***
Спальня родителей пахла едва высохшей краской. Этот её едкий запах, почти сразу, неприятно врезался мне в нос. Как только я перешагнула порог. Слишком новые, в своем виде, стены — совсем не вязались и не подходили к старенькой мебели, что успешно была перевезена сюда, из нашего прежнего дома. Наверное, маме стоило распрощаться с прошлым всецело. Ей стоило выбрать более подходящую кровать, новую. Приобрести и другие предметы мебели. …только она, по неведомой причине, даже будучи уже на новом месте, пыталась воссоздать, детально, немного фанатично, всё то — чего уже нельзя было вернуть. Вовсе и совсем. Даже потускневшая со временем картина, фруктового натюрморта, висела на белоснежной стене, кривовато. Намеренно склоненная вбок. Точно таким же образом, каким я могла наблюдать, это её положение, в комнате моих родителей, всю мою жизнь. Только в нашем былом доме, имелся кривой гвоздик, который папа, всё забывал поменять. Годами. И этот, несуразный гвоздик, не мог удержать творение, неведомого художника, верным образом, а здесь… мама придумывала уже самостоятельно — что он кривой. Это было не так. — Иди сюда, доченька. Иди ко мне. Сядь. — мягко подозвала меня к себе родительница, кивнув в сторону табуретки. — Я заплету тебе волосы. Она, не двигаясь, стояла возле своего комода с зеркалом, что был заставлен её излюбленными предметами: парфюмом, баночками с кремами, косметикой и другими мелочами. Частенько я любила, раньше, ещё в школе, пользоваться её духами. Втайне, ведь делать подобное — мне было запрещено. Когда её не бывало дома, я, не щадя французской, дорогостоящей воды, обливалась ей с ног до головы, например, перед походом к своему репетитору. Зачем? Не знаю... просто преподавательница, по моему дополнительному английскому, всегда делала мне, в этом случае, комплименты. Ей нравился этот ягодный запах. А когда она была доброй — то отпускала меня пораньше домой. Дойдя до мамы, я приземлилась на пуфик, уставившись на свое отражение. Моему взору было доступно и отражение мамы. Невольно нас сравнивая, мне привиделось, что я… выгляжу намного старше, чем она. Прямо сейчас. Меня это даже напугало. Может быть, мне почудилось это, из за неправильного света в помещении, а может быть, мой вид — был слишком изнеможен. Истощена — была я. Взяв со столика расческу, мама начала ласково водить ей, по моим волосам, заговорив: — Ты прости меня, Сонечка, что я нервная всегда. Тебя ругаю, без повода. Срываюсь. — она сделала паузу, теперь уже начав собирать мои волосы пальцами, наверное, чтобы заплести мне косичку. — Мне даже стыдно стало, знаешь. Ведь я всё осознала. Знаю и почему тебя дома не было, эти дни… — мама едва улыбнулась. — Мне Дима звонил, говорил, что ты у него. Что ты не хочешь домой возвращаться и я тебя понимаю… Кто бы захотел? Мы никогда, до этого, не переезжали в пустые стены. Никогда раньше, я еще не вела себя, так бесконтрольно. Прости. — медленно накладывая прядь на прядь, она плела мне, незамысловатую прическу. — Просто последние пол года, было очень туго с деньгами, а потом отец в отставку ушел. — внезапно, словно она вспомнила о своем самом большом достижении, мама радостно сменила тему. — А с Джесси я, кстати, подружилась, представляешь? И в комнату мы тебе купили шкаф новый. Ты будешь рада, он белый с розовыми вставками. — удерживая мои волосы одной рукой, другой — она указала на шкатулку. — Подай мне резинку, пожалуйста. Протянувшись немного, взяв в руки узорчатый предмет, сделанный из темного дерева, я стала быстро перебирать, находившиеся там аксессуары, пальцем. В поисках нужного. — А что это, Соня? Где это ты так? — тут же, услышала я снова, голос мамы, за спиной и… медленно подняв свою голову, встретилась с её взглядом, в отражении. Её, теперь обеспокоенные чем-то глаза… осматривали мои руки. Непроизвольно вздрогнув, словно меня поймали с постыдным поличным, я, в спешке, отставила шкатулку обратно на комод, а после, прижала руки, поближе к своему животу.Скрестив и пряча.
Как можно скорее, я пыталась успокоить себя пониманием, что всё — что мама смогла разглядеть, в любом случае — лишь парочка синяков. Преимущественно, на моей правой руке. Ведь оказавшись дома, от царившей вокруг духоты, я переоделась в футболку. Она то и обнажала, те самые участки на моем теле, что как и прежде, оставались видимо покалеченными. — Ничего. — отрезала я, ровно. — Покажи. — настойчиво, произнесла мама. А дальше, не выжидая, выпустив из рук мои волосы, откинув в сторону и расческу, она схватила мою руку, приставив её поближе, насколько это было возможно, к своим глазам. — Мам, мне нужно уходить! — как можно громче, проговорила я, но мой голос плаксиво дрогнул. Наверное, наглядевшись достаточно — достаточно быстро, она высвободила мою конечность, нервно заговорив: — Тебя обижают в колледже? Ты с кем-то подралась? — вопрошала она, с некой злостью в тональности. …но не на меня, а на себя. На то, что она, совсем ничего обо мне — больше не знает. На то, что возможно, уже мало справляется с ролью мамы. Давно перестала. — Нет. — тихо ответила я, опустив голову. — Откуда, тогда, это у тебя? — не останавливалась моя родительница в намерении, узнать правду. На моих глазах появились слезы, а в сердце, внезапно, воспламенилось желание… всё ей рассказать. И я, едва его сдерживала, подгоняемая затяжной и болезненной паузой, между нами. И не сдержала. — Это Дима. — прозвучало, наконец. Наконец, его имя, слышалось в пригодном для него контексте. Не лживом, как бывало обычно. Как это было каждый раз, когда мне приходилось выдумывать небылицы. Оно, вот-вот, прозвучит в пугающей, свой жестокостью, истории, что я — более, не хотела в себе таить. Снова возникла пауза, но уже не столь на меня давящая. Еще даже ничего не рассказав, я почувствовала себя, ощутимо свободнее. А после, решилась и поднять на маму голову. — Что произошло? — одними губами, выдала она. Так… словно еще и не верила даже, в правдивость моих слов. Замотав головой, призывая себя к чему-то иному, она добавила. — Мне позвонить его маме? Нет… сейчас я позвоню отцу, он поедет к его папе. И я… Останавливая мамину, уже очевидную истерику, развернувшись, я аккуратно взяла её за руку: — Мам… Не нужно. — спокойно произнесла я. И от того, как непринужденно, уже смирившись, я воспринимала всё со мной произошедшее… мне было жутко, глубоко в душе. Мне было мерзко… …только я знала — совсем скоро, всё обязательно изменится. И был у меня, великий повод — полагать именно так. Я ведала о больше неведомом никому — чуде. Об ангеле, что теперь несомненно, вмешался в мою судьбу. Который, совсем скоро, спасет меня окончательно. Он не отступит. Бросив взгляд на то, как мои пальцы, едва обхватывают её запятые, мама… заплакала. По её щекам, потекла её любимая голубая тушь. Она почувствовала своё бессилие. Бесконтрольность над неведомым ей. — Как это, не нужно… — тихо добавила она. — Я никому не дам тебя обижать. Никогда. Я покачала головой, немо показывая ей, что ничего не будет так, как этого хочет она: — Он задет за мной сейчас. — безмятежно, произнесла я и сделала паузу, ведь на моей коже проступили мурашки. — И мне нужно будет уйти. С ним. И я уйду, мам. — снова пауза. — И я бы очень не хотела… чтобы ты переживала. Когда-то, ты сама мне говорила, что бывает всякое и нужно просто потерпеть. Потерплю я, а ты… подожди, пожалуйста.***
Уже оказавшись на улице, где всё стремительней темнело, я и не сразу поняла, сжимая в руках портфель с вещами — где именно припарковался Дима и куда же мне идти, чтобы его отыскать… потому что, как оказалось, брюнет заехал за мной совсем на другой машине, а не на привычном мне, черном мерседесе. Образ которого — давненько стал, в моей голове, маниакальным. Он меня преследовал. Ведь марку этого зловещего авто, я смогла бы увидеть, почувствовав своим нутром, даже с закрытыми глазами. — Ты чего так долго, Соня? — забывая меня поприветствовать, словно мы и не расставались вовсе, на все эти долгие для моего душевного отчаянья дни, произнес Дима, когда дверца за мной захлопнулась, а я сама, оказалась рядом с ним, на соседнем сидении. Несмело и не сразу, я на него посмотрела, подняв глаза. — Мама не хотела отпускать... — протянула я, сократив длинную историю о том, как моя родительница… до последнего, не могла успокоиться, не позволяла мне покинуть её спальню. И я едва могла её, хоть в в чем-то винить. Разве могла? — Ты купил новую машину? — добавила я, следом. Расспрашивать об успехах его поездки в Питер — смысла не имело. Мне предстояло провести, в одном пространстве с брюнетом, как минимум двое суток. Я никуда не спешила, ведь… неопределимо опасалась, что в один из моментов, список возможных тем и поводов для диалога с Димой — иссякнет. И что тогда? Громко молчать мне не хотелось. Давать парню повода на выбор идей — тоже. Облик Димы — едва изменился. Может быть только, скулы на его лице, стали чуть очевидней, словно он незначительно похудел. И он, несмотря на свою активность, перемещаясь из города в город, не выглядел устало — всё было совсем наоборот. В его взгляде, что был устремлен на меня, читалось что-то бегающее, гиперактивное, ненасытное.Из-за этого — он был похож на мальчишку.
О том, что он, всё же, молодой мужчина — напоминала только его щетина и едва заметные морщинки на лбу.
— Неа. — выдал ответ Дима, давя на газ. — Это не моя тачка. Моя — непригодна для местности, где мы скоро окажемся. Низковата. — кажется, его мало интересовало моё первое изречение и его причина… Причина — по которой моя родительница, едва хотела со мной расставаться, пять минут назад. Сделав совсем краткую паузу, я вгляделась в профиль Димы: — Ты... от кого-то скрываешься? — спорила я то, о чём раздумывала, уже не первые сутки. Но Дима ничего мне не ответил. Он, не отводя глаз, продолжал следить за дорогой.***
До места нашего назначения, мы добрались, когда уже совсем стемнело. На небе появились редкие звезды. Но даже благодаря их хиленькому свету, я едва могла разглядеть всё вокруг. Лишь макушки высоких, прораставших, излишне близко друг к другу, деревьев. Преимущественно елей. …и я точно знала, что нахожусь совсем далеко от города, ведь оказавшись вне салона авто, от свежего воздуха, переизбытка в нём кислорода — у меня, сразу же, закружилась голова. Машину, я и Дима, оставили позади, в специально назначенном для этого месте, отделенное от грядущей территории, железной сеточкой… И дальше — мы зашагали, по дороге, пешком. Там, на этой искусно импровизированной парковке, помимо Диминой, я насчитала ещё две машины. Всего-то. Продолжая свой ход, возле слишком шустрого Димы, под моими ногами хлюпала влажная грязь и лужи — я по ним скользила, едва иногда удерживаясь. Пару раз, даже, меня успевал подхватывать, в самый последний момент неизбежного падения, за локоть, Дима. Никак, кстати, не комментируя мою неуклюжесть, принимая её, как неотъемлемую данность, совсем не гневаясь. Лишь зажимая между зубов свою сигарету, он сдержанно следил за моим шагом, каждый раз меня спасая. Молча. Исходя из всех, этих своих наблюдений, я сделала очевидный вывод: скорее всего, сейчас, совсем «не сезон» — прибывать у леса. И никого здесь нет, кроме безумцев, вроде Димы. А предстоящие дни, скорее всего… мы просто просидим в коттедже, поглядывая из окошка на морось и серость. А что ещё здесь делать? Бегать по лесу? Ресепшен этого места, располагался в небольшом деревянном домике. Там Дима и забрал ключ, от заранее снятого Владом, коттеджа. Не забыв оставить менеджеру, взамен — ключ от своей машины, попутно попросив, кого-нибудь из персонала, принести наши вещи. Пока Дима вёл, довольно спокойно, беседу, я — разглядывала стены. Ведь на них было сложно отыскать «живое место». Фото, картины, вещицы, оружие, награды… чего, вокруг, только не было. Первым делом, мне попалась на глаза, коллекция охотничьих трофеев. Особенно сильно, меня впечатлило, смутив — тельце высушенного зайца. Увидев именно его, я, с неким тошнотворным чувством, быстро развернулась к другой, противоположной стене. На ней — оказалась карта местности. Внимательно рассмотрев схему, я насчитала, что в этом гостевом отеле, имеется ровно двенадцать коттеджей. А сама территория — просто огромна. Мне даже стало жутко, воспринимать эти масштабы. Если, вдруг, ты заплутаешь, забредешь куда-нибудь не туда, тебя вообще, найдут? — Соня! — громко, окликнул меня голос Димы и дернувшись с места, я тут же развернулась к нему. — Пошли, Соня. — уже более тихо, заполучив мое внимание, добавил он, улыбнувшись.***
— А почему ты выбрал именно это место? — расположившись на самом краешке кровати, оглядывая просторную комнату первого этажа, поинтересовалась я у Димы. Коттедж казался большим лишь снаружи. Внутри — всё было иначе. Всего-то две комнаты. Одна — на первом этаже. Как только входишь в домик, сразу же натыкаешься на пушистый ковер, кровать у стены, диванчик и телевизор у окна. На втором этаже, куда вела крутая и опасная, на вид, лестница — имелась совсем небольшая кухня. — Здесь тихо. Довольно бестревожно. — откидывая ключ на столик, дал ответ Дима, снимая с себя куртку. — Никто здесь тебя не услышит, если вдруг захочет. — он бегло осмотрел экран своего телефона, кажется убеждаясь в том, что связи нет. Я поджала губы… И долго не решаясь, всё же задала вопрос: — А… У тебя есть повод? — я сделала паузу, настороженно наблюдая за его реакцией. — Ну, тревожиться? Брюнет кинул на меня, совсем недобрый взгляд: — Есть. А у тебя, Соня? Ты мне тоже расскажешь, малыш? Или тебя, все ещё, беспокою только я? Его вопрос — был всего лишь побегом от моего вопроса ему. Он был риторический. Зная это, я промолчала. Дима же, уже дошагал до меня и остановился сбоку, позади. — Красиво. — протянул он, кажется заметив мою прическу, а я… почему-то, сразу смутилась его комплименту. — Тебе идет. Можно? — попросил он о чем-то, мне пока неведомом. Но уже в следующую секунду, я почувствовала его руки на своей макушке. Взяв косичку, лишь на момент разглядывая старания моей мамы, он… тут же начал её расплетать. По неведомой причине, моё дыхание затаилось. Я и не думала оборачиваться или останавливать его, от этих странноватых действий. …хоть и, где-то очень глубоко внутри, мне стало горько. Горько, как с каждым прикосновением Димы, с моей головы, исчезает заботливое творение моей мамы. Только потому, что ему не терпелось сделать именно так. Следовать голосам, в его голове, что призывали — именно к этому поступку, надо мной. Может быть даже издевательскому, ведь я была против. Пользуясь моим оцепенением, брюнет заговорил. Словно начав отдаленно объяснять мне мотив, своего пугающего поведения: — Знаешь, Соня… Я всегда сам себе хозяин. — он сделал паузу, тут же добавив. — Когда захочу. — моя прядь, кажется запуталась в его нетерпеливых пальцах, что слишком быстро всё творили, и он, больно её одернул, потянув. — А когда не хочу — то перестаю над собой властвовать. Но я осознаю, что так поступаю. Знаю, что делаю. — он говорил так, что и я знала, в нём — уже зародилось на это намерение. Повернув голову, я подняла на Диму… полный обиды взгляд. За то, что он так поступал. Так, словно всегда хотел всё испортить, всё во мне переделать. — Что? — усмехнувшись, наблюдая меня в ответ, выдал Дима. И теперь, я попыталась двинуться в сторону, но он меня быстро остановил, крепко обхватив своими руками, мою голову: — Ты чего такая дерганая, Соня? — Дима провел по моим волосам, вниз, ладонями. — Успокаивайся, зайчик, спать ведь сейчас будешь. Или ты не хочешь?