Хочешь стать казэкаге

      Совет старшего брата воспринимать изменения в отношениях как очередной семейный секрет растёкся по ситуации словно масло, приплавленное горячим ножом. Действительно, даже если всё «срастётся» (в чём, несмотря на пока-ещё-приятные ощущения, Гаара был не уверен), раскрывать перед публикой новые узы каге и преемника никто не собирался.       Сын с подобным предположением согласился без тени сомнения и Песчаный дал добро «увеличить натиск».       Но, даже так, Шинки продолжал наращивать их близость очень постепенно.       Касаться Гаары в присутствии дяди он откровенно стеснялся, так что при возможности приходил к отцу в спальню и занимался своими делами (о «контактах» вне дома речи быть и не могло). Подходил слишком близко и ненавязчиво прикасался то к рукам, то к волосам, то к телу. В такие моменты мужчина даже терялся от мягкости и почти привычного ощущения присутствия молодого шиноби. Только поцелуй быстро возвращал к реальности, что всё делается не просто так.       Как-то, посетив тренировку юных генинов с призывными животными, Пятый осознал, что все эти мелкие шажки сына без резких движений и вопросами о комфорте походят на дрессировку щенка. Такому сравнению каге иронично ухмыльнулся: с точки зрения любого своего ровесника в делах интимных он точно был не лучше неразумного дитя. Хотя нет. Всё же, в его положении наблюдались преимущества: он точно знал, зачем всё делается и к чему идёт (пусть сам секс представлял себе слабо).       Сложнее всего для Пятого в сложившейся обстановке было проявлять инициативу. Отчасти поскольку он сомневался в том, в какую сторону стоит двигаться. В основном потому, что Шинки гораздо лучше понимал реакции своего тела, чем Отец. Иногда, после самых, казалось бы, простых действий со стороны мужчины (неловко-нежном контакте или неожиданной улыбке, попытке погладить всё те же волосы), сын останавливался, отходил, прося дать ему время, а то и вовсе ретировался подальше, светя покрасневшими ушами.       Спустя месяц принц Суны достаточно спокойно воспринял предложение провести ночь в одной постели (без интима, лишь на одной площади). Гаара рассчитывал на благоразумие-сдержанность преемника и почти не прогадал: разве что ближе к утру проснулся от того, что его слишком сильно сжимают в объятиях.       К уже слабому удивлению Пятого, сын отказывался и от совместного принятия ванны, о котором сам упоминал во время признания. Каждый раз он в задумчивости рассматривал Отца и с грустным вздохом констатировал: «рано».       Но вот, по прошествии почти восьми недель от раскрытия тайны, когда Пятый наконец-то привык к поцелуям (уже совсем не детским и сдержанным, а очень даже взрослым), на предложение пойти вместе в ванную комнату Шинки ответил согласием.       — Если ты не против, я бы хотел перейти к более решительным действиям, — потянув мужчину за рукав, произнёс младший песчаник. — Наверное, это станет финальным штрихом в подготовке, и ты сможешь понять, возможно ли для тебя принять мои чувства и желания... Гаара.       — Хорошо, — каге колебался несколько секунд, но, всё же, решил уточнить: — Что именно ты собираешься сделать?       Когда парень объяснил, на лице мужчины не дрогнул ни один мускул.       — Хорошо, — с кивком повторил он. — Тогда до вечера.       — М.       Прежде чем уйти, Шинки наклонился и осторожно поцеловал Песчаного в уголок губ.       — До вечера.       Гаара ответил улыбкой и вернулся к стопке документов, которую стоило изучить до встречи через пару часов. По счастью, он давно научился совмещать несколько дел одновременно, так что размышления о предстоящем опыте не мешали работать.       Более всего каге интересовало, адекватно ли на планируемые действия отреагирует его собственное тело (отсутствие этой самой реакции было, увы, вполне возможно и не подразумевалось как норма) — до сих пор преемник так далеко не заходил. А сам мужчина, пусть и посвятил часть свободного времени углублённому изучению теории интима, на практику так и махнул рукой. Не столько потому, что «Шинки надо — пусть добивается», сколько самостоятельность в этом плане всё ещё слишком смущала каге.       С сыном этот вопрос они тоже обсуждали — что отсутствие интереса Гаары к личной жизни может быть завязано на физиологическом уровне.       «Я думал об этом, как о самом возможном варианте», — признался Шинки в один из вечеров. Он помолчал, рассматривая лицо любимого. — «Будет ложью сказать, что простого принятия чувств тобой мне будет достаточно. Но одно это настолько лучше отказа, что уверен, я смогу с этим смириться в случае провала».       «Надеюсь», — Песчаный не стал уточнять, что, как минимум как для отца, счастье преемника для него первостепенно — молодой шиноби и без того знал об этом. Но их изначальный уговор состоял в том, чтобы ничего не делать через силу: иначе желаемых отношений не получится. Так что оставалось уповать на благополучное разрешение ситуации.       «И сегодня ключевой момент», — закончив с чтением, каге собрал нужные документы в папку.       То, что он испытывал при мыслях о вечере, сложно было назвать волнением. Это оставалось всё то же любопытство, которое сопровождало мужчину последние пару месяцев после того, как он узнал о любви сына. Положительные эмоции Гаара испытывал больше от того, что они с Шинки стали откровеннее и ближе. Хотя нежные прикосновения ему нравились. Да и в поцелуях был свой шарм. Но всё это не мешало работе и не выбивало из колеи, так что каге неизбежно задавался вопросом: достаточно ли всего этого для взаимности? Или, быть может, это его собственный потолок в проявлении подобных чувств?       «Впрочем, то, что планирует Шинки, наверняка расставит всё по местам», — мысленно завершил монолог Гаара, отправляясь на встречу. Времени до вечера оставалось не так и много.       То ли сын заранее знал, что дядя не собирается в этот день ночевать дома, то ли попросил оставить их наедине с Отцом, но сразу после горячего на ужин Канкуро улизнул к знакомым, на прощание весело подмигнув брату. Пятый легко кивнул в ответ и с интересом посмотрел на преемника — тот по-прежнему отказывался торопить события, занимаясь десертом.       — Приятно осознавать, что за прошедшее время ты хорошо научился действовать последовательно, — обронил мужчина, поднося к губам кружку со свежезаваренным чаем.       — Я давно не подросток, Отец, — спокойно ответил Шинки, опуская на стол тарелку с аккуратно нарезанным рулетом и садясь напротив. — И мы не на поле боя.       — На счёт последнего я не уверен, — философски заметил старший.       — Хм, — сын задумчиво сделал глоток из своего бокала. — С определённой точки зрения я нахожусь в состоянии сражения за твои чувства?       — Что-то вроде этого. — Гаара съел один из кусков сладкого. — И проводишь тщательную разведку перед нападением.       — Скорее захватом.       Взглянув на молодого шиноби, каге поймал себя на мысли, что ему не только нравится этот хитрый прищур малахитовых глаз, но ещё он понимает, о чём думает собеседник в этот момент.       «Думаю, что понимаю», — осадил себя мужчина. — «Как он любуется мной и представляет то, что собирается сделать».       — Крепость, вероятно, падёт без сопротивления.       — В этом случае ей лучше, напротив, стоять, — усмехнулся преемник. Залпом допил чай и встал. — Я налью ванную. — Уже дойдя до выхода, обернулся в проходе: — Приходи, как будешь готов.       «Предельно осторожный», — Песчаный не торопясь опустошил свою чашку. — «Остаётся верить, что это, действительно, будет последний рубеж». — Вымыв и расставив по местам посуду, он направился к выходу. Из ванной комнаты, расположенной на противоположном от кухни конце коридора, доносился шум воды.       Дверь Шинки оставил приоткрытой и из неё по полу уже клубился пар, гарантируя тщательное увлажнение каждому, кто зайдёт в небольшое помещение, выложенное бело-голубым кафелем.       Почти дойдя, Гаара вдруг замешкался, подумав, что мыться сразу после еды не самая хорошая идея — пусть ужин и не был плотным, организм, занятый перевариванием, не слишком потворствовал грядущей активной деятельности.       «Хотя, возможно, расчёт именно на то, что я буду более расслабленным, из-за того, что сытый», — с тихим вздохом отмахнувшись от последних сомнений, мужчина потянул дверную ручку на себя.       Бассейн, достаточно вместительный, чтобы в нём без стеснения расположились трое взрослых мужчин, уже был доверху заполнен горячей водой. Шинки же, прикрытый единственным набедренным полотенцем, стоял у боковой стены, где висели большое зеркало и полки с мыльными принадлежностями. В руках он держал лейку, проверяя температуру текущей воды. Услышав шаги, повернулся и с улыбкой кивнул на занявший мокрый пол пластиковый стул:       — Давно хотел хорошо потереть тебе спину.       — Не помешает, — согласился каге, закрывая дверь.       Сняв одежду и сложив её в корзину поверх вещей сына, Пятый по привычке потянулся за полотенцем. Остановился не уверенный, что в нём есть необходимость.       — Надень, если тебе так комфортно, — обернувшись на голос преемника, Гаара обнаружил, что тот продолжает счастливо улыбаться. — Я сниму, когда понадобится.       «Тон был не снисходительным», — всё же повязав махровую ткань, старший прошёл к стулу и сел. — «Игривым?»       — Температура нормальная?       Этот вопрос и то, как осторожно поток из лейки коснулся его руки, напомнили мужчине сцену из далёкого отрочества.       Их троих — осиротевших детей Четвёртого казэкаге — тогда едва отпустило от событий в Конохе. Темари и Канкуро отчаянно стремились побороть в себе страх перед скованным печатью биджу (точнее тем, в ком он был заключён), а Гаара плохо понимал, что значит вести себя с родственниками «нормально». Однако они все старались, и выходило пусть криво, но вполне сносно. С каждым днём, вопреки всему, куда больше походя на семью, чем когда бы то ни было раньше. Больше всех усилий прилагала сестра: и одной из её безумных идей для сближения стало как раз совместное принятие ванны. Тогда они жили в другом доме, и комната не была столь комфортной и, к тому же, значительно меньше, но дети втроём там вполне поместились и даже смогли не покалечиться в процессе. Тогда Темари тоже усадила младшего брата на стул и, включив воду, спросила про температуру.       Это воспоминание было очень тёплым — переполненным волнением, вниманием и заботой. Совместное мытьё не стало семейной традицией, но внесло большой вклад в развитие их отношений — стало кирпичиком доверия, в котором все трое так отчаянно нуждались тогда.       И сейчас забота сына отозвалась в сердце умиротворением, заставив лёгкое волнение отступить.       — Самое то.       Шинки выражал свои симпатию и влечение всё так же ненавязчиво, едва ли переходя границы дозволенного, пока мыл тело Отца.       Гаара, даже знакомый с планом действий, совсем расслабился от такого подхода. И, в итоге, заметил особые подвижки даже не тогда, когда оказался в ванной спиной прижатый к молодому шиноби, а когда рука преемника потянулась развязать узел полотенца, прикрывающего бедра мужчины.       — Ты прекрасно исполняешь тактические ходы, Шинки.       Сын замер, почувствовав напряжение, возникшее в плечах старшего.       — Мне прекратить?       — Нет, — Пятый с выдохом расслабился снова. — Продолжай. Я только лишний раз признал твои навыки.       — Спасибо, — парень склонился, губами коснувшись шеи Песчаного. — У меня был лучший учитель.       — Этому я тебя не учил, — тихо произнёс Гаара после того, как преемник наконец осмелился прикоснуться к самому интимному месту.       — Время поменяться местами в вопросе обучения, Отец.       — Теперь и мне становится некомфортно, когда ты зовёшь меня отцом в подобной ситуации, Шинки, — фраза, по счастью, вышла достаточно насмешливой, без намёка на упрёк.       Сын, казалось, вовсе не обратил на тон внимания, занятый совсем другим:       — Просто к слову пришлось, — громко прошептал он прямо в ухо мужчине и осторожно прикусил мочку.       — М.       Температура тела неизменно повышалась. Но пока Пятому всё ещё казалось, что это из-за воды и практической близости другого человека: принц Суны был молодым, большим и его собственный жар едва ли уступал горячему бассейну.       Старательно игнорируя потяжелевшее дыхание парня, Гаара сконцентрировался на собственном состоянии: не похоже, что прикосновения к члену его возбуждали (притом, что каге честно не понимал, что это, собственно, должно означать). Хотя назвать процесс каким-то отталкивающим он не мог.       — Что чувствуешь?       — Это странно, — через паузу ответил старший. — Хотя мне по-прежнему скорее приятно.       — И непонятно, что будет дальше?       — Теоретически — понятно. Практически — хотелось бы испытать.       — Совсем ничего? — Шинки слегка отодвинул его от себя.       Когда мужчина попытался повернуться, парень удержал его свободной рукой.       — Ты возбуждён?       — Да, — судя по тону, сын не хотел в этом признаваться.       — Не думаешь, что будет лучше поделиться со мной опытом?       — Я всё ещё считаю, что такой мой вид оттолкнёт тебя.       Песчаный обернулся. Но так, чтобы видеть лишь силуэт, а не точное выражение лица преемника.       — Что ты хочешь сделать на самом деле, Шинки? Я знаю, что прелюдия заключается не только в попытке вызвать эрекцию. Я не рассыплюсь, — на напряжённое молчание добавил Гаара.       — От тебя такого я боюсь потерять контроль. — Наконец произнёс преемник. — Слишком давно хочу этого и не уверен, что сдержусь достаточно.       — Я отступлю, если ты будешь слишком настойчив, — попытался успокоить его каге. — Мы уже обсуждали это.       — Хорошо.       Выждав ещё несколько секунд, Гаара опёрся рукой о пол бассейна и изменил положение.       Шинки, действительно, выглядел необычно: прикрытые пушистыми ресницами глаза были словно в полудрёме, а обнажённая грудь судорожно вздымалась в такт тяжёлому дыханию.       «Внешние признаки лихорадки. Впрочем, любовь часто сравнивают с ней».       Вид поднявшегося пениса вызвал очередную волну любопытства и намерение прикоснуться к нему.       — Это не больно? — с сомнением спросил Пятый, слегка сократив расстояние между ними.       — Напряжённо, — парень кивнул на молчаливый вопрос и с придушенным стоном выдохнул на прикосновение. — А теперь болезненно-приятно.       — Не думал, что прилив крови делает его таким твёрдым, — Гаара не стал сопротивляться, когда Шинки притянул его на себя.       — У всех по-разному.       Глубокий поцелуй в горячей ванне ощущался сильно иначе, чем все предыдущие, пусть последние пару недель они зачастую сопровождались крепкими объятиями или даже ладонями, скользнувшими под рубашку. И дело было не только в контакте обнажённых тел и неловко уткнувшемся в живот возбуждённом члене приёмного сына. Волнение партнёра с каждым прикосновением захватывало всё больше частичек души казэкаге, погружая в странное состояние ожидания кажущейся такой далёкой и непонятной развязки.       Это больше походило на плохо осознаваемый сон, когда пробормотав «тут совсем неудобно», Шинки поднял любимого на руки и, завернув в большое полотенце, понёс прочь. К себе в комнату.       Где-то в глубине сознания хотелось возмутиться про «мокрое бельё на кровати», но мужчина не стал, понимая, что сейчас это не уместно: хотя улучить момент и взъерошить младшему волосы сухим куском полотенца ему удалось.       Вязкое напряжение внизу живота подогревалось нежными поглаживаниями и поцелуями без всякой последовательности. Подобная хаотичность сильно смущала и, если бы это не был человек, которому Песчаный всецело доверял, он бы давно отбился, не позволяя затянуть себя глубже в водоворот смутно приятного дурмана.       Сложно сказать когда, но член мужчины приподнялся — хотя на небольшом количестве предэякулята всё и закончилось. И, как бы Шинки не старался его ласкать, больше ничего не произошло.       — Видимо, на сегодня всё, — почти-разочарованно пробормотал парень, смотря на Гаару просветлевшим взглядом. Его дыхание успокоилось, и он теперь куда больше походил на обычного себя.       — Не заметил, чтобы ты сорвался.       — Прошло мягче, чем я думал, — парень неопределённо качнул головой. Заметив, как отец сдержал лёгкую судорогу, вытянул простыню из-под них и накрыл. Сам завернулся в мокрое полотенце.       — Но без предполагаемого конца? — каге благодарно поддёрнул ткань на себя: тело быстро остывало, требуя хоть как-то сохранить тепло.       — Думаю, надежда на него есть, — сын глубже укутался в полотенце, но Пятый успел заметить лёгкую улыбку, тронувшую его губы.       — Тебе лучше знать.       — Разве? — принц Суны вопросительно выгнул бровь. — Сейчас главное твои ощущения. И чувства.       «Это ведь неправильно, что я позволяю делать с собой подобное именно ему?» — всплывший вопрос Гаара подавил с мысленным вздохом. — «Но кому ещё я мог бы позволить такое?»       — Всё ещё любопытство. Вполне приятный опыт. — С сомнением добавил: — Это можно назвать симпатией?       Преемник ответил не сразу.       Несколько секунд он молча рассматривал возлюбленного, абсолютно не шевелясь.       Затем осторожно склонился и, поцеловав Песчаного в щёку, прошептал:       — Я надеюсь.