Чувства без разума

      Проклятия не кучковались, но приближались скопищем. Не слишком разношерстным по силе, так что результат от нападения друг на друга, дабы присвоить кусочек чужого преимущества себе, не сделал бы заоблочного укрепления сил. Неразличимый вой распространялся по значительному радиусу, в центр которого Синдзу попала и теперь намеренно оттягивала время атаки, попутно оценивая шансы каждого.       «Трое на деревьях. Четверо впереди, еще по паре с востока и запада, — она приглядывается к компании перед собой. — Возможно, побольше».       Спустя десятилетия твари отлично приспособились к здешним условиям и скрывались в общей палитре долины. Остервеневшие перемещения некоторых Синдзу с трудом удавалось отследить. Обезумев от жажды свежей плоти, они замелькали на всех стволах сразу и быстро добрались до мага. Пальцы на кодати сжимаются; боевой дух заставляет действовать.       За то короткое мгновение, в котором Синдзу увидела себя в налитых кровью глазах, мир сузил границы до ее собственного тела.       Л-л-лязг!       С громким лязгом об гигантские зубы проклятие рухает на землю. Без промедлений отталкиваясь от второй туши, маг мчится к притаившемуся на дереве крупному ящеру. Атакуя хлестким ударом с ноги, клинок входит в бок, цепляясь. Проклятие соскальзывает передними лапами, воет в изогнутом положении и плюется фиолетовой жижей, обливающей Синдзу руки. Она запрыгивает на плотное брюхо и вспарывает широким резрезом до нижней челюсти.       Пронзительный визг раздается за ее спиной. Неугомонная «мартышка» влетает в дерево. Маг изворачивается в воздухе и седлает ее горбатый хребет. Шустрое проклятие извивается, истошно протягивая слова с лезвием кодати между глаз, и летит на землю: попытки схватиться за Синдзу короткими лапами, чтобы стряхнуть ее, не приносят результата. Зато на земле, придавливая мага своим весом, когти вонзаются ей в бедро.       «Че-ерт!» — укоряя себя за «зевок», Синдзу поворачивает голову к отлетевшему кодати.       Проклятие скалится; резко набрасывается и подтягивает мага под себя за кровящую ногу. Синдзу не воздерживается от атаки в морду, бьет свободной ногой под дых. Проклятая энергия в ударе делает свое дело и хватка разжимается. С силой впечатывая ногу в клыкастую голову, проделывая в земле трещины с соответствующим углублением, Синдзу загоняет клинок в плоть между толстых чешуек и, не теряя времени, бежит вдоль разрывающейся под ногами туши. Устанавливая обе руки локтями вплотную, она яростно разрубает третьего ящера в воздухе. Проклятие приземляется туда, куда целилось, половинчатым телом. Кипенные волосы окрашиваются в фиолетовый цвет.       Ухмылка на отстраненном от действа лице оскаливается.       Маг замирает вполоборота. Прикидывает расстояние до проклятия, которого сравнить ей, к сожалению, не с кем. Существо с мощными задними конечностями и передними поменьше, с широкой мордой в густых паклях на нижней челюсти вроде речных водорослей и мохнатым телом в колючих наростах. Возможно, с жабрами. Синдзу не приглядывается, разбегаясь. Неопробованный никем до нее кодати шлифует рельефное тело легко, как водную гладь: конечности, острые когти, шипы; обрабатывает часть за частью и рубит щербатые тела лезущих на рожон проклятий. Убирая с лица лоснящиеся пряди, маг хочет атаковать по лапам, но тварь прыгает на высоту и приземляется на место, где Синдзу так и стояла бы, если бы потеряла бдительность. Девушка закрывается руками. Взрывная волна гнёт толстые стволы деревьев, ломает ветви с жутким хрустом. С земли поднимается град из кусков земли. Мага сносит практически сразу. Тело вспыхивает в полете до первого дерева; она переворачивается и отрывается от ствола под ногами. Синдзу с усилием протаскивает клинок вдоль тела проклятия и разрубает в неопустившихся клубах пыли.       «Следующий!..»       Маг бросается на побежавшего в ее сторону безрукого отродья с мускулистыми ногами и застывает в воздух с ему подобными. Прием за приемом, она отправляет чудищ в смертельную бездну поблескивающей сталью и стирает ладони до болезненного жжения.       Приземляясь на ноги, Синдзу резко опешивает. Бесшумное создание позади оставило ее обезоруженной перед новой парочкой человекоподобных проклятий. Оно помахивает оружием в своем длинном языке, подняв тот высоко над землей. Прищуривается, хихикает. Синдзу держит лицо, но с завидной силой впечатывает кулак с крупным шлейфом сизого в грудь подбежавшему.       В ход идут отточенные разминкой приемы, пронося с собой чувство благодарности Сукуне. Ее атаки быстрее, сильнее, грубее. Сквозной удар поддых проделывает неуспевающую зарастать дыру. Обратная техника старательно купирует последствия удара, но с той же интенсивностью отторгает плоть проклятия. Удивление Синдзу неуловимо сгорает на периферии сознания. Разворачиваясь ко второму противнику с тяжелым ударом кулака, она сразу бьет ногами. Проклятие рычит с земли, содрагаясь всем телом. Синдзу за долю секунды оказывается рядом и добивает его точным ударом в белую маску. Та трескается и разлетается вместе с головой.       Снова сквозное. Снова без возможности восстановления. Энергия окончательно рвет плоть и пожирает тело.       Захватчик кодати пригибается от резкого выпада. С превосходством вскидывает голову, но замечает мага прямо над собой. Синдзу хватается за рукоять, направляет острие и опускает в проклятие. Кровь заливает неестественным цветом покореженную землю.       Синдзу сбрасывает обкрученный язык. Спину щекочат мурашки, такие же липкие, как оставшаяся на тесьме слизь. Побрезгав, маг обтирает ладонь о траву. В этот момент над головой пролетает четвертый ящероподобный. Прицелившись к поднявшейся фигуре, он отпрыгивает от ствола и натыкается на атаку клинком. Обезглавленная туша рухает без воли.       Некоторое время Синдзу тяжело дышит, сохраняя хладнокровную неподвижность.       «Кимико, — она позволяет себе расслабить спину. Усталость бьет во всем теле, раны обжигает болью. Маг сжимает шею ладонью и оглядывается на южную часть леса. — Кимико живет недалеко отсюда. Несмотря на все наши уроки, она не сможет справиться с подобными тварями. Она их даже не видит, — Синдзу приподнимает лицо. Рассеянный свет солнца освещает бок пятнистой луны. — Ни одного не оставлю. Убью».       Синдзу поворачивается на проклятую энергию, но пользователь оказывается ближе, чем ей показалось. Тяжелый вес сносит ее в траву и взбирается на тело.       — К-кусо!..       Когти пронзают плечи. Нижние впиваются в бока и с силой надавливают. За долю секунды к Синдзу приходит осознание невероятной уязвимости человеческого тела. Кожа, мясо, кровь и кости – и это все против ограненного чувства страха. Она чувствует влажной кожей, как по ткани косодэ расползаются мокрые пятна.       — Когда ты начала ругаться? — со смехом спросила Кимико.       Синдзу брезгливо отряхнулась пыли и чихнула уже в третий раз.       — И правда, — шмыгнула она, — Ты же ни разу и паука не обидела за все наше знакомство…       Сердце заколотилось в неистовстве. Смесь отчаяного крика и рычания сплетается в единый звук с визгом «Живое! Живое!» и выкручивает тонус на предельные показатели. Опережая удар, клыкастая морда бьется об землю. Синдзу неслабо встряхивает вибрацией. Новый рывок в сторону спасает ее лицо от ужасной участи. Зубы проклятия застревают в земле и этого хватает, чтобы провести сокрушительную атаку ногами. Проклятие слетает с мага. Когти вырываются из кожи рваными ранами, но пронзительная боль не имеет значения для той, кто к ней уже давно приучен.       — Я прикончу тебя, — обещает Синдзу.       Проклятие разбегается.       Синдзу забывает об оружии. Она раз за разом уклоняется от лишенных стратегии рывков и атак. Выглядит это почти также забавно, как и ее бой с Рёменом. Синдзу гоняет проклятие, как обыкновенного зверя на привязи, перемещается быстро. Все ее движения – скользящие и плавные. Неподвижными взглядом она изучает совсем небольшое существо, похожее на уплотнившийся чайный столик с грудой мышц и пастью, полной клыков. Не замечает, что завораживается своими движениями в пространстве.       С одного удара проклятие отбрасывает через множественные кусты, осыпая дождем из колючек, пыли и камушков. Сознание Синдзу выжимает значительную часть искаженной энергии, разгоняет кулак и бьет. Внезапно пространство раскалывается от точки удара. Будто битое зеркало, полосуется черными молниями в багровом свете.       Синдзу моргает. Секундная темнота. Желанная, безмятежная тьма. Она сжимает виски, однако, чуть коснувшись сознания, исчезает перед размытым видом кровавого мессива, стекающего под ноги. Усталость невероятной силы: ощущение легкого покалывания под кожей вместе с дикой пульсацией мышц, горечи на языке и холодка подкашивает равновесие. Обе руки мага падают на дерево, прижимая к стволу потный лоб. Тело потряхивает бесконтролируемой дрожью.       «Мой предел?..»       Синдзу с трудом держит глаза открытыми. Не делает попыток отойти от тлена под носом. Постепенно становится теснее, жарче в собственной коже, словно ее только что сварили в котелке с рисом. От переутомления не сомкнуть сухие губы, когда по ним рекой течет чужая кровь. Что-то между «последний» или «все», слетевшее с языка, не запоминается.       «Все?.. Это все?.. Кимико… Теперь боли… Я вложила… как много энергии…»       Стало тихо. Еще тише, чем до разминки. Только в ушах разгоняется кровь. Раскрасневшаяся, Синдзу поднимает глаза на углубление в дереве, а затем на свои разбитые костяшки. Бугорки прескверно пульсируют. Девушка зябнет в истощении, сосредотачиваясь на одном: она убила всех, чье присутствие чувствовала по дороге сюда. И зачем Сукуна привел ее на открытую местность, если все равно вышвырнул оттуда в неизвестном направлении. С другой стороны, здесь пришлось удобнее уклоняться и атаковать, поэтому синяки на лице, может быть, не будут выглядеть такими обидными.       Маг зажмуривается.       Убила. Убила, уже все. Порубила и забила всех, кто мог серьезно угрожать Кимико. Или…       — Хи-х-!…       Синдзу застывает, когда хихиканье и шум бега обрубаются за спиной. Воздух рассыпается с мерзким хрустом и протяжным разрывом тела. Она медленно поворачивает голову. Стиснутые пальцы высокого силуэта отражаются в капле фиолетовой крови на ресницах.       Двуликий стоит рядом, едко ухмыляясь в два клыка. Что-то в его виде поражает Синдзу под грудь. Зрение вот-вот размоется во тьме, но она смотрит в ответ. Истекает кровью, но смотрит. Все его зрачки горят в странном приступе неясной ей эмоции. Но Синдзу поражает не само выражение, а его наличие. Оно буквально выражало слова «я доволен тем, что увидел», чего маг давно перестала наивно дожидаться.       Глубокий вздох ускальзает от губ с болью в лице. Она старается подойти. К единственному, кто может отвести ее во флигель кратчайшим путем или облегчить состояние. Ее тело не падает только из-за большой ладони на спине, удержавшей ее оказываемым давлением.       — Я… — Синдзу замолкает, опасно прижатая к его торсу. Ее вот-вот стошнит.       — Молчи, — под колени проникает рука. Девушка стонет от потревоженных им ранений и зарывается лицом в плечо. Хнычет. — Ты хоро-о…       Но Синдзу перестает слышать собственные мысли в ударах пульса и хватается за невыносимо сжавшуюся грудь. Виски выстреливают болью. Шум в ушах снова погружает ее в глубь непонятных, болезненных ощущений. Страшную и все еще искаженную, потому что дышать становится больно до слез. Потому что догадки, что она умирает, достигают апогея и она начинает жалеть… но сама не знает, о чем. Что-то бормочет, но понятия не имеет о чем именно.       Руку на животе накрывает другая ладонь. Синдзу уже ничего не видит перед собой и продолжает слабеть на руках, пока ее пальцы совсем не обезволили. Боль укрывается за ее сознанием, засыпая вместе с ним в холодной темноте без сновидений.

* * *

      Более сильную головную боль, чем после битвы с проклятиями, Синдзу испытывает с пробуждением.       Несколько минут ее одолевает мутное беспамятство. Об тело разбивается непривычный холод и бусые глаза с трудом приоткрываются. Не успевают как следует восстановить фокус, как Синдзу вырывается из теплых лап тканей и обхватывает виски. Коленки подтягиваются к груди. Маг сидит в таком положении долго, не способная хотя бы думать о чем-нибудь приятном, чтобы облегчить свое состояние. До тех пор, пока ее искаженная энергия не отступает обратно в поток, пальцы сжимают волосы.       Наконец она может вздохнуть. Синдзу выглядывает из под рук и смазанным зрением оглядывается.       В помещении, где она лежит на татами, маг не сразу признает покои Сукуны. Орнамент красного бонсая и череп у икебаны становятся главными отличительными чертами, немного успокаивающими сердцебиение.       Она проводит языком по деснам. Убийственная сухость вытесняет первые соображения о нахождении хозяина комнаты. Синдзу трет глаза и внимательно оглядывает себя. На теле серое косодэ, на плечах душистые волосы, мягкие, причесанные. Она развязывает пояс. Ранения стянулись без следа.       Дзу подвязывает одежду и нетерпеливо подхватывает со стола небольшую чашу с прозрачным содержимым. Вода комнатной температуры позволяет телу остыть после битвы, но не утоляет жажду до конца. Маг с удивлением опускает глаза на сервировку круглого столика перед ней. Несколько блюд, добавки, вторая чаша, два набора хаси.       «Уже ужин, — догадалась она, — На двоих?»       Синдзу поворачивается на скрипнувшие шаги.       Рёмен появляется в ее поле зрения в знакомой темной юкате. Одна из рук прикрывает за ним сёдзи, другая лохматит влажные волосы. Синдзу встречает его тяжелый взгляд под расслабленными веками, но Сукуна быстро отводит его, пряча в посоловелом выражении. Видно, он давно подготовился ко сну. Синдзу показалось, что все время, пока она спала, его томили какие-то вопросы, с которыми он посчитал нужным разобраться по мере их поступления. Может быть, это были новые подробности о ее технике, Синдзу не знает. Одно она поняла сразу: ушла на это добрая половина времени, потратить которую он, вероятно, планировал на иного рода занятие.       Сукуна опускается за подготовленный стол и хлопает по свободному дзабутону рядом с собой. Синдзу озадаченно смотрит за этим действием. Пробежавшись по всем блюда голодными глазами, она не задумываясь делает так, как он требует. Их колени слегка соприкасаются друг с другом, когда она устраивается на подушке.       — Ураумэ привел тебя в порядок и принес сюда, — спустя некоторое время объясняет Сукуна, — Теперь ешь.       Синдзу крепко обхватывает миску с мисо-супом. Обжигая пальцы, терпеливо отпивает несколько глотков.       — Разве обратная техника… — начинает она.       — Не восполняет силы.       Синдзу понятливо расправляется с овощами на донышке миски и тянется к бобам адзуки.       Главными блюдами вечера стали два вида мяса: рыба и человечина. В этот раз из второго итамяэ Ураумэ сотворил несколько рядков аккуратных колобков риса с мясным филе сверху – хида-суши. Синдзу вспоминает процедуру копчения тунца, которую Умэ демонстрировал ей на горящей рисовой соломе. Температура рыбы и момент, когда ее подают, тщательно выверены, чтобы наилучшим образом раскрыть вкус, поэтому маг незамедлительно приступает и к рыбе: подцепляет нежный кусочек филе и кладет на горстку риса. Одновременно с этим она заглядывается на скромный десерт в изящной пиалочке в форме лотоса. Порция маленькая, специально для нее. Ураумэ всегда заботился о ее здоровье, ограничивая порции сластей. Тем не менее… Синдзу заставила его побеспокоится.       Еда была великолепна. Умэ учел предпочтения каждого, применил все чудеса изобретательности. Маг понемногу ужинает бобами, но чем дольше длится молчание, тем тяжелее мысли посещают ее голову. Синдзу возвращает к тем ощущениям, когда она своими руками пробивала тела проклятий насквозь. Что еще важнее – она лишала их возможности заживлять повреждения обратной техникой.       Маг откладывает палочки. Рёмен замечает эту перемену в настроении и следит за тревожной прогонкой энергии. Та заколебалась, проникнувшись размышлениями, но Синдзу быстро приходит в себя. Положительно действует и спокойствие обстановки, не требующей суетливо искать оружие. Ее оружие.       — Кодати, — роняет она.       — У Ураумэ.       Маг кивает. Но к еде больше не притрагивается. Задерживается на Двуликом.       Синдзу любила тишину своей коморки. Любила наблюдать за темнотой во внутреннем дворе, слушать звон цикад, трепет листвы, запах долгожданной свежести. Всю ее относительную свободу здесь. Но ей никогда не хотелось быть одинокой. Как в детстве. Когда в простых вещах виделись ужасающие смыслы, когда она пугалась темноты, боялась потянуть мышцу или подвернуть лодыжку, потому что потом нужно было встретить строгие взгляды без слез. Так было до того, как она окрепла и смогла позволить себе быть собой: упрямой, целеустремленной, немного наглой. Смогла выдержать давление, а со временем перестала принимать плохое близко к сердцу. Продолжать сопротивляться ему было бессмысленно, и отныне Синдзу принимает его как должное. Просто отдает внимание хорошему. Потирая на пальцах цену этого смирения во всем. А хорошим было уходить из резиденции на прогулки. Быть ближе к природе, где Синдзу чувствовала себя куда спокойнее и уверенней. Со знанием, что поддержка существует во всем, когда собственная крошится под натиском обстоятельств.       Рёмен отпивает из пиалы едко пахнущий напиток. Не морщится, но пьет понемногу, растягивая выданную порцию. Синдзу вдруг представляет, что ужинает так каждый вечер. Тут же вспоминает, что Сукуна и сам охотник на уединение с собой, да и поддержка извне ему не за надобностью. Он очень много времени провел наедине со своим эго, так что это превратилось в обыкновенное его состояние. Так казалось Синдзу.       Несмотря на хаос вокруг него, она подумала, что Сукуна никакое не божество или проклятие. Просто человек, от кого отказались, или он сам ушел. Кто-то, кто стал неугоден даже магическому обществу. В особенности тем, кто поставил своей целью уравнение магов во избежание вражды между кланами. Подавлять свои силы и уступать безобразно слабым, но со статусом? Чтобы влачить жизнь в нравственных оковах? Жить? Сукуна освободился от этого. Он живет так, как хочется ему самому. Он силен, и Синдзу это восхищает. До сих пор вдохновляет. Ей приятна его врожденная воля, его рвение к ней, забравшее с собой Ураумэ. И, раз она все еще дышит, ее тоже? Отказаться от нынешней жизни и не узнать собственный потенциал думается Синдзу наиглупейшим решением, которое мог бы принять любой человек на ее месте.       Маг закрывает глаза и прикладывает ладонь к горячим щекам. Кажется, ее отношение к Сукуне становится легче. Гоку говорил ей меньше анализировать… в бою. Но противоречия внутри нее ведь тоже – бой? С собой. Пожалуй, в чем-то его стоит слушать.       Подушечки покатали серый подол между пальцами и нервно потянулись за палочками.       Не донося пиалу до рта, Рёмен отвлекается на это выражение. Столь странная реакция на собственные мысли длилась не дольше трех ударов сердца, но он сопроводил ее от начала и до конца. Прищурившись, отмахнулся от нее. Глаза закрылись, а Синдзу опустила на язык сладкий кусочек желе. Вкусно, но даже такая небольшая порция пролезла в горло не сразу.       Пристальный взгляд возвращается к магу. Синдзу не поворачивается к нему. Кажется, и не собирается. Сукуна останавливается на ее щеках, вспоминая, что изначально посчитал их красноту последствием тяжелого боя. Может быть, она все же обгорела на солнцепёке? Не может же результат одышки держаться так долго. Рёмен подносит к ним тыльную сторону пальцев. Синдзу настороженно смотрит на него через свои пряди, которые он отодвигает мизинцем и придерживает. Долго изучает ее каким-то другим, измененным взглядом. Вроде на нее смотрит, но в то же время на что-то удаленное, далекое отсюда.       Сукуна убирает руку на колено. Другой подцепляет чашечку и отпивает. Синдзу подобное смущает. Она прямо спрашивает его:       — О чем ты думаешь?       Но Сукуна скрывает радужки во второй раз. Лениво, и снова открывает, моргая. Зрачки не сдвинулись с прежнего предмета. Неужели он действительно видит больше, чем может увидеть она?       Ответа не последовало. Неясность не привлекла Синдзу и она прикоснулась к его кисти, провела пальцами до одного из немногих белесых шрамов. Рваная черточка оказалась нежнее грубой кожи вокруг, помозоленной сухим воздухом. Рёмен зыркнул на ее действия и снова увел глаза. Не двинулся, не перехватили пальцы. Синдзу догадалась только, что он цокнул про себя, когда отворачивал голову. Она простила ему нежелание говорить и изучила еще несколько шрамов.       На фоне стольких событий простые прикосновения перестали выглядеть чем-то необычным. С каждым поглаживанием проступившие на скулах Рёмена желваки отступали. Перерастая в узоры по выпуклым жилкам, касания замедляли его спокойный пульс. Незаметно паршивые условия, окружившие магов за пределами резиденции, исчезли из поля зрения на неопределенное время.       Они расслабились в тягучем чувстве сонливости. Синдзу подвинулась, опуская голову на сильное плечо. Руки обхватили тяжелую руку. Рёмен не дрогнул под теплом ее тела, застыв с хмельной алостью щек. А сознание медленно растворялось в последнем из тысячи прожитых ими моментов июля. Теплого, ленивого и, несомненно, в чем-то совершенно нового для обоих.