Самосозданность

"Я тебя люблю"- нарушилась тишина палаты звуком из динамика. Пластиковые глаза плюшевого кота соприкасаются взглядом с светлыми и живыми, но уже значительно потускневшими. Детские пальцы снова жмут на живот игрушки. "Я тебя люблю" Механизм внутри уже откровенно хрипит и, кажется, скоро отключится, если не найдется тот, кто заменит батарейки. И такого человека, похоже, и вправду нет. Время посещений уже давно идет, но дверь в палату так и не открывалась кем-то кроме медсестер. Раньше приходили навещать хотя бы соседа, но и того ещё вчера забрали из больницы домой. Надеяться, впрочем, даже не на кого. Дагэ на службе и вернется домой ещё не скоро. Гэгэ на учёбе, и институт его в трех часах езды от их дома. Ту странную коллегу отца не видно уже с год. А сам папа... Обычно, в больнице не приходилось находиться больше недели. Плановое обследование со всеми этими анализами и прочими неприятными процедурами не длились долго, но сейчас шел уже десятый день. И это вгоняло в уныние. Больницы так отвратительны. Запах смерти, постоянный и стойкий, ощущение тревоги, эти постоянные анализы с бескоечными осмотрами, холодные руки и взгляды медсестер, что смотрят будто вовсе не на человека. И этот вездесущий белый цвет. Отчего-то, от него становится так тошно и страшно. В полном одиночестве пустой палаты это ощущается яснее. Это не место, где вылечат. Это место, где оставят и забудут. По крайней мере, так чувствовалось сейчас. Руки с большей силой обнимают потрепанную игрушку. Папа не придет. Быть может, даже не заберет отсюда. Папа выбросил, как что-то сломанное и ненужно выбрасывают в чулан. На щеках становится мокро, вырыватся непрошенный громкий всхлип. И ещё один. И ещё. Плакса. Ревёт, как маленький. Но может себе позволить. Эти стены все равно не пропускают звук. При всём желании никто ничего не услышит. Комната будто его клетка. Будто его саркофаг. Он здесь умрёт. Один. Плач нарастет и превращается в громкое рыдание. Попытки подавить бесполезны, и так терпел столько дней. Хочется домой. Хочется к отцу и братьям. Только жажда вернутся явственно рушится от отсутствия у кого-либо желания его забрать. Дома только папа. И он его не ждёт. Иногда кажется, что папа не видит его, только пустое место, только несуразное существо, заполняющее пространство. Может лучше и вправду исчезнуть. Да, просто испариться! От этой мысли почему-то хочется смеяться. ... Лучше б ему просто не родиться. По кончикам пальцев будто проходят разряды. Отчего-то мигнула лампа. Лучше бы просто не выжить в тот день. Грудную клетку болезненно сжимает, словно кто-то положил сверху бетонную плиту. Лучше б просто не существовать. Улыбка наползла на лицо. Но слёзы всё ещё лились. Лампы не перестали мигать. Тьма и свет мельтешат перед глазами под адский писк прибора и... И боль. Оно сдавливает. Ребра сейчас сломаются с громким хрустом. Позвоночник жжет и колет. Спицы. Будто кто-то просто втыкает в него спицы, одну за одной. Колени к груди и попытка лечь. Он точно здесь умрёт. Улыбка не сползает с лица. Это скоро кончится. Под какофонию света и звука. Звон усиливается в ушах, а перед глазами встают помехи. Быстрее бы конец. ***** Вой сирены оглашает коридор под компульсивные резкие удары по двери и дерганья за ручку. - Сволочь, черт, лять, почему оно не открывается?!- рык срывается с губ. Медсестры даже подходить не решаются, видя, как распылен молодой господин. - И-эр, прекрати.- голос отца пугающе спокоен.- Это бесполезно. - Но надо же сделать что-то! Он там!- отчаянье цветет в каждом звуке и болезненном взгляде. - Служба безопасности уже в дороге. Ты не сделаешь ничего против электрозамка.- очеканивает он, хватая за плечо. Холод металла ощущается даже через одежду. В бессилии опускаются руки. Поджатые губы и обращенный взгляд. "Как он может быть так спокоен, когда его ребенок посреди аномалии? Как вообще у ребенка может быть искажение!?" Остается лишь подойти к двери снова. Он может лишь слушать. Писк и едва различимы всхлипы Кажется, он и сам сейчас перестанет держать слезы при себе. Протез глаза адски жжет от близости к сбою, но уйти не может. Он и так ужасающе опаздал. Электрозамок с трудом поддается и аварийному пропуску. Он врывается сразу же, как оказывается у проёма. И замирает в тот же миг на пороге Зрение искусственного глаза сбоит помехами. И в помехах чужой силует у кровати, прижимающий к себе заливающегося плачем брата. Отдаленный голос шепчет утешения сквозь шум аппарата. Призрак в помехах оборачивается и смотрит. Ступор и шок переполняет каждую клеточку тела. "А-Бин?..." В длинной больничной рубахе, отличающейся от формы этого госпиталя. С светлых волос капает вода. Призрак прикладывает палец к губам. А он и так и слова вымолвить не может. Последнее объятие. Помехи резко пропали с поля зрения. Ступор отступил, он обнаруживает себя прижимающим дрожащего, как осиновый лист, младшего к груди. Он и сам трясется - тело уже просто не выдерживает напряжения. Глаз уже не болит, лишь смутные отголоски напоминают о прошедшей буре. Шум от врачей и медсестер отходит на второй план. А на первом лишь один вопрос. "Что это было?"