и смотрит так, точно хочет одним взглядом показать своё превосходство, мол, смотри, скоро я заберу твою роль.       Да нахера тебе эта роль? Ты сам тоже на главной!       — Так, ладно, стоп, — командует Станислав Владимирович. — Хватит на сегодня. Давайте заканчивать. Следующая репетиция в пятницу, я очень надеюсь, что все хорошо подготовятся, — и смотрит на Арсения: — Да, Попов?       — Угу, — угрюмо кивает он и снова ловит на себе взгляд зелёных глаз. Антон стоит на сцене, чуть склонив голову на бок, взгляда от него не отрывает, а на губах лёгкая ухмылка.       Арсений фыркает, встаёт с места и идёт на выход, не дожидаясь остальных. Быстро переодевшись в тёплую, нагретую на батарее толстовку, выходит на улицу прямиком под проливной дождь. Отлично! Чудесно! Классно! Только промокнуть окончательно и заболеть ему и не хватало! Говорила же ему мама, что нужно купить себе зонт. Но он же взрослый, самостоятельный мальчик, зачем ему слушать маму?! Теперь придётся идти до метро перебежками, только бы не вымокнуть до нитки. И он уже решается сделать шаг на лестницу, как снова ловит на себе пристальный взгляд.       Ну, он уже реально задолбал!       Антон стоит чуть в стороне, зажимает в пальцах сигарету, затягиваясь её дымом, а на губах играет эта нагловатая, опостылевшая улыбка, об которую хочется разбить кулаки. Он одет в огромную толстовку чёрного цвета и такие же чёрные джинсы-шаровары, на руках куча колец и браслетов, — Арсений давно заметил, что он носит их постоянно — на ногах огромные ботинки.       Где он вообще эти говнодавы берёт?       — Чего? — не выдерживает Арсений и начинает смотреть в ответ так же пристально. Это уже правда достало. Он привык, что из-за его ориентации люди от него порой шарахаются, но уж лучше так, чем такой взгляд. — Ты мне что-то сказать хочешь?       — Вроде того, — кивает Антон, делая шаг к нему навстречу. Они оба всё ещё под козырьком на крыльце театра, но мелкие капли косого дождя всё одно мочат одежду. — У меня есть предложение.       Арсений пару секунд смотрит на него неотрывно, а после начинает смеяться.       — Какое, в жопу, предложение, Шастун? — спрашивает он сквозь смех. — Мы с тобой за два года учёбы максимум парой слов перекинулись. Чё тебе от меня нужно?       — Хотел предложить тебе свою помощь, — Антон тушит окурок о белую колонну и кидает его чётко в урну у подножья ступеней. От таких резких движений браслеты на его руках слегка звенят, перебивая шум дождя. Он немного выше, потому Арсению приходится слегка задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Да где такое видано вообще? Он же всю жизнь думал, что высокий, пока не встретил эту двухметровую шпалу. — У тебя проблемы со сценарием, я могу с этим помочь.       — Нет у меня никаких проблем, — возражает Арсений. Вообще-то есть, но кто тут сказал, что он признает это?       — Да ну?! — Антон усмехается. — То-то я смотрю, ты выучил все реплики на зубок, даже не сбился ни разу, молодец-то какой, — а в голосе столько сарказма, что снова хочется вмазать.       — Иди на хуй, — Арсений разворачивается на пятках, собираясь уйти, когда его запястье ловят и заключают в мёртвую хватку. И от этого как током прошибает. — Ты офигел? Отпусти! Шастун!       — Да ты чего такой дёрганный-то? — улыбается тот. — Выдохни. Я же правда помочь хочу. Если ты роль не выучишь, тебя Стасян со спектакля попрёт.       — Ну вот и займёшь моё место, ты же так хорошо справляешься, — вырвав руку, говорит Арсений. Мимо проходят другие актёры, кидая на них косые взгляды. Где Серёжа, когда он так нужен?       — Но я не хочу занимать твоё место. Меня и своё вполне устраивает. Тем более это и мне тоже нужно, у нас с тобой главные роли. Я не хочу, чтобы ты облажался во время спектакля и нас закидали тухлыми помидорами, — Антон снова тянет губы в улыбке. — Давай порепетируем вместе?       Ага. Ещё чё предложит?       — Спасибо, но я пас, — Арсений качает головой, салютует и быстро спускается по лестнице, натягивая на голову капюшон толстовки. Ни за что! Он ни за что не доставит этой выскочке такого удовольствия. Уж лучше пускай другого актёра ищут, чем так унижаться.       Арсений думает об этом, пока топает в сторону метро, стараясь добраться как можно скорее, потому что одежда безжалостно мокнет под дождём и противно липнет к коже, кроссовки хлюпают, а из носа начинают течь сопли. Он может поклясться, что чувствует пронзительный взгляд, направленный в свою спину, и почти наяву видит эту самодовольную ухмылку.       Блядский Шастун!       Он бы, наверное, подумал ещё и о том, для чего Антону вообще это нужно и что он задумал, но тут случается очередная катастрофа: Прямо из-за поворота на полной скорости вылетает велосипедист, так резко, что Арсений даже сообразить не успевает, не то что отойти и предпринять хоть что-то. А дальше он чувствует столкновение, боль в теле и в затылке, когда летит на асфальт, ударяясь об него головой. Перед глазами начинают мелькать искры, всё плывёт, звуки вокруг доносятся, как через вакуум.       — Господи! Арс! Арс! — кто-то кричит его имя, кажется, нависая сверху, но он даже пошевелиться не может и видит только размытые силуэты. — Арс, блять! Твою же мать! Живой?       Когда зрение проясняется, Арсений видит перед собой Антона. Тот сидит рядом, прямо коленями в луже и легко шлёпает его по щекам, пытаясь привести в чувства. Вокруг снуют люди, кто-то тоже останавливается рядом, кто-то помогает подняться велосипедисту. Дождь барабанит по крышам зданий и земле, где-то в небе сверкает молния, на дороге гудят клаксоны машин.       — Бляяяя, — стонет Арсений, пытаясь подняться на локтях, но голову простреливает болью, и он падает назад. Испуганно протянув руку, трогает свой затылок. Кажется, голова не разбита. Это уже хорошо.       — Тих, тих, не дёргайся так, — просит Антон. — Без резких движений.       — Простите меня! Я не нарочно! Дорога скользкая! Я вас не заметил! — суетливо тараторит второй участник столкновения, тоже нависая над Арсением. — Вы живы?       — Слышь, иди отсюда, пока я тебе не настучал, придурок! — рычит Антон. — Сука ездить не умеешь сиди дома, долбоёб!       — Не ори ты, Шастун. Я в порядке, — вздыхает Арсений, снова пытаясь встать. На этот раз получается принять сидячее положение. Он проводит рукой по своему лбу и морщится от боли, а когда смотрит на пальцы, видит, что на них остались следы крови. — Блять.       — Ага. Шишка будет знатная. Надеюсь, до спектакля пройдёт, — улыбается Антон. — Ты как вообще? Встать сможешь?       Арсений кивает:       — Попробую, — он цепляется за плечо Антона, пытаясь встать, и тут же валится назад, потому что адски болит ещё и правая нога. — Сука. Ну что ж такое…       — Так. Понятно, — Антон вздыхает тяжело, перехватывая его под руку. — Давай-ка я тебе помогу. Держись за меня, — и тянет вверх, помогая подняться. — Вот так, красавчик. Может, тебе врача?       — Какого врача? — усмехается Арсений, слегка пошатываясь. — Я в полном порядке, говорю же.       — Ага, верю, — кивает Антон. — Иди сюда, придурок упрямый, — он перехватывает его поудобнее и тащит назад ко входу в театр.       — Ты чего делаешь? — устало спрашивает Арсений. Голова всё ещё немного кружится, сил сопротивляться нет — они есть только на то, чтобы держать тело на ногах и не брякнуться снова. — Шастун…       Это Арсений ещё упрямый придурок, да?       — Ты слышишь меня? Куда мы идём?       — Да помолчи ты минуту, — закатывает глаза Антон.       Они заходят в здание и идут в сторону раздевалок, сопровождаемые взглядами явно удивлённых охранника и консьержки. Антон усаживает Арсения на скамейку, а сам быстро скрывается где-то за дверью. Возвращается меньше чем через минуту с аптечкой в руках и улыбкой на лице.       Чё он удумал?       Почему бы не спросить это словами через рот? Вот и Арсений не знает, потому что даже слова вставить не успевает, когда Антон садится перед ним на корточки и достаёт из аптечки вату и перекись.       — Да отвали ты от меня, — Арсений уворачивается, когда он пытается обработать его разбитый лоб. — Я и сам могу.       — Конечно, можешь. Кто спорит? — Антон качает головой, перехватывая его руки. — Чего ты такой, ёж-то, а? Я же помочь пытаюсь…       — Не нужна мне твоя помощь, — пыхтит Арсений, пытаясь его оттолкнуть. Но тот всё равно успевает прижать вату к ране. — Бля, Шастун! Больно же!       — А ты дёргайся поменьше, — вздыхает он. — Вот скажи мне лучше: ты всегда такое горе луковое? — и снова промокает рану.       Арсений шипит:       — Да пошёл ты.       — Да я-то пойду, а тебе вот посидеть советую, — Антон давит ему на плечи, когда он пытается встать. — Ты всегда так на помощь реагируешь или тебе конкретно я чем-то не нравлюсь?       — Можно не отвечать? — спрашивает Арсений, устало откидываясь на стену. — Бля, ну что за жизнь такая? Отвечаю, меня кто-то сглазил.       Антон вздыхает, достаёт из аптечки пластырь и заклеивает им рану на его лбу. После встаёт на ноги, собирает мусор, выкидывает его в урну и садится рядом.       — Ага. Может, ты просто слишком невнимательный? — он разводит руками. — Так убегал от меня, что не заметил велосипедиста.       — Ни от кого я не убегал, — возражает Арсений.       — Ладно, не убегал, просто очень торопился, — усмехается Антон. — Точно врач не нужен?       — Я в норме. Сейчас посижу минут десять, потом вызову себе такси и поеду домой. Не парься.       — Вставай, — Антон поднимается, протягивая ему руку.       — Зачем?       — Домой тебя отвезу. Я на машине.       — Не надо, — Арсений мотает головой.       — Да, Господи-боже-мой, что ж ты такой упрямый-то? — Антон закатывает глаза. — Вставай, говорю. Давай-давай. Возражения не принимаются, — и снова протягивает руку.       Арсений кивает, хватает его ладонь и, придерживаясь за неё, топает к выходу вместе с ним. Они выходят на улицу молча, так же молча доходят до машины и садятся в салон.       Антон сразу заводит мотор и включает печку, а после, перекинувшись на заднее сидение, достаёт оттуда плед и протягивает его Арсению:       — Держи, продрог весь.       Какие мы, сука, заботливые.       Вслух он, конечно же, этого не говорит, только забирает плед из чужих рук и кутается в него плотнее. Он ведь и правда ужасно замёрз. Вся одежда мокрая и точно промочит Антону обшивку на сидении. Но того это, кажется, не особо волнует. Он только улыбается еле заметно и заводит мотор, выезжая с парковки.       Едут молча. Тишину нарушает только тихая музыка, которую Антон нервно переключает, пытаясь, видимо, подобрать более подходящую под настроение песню. Арсений его понимает, потому что в такую погоду ехать хочется не под «Касту», а как минимум под «Нервы». Как там Мильковский пел?       «Туман, лишь бы в нём не остался я».       Так, а когда это Арсений успел пасть из стадии самостоятельного взрослого человека до стадии сопливого подростка? Что ещё за «Нервы» и грустные песенки? Может, уже пора взять себя в руки, а то с таким настроем на жизнь неудивительно, что она постоянно тебя опрокидывает.       Это всё погода виновата. Точно она.       — Приехали, — оповещает Антон, вырывая из мыслей и останавливая машину у дома. И Арсений даже думать сейчас не хочет, откуда он вообще знает его адрес. Это что ещё за новости? — До встречи?       — Угу, — кивает Арсений, откидывает плед на заднее сидение и уже собирается выйти, но вдруг оборачивается и улыбается, протягивая Антону руку. — Спасибо большое, Шастун.       — Да не за что, вроде, — тот возвращает ему улыбку, отвечая на рукопожатие. — Ты точно в норме? Может, до квартиры проводить?       — Не стоит, я в порядке, — сколько раз он это говорил сегодня? — Спасибо, — повторяет, и выходит из машины.       Остановившись у подъезда, выискивает в карманах ключи, надеясь, что не обронил их где-то у театра, и видит, что Антон внимательно наблюдает за ним, так и не тронувшись с места. Арсений вздыхает, возвращается обратно и стучит в окно, снова улыбаясь, когда оно открывается.       — Шастун, я правда в норме, ты можешь не стоять тут. В обморок я падать не собираюсь, — он вздыхает. — И… насчёт твоего предложения. Приезжай ко мне завтра. В три. Порепетируем вместе.       — Серьёзно? — сияет Антон.       — До завтра, — Арсений ещё раз улыбается, машет рукой и хромает к подъезду, слыша, как чёрный джип уезжает с парковки.

***

      Утро начинается максимально паршиво, потому что всё ушибленное вчера тело болит так, что Арсений с трудом сползает с кровати и еле передвигает ноги, пытаясь дойти до ванной комнаты. Спасибо воде, что немного помогает расслабиться. Впрочем, ненадолго. Вылезая из душа, он снова проклинает всю свою жизнь, вчерашнего велосипедиста, дождь и заодно Антона. За что его? Да просто так! Нечего было к нему приставать со своими тупыми предложениями. Это ведь из-за него Арсений попал под колёса. Господи, он же попал под колёса велосипеда! Какой кошмар! Он очень надеется, что об этом никто не узнает.       На лбу всё ещё красуется криво прилепленный Антоном пластырь. Содрав его, Арсений разглядывает масштабы «катастрофы». Ну, если не присматриваться и стоять примерно за пару сотен метров от зеркала, то царапины и шишки почти не видно. Мало ему было синяков под глазами от постоянного недосыпа, теперь ещё и синяк на лбу добавился.       Чудесное утро.       Чудесная жизнь.       Чудесное всё.       Благо сейчас летние каникулы, и кроме практики в театре, ему не нужно куда-то ходить. Сегодня репетиции нет, а это значит, что Арсений может со спокойной душой просидеть дома весь день, тупо залипая в ноутбук, смотря тупые сериалы и поглощая тонны вредной еды. До спектакля ещё две недели. Может, за это время синяк и царапина пройдут? Как он на сцену выйдет с таким лицом?       Н-да, с таким еблом, конечно, везде облом.       В квартире тихо. Так тихо, что кажется, будто даже соседей нет. Было бы чудно на самом деле. Потому что тётя Зина из сороковой Арсения уже изрядно достала. Каждый раз приходит к нему и жалуется, что он её затопил. Дядя Миша из квартиры по соседству бухает так, что запах его перегара слышен до первого этажа. А супруга дяди Миши каждый вечер верещит на благоверного столь громко, что наверняка слышно и в других домах. Арсений уже полтора года живёт в этой квартире, и всё это время он кого-то топит, кто-то бухает и кто-то на кого-то орёт. Деревня дураков, а не подъезд, честное слово!       Вернувшись на кухню, он ставит греться чайник, а сам опускается на стул, берёт в руки телефон и бездумно листает ленту во «Вконтакте». Там висит одно непрочитанное сообщение от Серёжи, и как бы не хотелось его проигнорировать, приходится открывать. Если ему не ответить, он сто процентов припрётся домой, а вот это уже никому не нужно. Серж 10:15: Арс, погода огонь. Пошли гулять.       Арсений смотрит в окно. Погода и правда классная, вот только выползать из дома не хочется совсем. Да и дел у него накопилось много… Ладно, он почти готов признать, что терпеть не может гулять. Ну а что там делать? Опять слушать от лучшего друга рассказы, как он подцепил очередную красотку? Ему самому бы кого-то подцепить, а то бедный вибратор скоро помашет рукой. Зато вибратор точно знает, как доставить удовольствие. Это же плюс одиночества, да?       Нет.

Вы 13:40:

Не, братан, я пас.

Только проснулся недавно.

Вы 13:40:

Дел куча.

Вы 13:41:

Сегодня ещё Шастун приедет,

сценарий прогонять.

      Чёрт! Сегодня же Антон приедет. Вспомнив об этом, Арсений подрывается с места, быстро пробегает по квартире, собирая по полу грязные вещи, посуду, которая стоит на всех ровных поверхностях, и салфетки, которые каждый раз падают мимо мусорного ведра, когда он вытирает ими следы дрочки с рук. А что? Не будем забывать, что он всё ещё молодой организм. Ему всего-то двадцать лет. Можно подумать, он один дрочит.       Закинув одежду в стиралку и включив её, Арсений набирает в ведро воду и топает мыть полы, потому что последний раз делал это примерно пару недель назад. Нет. Он не свинья и не ленивый, просто энергосберегающий. А кто в его возрасте любит делать уборку? Покажите ему этого человека, он пожмёт ему руку и обязательно познакомит со своей мамой — у той какой-то сдвиг на чистоте. Серж 14:10: Пиздец ты спишь. Время видел? Серж 14:11: Стоп. Серж 14:11: Кто к тебе придёт?       Арсений стоит вверх задом, читая сообщения от Серёжи и пытаясь отмыть с пола след, кажется, от чая. Он очень надеется, что это след от чая. Хорошо. Он вообще не уверен, что это след именно от чая.       Блять, он же чайник ставил!       Бросив грязную тряпку в ведро, а затею с генеральной уборкой — псу под причинное место, Арсений топает обратно на кухню. Осмотрев своё жилище, делает вывод, что в принципе, всё не так уж и плохо. Антон наверняка не такой уж и привередливый, учитывая, что у него по всей машине валяются пакеты от еды и крошки. Да и какого чёрта его вообще волнует, что там подумает этот Антон. Сам же напросился на репетицию. Вот пускай не жалуется!

Вы 14:25:

Это долгая история.

Я тебе потом расскажу.

      Арсений заваривает кофе и садится на прежнее место. Кажется, зря он так напрягался. Теперь к саднящей боли в теле прибавилась ещё и боль в мышцах. Вертел он на одном месте этот активный образ жизни, порядок и Антона тоже с его предложениями. Нет, ну это ж надо. И чего он так заморачивается? Теперь ещё и в душ снова придётся идти.       И только он решает отправиться в комнату за полотенцем, как раздаётся звонок в двери. Кажется, он опять кого-то затопил, или это тётя Оля ищет своего непутёвого муженька.       Поднявшись с места, Арсений плетётся открывать дверь, по пути кидая на себя взгляд в зеркало. Видок, конечно, тот ещё: Волосы растрёпаны, футболка мокрая и непонятно от воды или от пота, на правой ноге огромный синяк, который торчит из-под коротких шорт. Под голубыми глазами лежат глубокие мешки, их, кажется, из космоса видно будет.       Арсений даже в глазок не смотрит, просто открывает двери нараспашку, с ходу выдавая уже заученную фразу:       — Здрасьте. Дядю Мишу не топил, потолок не видел… — он затыкается, слегка испуганно глядя на гостя.       — Чего? — смеётся Антон.       Арсений зависает на пару секунд, а после улыбается:       — Бля, это ты. Привет.       — Ты ещё кого-то ждал? — Антон вскидывает светлые брови вверх. — Зайти-то можно?       — Нет, не ждал, ты просто рано, — Арсений кивает, пропуская его в квартиру. — Заходи, конечно.       Антон переступает порог, сразу же скидывая слегка промокшие кроссовки и стягивая с себя толстовку, оставаясь в одной белой футболке и синих джинсах.       — А кого ты там топить собрался? — уточняет он, не прекращая улыбаться.       — Что? — переспрашивает Арсений. — Аааа, это… Да соседи задолбали. Одной потолок вечно заливаю, а второго жена ищет.       — Почему она ищет его в твоей квартире? — как-то подозрительно спрашивает Антон.       — Не знаю. Она просто думает, что у её муженька все вокруг собутыльники. Проходи на кухню, я сейчас переоденусь и приду, — с этими словами Арсений скрывается в комнате.       Что ж, кажется, поход в душ откладывается на неопределённый срок. Он наспех натягивает на себя чистые вещи и выходит на кухню, где Антон вальяжно развалился на одном из стульев за столом.       — У тебя тут прикольно, — оглядевшись, говорит он. — Твоя?       Арсений улыбается:       — Нет, это родители помогают снимать. Мы с ними сильно поругались, когда я в театральный решил поступать и не общались почти полгода. Ну и они, видимо, решили, что снять мне квартиру будет достаточно. Это на их языке что-то вроде: «Извини сынок, мы были не правы, ты должен идти за своей мечтой».       Зачем он вообще это рассказывает?       — Будешь кофе или чай? — спрашивает он, пытаясь перевести тему.       — Чай, если есть зелёный, — Антон какое-то время смотрит на него пристально, а после расплывается в улыбке. — Так ты говоришь, что предки против того, чтобы ты учился на актёра?       — Вроде того, — кивает Арсений. — Они считают, что я занимаюсь какой-то ерундой, вместо того, чтобы получать нормальное образование. Знаешь, я, если честно, в последнее время тоже так думаю. Может, ну… не моё это?       Да кто же его за язык-то тянет?       — В смысле? — теперь Антон смотрит на него, как на полного придурка. Отлично, ещё лучше! — Ты чего, Арс? Ты же классный актёр, у тебя все роли главные. Да у нас половина группы тебе завидует.       — Да чего толку от этих ролей, если я даже текст сказать не могу?! Не знаю, что происходит, раньше такого не было, — и кого это тут потянуло на откровенные разговоры?       — Ты просто устал, — Антон машет рукой. — Вот отыграем спектакль, отдохнёшь нормально и с новыми силами на учёбу.       — Слушай, — Арсений ставит перед ним кружку с чаем. — Так ты расскажешь мне, для чего тебе это всё на самом деле нужно?       Антон непонимающе хмурит брови:       — Я же вроде сказал. Не хочу, чтобы тебя выперли со спектакля.       — Это ложь.       — Арс…       — Скажи правду.       — Да какую правду-то? — Антон тяжело вздыхает. — Я же сказал уже. Так сложно поверить, что кто-то просто хочет тебе помочь?       — Если этот кто-то — ты, то да, сложно, — усмехается Арсений. — Плевать. Давай повторим текст.       За пару часов они прогоняют все сцены по несколько раз, и под конец Антон смотрит на Арсения ещё хуже, чем прежде: точно он натуральный баран. От этого взгляда становится не по себе.       — Стоп, погоди, Арс. Я не понимаю, — просит он. — Ты же идеально сценарий знаешь. В чём проблема? Ты почему на репетициях так тупишь?       — Не знаю, просто собраться не могу в последнее время, — Арсений тяжело вздыхает, устало опускаясь на диван. — Мыслей в голове куча… Постоянно думаю о том, как бы не налажать, и в итоге лажаю ещё хуже… Знаю, детский сад…       — Не парься, я понимаю, — Антон улыбается, подходит чуть ближе и кладёт руку ему на плечо. — Всё нормально будет. Сейчас же ты всё идеально сделал. Просто попробуй на репетиции тоже отключить мозг, хорошо? Если нужно, мы можем ещё порепетировать вдвоём, мне не сложно.       Арсений на время зависает, глядя на чужую руку на своём плече. Какого чёрта это так приятно? Почему он не хочет, чтобы Антон её убирал? Кажется, ему действительно пора найти себе хоть кого-то, а то он скоро на натуралов кидаться будет.       — Ладно, мне идти нужно, — оповещает Антон. — Обещал другу встретиться, так что мне уже пора. Когда ты сможешь в следующий раз?       Ну, пожалуйста, постой ещё пару минут, не убирай руку, ему ведь это так нужно. Господи, как же он соскучился по простому теплу. Ему бы хоть на время кого-то. Ему бы к тёплому телу прижаться. Ему бы чужое тепло ощутить.       Арсению так холодно. Изнутри холодно.       «Очнись, Арсений, это же Антон. Тот самый, который раздражает тебя уже два года. Ты, похоже, совсем с ума сходишь от одиночества», — твердит он себе, а сам почти скулит от желания прижаться к руке щекой, поластиться, как кот, замурчать, если придётся.       — Да я тут не то чтобы пиздец как занят, так что в любое время. Напиши, как будет удобно, — отогнав наваждение, отвечает он, стараясь натянуть на лицо непринуждённую улыбку. — Я провожу тебя.       Арсений сам скидывает его руку с плеча, на пару секунд задерживая на ней взгляд, а затем встаёт и идёт к выходу из комнаты. Выйдя в коридор, ждёт, пока Антон оденется.       Тот пыхтит, завязывая шнурки на кроссовках, бормочет что-то себе под нос, а Арсений от него глаз отвести не может. Впервые смотрит на него так долго и впервые осознаёт, что Антон красивый. Светлые кудри слегка растрепались и торчат в разные стороны, длинные окольцованные пальцы ловко справляются со шнурками, а с губ не сходит лёгкая улыбка, рисующая вокруг глаз морщинки-лучики…       Нет, ну это уже слишком. Нужно взять себя в руки, подрочить, и всё пройдёт. Старая добрая дрочка и вибратор всегда выручают.       — Спасибо, Арс. Было весело. Увидимся, я напишу тебе, — Антон улыбается, машет рукой и стремительно выходит из квартиры.       — Увидимся, Шастун, — запоздало отвечает Арсений, закрывая за ним дверь. А сам прижимается к ней лбом, после спускаясь на грязный пол под ногами. — Увидимся.

***

      С Антоном оказывается на удивление интересно. Он без остановки рассказывает разные истории, смеётся, истерично размахивает руками и громко выкрикивает реплики во время разговора, привлекая внимание окружающих. Он сыпется от смеха с каждой шутки Арсения, даже если она откровенно тупая. Он знает уйму ненужной информации про фильмы, сериалы и актёров, которой просто жаждет поделиться. Он задаёт сотни вопросов, заглядывает в глаза и слушает так внимательно, что сомнений в заинтересованности не возникает.       Они уже больше недели репетируют сценарий, каждый вечер, собираясь дома у Арсения. И вообще-то в этом нет необходимости, потому что всё и так получается отлично. На пятничной репетиции он ни разу не забыл текст, отыграл всё как надо и даже был удостоен похвалы от Станислава Владимировича — а это уже показатель, между прочим. Но Антон всё равно приходит каждый вечер, приносит с собой что-нибудь вкусное и свою невероятную улыбку.       Господи, Арсений уже со счёта сбился, сколько раз он залипал на этой улыбке. Ну разве может быть человек настолько тёплым, что согревает, даже просто присылая сообщение перед сном? Как он вообще умудряется за неделю занять удобное место не только в жизни Арсения, но и в его мыслях. Он же буквально поселился в голове, забился там в укромный уголок и, кажется, уходить в его планы не входит.       Пожалуйста, пускай он никогда не уходит.       Арсений бы его себе забрал, не отпускал бы никогда, только бы знать, что Антон этого тоже хочет. Если первые пару дней он думает, что это просто реакция его организма, изголодавшегося по человеку рядом, то сейчас уверен, что дело вовсе не в этом. Дело в Антоне, который просто не может не нравиться.       А Антон по-прежнему смотрит на него с той же ухмылкой, о которую по сей день иногда хочется разодрать кулаки. Ну почему он так смотрит? Почему улыбается так? Почему его вообще стало так много в жизни? Он ведь уйдёт, как и остальные, стоит ему только узнать об Арсении чуть больше. Все уходят. Из друзей остался только Серёжа, он единственный, кто не смотрит с презрением, зная всё.       — Арс? — зовёт Антон. Они уже часа полтора гуляют по торговому центру, обойдя почти все магазины. Покупать они вообще-то ничего не собираются, но поглазеть и потрогать-то им никто не запрещает. Арсений бы вот поглазел на Антона и потрогал бы его тоже. Чёрт, надо завязывать с этим. Так нельзя ведь. — Ты меня вообще слышишь?       Конечно, слышит. Быть может, не слушает, но голос твой готов слушать вечно.       — Да. Извини, задумался, — виновато улыбается Арсений, отгоняя навязчивую мысль о том, как близко сейчас идёт Антон, как сильно хочется коснуться его руки. — Что ты говорил?       Они поднимаются на эскалаторе на верхний этаж, идут в сторону фудкорта, заказывают еду и только после этого Антон отвечает:       — Фильм, говорю, новый выходит, от Марвел, — улыбается он. — Не хочешь сходить?       — С тобой? — растерянно спрашивает Арсений, а Антон снова заливается смехом.       — Нет, блять. Я предлагаю тебе сгонять в кино с кем-нибудь другим на фильм, который я хочу посмотреть, — саркастично отвечает он. — Ну, конечно, со мной, Арс.       — Я понял, Шастун, можно меньше сарказма? — закатывает глаза Арсений, закидывая в рот картошку фри и запивая её пепси. Или это кола? Вот чёрт, он же даже не запомнил, что заказывал, потому что в очередной раз залипал на улыбке Антона, который ворковал с симпатичной кассиршей.       — Прекращай называть меня «Шастун», — просит тот. — У меня имя так-то есть. Можешь просто «Шаст» называть. А то у меня такое чувство, что я тебя всё ещё раздражаю.       — Ты меня не раздражаешь, — возражает Арсений. И правда, не раздражает ведь. Вот это приплыли. Нет, нужно что-то с этим делать. В его планы на жизнь явно не входила безответная любовь.       — Ага! — восклицает Антон. — Попался! Значит, раньше всё-таки раздражал, да?       — Тебе показалось.       Антон хихикает:       — Ну да, показалось. Галлюцинации у меня, а заодно и у всех вокруг. Я же не один видел, как ты на меня смотрел.       Арсений аж колой давится. Да. Это всё-таки кола. Ну слава Богу. Хоть это выяснили.       — Я на тебя смотрел? — спрашивает он. — Да это ты пялишься вечно, будто я тебе денег должен и забыл про это.       — А ты не думал, что я не просто так на тебя смотрю? — улыбается Антон.       — Чего?       — Ничего, — Арсений фыркает, и он спешит перевести тему: — Можно тебе вопрос задать?       Подождите. Это на что он сейчас намекал?       — Задавай.       А как дышать-то?       — А ты правда ну… по парням?       Арсений замирает на мгновение, так и не донеся картошку до рта. А что ответить-то? Для чего он вообще это спрашивает? Что хочет услышать в ответ? Может, соврать? Зачем ему знать такие подробности?       Господи, Арсений точно параноик.       — Арс, не обижайся, просто слухи в ВУЗе ходят, вот я и решил спросить… — поясняет Антон. — Арс? — и щёлкает пальцами у него перед лицом. — Ау? Ты слышишь?       — Ты ведь и сам всё знаешь. Зачем спрашиваешь? — отмерев, отвечает тот. Вопросом на вопрос всегда легче. Вроде и ответил, а вроде и ушёл от прямого ответа. Тактика — огонь!       Какое-то время за столом царит тишина. Антон смотрит неотрывно, уже без присущей ему улыбки, только голову слегка на бок склоняет и будто взглядом сканировать пытается. Что он хочет понять? Что хочет увидеть? Чувствует же, что душу наизнанку выворачивает.       Вот зачем он это спросил?       — Ну, что ж. Я так понимаю, на этом наше общение закончено, — Арсений криво улыбается, встаёт с места, забирает телефон и быстро идёт к эскалатору.       Спустившись на первый этаж, оборачивается. Ну, конечно, на что он надеялся? Естественно, Антон не побежал за ним, как в клишированных киношных сценах. Ну зачем он задал этот тупой вопрос? Они ведь могли просто продолжить общаться.       В груди почему-то больно, а глаза начинает щипать. Арсений ведь привык уже, что люди перестают с ним общаться, как только узнают об ориентации. На что он надеялся, открываясь Антону? Они же даже не друзья. Общаются всего ничего. Так какого чёрта так больно?       Почему всегда так больно?       Он доходит до метро, когда телефон пиликает новым уведомлением. Достав его из кармана, Арсений замирает прямо перед входом в подземку. Антон 21:50: Арс, нужно поговорить.       Заблокировав телефон, Арсений заходит в метро, садится в электричку и, прикрыв глаза, мечтает только о том, как придёт домой и смоет с себя этот день, эти воспоминания и этот чёртов взгляд зелёных глаз. Блядских глаз, напоминающих летнее утро. Глаз, в которых солнце.

***

      Арсений выпадает из жизни на два дня, он сидит дома, не отвечает на звонки и просто мечтает, чтобы все резко забыли о его существовании. Потому что всё не то, всё не от того. Ему бы хоть весточку от Антона получить. А после он вспоминает, что сам трусливо закинул его в чёрный список. Как ему в глаза смотреть? Он ведь наверняка хочет встретиться только для того, чтобы высказать всё, что думает.       Арсений приходит в себя только потому лишь, что сегодня премьера спектакля, к которому они так долго готовились. Он кое-как сползает с кровати, принимает душ, пьёт кофе и старается вообще ни о чём не думать. Там, на сцене, у него всё получится. Просто нужно выкинуть из головы мысли. Нужно выкинуть из головы имя. Нужно выкинуть из головы глаза. Выкинуть улыбку. Срочно. Срочно стереть из памяти до мельчайших деталей.       Он ведь так давно никого в жизнь свою не пускал. Давно доверять разучился. Так с какого перепуга он решил, что Антон останется, когда узнает правду? Он ведь знает, в каком мире живёт. Знает, в какой стране. Привык ведь, что люди его не принимают. Смирился с этим. Плевать на них, Арсений живёт для себя. Он себя уже давно принял.       Одевшись, Арсений собирается выходить из дома. Он стоит в коридоре перед зеркалом и невольно улыбается, разглядывая небольшую ранку у себя на лбу. Это было совсем недавно, а ощущениями — вечность назад. Тогда они с Антоном не общались, тогда всё было проще. Тогда он мог тихо его ненавидеть. Только бы удалось скрыть царапину гримом, чтобы никто не заметил.       Это так глупо всё. Им же играть в одном спектакле.       Внезапно раздаётся настойчивый стук в дверь, и Арсений невольно вздрагивает. Он подходит ближе, смотрит в глазок и замирает. Антон. Какого хрена он тут забыл? Пришёл сказать то, что не дали по телефону? Мог бы дождаться вечера и сделать это после спектакля.       — Арс! Открой, я знаю, что ты дома, — голос уставший, будто Антон не отдыхал пару дней. Арсений кладёт руку на ручку, но открыть так и не решается, просто прижимается к двери лбом, молясь, чтобы он ушёл. Только не сейчас. Пожалуйста. Сегодня такой важный день, Антон, почему ты пришёл сегодня? — Арс, пожалуйста. Ты всё равно рано или поздно выйдешь. Я буду стоять тут и ждать. Давай поговорим. Прошу.       И правда, какой в этом смысл? Ну врежет Антон ему пару раз, подумаешь, и не такое бывало. Ну, скажет, что он ему противен, что он жалеет о потраченном времени, Арсений же через это уже проходил. Какая разница?       — Арс… — снова слышится из-за двери, а вместе с этим и тихий шорох, точно Антон ногтями по обивке скребёт.       Арсений вдыхает поглубже и всё-таки открывает. Антон стоит на пороге, слегка взъерошенный, в классическом костюме и с лёгкой улыбкой на губах.       — Шастун, ты чего тут? — спрашивает как можно непринуждённей, а у самого ком в горле стоит.       Да почему же ты такой красивый?!       — Поговорить хочу, — Антон не спрашивает, сам заходит в квартиру, заставляя отступить назад и закрывая за собой двери.       — О чём?       Уйди. Не делай ещё хуже. Не сейчас.       — О том, что ты от меня бегаешь уже несколько дней, — вздыхает Антон. — Арс… я…       — Я не бегаю, — фыркает Арсений. Даже в такой ситуации гордость ещё при нём. Он знает, что люди его презирают, но сам он себя любит. Арсений себя уважает.       Антон усмехается.       — Да ну? А чего на звонки и сообщения не отвечаешь? — спрашивает он, а после добавляет: — А, точно, ты же меня в чс кинул. И как я это забыл?       — Потому что я знаю всё, что ты хочешь мне сказать. Я отвратительный человек, тебе противно со мной общаться и всё такое… Я и без тебя знаю. Тысячу раз это слышал. Привык…       — Эй, эй, эй, притормози, — Антон подходит ближе, а Арсений назад пятится. — Арс, ты с чего это всё выдумал? — он улыбается, делает ещё пару шагов. — Прости меня, я растерялся, не знал, что ответить. Да и не думал, что нужно. Думал, что ты сам всё понимаешь. Я же… Арс…       — Антон…       — Арсений, — Антон оказывается совсем близко, дышит почти в лицо, и Арсений в стену вжимается. — Можно тебя обнять?       Что?       — Что?       — Иди, говорю, сюда, придурок упрямый, — улыбается Антон и, взяв его за руки, тянет на себя, заключая в крепкие объятия. И сам выдыхает тяжело, зарываясь носом в шею. А Арсений мурашками покрывается, чувствуя, как им дышат. — Как же давно я хотел это сделать. Ты себе не представляешь…       — Что? — снова спрашивает, чувствуя себя полным идиотом.       Арсений, наконец обнимает в ответ, складывая чуть подрагивающие руки на чужой спине. А самого слегка потряхивает изнутри. Как же тепло, когда кто-то так близко. Как хорошо.       — Я говорю, не страдай хуйнёй, ладно? — выдыхает в шею, пуская по телу новую порцию мурашек.       — Антон, — Арсений жмётся сильнее, точно врасти в него хочет. Только бы это тепло не уходило. Ещё немного, пожалуйста.       — Какой же ты дурак, — и в голосе слышна улыбка. Та самая, тёплая, что дарит ощущение солнца рядом. Такая только у Антона есть. Арсений такой больше ни у кого не видел. — Я ведь с первого курса по уши в тебя…       — Врёшь? — почему это звучит так жалобно?       Антон не отвечает. Отстраняется, заглядывает в глаза, берёт за подбородок и целует в губы, нежно, почти невесомо, а после снова утягивает в объятия.       — Собирайся, у нас спектакль через час, — снова отстранившись, улыбается он, оставляя поцелуй на носу. — После поговорим, да?       — Можно ещё минутку? — улыбается Арсений, утыкаясь лицом ему в грудь. — Всего минутку, Антон.

***

      По всему залу проносится шум громких аплодисментов, люди встают с мест, хлопают, актёры выходят на поклон и скрываются за кулисами. Арсений ещё пару минут стоит на месте, осознавая, что вот и всё. Они так долго готовились к этому спектаклю, так долго к этому шли, столько нервов и сил было потрачено, а время пролетело так незаметно. Именно за это он любит сцену. Тут всё иначе. Тут время идёт по-другому. Тут ощущаешь себя свободным. Тут можно быть самим собой. Где ещё он сможет быть собой?       Антон стоит чуть в стороне, оживлённо разговаривая о чём-то со Станиславом Владимировичем. А Арсений от него глаз оторвать не может. Потому что он невероятно красивый, а сейчас всё ещё одетый в сценический костюм: большую белую рубашку, расстёгнутую до середины груди, широкие брюки, с зачёсанными лаком кудрявыми волосами, он магнитит к себе взгляд. На него хочется смотреть. Им хочется любоваться. Кому вообще нужны эти Голливудские актёры, когда под боком ходит Антон Шастун? Он сияет ещё ярче, чем обычно, улыбается так, что слепит.       Арсений хочет подойти к нему, но их обоих утягивают в разные стороны: Антона куда-то к раздевалкам с ещё парой девушек из труппы, а Арсения перехватывает худрук, без умолку болтая о том, как всё идеально прошло, что зрители в восторге, а комиссия довольна. И кто бы его ещё слушал, потому что вот Арсений даже не пытается, просто пропускает его тарахтёж мимо ушей.       — Арс, красава, — Серёжа нагоняет его у раздевалок, только он отбивается от Станислава Владимировича. — Вы с Шастуном отыграли идеально, лучше, чем на репетициях даже. Нас там ждут, Стасян шампанского купил. Пошли отпразднуем.       — Спасибо, Серж, ты тоже отлично отыграл, — улыбается Арсений. — Ты Шаста не видел, случайно?       — Он в маленьком зале уже, его Петровна туда утащила вместе с девчонками. Пошли, — Серёжа машет рукой в нужную сторону.       Арсений кивает и топает за другом, не прекращая улыбаться. А когда оказывается в зале и видит Антона, в груди становится так тепло, что даже страшно. Ну нельзя ведь так реагировать на человека, да? А тот, заприметив его, сияет так, что солнце не нужно. Господи, какой же он яркий.       Арсению кажется, что он нашёл то солнце, которого так не хватало.       — Привет, — глупо здоровается Антон, оказавшись рядом, точно они видятся впервые за день. Он неловко переминается с ноги на ногу, заламывает пальцы, впервые не увешенные кучей колец, одёргивает полы рубашки и улыбается, слегка встряхивая головой, когда залаченные волосы падают на глаза. — Поздравляю, всё прошло отлично.       — Ты был бесподобен, Антош, — Арсений закусывает губу, чувствуя, что уши и щёки наливаются краской. Он что, его только что «Антошей» назвал? Это что ещё за детский сад? Его же сейчас пошлют за такое.       Антон делает шаг ближе, невесомо касаясь пальцами лба Арсения, убирая с него пряди волос.       Срочно нужно больше воздуха. Почему так душно?!       — Бесподобен был ты, а я просто старался соответствовать, — улыбается он, а после отходит к столу и возвращается уже с двумя бокалами шампанского, протягивая один из них Арсению. — Как думаешь, это можно считать нашим первым свиданием? — спрашивает, легко ударяя о чужой бокал и делая глоток.       — Думаю, с большой натяжкой, да, — смеётся Арсений, тоже отпивая шампанского.       — Отлично, — Антон указывает в сторону выхода на веранду, куда все остальные периодически бегают курить. — Пошли подышим?       Они выходят на свежий воздух. Арсений разглядывает вечерний Питер, пока Антон курит, тоже глядя куда-то за горизонт. Там сияют огни города, там жизнь бьёт ключом, а ему кажется, что его жизнь медленно останавливается, зацикливаясь на одном человеке. Он буквально дышать не может от того, как сильно хочется снова прижаться к его груди, вдохнуть его запах, взять за руку, ощутить тепло.       — Арс, — зовёт Антон, скрутив окурок в жестяную банку. Он подходит сзади, руками поперёк живота обнимает и носом в шею утыкается, вдыхает запах, снова заставляет кожу покрыться мурашками. — Аррррсс, — мурчит он, потираясь носом, оставляя почти невесомый поцелуй на сгибе плеча, там, где ткань рубашки оголяет кожу.       — Ммм, — тот голову слегка склоняет, а руками накрывает чужие, что покоятся на животе. — Антон, нас же увидят, народу полно.       — Плевать, пусть видят. Пусть знают, что ты мой, — улыбается Антон. Арсений его улыбки не видит, но слышит в голосе.       — Антош…       — Пусть завидуют, — шепчет Антон на ухо, опаляя горячим дыханием. — Плевать мне, что они скажут. Я тебя теперь не отпущу. Слишком долго молчал, слишком долго бездействовал. Столько времени потеряли.       Арсений улыбается, разворачивается в его объятиях и оставляет поцелуй на губах.       — Давай уйдём отсюда? Поехали ко мне, — он серьёзно сейчас его домой позвал? Вот так сразу? Где твои манеры, Арсений? Да плевать. Он Антона теперь тоже не отпустит. — Поедем?       — Поехали, — кивает тот, потираясь носом о его нос. — Я вызову нам такси.

***

      Дома они оказываются через полчаса: половину времени ждут такси, другую половину, как самые настоящие влюблённые подростки стоят во дворе, целуются, держатся за руки и смотрят на звёзды. Кажется, у соседей Арсения возникнет пара вопросов, потому что тётя Оля минут пять разглядывает их в окно, похоже, снова выискивая своего муженька.       Арсений забирается в душ первым, чтобы смыть с себя пот, остатки грима и лак с волос. Он и сам не знает, как вообще решился пригласить Антона к себе. Но от одного только осознания, что тот сидит за стенкой, по спине пробегают мурашки.       Чёрт, у Арсения же так давно никого не было, — вибратор и дрочка не считаются — так давно, что он уже и забыл, как хорошо бывает, когда кто-то тебя касается, когда чужие губы исследуют тело, когда прижимаешься к чужому телу, чтобы расстояние до минимума сократить.       От этих мыслей внизу живота разливается такое тепло, что голова слегка идёт кругом, и вот Арсений уже плавно спускается рукой по своей груди, цепляя затвердевшие соски, обхватывает возбуждённый член и медленно, тягуче проводит по всему основанию. Он закусывает губу, чтобы не издавать лишних звуков, цепляется второй рукой за стену, прикрывает глаза, представляя вместо своей руки руку Антона, представляя, как он крепко держит за бёдра, как выцеловывает шею, как закусывает кожу, и всё же срывается на тихий, еле слышный скулёж.       Арсений так увлекается процессом, что приходит в себя, только когда слышит, как шторка открывается. Резко обернувшись, видит, что Антон стоит позади, сложив руки на груди и внимательно наблюдая за его действиями, чуть склонив голову на бок. Немая сцена длится несколько секунд, в которые в голове рождаются сотни отмазок и объяснений того, что тут происходит, и все они звучат до нелепого тупо. Ну что он скажет? Что рука сама соскользнула на член? Что он просто тщательно его моет? Что решил подрочить, потому что не знает, перепадёт ли ему сегодня? Что так хочет, чтобы Антон его выебал, что аж ноги подгибаются?       — Продолжай, — улыбается Антон, а у Арсения щёки горят от смущения. Вода всё ещё льётся из душа, застилая глаза пеленой, но она не смывает стыд. Чёрт, его спалил за дрочкой тот, на кого он дрочил. Что может быть хуже?       — Выйди, я сейчас… я… — теряется он. — Антон, пожалуйста… Я не извращенец, просто… — может, тогда стоит хотя бы руку с члена убрать?       — Ты такой красивый, Арс, — перебивает Антон, заставляя тихо проскулить, зажмурив глаза. И пока Арсений думает, как выйти из этой ситуации, он не спеша стягивает с себя футболку, отшвыривая её на пол, туда же летят и джинсы вместе с бельём.       — Что ты…       — Хочу тебе помочь, — тихо отвечает Антон, забираясь в ванну. Он прижимает Арсения спиной к своей груди, оставляя первый влажный поцелуй на шее, спускается губами ниже, к плечу, закусывает кожу и тут же её зализывает.       А Арсений вздрагивает на каждом прикосновении, голову ему на плечо откидывает, открывая больше пространства для поцелуев, и думает, что всё это его фантазия, до тех пор, пока рука Антона не ложится на член, проводя по всему основанию, срывая с губ первый стон.       — Ммм… — Арсений руки ему за голову закидывает, бёдрами трётся о его пах и скулит на каждом движении, пока Антон второй рукой блуждает по телу. Он ощущениями сразу везде, трогает каждый сантиметр кожи, покрывает её поцелуями, прикусывает и тут же лижет широким языком. — Шаст, — и стонет ещё громче, чувствуя чужой стояк.       Господи, почему такой огромный?       Антон отлипает от его шеи, руки перекладывает на плечи, разворачивает к себе, целует в губы напористо, языком толкается в рот, слегка прикусывает нижнюю, оттягивая и улыбается в поцелуй. Снова переходит на плечи, лижет ярёмную впадину широким мазком языка, а после подталкивает к противоположной стене, заставляя упереться в неё руками. Требовательно давит на спину, чтобы Арсений прогнулся, и тот покорно выполняет. Антон шею выцеловывает, лопатки, спускается ниже, губами пересчитывая позвонки. Опускается на колени, руками разводит ягодицы, целует прямо в колечко мышц и тут же припадает к нему, языком вылизывая. Арсений стонет в голос, ноги начинают подгибаться, и он точно бы упал, если бы не сильные руки, помогающие устоять.       Когда Антон вторгается языком внутрь, Арсений уже не стонет, просто скулит, надрывно, потому что сил на большее нет. Перед глазами плывёт, он отчаянно хватает ртом воздух, руками цепляется за стену, только бы не упасть.       Антон ещё пару минут вылизывает его, а после целует ягодицы, встаёт на ноги, ведёт дорожку поцелуев вверх к шее и шепчет в самое ухо:       — Смазка есть?       У Арсения сил ответить нет, он лишь смазано кивает головой, указывая в сторону тумбочки под раковиной. Антон улыбается, целует его в щёку и, дотянувшись до нужной полки, находит смазку и презерватив. Выливает немного себе на пальцы, второй рукой придерживает Арсения за плечо и входит сразу двумя, замирая на пару секунд, проверяя реакцию. И Арсений снова стонет в голос, давая понять, что всё хорошо, сам бёдрами двигает, прося о большем. Пальцы проходятся по простате, задерживаясь на мгновение, вызывая новый стон, после раз за разом попадая по той же точке.       Антон растягивает его ещё какое-то время, так, что ноги совсем не слушаются, и Арсений всё норовит завалиться на бок. И он бы, наверное, давно упал, если бы не сильная рука, так уверенно держащая за плечо. А когда пальцы резко пропадают, оставляя внутри чувство опустошённости, он хнычет, толкаясь бёдрами назад. Антон молча тянет его вверх, заставляя развернуться к себе лицом, и улыбается, оставляя поцелуй на губах.       — Я сейчас, — шепчет, раскатывая латекс по члену и добавляя побольше смазки, а Арсений глаз от него оторвать не может, потому что он невероятно красивый. Капли воды стекают по обнажённому телу вниз, отблёскивая в тусклом свете потолочной лампы. Волосы мокрые, прилипшие ко лбу. И глаза… Господи, как же он смотрит своими невозможными зелёными. От одного его взгляда ноги снова подгибаются. — Иди-ка сюда, — он снова улыбается, утягивая в поцелуй.       Подхватив Арсения под бёдра, прижимает спиной к мокрой стене. Тот ногами его обвивает, руки закидывает на шею и снова стонет громко, когда губы начинают вылизывать плечи, а член резким движением входит внутрь.       — Ах, — Арсений голову откидывает назад, телом плотнее жмётся к Антону и стонет на каждом уверенном толчке.       Боже, как же хорошо. Как же ему хорошо. Он руками блуждает по плечам Антона, цепляется в них сильнее, впиваясь короткими ногтями, когда тот начинает вдалбливаться резче, когда член уверенно, раз за разом проходится по простате. Все мысли из головы выбивает, кроме одной, горящей яркими вспышками: «Ему ещё никогда не было так хорошо».       Арсений свой член рукой обхватывает, начинает двигать ей, подстраиваясь под темп Антона, и кончает через несколько движений, выстанывая имя. Антон двигается ещё пару раз, утыкается лицом ему в шею, стонет и содрогается от оргазма. А после выходит плавно, ставит его на ноги, целует в нос и ложится на дно ванны, призывно раздвигая ноги в стороны.       — Иди ко мне, мы вроде помыться планировали, — улыбается он.       — Что-то пошло не так, — Арсений возвращает ему улыбку, садится меж его ног, упираясь спиной в грудь, затыкает пробку в сливе и откидывает голову назад, устраиваясь на плече.       — Получается, да, — смеётся Антон, целуя его в висок. — Но я не против, чтобы что-то шло не так всегда.