Что-то подсказывало мне, пока его тело существует — моё обязательно будет страдать. И так, неизвестно сколько. Наверное, пока ему не разлюбиться это делать. Когда нибудь.
Такие рассуждения меня пугали — ведь они принадлежали мне. А тот, кому подобное принадлежит опасен. Тот, кто долго молчит опасен. Он умеет терпеть, а значит — может позволить себе и перестать это делать, однажды. На этом, я с собой и договорилась. Решив, что я очень опасна. И Диме стоит меня бояться, если он не дурак… если он, ещё раз…***
Спустившись, внизу — я не надеялась отыскать никого и ничего, кроме всё той же ремонтной пыли…но на кухне отыскался папа. Склонив голову, он о чём-то думал и не ел свой завтрак, не пил и кофе. Я даже испугалась, что может быть, он заболел. Ведь шагнула в столовую — а он и не заметил. А делать вид — папа не умел. — Привет. — настороженно протянула я. — А где мама? Вообще-то, я знала, где мама… но не знала, что ещё могу его спросить, начав беседу первой. Не сразу, он поднял на меня свою голову: — А где была ты? — выдал папа, на меня уставившись. И я точно не понимала, что именно читалось в его взгляде на меня, сейчас: какая-то безмолвная боль или же осмотрительность. Точно только — тихая любовь ко мне. — Я… проснулась. Наверху была. У себя. Не дожидаясь очередного вопроса от родителя, я быстро дошагала до кухонного шкафчика. Открыла его и оказавшись к папе и его тяжеловатому взгляду спиной, а главное подальше, начала перебирать чашки, стараясь отыскать нужную. …только не могла найти, ведь на самом деле, мне было всё равно. И ни одна из них мне не подходила. Я занималась притворством, из за своей трусости. Предчувствуя нехороший разговор. Неизбежный. — А день до этого, где была? — ожидаемо, послышался новый вопрос от папы. — И еще, пара дней… На этой неделе, тебя почти не было дома. — он сделал паузу, а мои пальцы непроизвольно задрожали. Я являлась папиной дочкой и на самом деле, ничего бы не смогла удержать от него в тайне, если бы он только на этом настоял. А настаивал он, неотступно — лишь только сейчас. До этого… не совсем. Вообще не настаивал. Может лишь незначительно, боясь меня задеть. Наугад, я взяла кружку с полки, и она, чуть не выскользнула из моих рук. Теперь, я к нему развернулась, прижимая посуду, поближе к своей груди. — Ну… Я была на дне рождении, сначала. — начала отвечать я, почти правду, вспоминая о Кэт и коттедже в лесу. — Помогала Диме ещё. Я ведь ему помогаю, ты забыл? — нахмурив брови, я старалась выглядеть росло, но уменьшалась в размерах, с каждым сказанным мною словом. — В какие-то дни, просто допоздна выручала его, а добираться обратно домой, из центра, далеко. Сам знаешь. Ближе оказался дом Димы. Вот и, пару раз, я оставалась у него... — я сделала необходимую паузу, не желая звучать откровенно, а главное в ложном, пошлом ключе. — Мама Димы знает, кстати, ты можешь спросить у неё даже и… Спешно, папа резко развернулся ко мне на стуле, перебив: — Твоя мама тоже знает. И я знаю. Мои глаза округлились: — Что вы знаете…? — испуг, больше не позволял мне выглядеть непринуждённо и деловито. Мой облик распадался на части, вместе с высокой стеной, что я построила, отгородив себя ото всех, включая собственную семью. Чтобы никто и никогда не узнал моего стыда. Папа, словно сдерживая гнев, возможно зная о моей лжи, зная и о Диме, опустил голову, выдохнув. А после, снова на меня посмотрел. Продолжив говорить со мной. — Ты сказала маме о Диме. Он тебя ударил. Ни раз. Покажи мне, сейчас же. Он звучал конкретно и его голос совсем не дрожал. Его не смущали узнанные им факты, таким образом, которым они обескуражили мою маму… может быть, из за его профессии. А может быть, потому что он точно знал, что станет теперь делать, с этой информацией. — Зачем? — выдала я, одними губами. Прекрасно зная зачем. Никогда папа ни к чему меня не принуждал. Это было впервые и я чувствовала себя растеряно. — Покажи, Соня. Покажи свои руки. Или сними футболку. — снова повторился в просьбе он, вставая. Намереваясь подойти ко мне. Я помотала головой, совсем уж испугавшись: — Нет. И мне захотелось двинуться, тут же, со своего места, но вместо этого, я так и не смогла пошевелиться, лишь посильнее сжала в пальцах чашку, а по моим щекам потекли слезы. Замечая это, папа остановился в своем шаге. Встал. Он не приблизился. — Соня, это ненормально. Мужчина никогда не станет прикладывать руку к девушке. Вы ведь с ним в отношениях? — всё также спокойно, продолжал самый настоящий допрос он. Визгливо всхлипнув, я сглотнула слезы, вместе с правдивым ответом кстати: — Нет. — Расскажи мне тогда, что случилось. — папа сложил руки в карманы своих брюк, продолжая выжидающе на меня глядеть. Ожидая моего ответа. Так, словно он будет делать это и час, если придется. И вообще, сколько угодно. — Ты моя дочка, а не чья-то — и я тебя знаю. Может быть, ты и выглядишь для него, этого Димы, как совсем взрослая девушка, но… чувствуешь то ты себя, совсем иначе, внутри, и думаешь тоже. Так? Я и мама всегда тебя оберегали. От всего. — он сделал паузу, но больше не отступал. — Что он от тебя хочет? Опасаясь, от переживаний, уронить посуду на пол, я отставила чашку в сторону. — Он ничего не хочет, пап. Уже. — кратко ответила я, поскорее стирая с щёк слезы, что меня выдали. — Уже? — зацепился папа за мои слова. За одно из. — Между вами уже что-то было? — Нет. — не честно и поэтому не громко, сказала я. И возникла тишина. Папа знал концепт моих повадок, во время тревоги. Помнил и, как я вела себя, когда получала, например, плохую оценку и пыталась это скрыть. Маме — да. Ему — я не любила и не могла лгать, долго. — Почему ты тогда плачешь, Соня? — он снова шагнул ко мне и на этот раз, я этого ждала. Больше всего на свете. — Ты не выйдешь из этой комнаты и я тоже, пока не скажешь. Всё мне не расскажешь. Оказавшись рядом, папа взял меня за руку и я ему поддалась. Ничего ещё ему не отвечая, но уже слыша, как мысли в моей голове, становятся речью. Ещё тихой, неуверенной, но той, что вот-вот вырвется наружу. Одной большой страшной сказкой. Только былью. И ничего не будет как прежде, тогда. После, папа довел меня до стула, на котором сам до это сидел и на него меня усадил, продолжив стоять. Смотреть на меня. До момента, пока я не подняла на него глаза первой. — Соня, что с тобой произошло? Что сделал Дима? Говори и не бойся. И я… начала говорить, его не ослушавшись. Я всё рассказала. Долго рассказывала. А он слушал. И мне верил. Про побег в Питер.«В твою дурную голову, никогда не приходила мысль, чтобы просто делать то, о чем тебя просят?»
Поездку в Венгрию.«Я могу, кое-что сделать? С тобой? Прямо сейчас.»
Про визит в дом кошмаров.«Расскажешь папе?»
Немного и о нём самом, из уст Димы.«Соня, думаю тебе будет очень интересно узнать о том, что твоего папочку, поперли с его отдела в полиции, стремительно отправив на пенсию — по моей наводке. Личной просьбе — если тебе, так больше нравится.»
И о том, почему я прячу своё тело.« ...на секунду, я представил, что ты погибаешь… ведь ты молчала и не двигалась вовсе. Даже кончики твоих пальцев не вздрагивали, как это бывает, обычно… пока я делал свое дело.»
Папа молчал и ни единой эмоции на его лице не читалось. Он даже меня не перебивал. Я тоже говорила спокойно, вспоминала события без слез, может быть потому, что без деталей… лишь важное. А когда я наконец остановилась в своей речи, то ждала, когда папа мне скажет. Хоть что-то. Но он продолжал молчать, словно где-то на середине моего повествования, и вовсе перестал его слушать… начав помышлять об ином. — Пап? — наблюдая, как безмолвной статуей, он выглядит совсем иначе и даже как-то жутко, я постаралась заполучить его внимание. После, решив схватить и за край рубашки, но мне не удалось сделать и этого, по крайней мере вовремя, ведь папа начал внезапный шаг от меня, на выход из кухни. Остановился лишь, вскользь, в арке. Но на меня не обернулся: — Помоги своей маме приготовить ужин. Поняла? — дал указание он, прежде чем уйти.***
Лишь после того, когда всё — уже было сделано и сказано, ко мне пришло понимание… каким образом, это может теперь закончиться. При чем, прямо сегодня. Может быть даже, в ближайшие часы. Долго не раздумывая, дождавшись звука захлопнувшейся, со стороны улицы, входной двери, я, задыхаясь от переживаний, добежала до своей комнаты. Начав… вызывать Диму. Позвонила несколько раз. Только, как и прежде, он мне не отвечал. Я испугалась, может быть наивной и не совсем реалистичной вещи, а именно того, что мой папа… обязательно его убьет. Ну, или Дима убьет моего папу. Вообщем, случится, какая нибудь погибель, которую мне нужно остановить. Не надеясь на разговор с брюнетом, следом, я позвонила его маме, но и она, словно сговорившись со своим сыном, тоже перестала брать трубку. Только я не смутилась, помня о ее вчерашнем приглашении на обед. Поэтому, быстро переодевшись во всё то, что попалась мне на глаза первым — покинула дом. Ещё не зная, стоит ли мне спешить или… наоборот, намеренно опоздать. Всё ведь зависило от исхода. Справедливого, либо плачевного.***
Добравшись до дома брюнета, с тревогой, я заметила все машины, принадлежавшие семье Димы на парковке, включая и его авто, что находилось, в отчего-то открытом настежь, гараже. Машины моего отца нигде не виднелось. И теперь, выдохнув, может быть даже, я бы просто спряталась, где нибудь в кустах. Недалеко. Затаившись. А не просилась бы внутрь... Только знала — что сама сейчас скажу всё Диме. …для безопасности моего папы — вовсе не его. Не спеша дошагав до двери, я сразу же расслышала повышенные тона, что раздавались прямо за ней и… так и не решилась стучать. Сразу. Кажется, всё там, внутри этого дома и этой семьи — было неладно. И это меня не радовало, а наоборот настораживало, поэтому я аккуратно прислонила ухо к замочной скважине, пригнувшись. Вслушиваясь в знакомые голоса, двух мужчин. — Парщивец! Ты испортил всё то, что я для тебя сделал, испоганил репутацию нашей семьи! — слышался голос, отца Димы. — Может быть, послать тебя, к чертям собачьим и дать им уже, наконец, с тобой расправиться? Отправишься за решетку, может в себя придёшь. Поступаешь, как будто больной на голову уродился. — Да иди ты... — вполне спокойно, среагировал Дима, на эмоциональную речь своего родителя. Рядом со мной, слева от двери, располагалось и небольшое окно, больше декоративное, но вполне сносное, чтобы в него заглянуть, одним глазком. Сначала замешкавшись, опасаясь быть замечаемой, в итоге — я начала ещё и подглядывать, за происходившей внутри, драмой. В холле первого этажа, действительно прибывали Дима и его папа. Стояли друг напротив друга, почти одного роста. И что-то ещё они говорили, но внезапно, отец замахнулся и его ударил. Сильно и громко. Дал пощечину своему сыну. Я, кажется, точно расслышала, или же, мой мозг, воспроизвел этот звук, видя перед собой немую сцену. Тут же я прищурилась от страха, почему-то. А Дима замер, но быстро «очнулся», улыбнувшись. Только было видно, как он себя сдерживает. Как проглатывает свою гордость вместе с унижением, сжимая свои пальцы в кулаки. Мне стало тревожно до тошноты.Ударит своего папу в ответ? Неужели ударит...
— Соня? — послышался голос, прямо у меня за спиной и я дернулась от окна. Разворачиваясь на зов. Передо мной стояла мама Димы. — Здравствуйте, а я… пришла к вам на обед. Вы вчера меня пригласили, спасибо. — спотыкаясь на каждом слове и даже месте, заговорила я. — Только я вот стучу и стучу. Никто не открывает… Они телевизор смотрят. Я слышу. Громко так... Мои глаза, тут же упали на её руки. В каждой, женщина держала по пакету. Кажется, с фруктами. Говорить ей о том, что на самом деле, прямо сейчас, происходит в её доме — я не стала. Пускай заходит первая. Сама всё увидит. Ну а я… что нибудь придумаю. Как уйти тоже. Просто поговорю с Димой, разочек. И всё. — Вот и хорошо, все в сборе. — улыбнулась она мне. Открыв дверь своим ключом, мама парня зашла внутрь. А я за ней.***
Меня вовсе не коробило знание того, что Дима — совсем не ожидает меня увидеть у себя дома. В целом не хочет встречать. Ведь намеренно игнорировал, последние несколько дней, без предупреждений исчезнув. И мне было всё равно… болезненно плевать. Я просто намеревалась рассказать ему о том, что скорее всего ожидало его — в лице моего папы, в самые ближайшие часы, а может и вовсе минуты. Заметив возвращение своей жены, ещё и в компании меня, отец Димы подозвал её к себе, махнув рукой. Призывая, настойчиво, пройти её за собой, попутно удаляясь в один из проходов. Может быть в гостиную. Мгновенно заметив неладное в своем доме и муже, женщина быстро разулась, оставляя пакеты на полу, а меня в дверях. Даже не снимая свое пальто, побежала за ним. Дима же, стоял спиной и сразу меня не увидел. А когда развернулся, продолжительно, совсем ничего не произнося, просто на меня глядел. Без удивления. И не подходил и не хотел, кажется. Но а потом, начал широкий шаг, решив иначе: — Ты меня преследуешь, Соня? Это не очень хорошо. — он улыбнулся. — Названиваешь мне, когда я занят. У тебя какие-то проблемы? Не думаю... — сказал парень так, словно точно знал. Спустя совсем ничего, он оказался напротив, тут же разворачивая меня за плечи, спиной к себе, грубовато сдергивая с меня куртку. — Нет. Нет проблем. — выдала я. Вынув из рукава сначала одну руку, потом и другую, сделав вокруг себя круг. После, снова встретившись с Димой взглядом. А он тихо засмеялся, наблюдая мой растерянный и растрепанный, от его действий, вид: — Всё в порядке, Соня. У меня всё под контролем. Не видно? — он сделал паузу. — Я к тебе приеду, как нибудь потом. Ты пришла, чтобы навестить моих родителей? Можешь тогда попить чай и... езжай обратно домой. Договорились? Невольно, мой взгляд упал на его щеку. Что явно горела… и я знала почему. А он не знал, что я знала. Вот и вёл себя так. Словно не являлся лишь сыном своего отца. — Я уйду без чая. — сказала я, забирая из рук Димы, свою куртку. — Я здесь, чтобы сказать тебе о том, что мой папа к тебе придет. Сегодня, может быть. Дима продолжительно промолчал, а после, раздраженно нахмурил брови. Так, словно я отвлекала его, сущей ерундой. И прямо сейчас, это было совсем некстати: — И что дальше? Осознавая, что мои слова звучат довольно размыто, ведь Дима даже и не подозревает, о произошедшем сегодня утром, у меня на кухне, я прижала к себе свою куртку, склонилась поближе к нему, и в полголоса добавила: — Он знает теперь. Всё. Я ему рассказала. Про тебя… и про наш секрет. На этот раз, Дима также смолк, пока меня слушал, даже как-то напрягся, это делая. Может быть решив, что я не совсем в себе. А дослушав до конца… сдавленно рассмеялся. — Сегодня? Думал, что уже давно твой старик всё знает. Разве не знает? — брюнет вгляделся в мои, напуганные предстоящим, глаза. — А… Я понял. Ты решила, что твой папочка, теперь со мной расквитается? Он меня убьет, да? За то, что я такой плохой и нехороший. Предлагаешь мне покинуть страну, пока не поздно? Я даже потеряла дар речи от его самонадеянности и язвительности. Конечно же да. Обязательно убьет. Он так поступит. Так поступил бы каждый. Не став взывать Диму к рассудительности, я лишь сказала ему самое главное, что и хотела сказать: — Только ты его не трогай. Пожалуйста. Он имеет право произнести и сделать то, что захочет. За меня. — я сделала паузу. — Знаю, что ты бессердечный и этого не поймешь, но это будет справедливо. Ты ведь, хотя бы, справедливый? Услышав это, что-то во взгляде Димы, вмиг вспыхнуло, как и он сам. Так, словно его задел мой крайний вопрос ему: — Он мне нахрен не сдался, твой папаша. И да, меня это не смущает. Что он там знает. Пускай знает. Или мы отправимся вместе в участок, где я буду обязан составить протокол, о моих к тебе намерениях? Хорошо, но они его тоже не устроят. А мои откровения, в письменном виде, потянут на статью. — Дима сделал паузу. — И вообще, если он такой образцовый, отец-герой, почему тогда ничего не сделал, семь лет назад? Выгнал бы меня из своего дома... Как-то странно получается. Слушая его, я нахмурилась: — Не было же, тогда причины… Кажется, Дима очень явно хотел сказать мне что-то ещё, в ответ, но промолчал. Сумел. Очень неожиданно, сменив тему на… абсурдную просьбу: — Поможешь мне тогда переодеться, прежде чем я встречу твоего папулю и погибну? Прошу. — выдал он. — Что… — одними губами, протянула я, уставившись на него. Но Дима уже взял меня за руку, моя куртка упала на пол, а он повёл меня по лестнице наверх, и я точно знала — куда именно.***
Когда мы оказались в комнате парня, несмотря на все мои опасения, навеянные уже имевшимся опытом, нахождения с ним наедине… Дима, зачем-то довел меня до зеркала у стены, остановившись и сам. Высокого и узкого. Такого, чтобы можно было, если нужно, разглядеть себя в полный рост. Даже помня о своем ночном, теперь унимающем мое сознание выводе — что я опасна для Димы, если придется (на самом то деле опасна, просто он не помает ничего и ещё не знает), проходя мимо его, аккуратно застеленной постели, всё равно невольно вздрогнула. Больше даже дёрнулась. Кажется только, он этого не заметил. Или же не предал значения моим неоправданным страхам. Так как не собирался их, как либо, оправдывать. Когда парень выпустил мою руку из своей, я молча оставалась стоять за его спиной, находясь лишь в шаге от него. И мы встретились взглядами в отражении — он меня в нем поймал, своими черными глазами. Убедившись, что я внимательно смотрю на него, Дима взялся за края своей футболки, снизу и… слишком быстро, так, чтобы я даже не успела ничего понять, снял её с себя. Откинув в сторону. Опешив от его нелепого, но смутившего бы любого действия, имевшее неведомый мне мотив, я не успела даже моргнуть или же отвернуться. А брюнет уже произнес просьбу, мне: — Подойди ближе. Но я не шагнула. Зачем? Это странно и страшно. А Дима, кажется, очень торопился, ведь не стал ожидать моей доходчивости, что по обычаю, постигала меня с опозданием, уже развернулся ко мне и схватив за руку, притянул поближе, самостоятельно. Меня — к самой своей спине. Мою ладонь — к своей теплой груди. Мы снова встретились в отражении зеркала. И я всё также находилась позади, но теперь, едва могла дышать и хотела бы бежать. А он, удерживал мою руку, положив поверх свою и намеревался, подготовив меня нужным ему образом, что-то сказать. — Здесь должно находиться сердце у человека. А мне его заменяешь ты. Твой папа это поймет? Когда мы встретимся… — он сделал паузу, поведя головой в сторону, смахивая упавшую на лоб челку. — Тебя нет рядом — и я бессердечный. Тогда, может, останешься? При нашей с ним беседе. Чувствуя ладонью, как двигается грудная клетка Димы, от его дыхания, я испуганно одернула свою руку, мне стало жарко. Щеки загорелись. Так — я его никогда не трогала. Он и не хотел и не принуждал меня даже, хотя бы к этому. Но Дима, не давая мне сбежать, тут же ко мне развернулся, взяв за плечи. А после… стянул с меня и мою футболку. Не давая мне даже опомниться. Обнимая следом, прижался ко мне всем телом. Даже меня не разглядывая, я не успела смутиться от его глаз на себе. Как это бывало иногда, обыкновенно. И теперь, когда жарко стало совсем. Кажется слыша в комнате, биение действительно лишь своего сердца, а не его — поняла:Я — разбитое сердце Димы. Так я себя и осознала.
Почему разбитое? Ну я обычное сердце была, а он меня разбил. Обращаясь жестоко. Потому, что он нехороший человек. И достоин лишь такого сердца для себя, теперь. Стараясь отвлечься от этих тактильных ощущений и того, как волосы Димы, острые на своих кончиках, покалывают мне шею, я произнесла: — А что ещё, было на том дне рождении, моего папы? Почему он должен был тебя прогнать? Ну, когда ты ушел из комнаты, где мы были. — спросила я, вспоминая слова парня, которые от чего-то, засели в моей голове и не давали мне покоя. Рука Димы, осторожно прошлась по моей спине. — Потому что я никуда не уходил. — ответил он. — Из той комнаты. Я не рассказал тебе, что было дальше?