***
04.05.22 Настроение и внутренний настрой у девчушки с фамилией Малышенко до мурашек замечательное сегодня, так как хоть сейчас до конца выздоровела после увлекательных выходных еще в начале апреля. Идет в припрыжку, несмотря на то, что тяжкие веки готовы закрыться прямо сейчас после нелёгких уроков и различных тем, которые Малышенко успешно пропустила. Ей теперь нелегко придется всю оставшуюся четверть, ведь все, что она пропустила тогда из-за своей ужасно-долгой простуды, Виолетте обернется в бессонные и бесконечные ночи. Но сейчас же не так все, поэтому она и молча радуется в данный час тому, что имеет, тому, что наконец-то увидела долгожданных друзей с класса разом с любимыми учителями в разных кабинетах, которые ей стараются оценки тянуть. Оживленная ученица со всеми мыслями идет по людным улицам, параллельно смотря на всю зелень вокруг, и удивляется себе под нос, потому что думала, что еще все такое же серое. У нее сейчас в общем-то достаточно интересный пункт назначения, к которому ей мама сказала добраться без происшествий и в спокойствии, не столкнув никого по пути. У девчушки точный адрес нового корпуса есть в разбитом телефоне, что ей мать одним сообщением скинула, так же само, как и ФИО новых преподавателей. Конечно, сама дочурка от такого заявления матери о всём новом неимоверно удивилась, ибо не ожидала, что так много произойдет за этот короткий и такой неприметный месяц, пока она тихо отлеживалась и спала у себя в постели вместе со скромной блондинкой в сновидениях. Малышенко не особо-то и стремится сейчас искать и быстро направляться в музыкальную школу, где ее уже будет дожидаться полностью другой преподаватель по сольфеджио с новой и незнакомой группой каких-то неведомых особ. Кажись, теперь с ней только осталась ее любимая учительница по специальности, с которой она еще с самых первых классов учится играть на гитаре, а теперь с ней же будет заканчивать свой единственный выпускной в школе музыки. Малышенко в воспоминания погружается, когда проходит сквозь первый, старый корпус, который, вроде как, будет обучать там теперь только студентов, какие приняли решение связать свою жизнь с музыкой окончательно. Но сама Виолетта к такому интересному решению приступать не спешит, ибо к другому пути себя сейчас стремит и хочет отправиться вовсе в иную науку. Глаза бегают по различным адресам, которые к зданиям кирпичным приделаны, дабы ориентироваться по местности было в разы удобнее. Она вот-вот и уже почти дойдет до нужного места, ну, только остался один невинный квартал. Малышенко все так же быстрым шагом пытается передвигаться, смотря на те самые адреса, боясь что-то да пропустить, так как и так опоздала уже на пять с лишним минут. Виолетта хорошую репутацию себе завоевывать стремится на постоянной основе, но, увы, сейчас уже не особо получается. Улица почти полностью опустошена, лишь где-то вдали виднеется пара силуэтов каких-то незнакомцев и безлюдные машины около тротуара, но до этого особого дела нету, так как она спешит и задумываться о чем-то таком было бы лишним и бессмысленной тратой драгоценного времени. По привычке, уже как рефлекторно глядит постоянно вокруг себя, вспоминая все счастливые и печальные моменты в конкретных местах, когда общалась с тем, кого сейчас нет, когда думала о том, кто сейчас ведет себя как последнее животное. Через пару минут, переходя зебру на асфальтированной дороге, девушку замечает, что идет по тому пути, что и беззаботная Малышенко. Вилка незаметно для себя обратила внимание на незнакомку с блондинистыми, длинными волосами и большими черными наушниками, которые мостились на светлой голове. Такое же черное пальто, большие ботинки, которые многие даже сравнивают с субкультурой «Панк» и какие-то темно-синие джинсы, которые еле-еле заметно, если идти и смотреть на привлекательную девушку сзади. Уткнувшись в телефон, тем самым немного опустив голову вниз, незнакомка замедлила свой шаг, тем самым дав ее обогнать на пару шагов. Виолетта хоть и спешила ужасно к очередному скучному занятию, но все-таки обернулась, дабы рассмотреть лицо девицы получше и уж узнать, как она выглядит спереди, ведь интерес все же играет свою главную роль в этом спектакле. Шок, недопонимание, очень сильный ступор, от которого она на месте останавливается и будто бледнеет в тот же миг. Сердце пропускает несколько томных ударов, а после начинает отбивать невозможный ритм для ушных перепонок, от чего перехватывает дыхание. Такого быть не может, ибо сновидения сбываться не должны никогда, насколько бы они не были реалистичны. Это всего лишь самая милая и постоянная барышня со сна, которая приходит погостить к ней в голову каждую ночь, но перед этим обязательно спустившись с нежных пушистых облаков. Такого не существует, не может быть, что кто-то кого в жизни не видел ни разу, пришел в один миг и так неожиданно. Не бывает такого, чтобы какие-либо фантазии живого подростка реальными были. Ни за что и никогда, ни при каких обстоятельствах и разложении карт. - Привет… Но тут спустя миг уже милая, все так же медленно идущая, замечает периферическим зрением, что какая-то ограда на пути появилась в виде неизвестного силуэта какого-то человека и взор подымает тут же вместе с собственной головой. И у девчушки незнакомой целый спектр эмоций внутри прожигается, который можно сравнивать только с картиной знаменитых художников во времена Античности. Все так же, как и у Малышенко. Шок, недопонимание, ужасный резкий ступор. Но вместе с этим бесконечные фразы о правильности и неправильности, о том, что сурово запрещено, а что разрешено, но только тогда, когда сказали «можно». Сцены всех сказочных снов и того, что уже забыла, того, про что вспоминать в слезах родители настрого запретили. То, за что непрерывно кричали, да так, что рвали себе горлянку, высказывались неприлично и без какой-либо мольбы, даже не упоминая матов и грешных словосочетаний, которые у некоторых ко рту уже будто привязаны. Обе стоят молча и в жутком оцепенении, но первая все-таки просыпается блондинка с карие-голубым отражением в глазницах. Ей от такого дикого эха в собственной голове, которое уже минуту как не останавливается, тревожно и страшно становится до ужасных мурашек по каждому сантиметру тела. Фразы из самых таинственных уголков сознания приходит, вопя гласно, и отбивается об стенки головы, от чего становиться еще мрачней. У нее от такого дикого напряжения ноги начинают идти куда-то в направление неизвестное, затягивая в вовсе противоположную сторону к нужному месту. Незнакомка, которой, к слову, лет шестнадцать, уходит и даже бежит от обескураженной и испуганной Виолетты прочь куда только глазенки собственные глядят. Прямо как в том паскудном сне. Просто маленькой Дашеньке страшно до ужаса, что ее опять к психиатру отправят, говоря, что так будет лучше и она станет здоровой.***
- Здравствуйте, можно войти, да? – Ученица, опоздавшая почти на половину всей лекции, ибо у нее теперь мир рухнул, ведь как так? Ну, не может же быть такого, не может быть, что она убегала, спотыкаясь об собственные ноги, а сейчас объявилась наяву, узнав, что на самом деле жива и жизненную деятельность ведет стремительно. - Подскажите, пожалуйста, сколько времени, уважаемая? – Какой-то класс, который был ужасно многолюдным, но настолько тихим, что уши готовы гореть безумным огнем от стыда. Женщина, какая взор свой приковала к какому-то толи учебному журналу, лежащему на столе, толи старому роману прошлых веков в огромной книге на тысячи страниц. Досадно, что Малышенко своими глазами даже увидеть не может, ибо всяческие стопки с различными книгами на краю стола мешают даже понять какого периметра данный объект. - Ну, где-то половина шестого, наверное, - ужасный стыд, скорее не за свою непунктуальность, а за то, что вообще пришла и стоит сейчас на пороге и элементарные вопросы задает девушке. Еще вместе с этим и потерянность в краску дружно вгоняют, и она сама уже ощущает, что щеки горят, будто рядом с вечным костром сидит. - Во сколько у нас начинается занятие? - В пять, вроде. - Фамилия, имя, быстро, - женщина, которая, кажись, сейчас за волосы затащит девушку на свободное место, потому что другого объяснения как она так спокойно сидит и даже без единой капли высокомерия или предвзятости, что для самой Виолетты не особо привычно. Она страницы громко листает своим пальцем, перед этим дотронувшись до языка, пока молчаливые подростки, которые по всему помещению разбросаны, настырно что-то пишут в нотных тетрадях. - Виолетта Малышенко! – Девчушка выкрикивает на весь мирно сидящий класс, ведь наконец-то у нее спросили собственное имя, чему она чрезвычайно рада. Но ее крик, который даже эхом немного прозвучал, вызывает только больше внимания и недопонимающих взглядов ото всех тут присутствующих. Все бы ничего, но, увы, щеки радостной Вилки все такие же пылкие и оттенок свой менять не собираются. - У нас неприемлемо кричать, уважаемая, - предположительная преподавательница взгляд свой наконец-то подымает на шумную ученицу, которая так и стояла около двери, глазами сверля тело сорокалетней тёти, напротив находящейся. - Вы бы еще позже пришли, Виолетта. - А, простите, - Малышенко, смотря на ту, руку на грудную клетку кладет и показательно головой мотает в разные стороны. У нее настроение все-таки улучшилось, так как поведение странной дамы только и двигает мысли на старый, уже не смешной анекдот с первого сайта в «Google», - так можно я уже сяду, да? - Виолетта, Вы ведете себя неприемлемо, - невыносимые слова надоедливой зануды, как и желание открыть окно от этой духоты, которая все сильнее портит нервы и заставляет стоять на том же месте, ибо она же еще не дождалась ответа на свой логический вопрос. - Можете садиться, уважаемая! Ее крик в конце вечного мучительного монолога заставил даже проснуться, и наконец-то, сдвинутся с места, на котором она думала, что стала уже обречена на веки вечные. Пробегает по всему пространству прямиком как молния, ведь ноги затекли ужасно стоять на одном и том же месте, хоть и покачиваясь в разные стороны. Малышенко к парте последней подбегает и уж теперь у нее точно есть возможность рассмотреть всех подробнее, даже если со спины. Садится за стол на деревянный новый стул и у нее тут же взгляд начинает бегать повсюду и везде, где только в ее силах и возможностях. Вилка своим взором знакомится сначала с теми, кто сидит на самом ближнем расстоянии от нее. Увлекательно смотрит на затылки подростков, а некоторым даже в глаза, ведь сами поворачиваются. Проходит и не так много времени, как дверь в ужасной спешке распахивается, ударяясь об стену, тем самым издавая гласный грохот на все помещение. В такой же спешке и незнакомый человек оттуда выбегает, от чего Малышенко в полнейшем недоумении сидит, распахивая широко глаза. У нее взгляд ко двери, возле которой она вот-вот и сама стояла, прикован был еще с того момента, как послышалось движение дверной ручки. Теперь, когда перед ней стоит кто-то уже до жути знакомый, у нее челюсть на полу валяется окончательно. Холод по коже пробегает вместе с табуном мурашек и вызывает это все лишь нервную дрожь по всему периметру кожи. Ну, как, ну быть же такого не может… Правда? Голова от собственных мыслей раскалывается на несколько кусков и мыслить здраво отказывается полностью, ибо слишком много недопонимания сейчас. Малышенко про нескромный сегодняшний инцест уже даже почти забыла, но с незнакомой блондинкой ее, будто судьба теперь сводит. Ее же не видно было ни разу в музыкальном здании, как долго Виолетта там не находилась. Странно и до жути тревожно, страшно и какое-то странное чувство в животе чем-то напоминает невыносимый стресс. - Простите, пожалуйста! – Голос с дрожью описывает всю запуганность и замешательство внутри милой девушки. У нее грудная клетка с бешеной скоростью то подымается, то опускается и дыхание, сбитое до невозможности, ведь переживает. По всему телу будто бесконечно проходят током, потому что так трястись от холода невозможно даже самому теплокровному человеку, не привыкшему к холоду.- Я не хотела, правда, простите! - Добренко, закрыла двери, быстро! – Женщина, что от такого шока и громкого звука книгу захлопнула, потеряв нужную страницу и строчку, на которой закончила. Видимо у нее есть какой-то неведомый страх громких звуков, что Вилке становится больно интересно, но к этому она думает, что вернется позже. Саму преподавательницу не так злило то, что Малышенко в первый раз опоздала та еще и отвечала как-то запоздало и время, как резину тянула, не сразу поняв, что от той требуется. А сейчас с ее ушей готов пойти пар из-за ого, что она захлопнула свой толстый, неуместный и старый роман, который, к слову, ее сейчас вообще не должен интересовать. - Пошла и села назад, чтобы глаза мои тебя не видели! - Людмила Николаевна, простите, пожалуйста еще раз! – У девицы будто бы заело в голове одно и тоже, и она это повторять умудряется уже третий раз, ибо другого ничего в голову не приходит, чтобы вину свою загладить. Идет, а глаза в пол опущены, пока она до трех самых последних парт не доходит и именно тогда наконец-то светлую голову подымает. Осматривает вместе со свободными местами и двоих особ, которые сидят за этими же партами, но одна только с особым взором смотрит прямо в душу и не на секунду взгляд свой отводит. Взором собственным встречаются обе и оцепить не в состоянии ни одна, но только когда Дашенька осознает, кто находится перед ней, то сразу же теряется. У Даши, которая теперь находится под внимательным воззрением незнакомки, ком огромный поперек горла стоит, и она слов о искреннем прощении больше сказать не может. Ей сейчас нервно и тревожно становится еще больше, потому что не знает, что ей после такой откровенной встречи будет. Она сидит, голову на деревянный стол склонив,и в черепушке впервые за долгое время вновь пусто, даже строчек какой-то попсовой песни не слышно. У нее за сегодня перемешалось все вдоль и поперек, а все то потому что все равно поверить не может в то, что сегодня увидела незнакомку с вечных сновидений. Смотрит в одну точку уже минут пять, а может и намного больше, но все-таки отвлекается на миг, ведь видит периферическим зрением нечто странное, что возле нее пролетело и рефлекторно пугается, дергаясь. Шею вытягивает больше, пытаясь понять, что же там упало на пол, перелетев всю парту блондинки. Только еще чуть привставая, наконец-то белоснежную бумажечку замечает, которая вся смятая в клубок, и примечает, что на этой бумажечке и написано что-то, но вот что-конкретно можно узнать, только взяв ее и раскрыть в собственных руках. Дарья, сначала разглядывая пару незначительных минут белую бумажку, а после смотрит и выследить пытается откуда же прилетело это нечто прямо к месту «серой мыши», как прозвали Добренко ее одноклассники здесь. Она, как только голову поворачивает, видит интересующие глаза брюнетки, которые выражают надежду и некую доброту в сторону пугливой блондинки и тут же хочет назад отвернутся и продолжить глядеть в давящую пустоту. Но все-таки обращает внимание на то, как Виолетта пытается кивать в сторону ее же записки и глазами тоже только на нее и намекает без единых слов. Под парту тихо, аккуратно и так же быстро пробирается, беря в руки запретную записку и выбирается обратно, пока никто из сидящих тут лицемеров не пожаловался старой истеричке. Руки не дрожат, что придает большей уверенности в следующих своих действиях и Дашеньке тревожно сейчас намного меньше, ибо задумывается она вовсе о другом. Раскрывая клочок бумаги, вырванной из нотной тетрадки, она упорно пытается выровнять лист, ведь читать так будет намного удобнее и буквы, выведенные светло-голубой пастой, будут виднеться в разы лучше. После чего видит большими буквами, которые наведены несколько раз, надпись на весь листок: «Почему ты убегаешь от меня?» И у Дарьи падает все вокруг, потому что она только сегодня думала о том, что это лишь очередное совпадение, как и сама ситуация с одним классом сольфеджио. Но, это же сны, это не реальность, не магия, не привороты - ничего из этого. И блондинка, как и Виолетта уверены полностью, не отрицая того, что ни разу друг друга не встречали, но видя одинаковые сны подкрадывается очередное сомнение в своих же словах. А у Малышенко только сейчас сердце замирает, не издавая ни удара, а пульс не отбивает бешеных ритмов в ушных перепонках. Ей как-то не по себе становится и вдруг достигают мысли о том, что она могла ошибиться в незнакомке и попросту сойти с ума окончательно. Вдруг просто все мерещится и на самом деле нет ничего, что могло бы так тянуть? А может просто похожи, а в самом деле это опять сон, просто похож он безумно на новый день, как будто предсказание? И Даша не отвечает ничего от слова совсем, ведь сама немеет и не знает, что делать сейчас и как действовать, что говорить и как смотреть в те оливковые.***
- Привет, я Вилка! – У брюнетки дыхание прерывистое и руки подаются предательской дрожи, от чего и одна нота в голосе меняется и кажется, что Малышенко в данный час готова пустить слезу. Но она просто переживает, ибо вдруг опять убежит и не скажет ни слова в ответ. Виолетта после часовой муки и некой пятиминутной ссоры со скучным преподавателем, решилась подойди, ибо немой ответ в виде молчания и действия «спрятать ненужную бумажку в портфель», не особо-то и угоден. Снова Добренко от слов и вида Малышенко окунается в зверский страх и панику, которая насыщена воспоминаниями об аристократичных родителях, о ужасном психотерапевте, который над Дашей мерзко издевался, пичкая ее таблетками до потери сознания, привязывая ее к батареям, запрещая есть и делая из подростка настоящего живого мертвеца. Но все же больше вспоминается начало всего этого хаоса - постоянные сны, которые были, как наяву. Ибо иногда, когда бежала по темному лесу от брюнетки целую ночь напролет, то с утра даже болели ноги. У нее хватает в голове всей этой вязкой каши, чтобы вновь посмотреть в миг в те самые оливковые и окунутся в вечную тревогу, тем самым убежав.***
- Привет, не убегай, пожалуйста! – Малышенко на свою удачу видит девушку уже на следующей неделе, когда она вновь замечает ее длинные блондинистые волосы и то, как их обладательница переходит зебру на асфальтированной дороге. Видимо, не хочет опоздать вновь, а встретить жизнерадостную брюнетку еще больше. - Что... – Даша, когда голоса на одинокой улице слышит еще и в ее адрес, так поворачивается рефлекторно, не забыв и снять наушники вместе с этим. У нее вновь в глазах интересная картина образовывается, как Малышенко бежит по пешеходному переходу прямиком к ней, когда машины, ехавшие ей навстречу, начинают издавать гласные звуки, которые переполнены недовольством, а кто-то даже вылезает в окно и начинает громко издавать нецензурную лексику. - Блять, варежку захлопни, мужик! - Виолетта уже на тротуаре стоит, пока невоспитанный мужчина на вид лет тридцати продолжает открыто поливать девушку грязью. Но все же взгляд через миг вновь хочет оказывается на блондинке, но, увы, снова не в счет. Пока Малышенко перебегала из дороги на дорогу, то Добренко уже в своем собственном страхе успела спрятаться за следующий переулок. У Малышенко одновременно отчаянье безумное, что душу тревожит, но и злость дикая из-за непонимания незнакомки. Ее до боли в кулаках и белых костяшек не хватает сил и разума понять, что вообще происходит сейчас.***
- Не убегай, Добренко! – У Виолетты сейчас настрой после ее мыслей на скучном сольфеджио серьезный и она в этот раз отпускать шуганую блондинку не особо-то и хочет. Дожидается тихо того момента, пока все из класса не выйдут и даже сорокалетняя женщина, которой самой становится душно от такого времяпровождения вместе. Как только из помещения уходят все, не считая Малышенко и той же Добренко, Виолетта времени не теряет и оставляя собственный рюкзак, стремится все-таки поговорить с девушкой со снов. Вилка подбегает шустро и быстро, времени не теряя, пока та стоит возле парты, складывая тетрадь, учебник и прочее в свою сумку, которая лежит на том же деревянном столе. Малышенко подбежав к девице руки по обеим бокам на парту кладет, от чего создается своеобразная ловушка для блондинки, и она рефлекторно разворачивается, так же не понимая, что сейчас с ней происходит. И тут уже брюнетка продолжает немедля говорить той прямо в лицо, слова выбрасывая, ибо расстояние может только сократить, а не наоборот: - Та хули ты убегаешь постоянно? Я не пойму, - у нее возмущений и злости полные штаны, ведь не понимает она толком ничего, что могло незнакомку со снов так от нее отдалить, они ведь даже не разговаривали ни разу и Виолетта даже не слышала тонкий голос той странной девки никогда, - я же тебя не бить собираюсь, ну блять... – Малышенко последний слог тянет устало и тихо прямо на ухо Дарье, потому что у нее теперь все негативное и злостное, что внутри таится, в миг перерастает в ужасную обиду и тоску. Девушке грустно до жути, ибо ей хотя бы узнать хочется видит ли блондинка тоже, что и она по ночам? Если да, то почему же ты убегаешь от меня, милая? - Прости, - Добренко просит прощения попросту ни за что уже в который раз, но в сторону Виолетты — это только первое слово ею сказанное. У нее голосок тихий и нежный отчего первый табун мурашек немедленно проходит по коже. Но за что ей извиняться-то? За то, что убегала ночью или днем? За то, что не имела возможности сказать ни слова, кроме извинений? Или за то, что даже не захотела ответить на ту записку и не осмелилась кинуть хоть один взгляд прямо в оливковые глаза? У нее вариантов куча, так же само как слов и затаенных реплик, которые хочется сказать и обсудить, поговорить и просто обнять, убрав страх и излишнюю тревогу в дальнюю полку. Не может даже диалог продолжить или хотя бы объясниться, сказав тут же, что сама себя не знает, что убегать не хочет, но ноги сами не туда легкое исхудавшее тело несут, даже не дав возможности взять за бархатную руку брюнетку. - Не извиняйся, блять. - Малышенко все теперь выяснить хочет, ибо чувствует некую возможность сделать это прямо сейчас, а не бегать вновь, пытаясь хотя бы поздороваться с некой «мышью» или подружится, перекинувшись лишь парой слов. - Я хочу с тобой просто поговорить, а ты как шуганая, Добренко. Че происходит вообще? - Я не могу… - Глаза наполнены животным испугом и зрачки расширены максимально, и это ужасающее чувство внутри вовсе не похоже и никогда не будет на человеческое, будто по правде мучали, оставляя без капли милосердия маленького ребенка. Ей безобразно просто от воспоминаний, а не гневного настроя Малышенко, которая, к слову, стоит прямо над ней и зрачки ее, в отличии от зрачков блондинки, максимально маленького размера, ибо большего стресса и жути в жизни своей ей видать не пришлось, чем тогда, буквально два месяца назад. Миг и замирает всё и даже воздух, которого, кажись, не хватало всегда в этом душном кабинете сольфеджио, но сейчас по-особенному перекрыли все дыхательные пути. Приторный вкус на губах и не остается в мыслях больше ничего, кроме того предательского опустошения и дикого возмущения внутри своих рёбер. А в голове, которая до этого была полна озадаченности и различных вопросов, которые остались без ответов, теперь наполнилась чрезвычайным шоком и не понимаем ничего здесь происходящего. Пухлые пунцовые губы, закрытые глаза и та же нежная рука, которая к затылку прилипла, теребя каштановые волосы. Эмоций целый мольберт, но его нарисовать невозможно, чтобы точно описать, как и почему именно сейчас в животе своеобразная легкость, будто полетит сейчас. Но все хорошее же заканчивается иногда, правда? Вот и сейчас так случилось, что было ожидаемо до безумия и громкого воя, ведь окончания такого спектакля быть не должно, уж слишком хорошо оно чувствуется везде, по всему телу приходясь теплом. - Я давно это хотела сделать, но думала, что получится только во сне. И вновь убежала, ведь свои ладони с парты Виолетта убрала еще когда почувствовала тяжесть и тепло на своих губах с мерзким вкусом одноразовых сигарет в школьном туалете. В мыслях только слова милой девушки крутятся, отбиваясь от стенок головы, тем самым звуча эхом в ушах. Ее тихий шепот, которым была произнесена последняя фраза их скромного диалога, все так же вводит в ужасную дрожь и еще большее колебание, ибо, что в данный момент произошло она до сих пор не знает вовсе.***
Необдуманный, глупый и слишком рискованный поступок, так нельзя – сказал бы кто-то, кто души не чает во всей этот морали и глупой лирике, но разница же не велика меж простыми поэтами и тем грозным клоуном, который тебе же уточняет, что прав, не зная тогда толком ничего, прямо как Генрих II так же не знал английского языка. Не знал хмурый, гласный незнакомец, что мы живем уже в 21 веке, не так-ли? Думая, что все вокруг лишь выдуманный бред, уже прямиком, как сумасшедший, у которого и так уже обнаружили ужасную психологическую болезнь. Он был бы не вами, нет, ни в коем случае. Про себя такое грех подумать, грех великий подумать, что когда-то выбора не будет и придется делать то, что первое придет на ум. Первое, что хорошее или хотя бы чуть больше выполнимое, чем прошлые мысли об избиении до полусмерти или обороны ключами от квартиры. И пусть все-таки всем тем утыркам будет ясно, что выбор бывает и необъясним иногда, когда перестаешь видеть ее на повседневных уроках сольфеджио в четверг, где в списках ее просто пропускают, не спрашивая есть ли она сегодня на занятии, тротуарах и дорожных зебрах, пока перебегаешь дорогу молниеносно, дабы догнать кого-то, с кем даже не знаком. Перестаешь наблюдать ее во снах и теперь даже не хочется ложится спать пораньше, чтобы увидеть ее замечательные шелковистые волосы длиной по пояс и почувствовать нежную ладонь в своей самой дремучей ночью. Не тянет спать дольше и хочется только вставать ныне пораньше, чтобы не видеть кошмаров, которые чаще всего приходят, когда на часах наблюдается шесть часов утра. И думается в последнее время Малышенко все сильнее, что даже если и умерла она, та таинственная и милая незнакомка, то именно в эти сраные шесть утра, потому что просыпается она теперь только тогда из-за своеобразного «будильника» в виде нового ночного ужаса. Нет морали, есть только смерть и вся ваша тревога в одном сплошном месиве под названием «судьба».