Встанет солнце над лесом

Встанет солнце над лесом, только не для меня… Юнги медленно открывает глаза. Солнечный свет ослепляет его, выжигает на бледной коже уродливые ожоги, заставляет гореть и полыхать в своём одиночестве. Комната, раньше кажущаяся совсем маленькой, вдруг в разы стала больше, слишком много места, совсем ненужного. И парень соврал, если бы не знал, в чëм причина. За окном поют птицы, а он слышит лишь упрёки, слышит, какой никчëмный и слабый, какой одинокий и брошеный. Ощущать эту давящую сердце пустоту просто невыносимо. Мир — дерьмо, а мы в нём дружно тонем. Мин Юнги в одно мгновение потерял всё, что когда-то имел: друзей, семью и смыслы своей никчёмной жизни. Остался лишь страх и тусклый свет надежды на счастье. Но даже он в один момент потухнет вместе со всеми ночными мечтами и мыслями. Сколько попыток уже было? Может, пять? Десять? Каждый раз приходить поздно ночью к этой чëртовой башне, сжимать от бессилия кулаки и тихо шептать до боли родное «Чимин», чтобы потом посмотреть вверх, на скрытое за железными решётками окно, а потом уходить прочь, потому что он знает, чувствует что парень наверху учуял его присутствие. Но сделать ничего не мог. Хотелось плакать. Долго. Срывать голос до хрипа, пока с него не хлынет кровь, разбивать руки в мясо, ломать кости, двигать горы, лишь ещё раз заглянуть в эти глаза. Ещё раз услышать смех. Ещё раз прикоснуться к мягкой загорелой коже. Мечтания и мысли о единственном любимом юноше так сильно разбивали измученное сердце Юнги, что он уже не мог здраво мыслить, лишь движимый желанием освободить и вернуть украденное. Да, возможно, сбегать без ведома отца Чимину и не стоило, но услышав, что он всю жизнь провёл в золотой клетке, не принимая решения даже о том, что бы надеть на сегодняшний вечер, не говоря уже о том за кого и когда ему выходить замуж — решать точно не ему, Юнги взорвался. Живущий на свободе, странствующий с друзьями путник, который не мог закрыть глаза на такую жестокость к этому светлому созданию, Мин сдался и они ушли. Сбежали. Вместе. Держались за руки, переплетая пальцы, оставляя позади всё: дорогие украшения, титул Чимина, его отца, слуг, его прошлую жизнью, его отчаянье. Ведь теперь, без принцессы, не прожить мне и дня… Его жизнь потускнела, словно отняли то солнце, тот лучик, что освещал ему дорогу во тьме. Мин был весьма трудный по характеру, но это не мешало юному принцу следовать за ним без капли сомнения. На задворках его глаз смешалось удивление и ужас, но так же, в глубине, искрилось доверие и симпатия. Чимин, совсем как ребёнок, бегал рядом, при любом удобном случае хватал за руку и трепетно прижимался к сильному плечу особенно холодными вечерами, краем уха улавливая потрескивание костра и погружаясь в хриплый голос, который рассказывал ему о своих планах. Им было хорошо. До того момент, где Юнги, от скопившегося счастья, потерял бдительность. *** Что же это такое, что случилось со мной..... Каждый день, каждый час, каждая минута или секунда — это точка невозврата. И если сегодня ты ещё сможешь всё изменить, то что на счёт завтра? Что будет завтра? Остаётся только оглядываться назад, глотая горькие слёзы сожаления, жалеть себя и винить в том, что опомнился так поздно. Чимин жалок. Уродлив до безобразия в своей слабости, сокрушая самого себя раз за разом мыслями о возлюбленном, что каждый день навещает его. Не сдаётся. Ищет пути, пытается его спати, забрать, а Пак? Сидит и ждёт, роняет слëзы, даже не желая смотреть на себя в зеркало. Ничего нового там нет. Потухший огонь в его прежде озорных глазах, тяжёлые мешки от бесконечных кошмаров, сопровождающие его каждую ночь, обтягивающая скелет кожа от голодания. Всё ведь было так хорошо. Он и нарадоваться своему счастью не мог, не мог поверить, что всё на яву. В итоге поплатился за своё неверие. Юнги был спасителем, посланным небесами по его страдающую и полную мук душу. Он явился как божество, сияющий и притягательный, с добрым прищуром чёрных глаз, как бы говоря «всё в порядке, ты не один, я с тобой и чувствую тоже самое». Его выступление с друзьями покорило до глубины трепетного сердца, вырывая его с корнем и забирая себе. Пак был не против. Совсем. Он готов отдать и сердце, и души, и всего себя этому человеку, лишь бы он был рядом. Мин как исцеление, он вдохнул в скучающего принца жизнь, дал ему выбор, показал красоту окружающего мира, подарил море счастья и окружил своей заботой, не требуя ни денег, ни славы. Он просто был рядом, крепко сжимал маленькие ладошки и зацеловывал каждый крохотный пальчик, приговаривая, что жить без них не сможет больше. Почему так? За что ему всё эти наказания? Потому что всё исключительное разрушается людьми, облечёнными властью, завистью, невежеством и всеми общими для них пороками. В этой планете нет ничего особенного — набор глиняных безделушек, да и только. Пак Чимин в этом убедился. Горькая усмешка тронула пухлые губы, раскрывая всю ту томящимся боль в его груди. Его отец — безжалостен. Он ведь видит, как ему плохо, как он нуждается в Юнги, как он сгорает и тлеет с каждым прожитым днём, но, чëрт, всего лишь махает рукой и закрывает глаза! Зато выбрал отличную кандидатуру на место его жениха, что бы объединится с соседним королевством, поддерживать связь и продлевать пути его обихода. Ярость ослепляет взор и юноша с силой бьёт руками по полу, роняя стоящую вазу и слышится грохот разбитой. Тяжело дыша, брюнет смотрит на разбросанные осколки, сведя брови до образования морщинок и его голову озаряет гениальным планом. Внезапное чувство покоя и трепетного волнения накрывает его с головой, он осознаёт, что Юнги снова пришёл к нему. Он там, внизу, сжимается кулаки и поджимает губы. Чимин точно знает, что делать. Он подползает к окну, хватается за металлические решëтки и кричит изо всех сил. — Юнги, ты слышишь меня? Юнги! Музыкант резко поднимает голову, сглатывает ком в горле и всё вокруг расплывается. От слëз. — Я… Я слышу тебя, Чимин-а! Слышу! — падает на колени и кричит изо всех сил, пытаясь унять дрожь в собственном теле. Чимин быстро-быстро дышит, смахивает крупные капли его слабости и продолжает. — Приходи завтра на концерт, обязательно приходи! Доверься мне! И отходит. Отходит, потому что тяжело, больно. Мин хлопает ресницами, пытаясь привести бушующий ураган чувств в покое и кивает, всё ещё не сводя глаз с окна башни. Встаёт с колен и нерешительно уходит, чувствуя на сердце тяжкий груз. В королевских покоях, потерял покой… Красивые девушки одетые в атласные наряды соблазнительно двигают своим телом, умело танцуют и завораживают публику. Их мелодичный голос распространяется по всей площади, люди вокруг в поддержке неустанно хлопают в ладоши, кричат и веселятся. Одному лишь Пак Чимину не до смеха. Он сидит рядом с королём, своим отцом, а с другой стороны советник, жадно разглядывающий женские тела перед собой. И от этого воротит. Брюнет морщит нос, но вынужденно наблюдает за праздником, на который ему, да неужели, разрешили спуститься. — Чего же ты молчишь, сынок? За весь вечер и слова не вымолвив. — расстроенно тянет пожилой мужчина, оборачиваясь. — Прошу простить за дерзость, ваше величество, не имею желания вести бессмысленную беседу. — голос его звучал рассерженно и холодно, отчего король лишь устало вздохнул. Парню правда было жаль, что ему приходится огорчать единственного отца, но и его можно понять. Главное не упустить момент и дождаться прихода Юнги. *** Родная чëрная макушка замаячила среди остальных горожан в какой-то момент времени и Чимин с волнением пытался заглянуть в сердитые глаза. Он знал, что музыкант терпеть не мог просачиваться сквозь толпу, боясь за свою гитару за спиной, но осознание, что ради него, Чимина, Мин переступает через себя и делает всё, что в его силах, имея крохотную надежду, приятно согревало. Теперь всё остальное на принце. Он просит короля пройти с ним к столу с напитками и закусками, прекрасно понимая, что ему одному даже шагу ступить не дадут. Поэтому в сопровождении отца, он берёт бокал и делает пару глотков, всё же поддерживая какой-то глупый диалог о погоде, который его величество затянул от неловкой тишины между ними. Чимин как бы аккуратно приблизился к красивым кремовым розам, лёгкий и нежный аромат которых просачивался в лëгкие и прикасается к мягким лепесткам пальцами. Осторожно обводит и вздыхает, сравнив бархат кожи его возлюбленного с лепестками роз. А потом, случайно, цепляет вазу рукой и она летит на пол, сокрушаясь на мелкие осколки. Прислуга быстро суетится, убегая за веником, а Пак виновато поглядывает на охнувшего отца, который быстро лепечет что-то об осторожности. Юноша наклоняется что бы подобрать осколки и намеренно режется ими о свою ладонь, вскрикивая. Король не на шутку пугается, тушуется, оглядывает посещение и сам порывается в бега, что бы помочь сыну. Укол вины настигает чиминово сердечко, но он тут же стряхивает эти мысли, наткнувшись на обеспокоенный взгляд лисих глаз. Юнги смотрит на него с тревогой, мягкостью и вот-вот готов позорно разреветься, но неожиданно его глаза округляются. Он понимает всё без слов. Советник испуганно дëргается, стоило музыканту прыгнуть на сцену и распугать убегающих в разные стороны девушек. Он шагнул вперед и вскочил в воздух, развернувшись, когда советник поднялся, открывая грудь для атаки. Он подождал долю секунды, пока сила тяжести снова взяла верх, а затем, когда он выровнялся, выскочил из ноги, поймав противника в груди. Мертвая точка. Ударил правой. Резко, без замаха. Точно в челюсть. Мужчина падает, люди в панике кричат и создают суматоху, чем и воспользовался Юнги: быстро подбежав к Чимину, он прежде всего целует его пухлые губы, прижимается тесно-тесно и держит лицо в своих больших ладонях. Тело дрожит толи от скопившегося напряжения, то ли от нахлынувших чувств, что буквально просачивались сквозь тело. Пак принимал всю ту любовь, всю ту бурю от Мина, поддавался на встречу и утопал в их поцелуе, ощущая скользкий юркий язык у себя во рту. Голова кружилась, дышать было тяжелее, но это всё ерунда. Всё ерунда, пока рядом он, Юнги, что уже крепко перевязывает его кровоточащую рану, заглядывает в глаза, на дне которых плещет безграничная нежность и тянет за собой. Обратно. Туда, где они вместе путешествуют, поют песни, живу под небом и дорожат каждой секундой, наполненной любовью и радостью. — Я… Я так скучал, Юнги-я. — прижимаясь к телу рядом, принц поглаживал пальчиками ладонь возлюбленного, поднимая искрящиеся радостью глаза. — Теперь я не отпущу тебя, принцесса. — шепчет в самые губы и вновь увлекает в жаркий поцелуй, оставляя за их спинами вновь всё, что сковывало Пака железной цепью.