Simon Curtis – Flesh Pete and The Pirates – Cold Black Kitty Fransisca Hall – Until It Hurts
This is not the way into my heart, into my head Into my brain, into none of the above This is just my way of unleashing the feelings deep inside of me This spark of black that I seem to love
Вначале была боль. Всё начинается с неё. Она вездесуща и проникает в каждый нерв твоего тела, переполненные вены вздуваются, напоминая реки во время наводнения, и так же переносят всякий вздор во все уголки твоего организма, жилы вымочены в болевой эссенции и оставлены вялиться на палящем солнце. Из последних сил ты пытаешься не захлёбнуться криком, стремишься вытолкнуть, выплюнуть его, как насекомое, ненароком забившееся в рот. Ты рвёшь его зубами, он скрипит и хрустит на зубах, словно сладкий снег. Крик истончается, тает до образования приторной водицы, когда слова сами по себе текут из горла. И вот тогда ты начинаешь просить. Но пока становится всё больнее. В ушах стоит шум низвергающейся воды. Под струями, бьющими по коже не хуже плетей, стоять – мука. Ты на скалах? Ты прикован? В осколке линзы со смещённым фокусом, которой является каждый водяной брызг, цепями представляется неизбывная боль. И в цепях этих – корень наслаждения. Порой в оковах быть приятнее, чем чувствовать пустоту на шее и руках, а также в душе. Оковы означают, что ты принадлежишь кому-то. Что ты не одинок, пусть и связан с ним не по взаимности. Когда ты соглашаешься с этим провокационным постулатом, спасительный яд проникает в твой кровоток, и этот надёжный перевозчик доставляет его в болевой центр. И в одну секунду мучениям настаёт конец. Остается лишь пустота. Общее состояние тупой отрешённости накрывает тебя, словно воздушным одеялом. Вот твой урок на сегодня и вовеки веков. Недостаёт лишь вывода. Итак, зачем всё это было? Чтобы после мучений получить хоть ту каплю тепла, которая повисает на кончике пипетки, почувствовать нежные прикосновения, увидеть свет... Понять, что всё не зря и было ради чего страдать.If you're not careful when you sleep, You'll wake up and she's at your feet And I know boys been driven mad, Wanting something they can't have
Просеянное через решётчатый навес над атриумом солнце щедрой рукой набросало золотых монет в бассейн, где на просторном бортике пригрелся подросток. Чувствуя, что спиной буквально приварился к раскалённой плитке, чтобы побороть сонливость, Энакин рассеянно уронил правую руку в мнимую сокровищницу, мгновенно растворяясь в приятных ощущениях, которые дарила мягкая, как шёлк, вода, поглотившая его руку до локтя. Не хотелось далеко отходить от водоёма: чистый и такой глубокий, что кому-то мог казаться бездонным – юноша оценил глубину в три своих роста, а ведь он уже был довольно высоким парнем – его близость сглаживала впечатления от колючего жара планеты Ванкор. Внезапно Энакином овладело какое-то странное беспокойство, выдернувшее его из блаженной умиротворённости, в которой он пребывал... В этом месте всё было заточено под её прихоти. А её потребности не ограничивались рабочим пространством, которого тоже было в достатке: во вторую очередь, после науки, Дженна Зан Арбор любила, чтобы ей предоставляли свободу действий. Здесь же она не переставала чувствовать себя счастливой. Никто не мог ей помешать подойти в любой момент к любому из своих пленников и не отказывать себе ни в чём. Впрочем, каждый её не интересовал. К тому же ей тоже был невыносим пересушенный воздух на обитаемой широте планеты. Присаживаясь на пол в пределах досягаемости, она перекинула волосы на спину, открывая лицо. Улыбнулась и, дождавшись ответного движения губ, – надо, чтобы он сам этого захотел – коснулась его. Она механически проводила кончиками пальцев от внутренней стороны предплечья, покрытого более бледной и тонкой кожей, до сгиба локтя и не удержалась от сравнения. У них такое сочетание: светлая и посмуглее, гладкая и с мозолями, пахнущая лавандой и металлом. Ей оно нравится. Как вызывают у неё приятную истому во всём теле и его глаза цвета глубокой части бассейна. Изнеженность и мощь пропорционально соединяются в этом молодом, исполненном жизни теле, что только лишний раз доказывает, что джедаи – это особая порода. Как она разгадала его? Слишком юный и, чего не отнять у него, невинный для солдата Освободительного движения. Да и фенотип неподходящий: не с его пшеничными волосами быть уроженцем этой звёздной системы. Превосходно развитая мускулатура и походка не развинченная, как это обычно водится у подростков, – скорее наоборот, его манеру двигаться характеризовали точные, скупые движения, – предлагали другое решение вопроса: он явно не пренебрегал физическими упражнениями, так, может быть, он атлет? С Центральных миров? Нечему удивляться – в исследовательский центр на Ванкор люди приходили по самым разным жизненным путям, кое-кто прибыл издалека. Вернее, их доставляли. Оценка занимала её ровно пять минут, пока не доложили, что у новичка при себе имелось оружие, которое изъяли. Никакого сюрприза, зато мальчика сходу удалось определить в категорию, в которой пока были прописаны только два имени. Она замечала за собой, что подвержена пока не объяснённому ею магнетизму Силы. Её страстью, её душевной болезнью было препарировать это чувство, разбирать его на атомы и собирать, возвращая исходную форму. Основным её целям это не мешало, а разобраться в себе хотелось. Пусть банта ценится за свою шерсть, но кто запрещает вдобавок доить её? Иногда Зан Арбор тискала пленника просто ради того, чтобы почувствовать, как тот сжимается от смущения, но через какое-то мгновение он всё же расслаблялся, смущённо улыбался или беззлобно шипел "Отпустите меня!" Она приучила его к себе. Уникальный опыт всё же сыграл ей на руку, но много ли чести было в том, чтобы выдрессировать сосунка? Сколько ей лет, могли сказать только её глаза, потому что на вид между нею и Энакином было не больше десяти лет разницы. А вот в глазах читался истинный возраст, и по крайней мере она была не моложе Оби-Вана. Женщина скользнула к нему под бок, изящная и искусительная, как змея. Доктор несомненно была чисто по-женски тщеславна и, должно быть, испытывала гордость за свою безукоризненную фигуру. Она ещё немного поласкала его взглядом, приподнявшись на оголённом локте, и наконец улеглась рядом, положив подбородок ему на живот: ни дать ни взять змея распластала голову на камне. Он не мог да и не хотел по-настоящему избежать её присутствия, и был вынужден сблизиться с ней. В конце концов, она не кто иная, как хозяйка этого места, и этого чудесного бассейна, и многих вещей, о которых Энакину раньше не приходилось слышать. Он постарался причинить как можно меньше беспокойства женщине, но облегчить давление на грудь не получалось. К несчастью, оно не имело ничего общего с камнем на сердце: в самом деле, как он мог быть уверен, что втайне от него она не завладела правами на него самого, на Энакина Скайуокера, джедая?Hold my hands above my head And push my face into the bed Cause I’m a screamer baby, make me a mute
Доплетясь нога за ногу наконец до чистой постели и распластавшись по ней, он чувствовал себя, словно бельё после стирки и безжалостной отжимки. Энакина непроизвольно передёрнуло от воспоминаний, и он постарался посильнее вжаться пылающей щекой в подушку, предпочитая смотреть в сторону двери. Уже давно подводило пустой живот, и в общем жизнь была совсем не сказка. А он-то раскатал губу, позволил себе довериться – видел в том медбрате чуть ли не единственного союзника и его манипуляции с его телом воспринял как предательство его, Энакина. А тот просто-напросто тоже был подневольным человеком и выполнял любую порученную работу, какой бы грязной она ни была. Наблюдения в течение нескольких дней привели его к заключению, что штат медицинских сотрудников центра целиком и полностью укомплектован людьми, а вот про пациентов такое сказать было нельзя. Учитывая, какие опыты ставили в этих застенках, определённое видовое разнообразие было необходимо, но у кого-то тут явно ксенофобия. Ему точно не уснуть, если он продолжит размышлять в таком духе, а в его состоянии сон был лучше всего. И чей бы силуэт ни возник на пороге, он пришёл наверняка не со снотворным. Чутким ухом Зан Арбор уловила слезливые нотки, которыми сочилась глухая мольба. – Уходите, прошу. Не прикасайтесь ко мне. Она подошла ближе и присела на корточки перед кроватью, как примерная ученица сложив руки на подушке. Она услышала, как парень засопел носом, будто вот-вот расплачется, чего Дженна от него ожидала в последнюю очередь. Она уже хотела нахмуриться, но он всё-таки сумел не разочаровать её. А если бы и не сдержался... Его соль – это её сахар. У него в комнате. Нагая. Энакин зажмурился до цветных кругов перед глазами и мысленно попросил прощения у Великой Силы. Он знал, что был начисто лишён воли ещё с первого купания, когда попал в учреждение. Не знал, но подозревал, что была отравлена именно вода. Свет ночной лампы до краёв налил обычно зелёные глаза женщины жидким янтарём. Дикой кошкой она взлетела на кровать подле него. Она как будто долго копила энергию, подобно скрученной пружине, чтобы теперь затопить нерастраченными чувствами всё вокруг. Кончики её невозможных волос хлестнули Энакина по спине, когда она в мгновение ока накинула на него одеяло, которым до этого были покрыты только его ноги, и сгребла его в охапку, так что даже заскрипели рёбра. И начала с каким-то чуть ли не щенячьим восторгом покрывать влажными поцелуями его лоб, обожжённые подушкой щёки, губы. Как только Зан Арбор сковала его по рукам и ногам своими объятиями, ничего не стоило направлять его в заданным ею направлении. Без особого сожаления, ибо впереди ждали ещё более захватывающие вещи, отрываясь от своего приятного занятия, она положила руки ему на пояс штанов и сама села рядом на пятки, утягивая его за собой. Благо он уже лежал на животе, и нужно было лишь, чтобы он подтянул колени и приподнял бёдра. Он умел быть послушным. На протяжении всей жизни его стремились научить именно этому прежде всего остального. Но впервые на своей памяти он подчинился не просто по доброй воле, но даже с охотой. Самый первый и естественный, не нажитый с годами, ограничитель – стыд – не сработал, усыплённый наркотиком. По большому счёту, за что он мог испытывать стыд? За то, что не в его силах изменить ситуацию? Так ведь джедаев учат принимать вещи такими, какие они есть, и сейчас за этой формулировкой было очень удобно прятаться. Решено, он не даст воли этому чувству. Пусть лучше стыдится эта женщина. Да, пусть будет стыдно ей, не ему. Дженна Зан Арбор самодовольно улыбнулась и расправила плечи в полумраке. Она повела себя не хуже любого дипломата, дав ему время оценить обстановку. И за принятое решение она обожала своего мальчика. Так сильно, что расщедрилась на ещё один поцелуй – на этот раз в крестец. И снова чуть не рассмеялась. Настороженный, обеспокоенный, невольно дрожащий от отчаянного, хотя вовсе и не неприятного возбуждения мальчик. Её цепкие пальцы пробираются под его живот и дёргают курчавые паховые волосы. Взрослый мальчик. Она гладит и согревает дыханием пальцы, бессильно комкающие простыню, берёт его руку в свою и кладёт открытой ладонью на ягодицу. Потом вторую. И без того относительное равновесие нарушено, у Энакина запирает дыхание, когда точка опоры переносится на грудь. Неестественно изогнутый позвоночник прошивает боль. Слушая собственное шершавое дыхание, он впервые думает, что не может, не должен так подставляться. Как бы отчаянно он ни впивался растопыренными пальцами, едва не царапая себя, от чрезмерного старания они слабели и соскальзывали, и доктор совершенно точно была от этого не в восторге. Она тоже запыхалась. Ей казалось, что в спальнях пациентов могло быть и попрохладнее. Вытерев излишки смазки о задницу парня, отчего та влажно замерцала в отсветах ночника, Зан Арбор положила одну руку ему на поясницу, а другую пониже, погружая палец между ягодиц. По ощущениям, палец был третий. Энакин чувствовал себя поруганным. Инстинкты срабатывали и отключались произвольно, как цветные индикаторы на консоли звездолёта. Вырываться и бежать? Подчиниться и сохранить себя в целости? Тысяча решений, но ни одного верного. А она нашёптывала такие вещи, что он согласился бы потерять слух, если бы это помогло ему не потерять всю голову. Пытка есть пытка. Он устал бурно реагировать на каждое проникновение, но, обнаружив, что держится на тупом острие и нагретый пластик медленно, но верно растягивает кольцо мышц, почти сообразил, что должен делать. Он может сейчас же опрокинуться набок и тогда дотянется до женщины ногой... У него получится оттолкнуть её. Ему вспомнился Илум и как он стоял на мокром льду у края гибельного обрыва, уклоняясь от выпадов горгодона, и как собрался с духом и вывернулся из переплёта... Здесь был не Илум. Здесь он, обмирая от ужаса, загремел в пропасть. Он услышал жалобный возглас и не сразу сообразил, что кричит он сам. Посмеиваясь про себя – все они так поначалу – Дженна сползла ниже и, обхватив его ноги, прикорнула щекой к ягодицам, чтобы чувствовать, как равномерно поднимаются и опускаются бёдра. Ему нельзя ни думать, ни представлять, как он выглядит со стороны: заткнутый сзади – искусственным членом, спереди – уголком подушки, на которой он сжал зубы, вихляющий задом, член трётся о простыню, оставляя на ней мокрый след... Разрядка не наступит никогда. Тем более для него удивительно, когда до этого почти отнявшиеся колени превращаются в воду и раскаленное семя бесполезными брызгами падает на простыню, а сам он падает плашмя на живот, крупно дрожа всем телом. Дженна короткими энергичными движениями оглаживает его взмокший загривок, проводит рукой под мокрым носом, но он равнодушен к проявлениям заботы, он не хочет принимать её в такой форме. Внутри у него пусто, как у целлулоидного пупса, и всё прочее исчезает в этой полости, не находя отклика. Убедиться бы сначала, что он жив. Зан Арбор сперва даёт ему отлежаться, а потом шлепками и щипками загоняет под душ. Чему она может улыбаться за его спиной? – Долго не стой под холодным душем – простынешь, – напутствовала она его и принялась хозяйничать: перевернула подушку на необслюнявленную сторону, сделала распоряжения насчёт свежего белья и устроилась ждать. От звука её голоса его пробил озноб. Он бы закрыл лицо руками, если бы не понимал, насколько смехотворно это выглядит после всего, что он позволил с собой сделать. Она и так, наверное, посмеялась над ним вволю. В душ он ввалился, цепляясь за стены и каждым сантиметром кожи страдая от засохших потёков пота, смазки, спермы. Он не придумал ничего лучше, как встать на четвереньки, пока вода орошает горячее тело, смывая следы его позора, его слабости. Но его память уже успела снять оттиск с событий этой ночи, и хоть он сознавал, что не в себе с самого момента прибытия на Ванкор, память оставалась ему верна. Его проклятье! Почему он оставался на поверхности сознания, когда другие, неодарённые, без зазрения совести проваливались в беспамятство? Он в гневе шлёпнул ладонью по полу, подняв веер брызг в и без того влажной кабинке. Едва он вернулся в комнату, всё опять пошло кувырком. Докторша мало того, что не убралась восвояси, а настойчиво притянула его к себе и уложила его голову к себе на плечо. Она снова напала с поцелуями, на этот раз они не были агрессивными, они ласкали, им помогали руки. Как будто этой женщине мало, что он сходит с ума от прикосновения острых женских сосков к спине. Чувство раздвоенности обострилось до предельной степени, было странно, как сердце и мозг окончательно не разъединились, потому что его просто рвало на части. Так ласково к нему ещё никто не прикасался, никто так нежно не гладил по спине, ничьи прикосновения не заставляли прогибаться. Руки дарят такое обжигающее наслаждение, что хочется спрятаться, свернуться комочком, уйти от этой сладкой пытки и одновременно раскрыться навстречу... Дженна без шума скользнула к двери под утро, оставив парнишку как следует отцелованным и даже под одеялом.Rush of your chemical light Your fingers cut like a knife Taste of your poisonous tongue Cut of your razor sharp touch
Подушечки пальцев сменились нежными дорожками от ногтей вдоль влажной кожи. Она сумела привлечь внимание Энакина. – И что ты думаешь об этом, мальчик-джедай? – мурлыкнула Зан Арбор, разминая его плечи. Про себя он сыронизировал, что вряд ли когда-нибудь напишет сочинение "Как я побывал в гостях у чокнутой учёной-которая-меня-совратила", однако, кроме шуток, одновременно с этим он понял, что рассказывает о кому-то об этих своих переживаниях первый и последний раз. Она наклонилась к нему и, нежно взяв его лицо в ладони, с обожанием посмотрела ему в глаза. – Всё при тебе: талант, внешность, и как тебе хватает совести говорить, что ты проклят?! Она не поймёт. И от этого он острее почувствовал одиночество, чем когда его бросил учитель. Женщина, которая посвятила себя изучению Силы, ни черта не способна понять даже подростка вроде него. О чём тут можно было говорить? Он утомлённо закрыл глаза. Длинные бледные пальцы сплелись с волосами и проскользнули к виску, на обратном пути кончиком мизинца задев мочку уха. Дженна слегка стиснула пальцами красный лепесток и пригнулась совсем близко к лицу Энакина. Он удивлённо приподнял веки и, зная, что через секунду он возразит ей, Дженна с отчаянием прижалась к его губам. Энакин приглушённо вскрикнул. Её некрупные жемчужные зубы прищемили язык и вытащили его наружу. Они вновь целовались, но целовала она всё равно что жалила.