В Крипте холодно и сыро. Что я вообще тут делаю? Чёрт, голова болит, ещё и этот запах…
Сквозь темноту вижу силуэты — кто-то сидит на диване. Неужели Себастьян с Оминисом? Прямо как в старые-добрые.
Почему-то еле волочу ноги, и стены странно плывут перед глазами.
Слышу какие-то звуки. Прислушиваюсь: копошение, возня, шёпот.
Мерлин! Себастьян целуется с… с кем, чёрт бы её побрал?! Не могу её видеть и приблизиться не могу, ноги как будто приросли к полу. Всё вокруг кружится, и я слышу, как меня настойчиво зовут.
— Амелия! Вставай, на завтрак опоздаешь. — Элизабет трепала меня по плечу, пытаясь разбудить.
Я подскочила от страшного сна, часто дыша и не понимая, где я. Встретилась с обеспокоенным взглядом соседки и, приходя в себя, успокаивающе ей закивала.
— Всё в порядке. Спасибо, что разбудила. — Я нашарила очки на тумбочке и принялась собираться на завтрак, прокручивая в голове тот странный сон.
Почему мне вообще такое приснилось? С чего бы? Последние два дня о Себастьяне и думать забыла — с тех пор, как он попал в Больничное крыло, жить стало намного спокойнее. Но он даже на расстоянии умудряется подпортить мне настроение! Подумать только — в нашей Крипте! С какой-то…
девушкой!
Хотя, конечно, я тоже когда-то была «девушкой», которую притащили в Крипту без ведома Оминиса. В общем-то, мне всё равно, что и с кем он там делал, делает или собирается делать. И вообще, я не собираюсь туда больше приходить.
При этой мысли сердце жалобно сдавило в груди, и я почувствовала такую всепоглощающую тоску, что захотелось выть волком. Всё-таки, несмотря на все конфликты и ужасы прошлого года, Крипта оставалась для меня обителью спокойствия, единения с самой собой, местом наших тёплых встреч. Даже подумать тошно о том, что Себастьян может привести туда кого-то. Кого-то из девочек… А Оминис? Он может так сделать? Я крепко задумалась, прислушиваясь к себе. Да, определённо может. А почему тогда не может Себастьян?..
Из размышлений меня снова оторвала Элизабет, последняя из соседок покидающая комнату и громко хлопнувшая дверью. Анну последнее время вообще было невозможно застать по утрам — она старалась уходить раньше.
Избегает, значит.
День прошёл на удивление без происшествий, не считая того, что я не могла найти себе место — всё думала о вечерней тренировке.
После последнего урока быстро переоделась в спортивную форму, взяла свою старушку-метлу и поспешила на поле, пытаясь унять заходящееся сердце.
Когда вдалеке показались очертания игроков, я еле сдержалась, чтобы не развернуться и не убежать от страха. Забавно получается, что в Запретный лес к паукам и дворнягам — так пожалуйста, а тут панический страх перед обычной тренировкой по квиддичу.
Руки тряслись от волнения, а язык заплетался, когда я попыталась со всеми поздороваться. Удалось лишь обвести команду затравленным взглядом и нервно сглотнуть.
— Ждём ещё пару человек из Гриффиндора и начинаем, — Имельда грозно поглядывала на наручные часы и в нетерпении притопывала ногой.
Нервный смешок вырвался из моего горла: как забавно — Гриффиндорцы всегда такие правильные, показательный факультет, а сами сейчас опаздывают.
Я была готова прокусить себе губу до крови от волнения. Ладони потели, и я поспешила надеть свои старенькие потрёпанные перчатки. Напротив себя заметила фигуру Гаррета — он о чём-то болтал с одноклассницами, которые пришли его поддержать. «
Хм, как интересно», — я мотнула головой, прогоняя лишние мысли. Всё, о чём можно было думать — это о тренировке и о том, как не упасть и не опозориться.
В момент наисильнейшего волнения перед самым первым свистком Имельды, обозначающим начало, к горлу подступила тошнота, и я уже не могла дождаться, когда всё закончится. Как только мы поднялись в воздух, я заметила Поппи, Натсай и Оминиса, стоящих чуть дальше от поля. Девчонки смотрели в мою сторону и радостно махали, крича подбадривающие речи. Оминис просто стоял рядом и улыбался, скрестив на груди руки. От этого зрелища в глазах проступили слёзы, и я тут же почувствовала сильнейший прилив сил и уверенности в себе. Покрепче схватившись за метлу, направила всё своё внимание на квоффл и вражеские кольца, которые защищал Чарльз. Он смотрел куда-то за мою спину на землю, и я, проследив за его взглядом, обнаружила укутавшуюся в мантию Анну, скромно стоящую у ограждения. Сердце пропустило пару гулких ударов.
Услышав очередной свисток, оповещающий о начале «игры», я запаниковала: из головы будто вылетели все мысли, и удалось очнуться, только когда перед глазами пролетел стрекочущий снитч, а за ним Гаррет и ловец из нашей команды.
Я замотала головой, ловя грозный и многозначительный взгляд Имельды, и полетела в центр, не выпуская из виду квоффл.
Охотники из Гриффиндора, два парня и одна девушка, были на удивление резвые и смелые. Сначала я пыталась аккуратно выбить у них мяч, но спустя минут десять оглушительных воплей Имельды решила, что пора играть в полную силу, чтобы меня, чёрт возьми, взяли в команду. Или для чего я вообще здесь?!
Стиснув зубы и нахмурив брови, подогнула посильнее ноги и устремилась прямо на гриффиндорку, летящую к нашим воротам с квоффлом в руке и прижимающую его к себе что есть мочи. Я со всей силы влетела в неё, подхватывая падающий мяч и сразу же меняя направление к воротам противника. Чарльз метался от кольца к кольцу, охватывая взглядом всех игроков. Выглядел он очень свирепо и сосредоточенно. Я почти подлетела и забросила мяч, как меня кто-то сильно пихнул в спину, что заставило меня перевернуться на метле ногами кверху.
— Какого чёрта?! — очки едва слетели с меня, и я поспешила вернуться в прежнее положение, пытаясь понять, кто это сделал. Чарльз одобрительно хмыкнул, перелетая к другому кольцу.
— Амелия, гоблин бы тебя побрал! Давай не тормози! — Имельда орала как резаная, не переставая свистеть в этот треклятый свисток.
Ярость накрыла с головой, и я почувствовала, как пальцы стремительно нагреваются, оставляя тёмные отметины на рукоятке метлы.
Только не сейчас.
Пытаясь обуздать гнев, я снова полетела в самую гущу, высматривая тёмно-красный мяч. Вокруг то и дело проносились бладжеры, готовые вот-вот пробить голову, и, если бы не загонщики, они бы это сделали, с моей-то заторможенной реакцией.
Вот наконец мяч у нашей команды, я вишу почти у самых ворот, жду пас. Буквально раскрыв рот, наблюдаю, как охотники несутся к кольцам, пытаясь вырвать друг у друга квоффл.
Парень из нашей команды пасует мне, и я мигом разворачиваюсь, летя прямо к свободному кольцу, воспользовавшись тем, что Чарльз замешкался. Забрасываю мяч и под радостные возгласы сокомандников чувствую, как что-то ужасно твёрдое и сильное врезается прямо в живот, скидывая меня с метлы. Почти у самой земли, уже прощаясь с жизнью, я ощущаю, как кто-то рывком подхватывает меня за шкирку, сажая обратно на метлу. Я замираю, скрючившись от боли, и обхватываю живот двумя руками. Слёзы брызжут из глаз, я не могу разогнуться. Вокруг шум, гам, какие-то выкрики, свист.
Звёздочки в глазах рассеиваются, и я понимаю, что не могу так просто сдаться: ну это ведь Болтрушайкам на смех — вылететь в самом начале!
Почему-то именно в этот момент вспоминаю лицо Себастьяна, который так яростно болел за меня во время матчей «Поля призывателя».
Он сидел на траве, кусая яблоко, и то и дело радостно вскидывал руки, когда у меня получалось аккуратно притянуть шар и тем самым заработать пятьдесят очков.
Это воспоминание придало сил, и я выпрямилась, почти скуля от боли. Казалось, прошла уйма времени, но на деле всего несколько секунд, потому что остальные игроки только-только замерли, вперив в меня обеспокоенные взгляды. Я крепче вцепилась в метлу и подняла черенок вверх, набирая высоту. Имельда, неотрывно следящая за мной, наконец дунула в свисток и показала палец вверх. Игра продолжилась.
Я пыталась играть наравне со всеми, но головокружение и периодические приступы тошноты не давали это делать, и мне оставалось только пасовать мяч тогда, когда выдавалась такая возможность. После того удара любое шевеление бладжера рядом вызывало во мне испуг и панику, но именно благодаря этому я стала заметно быстрее реагировать на их приближение.
Счёт был почти равный, когда раздался оглушительный свисток капитана Гриффиндора — Гаррет поймал снитч. Имельда почти взвыла от злости, но тоже просвистела, оповещая нас о том, что тренировка закончилась. Она подлетела к противнику, пожала ему руку и стала снижаться, зазывая нас к себе.
Я не почувствовала ног, когда коснулась ими земли. Она будто качалась из стороны в сторону. В это невозможно поверить — столько времени проводила верхом, в воздухе, а тут выдохлась меньше, чем за полтора часа!
Не успев сориентироваться, я повалилась на землю, в последний момент выставив вперёд руки. Ко мне подбежали подруги, Оминис и Имельда.
— Амелия, всё в порядке? Надо к Чиррей, тебе прямо в живот зарядило! — Натсай прыгала вокруг и подхватывала меня под руки, пытаясь поднять с земли. На Поппи вообще лица не было, она стала белее простыни. Глядя на всех них, меня ни с того ни с сего пробрал дикий смех. Мышцы пресса ужасно болели после удара, поэтому смеяться было жуть, как больно, почти невыносимо. От этого стало ещё смешнее, и я, распластавшись на сырой траве, хваталась за живот в безуспешных попытках успокоиться.
— Странно, вроде не по голове заехали. — Имельда наблюдала за мной с нескрываемым безразличием, скрестив на груди руки.
— Да что вы встали все?! Берите за ноги, а мы за руки, понесли к мадам Чиррей! — Анна орала прямо в лица Гаррету и Чарльзу, которые в растерянности стояли позади меня.
Только когда я почувствовала, что кто-то берёт меня за лодыжки, а двое других подхватывают подмышками, я осознала, куда меня сейчас понесут. Начав брыкаться что было сил, я завопила:
— Отпустите сейчас же! Лучше несите сразу в Запретный лес, чем в Больничное крыло! Там же…
— Хватит нести чушь, Амелия! Что ещё за выступление? Ты что, не хочешь играть? — Имельда подошла совсем близко, наклонилась и положила руку на мой вздымающийся живот.
— Имельда, прошу. Я обещаю, что уже в понедельник со мной всё будет в порядке. — Я сделала как можно более трогательный взгляд. — Умоляю. Только не к Сэллоу.
Она отстранилась и нахмурила брови, внимательно меня рассматривая.
— Хорошо. Положусь на твоё благоразумие. Несите её к Чесноук, я договорюсь.
И она засеменила в сторону школы под недоумённые взгляды ребят.
Уже через полчаса, лёжа на скамейке в классе Травологии, я выслушивала причитания профессора Чесноук о том, какие мы безрассудные и как себя не бережём. Голова раскалывалась, и я едва сдерживалась, чтобы не закричать: «
Да замолчите вы уже наконец!»
Она ощупывала мой живот, давала какой-то горячий и вязкий отвар, то и дело прикасаясь ладонью к моей горячей щеке.
— Мисс Мэллори, это… это просто какое-то… я даже не знаю, как это назвать! — профессор суетилась, прогоняя зевак, столпившихся у входа и под лестницей.
Я запрокинула голову и посмотрела на ребят. Вверх тормашками их испуганные лица выглядели ещё смешнее, чем на поле, и я снова прыснула, кидая испуганный взгляд на Чесноук.
— Вам смешно?! — она всплеснула руками и набрала в лёгкие воздух. — Подумать только! Безмозглые дети, честное слово! Да как вам только в голову пришло явиться сюда, а не к мадам Чиррей! — я поняла, что теперь профессора не остановить. — А если меня за это уволят? По-хорошему, мне надо обо всём доложить директору или профессору Уизли, — она зыркнула на Гаррета, — или хотя бы мадам Когаве.
Все присутствующие тут же неодобрительно загудели, предвещая выговор всем и каждому, если такое произойдёт.
— Профессор, позвольте мне всё уладить. Никто не узнает, что вы помогли нам, я обещаю. — Оминис тихо подошёл к Чесноук и увёл её в сторону от лишних ушей, но мне было прекрасно всё слышно.
Друг никогда не пользовался своим происхождением и положением семьи Мраксов в обществе просто так, только когда другого выхода не было. Вот и сейчас он, видимо, счёл ситуацию вышедшей из-под контроля. Мадам Чесноук слегка расслабилась и решительно кивнула. Проходя мимо, Оминис подбадривающе сжал мою ладонь и неспешно направился к выходу из класса, уводя за собой всех остальных.
— Гаррет, — шепнула я, — сегодня без Шарпа. Спасибо тебе за помощь.
Он уходил последний, поэтому повернул ко мне голову и слабо улыбнулся. В его глазах читались страх и беспокойство. Чёрт, я испортила ему настроение, несмотря на то, что он поймал снитч!
— Оставайтесь сегодня у меня, Амелия. Если ночью будет вопить Мандрагора — не бойтесь, это значит, она из горшка вылезла, эльфы справятся. — Она зевнула и накрыла меня пледом, оставляя на столе дымящуюся кружку.
«
Славно! И как только я завтра покажусь директору?» — это было последним, что пронеслось в голове перед тем, как я забылась беспокойным сном.
***
— Так вот, яйца рунеспура очень помогают при подготовке к экзаменам! Представляешь, одного парня даже не допустили до олимпиады, потому что выяснилось, что он накануне выпил приготовленный из них эликсир!
Саманта тараторила без умолку, и я вспомнил, почему тогда почти убежал из «Трёх мётел».
Я лежал на кровати с заведёнными за голову руками и смотрел в потолок, думая лишь о том, когда же мадам Чиррей или староста позовут её на выход.
— Себастьян, здравствуй.
Я подскочил, услышав голос своего спасителя.
— Оминис! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!
Саманта запнулась на полуслове и обернулась на дверь. Смутившись, бросила мне еле слышное «
Пока» и проскочила мимо Мракса, скрываясь в коридоре.
— Это кто был? Дейл, что ли? — друг смотрел чуть в сторону от меня, и я пощёлкал пальцами, подсказывая ему направление.
— Да неважно, — я с энтузиазмом поднялся, предвкушая рассказ, как прошла первая тренировка. У Имельды была традиция – начинать сезон с так называемого «матча», чтобы все новенькие и позабывшие правила «старенькие» быстро включились в процесс. Это мне нравилось больше всего, так что я ужасно жалел, что пропустил сегодняшнюю игру из-за Амелии! — Рассказывай, как там прошло?
— Нет уж, Себастьян, — Оминис сел на соседнюю кровать, закинув ногу на ногу. — Давай ТЫ рассказывай, что тут у тебя делала Саманта.
— Пожалуйста, не начина-а-ай, — протянул я и в отчаянии схватился за голову.
— Себастьян, я сейчас уйду. — Его голос звучал непривычно строго, и я сам вмиг посерьёзнел.
— Она просто заходила меня проведать. Что такого?
— И давно она так к тебе ходит?
— Второй день только. Да что не так?
— Слушай, не строй из себя дурака. Ты же знаешь, к чему я клоню. — Оминис слегка опёрся на заведённые за спину руки.
— Не понимаю, о чём ты, — пробурчал я, отворачиваясь.
Сзади послышался отчаянный и раздражённый выдох:
— Ты помирился с Амелией?
При этом имени меня как ножом полоснуло, и я ощерился.
— Достал ты со своей
А-ме-ли-ей! — передразнил я её имя и плюхнулся обратно на кровать, лицом в подушку.
— Ты, Себастьян, похоже совсем не понимаешь, что к чему. — Стальной голос разрезал тишину Больничного крыла.
— Расскажи мне, что к чему, раз ты у нас самый умный! — я говорил в подушку, из-за чего не все слова были слышны чётко, и друг несколько раз щёлкнул пальцами у моего уха. Я нехотя повернулся и встретился с его невидящим взглядом.
— Ты меня сейчас выбесишь, и я правда уйду.
Я знал, что Оминис не шутит. Если он так говорит, значит пора либо заткнуться, либо поддержать разговор.
— Хорошо-хорошо. — Я снова встал и выставил вперёд ладони. — Я не мирился с
А-ме-ли-ей, — всё же не сдержался, чтобы не передразнить её имя, — да и зачем мне с ней мириться? И при чём тут Саманта? Что-то у тебя всё в кучу.
— Это у тебя всё в кучу, Себастьян, причём в навозную.
— Ой, какие мы остроумные, — я осклабился, теряя терпение.
— Так ты что, собираешься встречаться с Дейл? — как ни в чём не бывало спросил Оминис.
— Что?! — я почувствовал, как густо покраснел.
— Не отвечай вопросом на вопрос. Повторяю: ты собираешься с ней встречаться?
Я просто не мог поверить, что слышу подобное из уст старого друга. За все эти годы мы ни разу не говорили о девчонках. Я даже не думал, что с ним можно поднимать такие темы. Мне он казался выше всех этих тупых разговоров про любовь, отношения и прочую лабуду.
— А если собираюсь, то что? — я с вызовом подался вперёд, изучая лишённое каких-либо эмоций лицо Оминиса.
— Да ничего. — Он склонил набок голову, покачивая в воздухе ногой. — Сегодня на тренировке в Амелию прилетел бладжер. Прямо в живот.
Он говорил это так буднично, будто рассказывал, что ел сегодня на ужин. Я вытянулся, как струна, вцепившись пальцами в матрас.
— Ну-ка повтори ещё разок, — прошептал я побледневшими губами.
— Говорю, Амелия сегодня чуть не разбилась.
— Чуть? — внутри всё похолодело.
— Угу. Гаррет в последний момент подхватил. — Оминис закинул голову и прикрыл глаза.
— Ты… ты совсем, что ли? Почему так спокойно говоришь? Мне из тебя клещами вытаскивать надо? — я почти подпрыгивал на кровати от злости, готовый взять друга за грудки в нетерпении.
— Ой, да перестань ты, — он картинно махнул рукой в мою сторону, — тебе же всё равно?
Я почти кипел от злости, из ушей бы вот-вот пошёл пар.
— Я тебя ненавижу. Рассказывай, как было, иначе…
— Что «иначе»?
Я не знал, что ответить. Козыря в рукаве у меня не было, так что я в отчаянии уронил голову на грудь, признавая своё поражение.
— Да, я собирался встречаться с Самантой. Мы идём с ней во вторник на поэтический вечер в Пуффендуе.
— Молодец. — Оминис вмиг подобрался и вернул серьёзное выражение лица. — В общем, как мне рассказала Анна, Амелия забила гол, и в неё тут же прилетел бладжер. Тупой Джеймс зазевался, глядя на «фанаток», и пропустил мяч.
Я издал утробный рык, проклиная идиота Бишопа, который непонятно как вообще попал в нашу команду. Оминис продолжил:
— Она слетела с метлы и уже почти упала, но Гаррет схватил её за шкирку и усадил обратно. Говорят, он тогда едва поймал снитч, но бросил его и помчался к Амелии. В это я не верю, если честно. Первокурсницы болтают, сам понимаешь.
— Чёртов Уизли. Я готов простить ему его тупость и заносчивость, раз такое дело. — Я вытер покрытый испариной лоб и заметно расслабился, услышав полную историю. — А что дальше? Это, получается, она сейчас должна быть… здесь?!
Я встрепенулся, оглядываясь по сторонам, будто бы она всё это время лежала тут, а я просто не замечал.
— Вот мы и подобрались к самому интересному. — Оминис обхватил одно колено сцепленными в замок руками. — Она категорически не захотела, чтобы её принесли сюда. Вопила, как Гиппогриф. И вот вопрос, Себастьян: что же ты такое сделал, что она, испытывая, я уверен, адскую боль, не захотела подниматься сюда к тебе, будто в логово тролля?
— Хм, вот
дура, — ляпнул я и тут же осёкся, услышав, как Оминис цокнул. — Не знаю я! С чего ты вообще взял, что дело именно во мне? Может, она боится Чиррей?
— Потому что я слышал, как она сказала Имельде: «
Только не к Сэллоу». Может, тут есть ещё один Сэллоу, мать его?! — друг резко подскочил, приближаясь слишком близко.
— Д-да я п-правда не знаю. — Я поставил между нами руку, боясь, что он просто-напросто кинется на меня, как сумасшедший.
Внутри всё как будто оборвалось: как же горько слышать такое: «
Только не к Сэллоу». Чёрт, как это… больно.
— Значит так, Себастьян, — Оминис вернулся на койку и принялся разглаживать на коленях мантию, — моё терпение лопнуло, и я больше не буду участвовать в вашем спектакле. Подожди, — он предусмотрительно выставил ладонь, поняв, что я вот-вот что-то скажу, — отныне ты разбираешься с этим сам. Вы мне оба дóроги, и я не буду бросать ни одного из вас. Однако всё это мне порядком надоело. Как выпишешься, делай, что хочешь, но мне больше не ной.
— Это когда я ныл?! — обиженно воскликнул я, но сразу осёкся, вспомнив, что делал это почти каждый вечер в нашей комнате.
Он посидел ещё несколько минут, поделился всеми подробностями случившегося, как обычно пожелал доброй ночи и ушёл, оставляя меня наедине со своими мыслями.
Мерлин, как же я запутался. Голова буквально гудела от потока мыслей, а тело так и рвалось вниз, в класс Травологии, чтобы убедиться, что с Амелией всё в порядке. Ещё вчера я лежал на этом же самом месте и радовался, что она больше не занимает моих мыслей, а сейчас? Сейчас что, снова?
Нет, не может быть, чтобы я опять так легко поддался этому искушению. Чтобы я опять мучился, терзался этими тупыми мыслями, что б их! Нет, я так просто не сдамся. Я всего лишь переживаю за неё, как за любого другого своего знакомого, в которого попал бладжер, и который сейчас страдает от боли. Который забил, мать его, гол на первой тренировке! «
Мерлин, я так горжусь», — неосознанно пронеслось у меня в голове, из-за чего я стыдливо зарылся глубже под одеяло. Ну что за сентиментальности, Себастьян? В самом деле, как сопливый первокурсник! Я с чувством стукнул кулаком по кровати, не зная, куда себя деть и как избавиться от этих назойливых мыслей. Прокрутившись почти до самого утра, смог наконец заснуть.
***
— Пс-с, Амелия!
Я очнулась от того, что кто-то слегка тормошил меня за плечо. Спина затекла от лежания на твёрдой скамье, отчего я болезненно проскулила, пытаясь подняться на локтях.
Было ещё достаточно темно, но солнце уже выглядывало из-за горизонта и показывало свои первые утренние лучи.
Я пыталась проморгаться, чтобы понять, кто меня разбудил. Только спустя некоторое время смогла различить знакомые очертания в темноте.
— Гаррет, т-ты что тут делаешь? — я ворочала головой, пытаясь вспомнить, где вообще нахожусь и что случилось.
— Не мог уснуть, переживал за тебя. — Он говорил шёпотом, усаживаясь на край скамьи. — Я тебе тут зелье принёс. Сам делал. Должно помочь от тошноты, — Уизли протянул склянку с розовым содержимым.
Я скептически посмотрела на него, косясь на подозрительное зелье. Кто знает, станет ли мне от него лучше или только хуже. Гаррет будто прочитал мои мысли и, закатив глаза, добавил:
— Не волнуйся, это зелье уже тестировали. Его не так просто сделать из-за некоторых редких ингредиентов, но оно очень действенное, поверь мне. — Он заботливо приподнял мою голову и помог выпить лекарство до дна.
На вкус оно оказалось, как земляника с виноградом, чуть кислое и обжигающее горло. Я сглотнула, вытирая рот рукавом, и почти сразу почувствовала, что тошнота и правда проходит. Мышцы живота всё ещё болели, и рёбра ныли, как будто поломанные, но общее состояние всё же улучшилось, и я ободряюще улыбнулась Гаррету.
— Спасибо, правда помогло. А какие у него побочные эффекты? Они ведь точно есть, так ведь? — я подозрительно сощурила глаза, улыбаясь Уизли. Вообще, произнесено это было скорее в шутку, но он на удивление важно сказал:
— Есть. После этого зелья, чтобы оно точно помогло, нужно с кем-нибудь обняться. — Его лицо выглядело настолько серьёзным и сосредоточенным, что я даже не сразу поняла смысл услышанного.
Заключив меня в порывистые объятия, Гаррет произнёс:
— Я очень, очень переживал.