🌕
Он опаздывал. Не хотел и не планировал — так вышло. Концентрация враждебных и крайне злобных существ в окрестностях родного поселения зашкаливала. Предчувствие всё сильнее сосало под ложечкой. Даже если никто из местных жителей ещё не пострадал, риск такой возможности возрастал ежечасно. В итоге, два дня пути превратились почти в три — и это при том, что Хёнджин резко ограничил себя в привалах, чтобы успеть. Хоть бы никто не пострадал. Хоть бы никто не пострадал. Хоть бы никто… Он пересёк границу, когда спустившиеся на землю сумерки уже вовсю уступали власть сгущавшейся тьме ночи. Первой ночи полнолуния. Перстень вспыхнул с новой силой, и Хёнджин, влекомый страхом, первым делом бросился туда, куда звало сердце: к таверне Чанбина. Учащённый донельзя пульс отдавался в ушах глухим гулом, перекрывая прочие звуки, поэтому ведьмак не сразу услышал доносимые ветром крики. Он на бегу перевоплотился в волка, уже ни о чём не думая. Оборотень был там. Чанбин, зажимая в руках увесистый топор, не сводил с твари внимательного взгляда. Он был далеко не глупым и прекрасно знал, что едва ли переживёт неравное сражение, оттого и стоял пока, не двигаясь с места. Побледневшая Хеджин за его спиной отчаянно пыталась вырваться вперёд, в ужасе выкрикивая имя младшего сына. Феликс. Ведьмак в ярости зарычал, отвлекая внимание оборотня на себя. Сработало. Тварь в последний момент чудом успела уклониться от нападения. Жаль, ведь Хёнджин как раз мог разорвать ему горло. В почти полной мгле, освещаемой лишь редкими огнями, два волка беспощадно атаковали друг друга, клацая челюстями с такой силой, что оба запросто могли лишиться зубов. Комья земли из-под их когтей летели во все стороны. Мир сузился в точку сражения. И так же внезапно расширился обратно, донося звуки подступающей подмоги. Оборотень отвлёкся, за что поплатился рваными ранами на боку. Вскинув морду, он взвыл, и на мгновение страх пробился в сознание Хёнджина — что, если тварь не одна? Однако ведьмак не успел додумать эту мысль, потому что враг резко встряхнулся, словно его внимание переключилось на что-то другое, и рванул в сторону. Надо было, не медля, кинуться вслед. Догнать, прыгнуть сверху и не оставить ни шанса на спасение, но… Феликс. Лишь бы родители успели его спасти. Понимая, что сойдёт с ума от незнания, Хёнджин вернулся в человеческий облик, стремительно врываясь в дом Чанбина, куда семья, судя по всему, успела скрыться. — Вы в порядке? — крикнул он, не видя никого поблизости. — Да, — ответили ему из кухни. Хёнджин кинулся на звук. Потрясённый Чанбин обнимал белую как мел жену, которая — хвала небесам! — прижимала к себе перепуганного Феликса, сотрясаясь от рыданий. За ними обнаружились и остальные дети четы: Джисон с распахнутыми на пол-лица глазами держал перед собой увесистый кухонный тесак, заслоняя своим телом средних братьев. Хёнджин выдохнул. — Я вернусь. Присмотрите за этим, — попросил он, бросив на ближайший свободный стул свою походную сумку. — Не переступайте порог дома до рассвета, здесь достаточно защиты, чтобы никто, кроме людей не мог войти. Чанбин кивнул, но ведьмак этого уже не видел: выбежав обратно на улицу, он помахал вооружённым кто чем смог ближайшим соседям Чанбина, чтобы они успели понять, кто перед ними. — Те из вас, у кого нет защиты от оборотней, попросите убежища в таверне, остальные — бегом по домам и не выходить до рассвета! — рявкнул Хёнджин, вновь перевоплощаясь в волка. Ему ещё нужно было взять след, и в этом так кстати помогали свежие капли крови из нанесённых ведьмаком ран. Хёнджин позволил звериному обонянию вести себя вперёд. Наконец, спустя затянувшуюся бесконечность, он понял, что целью его врага был дом Сынмина. А затем он почуял кровь чародея. Что бы там ни произошло, кровь Сынмина пролилась. Глаза застилала слепая ярость, пока Хёнджин, выжимая из себя все возможные силы, мчался спасать не чужого ему человека. Обезображенная глубокими царапинами дверь была распахнута настежь. Запах боли не внушал ни крупицы надежды. Ведьмак взвыл от смеси отчаяния, горя и ненависти, когда увидел, во что превратился дом. Повсюду царил хаос из разрушенных полок, разбросанных книг и тысяч осколков разбитых сосудов. Посреди кошмара наяву, в луже собственной крови, безжизненно лежал Сынмин. — Нет, нет, нет, нет! — закричал Хёнджин, в который раз за эту прóклятую ночь меняя облик. Он рухнул на колени, игнорируя впившееся в кожу стекло. — Сынмин!.. Нет! Ведьмак не мог заставить себя подойти ближе. Перед глазами проносились все, кого он потерял, и ещё одно имя в списке погибших убивало его самым изощрённым способом. Но вдруг, через бездну ужаса, пробился звук личного проклятия Хёнджина, заставив того, пошатываясь, медленно встать и осмотреться по сторонам. Причина нашлась быстро. Лежавший на полу оборотень неглубоко и часто дышал, временами тихонько поскуливая. Он явно долго не протянет — понял Хёнджин, окинув тварь оценивающим взглядом, когда подошёл ближе. Отлично. Значит, сегодня всё закончится. — Хотел бы я знать, кто вынудил тебя убить всех моих близких, а меня оставить в живых, — остриё меча Хёнджина уткнулось в шею оборотня, заставив того судорожно дёрнуться. — Да вот не уверен, что теперь это имеет значение, — ведьмак вернул клинок в ножны и, склонившись к раненому, прошептал: — Давай, укуси. Ты же хочешь, да? А кто-то не разрешает. Убей меня, чтоб этот кто-то проиграл в своей игре. Ну же! Убей! Во взгляде единственного уцелевшего глаза оборотня, до этого абсолютно стеклянного и не выражающего никаких осознанных эмоций, что-то промелькнуло. Но Хёнджин не успел понять, что именно, потому что тварь отвернулась. — Будь ты проклят! Будь проклят! — охрипшее горло уже не справлялось с рвущимся наружу криком, и ведьмак в бессильной злости ударил кулаком ближайшую стену. Боль от колец, врезавшихся в пальцы, привлекла внимание Хёнджина и взгляд его упал на хэталь. Интересно, что, если?.. Он вновь наклонился к поверженному врагу и, из желания проверить идею, ткнул кольцо прямо в открытую рану. Камню нужна кровь, камень её получит. Хэталь засветился алым, и Хёнджин по наитию навёл его на оборотня. Резкая вспышка света отозвалась болью в глазах, и потребовалось время, чтобы зрение восстановилось. Когда же ведьмак проморгался, на полу у его ног лежал уже не волк, а человек. Совершенно незнакомый ему человек, со шрамом, обезобразившим левую сторону его лица. И человек этот тихонько застонал. Надо же. Хёнджину не было его жаль. Ни замученный, исхудалый вид, ни рваные раны, кровь от которых запеклась на лохмотьях тряпки, некогда бывшей рубахой — ничто не взывало к состраданию и сочувствию. Он взял полуживого незнакомца за волосы и приподнял его голову. — Кто. Тобой. Управлял? — выдавил Хёнджин сквозь сжатые зубы, больше всего на свете мечтая уничтожить это создание. Стереть с лица земли. Но раз выдалась возможность получить ответы, то почему бы и нет? — Отвечай! — Он, — раздался надломленный шёпот. — Это был он. Глаза ведьмака ошарашенно распахнулись, потому что дрожащий палец указывал на… Сынмина. — Что? — резко переспросил Хёнджин. — Ты лжёшь! — Найди его дневник. На этих словах незнакомец потерял сознание, оставив Хёнджина в замешательстве. Дневник? Сынмин вёл дневник?.. Он заозирался по сторонам, пытаясь понять, как во всём этом погроме можно было найти хоть что-то. И, за неимением лучших идей, принялся обыскивать книги. Дневник же похож на книгу, скорее всего? И где-то на шестом, случайно подобранном с пола, экземпляре его ждало первое открытие. Сборник рисунков. А, если точнее, — его портретов, самые ранние из которых датировались годом их с Сынмином знакомства. Но… почему?.. Переваривал Хёнджин это недолго, ибо найденный вскоре дневник всё переплюнул. Ногой распинав окружавший его мусор, ведьмак уселся на пол и принялся читать, желая найти ответы. И лучше бы он их не находил. Страницы, исписанные идеальным в своей аккуратности почерком, рассказывали о годах экспериментов над разного вида тварями. Ещё будучи учеником, чародею в одном из малопонятных фолиантов попалась информация о пхоро, и он загорелся желанием научиться управлять волей других. К сожалению, растение было мало изучено и доподлинных знаний о спектре его применения найти не удалось, поэтому приходилось полагаться на удачу. Сынмину эти исследования несколько раз едва не стоили жизни. Но спасение всегда приходило в лице ведьмака. Расширившимися от ужаса глазами Хёнджин читал историю того, как внезапно возникшая влюблённость чародея трансформировалась в одержимость. Как невозможность получить желаемое, заставила Сынмина поверить, что их совместному счастью просто мешают окружающие. Как появление возлюбленного в жизни ведьмака привело к уничтожающей всё на своём пути ненависти. Как удачно подвернувшийся оборотень стал инструментом достижения цели. Всего-то и надо было дождаться нужного часа. И ведь Хёнджин сам, совершенно случайно, проговорился о Сунгёле и своих планах познакомить его с семьёй! Он даже не помнил тот разговор! Зато Сынмин запомнил прекрасно… Было ужасающе сложно прорываться через размышления о том, что несмотря на все старания (Хёнджина душил ком в горле), упрямый ведьмак не желал отпускать прошлое. Ведь у него же отняли всё, так почему он не придёт за предложенным утешением? Оборотень, оказывается, был самым настоящим пленником, выпускаемым из импровизированной подвальной темницы только в полнолуния ради одной цели — избавляться от всех, к кому ведьмак проявит хоть малейший интерес. Разумеется, кроме Сынмина. От последних страниц с планами избавиться от семьи Чанбина, желудок скрутило в приступе тошноты. Дневник полетел прочь. Взгляд упал на тело чародея. Хёнджин кое-как встал и на негнущихся ногах дошёл до него. Оказывается, Сынмин ещё дышал. Жизнь этого одержимого не оборвалась, в отличие от многих невиновных, которых он не пощадил. О, небеса! Как можно было думать, что после всего случившегося Хёнджин захотел бы быть с этим человеком?.. Как вообще хоть кто-нибудь согласился бы на подобное безумие?.. Ведьмак из последних сил наклонился и обмакнул хэталь в лужу крови. Вспыхнувший камень он направил на Сынмина, на этот раз предусмотрительно отвернувшись и закрыв глаза. Возможно, сохранение жизни при лишении магических сил будет для того гораздо худшим наказанием, чем просто смерть. С этой мыслью Хёнджин, не оборачиваясь, растворился во тьме ночи.🌕
Влажная почва под пальцами ощущалась мягкой. Хёнджин отдыхал, сидя возле вспаханной совсем недавно земли. Он только закончил с семенами розмарина, но уже не мог дождаться, когда же кустарники с россыпью нежных цветов окружат своей красотой последнее пристанище его любимых. Прошла неделя с той страшной ночи, когда он, залитый кровью и пребывающий в шоке, постучался в двери таверны. Ведьмак тогда смог сообщить встревоженной семье, что они в безопасности, и отключился. Пришёл он в себя после двухдневного сна — неизвестно какими усилиями вымытый, в чужой чистой одежде, в чужой же спальне. Хеджин никому не давала его тревожить, подобно дракону охраняющему своего детёныша. На третий день ведьмака проведал Чанбин. Рассказал, что знахарки, как могли, выхаживали раненых, обнаруженных в разгромленном доме. Что Сынмин бросил всё и исчез, не дождавшись восстановления. Что второй человек вызывает очень много вопросов у местных, но пока удаётся не подпускать к нему особо рьяных. Хёнджин не стал скрывать, что второй человек был тем самым оборотнем, которого многие так боялись. И что нападал тот не по собственной воле тоже не промолчал. Чанбин задумчиво пожевал губу и пообещал присмотреть, чтобы парня не зашибли случаем. Хёнджину было всё равно. Вскоре ведьмак вырвался из-под опеки заботливой матери семейства, желая выполнить обещание, данное родным. И вот он здесь. Тихая поступь шагов отвлекла его от беззвучного мысленного разговора с близкими. Он обернулся и замер — равно как и бывший оборотень в нескольких ярдах от него. С минуту они не спускали друг с друга глаз, прежде чем Хёнджин отвернулся обратно. — Возвращался бы ты туда, откуда пришёл, здесь тебе жизни не дадут. — Убей меня, — прозвучала внезапная просьба. — Убей меня, чтобы стало легче. — От твоей смерти мне легче не станет, — безучастно ответил ведьмак, наблюдая, как солнечные лучи отражаются от каменных плит. — Значит, распорядись моей судьбой. Знаю, одной моей жизнью не восполнить твои потери, но… — Вот именно, — оборвал парня Хёнджин. — Один ты против лучших на свете родителей. Один ты против моей Юён, которая вместе с мужем никогда не увидит, как взрослеет их Миин. Потому что некому взрослеть, вот он, рядом лежит! Один ты против толком не успевшей вырасти Чонгёль. Один ты против моей единственной любви. Кто бы ты ни был, мне нет дела до твоей жизни. И до твоей смерти тем более. Возвращайся к себе домой. — У меня нет дома, его точно так же отняли. — Так же? — Хёнджин вскочил, стремительно сократив расстояние между ними. Холодный отблеск металла неуловимо мелькнул в руках, когда лезвие кинжала уткнулось в чужую грудь. — Так же?.. Что ты вообще знаешь обо мне, имея наглость сравнивать? — Много, — незнакомец выдержал пылающий гневом взгляд, не стушевавшись. — Сынмин очень много говорил о тебе между полнолуниями. Эти слова возымели эффект отрезвляющих пощёчин. Хёнджин отступил, убирая оружие. Плечи прогнулись под тяжестью усталости. — Как тебя зовут? — Чан. — Чан, я повторюсь, что тебе стоит отсюда уйти. Не из-за меня. Из-за других. — Мне некуда идти. Пусть убивают, если хотят. Ведьмак еле сдержал колкие слова и задумался. — Что толку в твоей смерти, если можно с пользой провести жизнь? Собирай свои вещи, завтра мы уходим.🌕
— Это ты, конечно, интересно придумал. — Будь идея плоха, пропустил бы нас Чонин? — пожал плечами ведьмак. — А река? Смогли бы мы её пройти? Минхо усмехнулся. — Значит, ты считаешь, что мне нужен помощник? — Почему бы и нет? Он сам сказал, чтобы я распоряжался его судьбой. Чан стоял у входа в дом, безмолвно вглядываясь в бег облаков, пока Хёнджин и Минхо обсуждали его возможное будущее. — Если здесь для него не найдётся работы, мы уйдём, — ведьмак не собирался настаивать или навязываться. — Но в родных краях Чана никто не ждёт, а в моём поселении ему грозит опасность, сами понимаете. О, кстати. На стол перед магом, тихонько звякнув, легло кольцо. — Спасибо за помощь. Сынмин понёс своё наказание. И оказалось, что хэталь даже силу оборотня смог забрать, превратив Чана в обычного человека. — Зачем возвращаешь? — поинтересовался маг, слегка улыбнувшись. — А что мне с ним делать? — Хёнджин через приоткрытое окно рассматривал своего врага. Бывшего, судя по всему? Было странно правильно видеть его здесь. Ведьмака к этому решению привело предчувствие, а оно его не подводило. — Отдашь ученику, — Минхо щёлкнул пальцами перед носом Хёнджина, чтобы тот отвлёкся от созерцания. — У тебя он как раз скоро появится. А твой спутник может остаться здесь, так и быть.🌕
Сынмин. Сколько всего заключено в его имени. Какой болью пропитана их история. От первой встречи с совсем ещё зелёным юнцом до последней — сумбурной, скомканной, неправильной — всё у тех же могил. Ведьмак никому не рассказал о том дне, после которого бывший чародей исчез в неизвестном направлении. «Я бы проклял ради тебя всех, весь белый свет». «Всё это время я любил тебя и просто хотел быть с тобой». «Ты мог выбрать меня и не быть в одиночестве». Этот сломленный человек, полный незаурядного ума и таланта, которые ему больше некуда было применять, стоял перед Хёнджином с лихорадочно горящими глазами и не желал слышать простую истину. Нет никакой любви в разрушениях. Нет её в тех напрасных страданиях, необходимость которых Сынмин сам себе выдумал. И нет ни единой капли любви в насилии. Любовь истинная лишь в созидании. Всё остальное — уродливая пародия.🌕
Четырнадцатилетний, пока ещё угловатый и нескладный юноша с высоким хвостом длинных волос, которые он отказывался стричь, закусив губу от напряжения, тренировался в метании кинжалов. Получалось, откровенно говоря, не особо эффектно. А если совсем начистоту, то весьма паршиво. Парень хмурился под нарастающей злостью на самого себя. Он должен быть лучше. Сильнее, выше, быстрее. Он должен доказать, что просился в ученики не из детской прихоти и пустого каприза. И что его братья — уже здоровые лбы, старший из которых вчера женился (подросток скривился от отвращения) — не могли бы сейчас занимать его место. Он злился, не зная, что учитель давно сделал свой выбор и не собирался ему изменять. — Что скажешь, Сунгёль? — Хёнджин, сидя прямо посреди бурных зарослей розмарина и щурясь из-за солнца, наблюдал за пока ещё хрупкой фигурой того, кто однажды сменит его на посту. — Он молодец, хотя всё ещё не верит в свои способности. Но мы ему об этом не скажем, да, милый? Чтобы не зазнался раньше времени. Тишина, нарушаемая лишь усердным пыхтением, дарила свой покой. Да, не полный. Да, не тот, который хотелось бы — чтобы и семья, и Сунгёль были рядом и чтобы можно было обнять их в любой момент. Но прошло уже достаточно много времени, чтобы шрамы на сердце стянулись и не кровоточили. Так что… — Феликс! Может, стоит пригласить твою сестру?.. Ответный возмущённый крик разрезал пространство, вызвав самый искренний за последние несколько лет приступ смеха.Всё зачёркну и твёрдой рукой С новой строки, без запятой...