К: — Я нашла это в доме Барнаби… Сильвео рядом? Можешь скинуть его номер?
Позитив: — Ты у него?К: — Да
Позитив: — Я тебе позвоню? Это срочно.Девушка прижала руку ко рту, думая, что ответить, уже было слышно, как друзья возвращаются: — Дай мне пару минут, я сейчас сама, отойду от них только, чтобы Барнаби ничего не услышал…
Она отложила телефон, радостно улыбнувшись Дарлингу, подмигнувшему ей. Сев к девушке, он начал вести непринуждённую беседу с псом, принесшим ещё порцию горячего ароматного чая. Незаметно ущипнув художника, девушка слегка сощурила глаза, когда пёс отвлёкся на конфету. Перебросившись взглядами, они понимающе кивнули друг другу. После чего соседка наигранно согнулась по полам, кашлянув пару раз: — Я… мне нужно отойти, где здесь уборная? Барнаби: — На втором этаже, уважаемая соседка, — он указал в сторону лестницы, при этом пренебрежительно изогнув бровь. Девушка благодарно кивнула и пулей сорвалась с места, услышав, как пёс недовольно фыркнул. Закрывшись в ванной комнате, она кое-как смогла достать телефон дрожащими руками, нескончаемо вибрирующий от потока сообщений от политика. Набрав его, она приложила телефон к уху, даже ждать не пришлось, как он ответил. Позитив: — Привет, что у вас там происходит? К: — Это долго рассказывать, ты можешь мне дать Сильвео? Позитив: — Я… — девушка уловила дрожь в голосе и тихие всхлипы, — он вчера вечером куда-то ушёл по делам… сказал, что надо с кем-то встретиться, но так и не вернулся… Не понимаю, что происходит... Когда она, наконец, спустилась, друзья уже сидели на кухне, обсуждая что-то. Выражение застывшего ужаса на лице девушки не на шутку удивило Дарлинга, вытаращевшего на неё глаза. Бигль тоже глянул на неё, дружелюбно подозвав к себе рукой, только сейчас она заметила, что одного пальца у него нет. К: — А... где? — она осторожно указано на его руку, сжав челюсть и совершенно забыв о чувстве такта. Барнаби: — А, палец? Да так, неудачно упал, хе-хе, ничего страшно, пришью потом. Уолли: — Да, не в первый раз уже, Поппи быстро его подлатает. Барнаби: - Да я и сам могу, всё-таки я плюшевый, не забывай, - он ехидно хихикнул. К: — Уф… Мы, наверное, уже пойдём… Барнаби: — Так быстро? Уолли: — Да, мы ещё планировали прогуляться просто, — он с испугом глянул на девушку, которая стояла бледнее смерти. Барнаби: — Сейчас на улице такая жара, задержитесь лучше, - тон пса тут же сменился на холодный. К: — Спасибо, но мы правда засиделись, спасибо за гостеприимство, — она махнула рукой, подзывая к себе вставшего Дарлинга, казалось, что ноги вот-вот подкосятся от страха и непонимания происходящего. Барнаби: — Я настаиваю, — пёс поднялся следом и быстро обошёл парочку, перекрыв им выход, на его лице сияла заботливая улыбка, — Астра. Сердце девушки пропустило удар, упав в пятки от ужаса, заполнившего её голову. Нервно сглотнув, она попыталась ответить ему максимально наивным тоном: — Наверное, ты случайно перепутал моё имя с кем-то, - актерская игра вышла такой себе. Барнаби: — Дурака из меня делаешь? Думаешь, я не понял, что мой дорогой друг просто отвлекает меня, пока ты роешься по полкам? Ну что, много интересного нашла? Уолли: — Я не отвлекал тебя, я действительно собираюсь все засадить цветами, - попытка исправить ситуацию выглядела жалко. Барнаби: — Ну не делайте вы из меня такого дурака, серьёзно, ты считаешь, что я не поставил прослушку, как ты только у нас тут появилась? Вам стоило быть умнее, обоим. Испуганно глянув на решительно настроенного пса, она почувствовала, как спиной вжалась в угол. Сделав максимально искренний тон, она ответила: — Я никому об этом ничего не расскажу… Барнаби: — Конечно, не расскажешь, кому же? Кроме нас троих здесь больше никого, — пёс начал оттеснять парочку внутрь дома, — Уолли так прекрасно сыграл свою роль, мне даже просить его ни о чем не пришлось, это так прелестно, благодарно кланяюсь! - он наигранно сделал этот жест, сняв с себя шляпу. Девушка удивлённо перевела взгляд на недоумевающего Дарлинга, где-то в груди болезненно заныло. Напрягшись, она попыталась успокоить бушующий рой мыслей в голове, но какая-то доселе незнакомая боль пробила её оборонительный щит, который она выстраивала годами, проведенными в приюте. Мысль о том, что её любимый её предал острыми когтями рвала сердце и душу: — Чего? Уолли: — Роль? Барнаби: — Ах, точно, ты вряд ли поняла, что там написано, да? — он кивнул в сторону книжной полки, — пять лет назад мой лучший друг Робин, твой отец, положил свою жизнь ради того, чтобы задобрить Дом, но потом тот вновь встал бушевать, как жаль… и вот как только ты сюда приехала, это все прекратилось, он чувствует твою… кровь? Не знаю, — бигль усмехнулся, бросив взгляд в окно, - Мне искренне жаль, что придётся повторить то же самое... К: — Чего?.. Ты с катушек слетел?… Барнаби: — Я боялся, что мне придётся удерживать тебя силой, но Уолли так здорово мне с этим помог, благодарю! Стольких проблем удалось избежать благодаря этому. Услышав это, соседка резко бросила взгляд на художника, глаза заблестели от обиды, пронзившей сердце. Уолли: — Я? Тебе?.. Барнаби: — Конечно, заставил девчонку в себя влюбиться, что может быть лучше? Да ещё и воспользовался ей так хорошо, я даже завидую немного… а теперь, дорогой мой друг, можешь быть свободен, вскоре весь этот кошмар, учиненный Домом, прекратится. К: — Ты больной?.. Ты убил моего отца, серьёзно? Ради мнимых идей, которые даже результата не принесли? — она истерически закричала, пытаясь ударить бигля, но тот без особых усилий остановил её. Барнаби: — Так надо было, — на лице собаки заиграли тени, подчеркивая синяки под его глазами, которых она раньше не замечала, - Выживают наиболее приспособленные, а он, как и ты, был слишком доверчивым. Уолли: — Так, все, хватит, мы уходим, — он решительно схватил девушка за руку и потащил в сторону двери, остановившись из-за выставленной руки друга. Барнаби: — Ты можешь уйти только один, дружище, неужели не понял? Всё, цирк, спектакль, представление - называй как хочешь - они окончены, больше не нужно притворяться! Уолли: — Я не брошу свою девушку. Бигль нелепо улыбнулся и начал громко хохотать: — Кого? Твою девушку? Да хватит уже так хорошо играть, дружище, не смеши, концерт окончен. Уолли: — Что смешного ты тут нашёл? Барнаби: — Девушку? - он сделал паузу, - ахаха, ты что, реально влюбился в неё что ли? Уолли пренебрежительно уставился на друга, смиряя его взглядом: — Видимо, ты действительно идиот, раз не понимаешь столь очевидных вещей… Веселье тут же сменилось недовольством на морде пса, показавшего оскал: — Я был о тебе лучшего мнения, друг, значит, чтобы ты ничего лишнего не сболтнул, посидишь с ними, а дальше посмотрим, думаю, твои старые друзья научили держать тебя язык за зубами? Уолли нервно вздрогнул: — Выпусти нас, — холодный тон, который девушка никогда раньше не замечала в голосе Дарлинга, подкрепился взглядом тёмных глаз, заглядывающих в душу. Кулаки сжались. Даже стоя сзади него, она чувствовала, как шёлковые щупальца кошмара увлекают её в то тёмное и страшное, что скрыто пределами здравого смысла. Разрывающее душу чувство заставило её давиться слезами, как она думала, но глаза продолжали оставаться сухими, пока она не поняла, что давно потеряла связь с происходящим. Находясь на грани реальности, она видела себя маленькой на руках отца, заботливо прижимающего недавно родившегося ребёнка к себе. Он смотрел на дверь, в которой стоял стройный силуэт красивой девушки, уносящей свои вещи. Почему-то в мыслях сразу всплыла книга о гейшах, которую она читала несколько недель назад. Полупустая комната была заполнена дымом сигареты, которую она держала. В этой черноте, скрывающей силуэт, виднелись яркие голубые глаза, переливающиеся аквамариновым сиянием. Непонятно, были ли они мокрыми или настолько живыми, что отражали в себе весь свет. Медленные взмахи ресниц завораживали, отвлекая от неожиданно сиреневой радужки ничего не выражающих глаз, цвет которых медленно менялся. Холодное и непоколебимое прощание, не несущие в себе ничего, кроме равнодушия — вот что было в них написано написано. Ни раскаяния или грусти, обычное прощание, как провожают давно забытых друзей или родственников… Облегчение, словно ты, наконец, избавляешься от тяжкого груза, тянувшего на себе всю жизнь. Лицо слегка изменилось, когда тонкая полоса груб едва различимо разорвалась, прошептав что-то. Погрязая в глубинах сознания, девушка резко вырвалась в реальность, увидев, как художник стоит, держась за голову и болезненно моргая глазами. Барнаби: — Думаешь, я не ожидал твоих гляделок? — на кукольных глазах красовались отражающие очки, которые заставили Дарлинга болезненно зажмуриться и разогнать черноту, заполнившую комнату. Окончательно выбравшись из кошмара следом за псом, чужестранка не успела опомниться, как собака больно схватила её за руку и потащила куда-то в сторону лестницы, ведя за собой и вялого Уолли, даже не собирающегося как-то противостоять. Пытаясь вырваться, она чувствовала, как мягкая лапа сжимает предплечье только сильнее. В нос ударил знакомый запах сырости и затхлости подвалов, в которых она провела половину своего детства. Кромешная чернота, открывшаяся за дверью, повергла в ужас воспоминаний. Болезненно взвизгнув, соседка попыталась вырваться из захвата, собирая последние силы, но вместо этого получила сильный удар в спину, после чего почувствовала, как пёс швырнул её через всю комнату. Дарлинг тоже лежал где-то в стороне, все ещё не придя в себя до конца, даже в темноте было видно, как его глаза помутнели, а сам он обессиленно что-то бормочет себе под нос. Превозмогая острую боль, девушка бросилась на дверь, понимая, что бьётся об толстое дерево, с усмешкой поглощающее удары. Усевшись, она попыталась сконцентрироваться хоть на чем-то, но чернота этого места сводила с ума, сливаясь с невыносимой болью в одно целое. Начав напевать под нос одну знакомую мелодию, которую она где-то услышала ещё ребенком, соседка попыталась подтянуть к себе колени и обнять ноги, но у неё не получилось. Видя, как тени-друзья детства вновь оголяют свои когти, собираясь разодрать кожу, она закричала во всё горло, чувствуя подступающий конец, преследовавший её с самого рождения. Горько разрыдавшись, она в бреду доползла до возлюбленного и обессиленно упала рядом, чувствуя, как чернота поглощает не только свет, но и её сознание. Ненадолго очнувшись, чужестранка с трудом различила тонкую дорожку слепящего света, пробивающегося сквозь туман в голове и упирающегося в стену. В другом конце комнаты стоял бигль, нависая над кем-то. ? : — Что тебе от меня-то надо?.. — пытаясь вслушаться в разговор, девушка кое-как разобрала голос Сильвео, муть вновь попыталась захватить её, но она отчаянно сопротивлялась, вновь заснув после того, как пёс произнёс: — Не умеешь ты держать язык за зубами, не умеешь. Сильвео: — О чем ты? Я никому ничего не говорил, но всё равно в итоге тут… — он недовольно плюнул перед псом, обессиленно упав на пол после того, как тот его пнул. Барнаби достал устройство, похожее на небольшой чёрный ящичек, и включил его. Позитив: — Да, я понял тебя… перечитай все это ещё раз и поймёшь... пять лет назад этот сученыш грохнул твоего отца, пытаясь что-то сделать, не знаю... но толку от этого не было, теперь и твоя очередь… уходи прямо сейчас, пока не поздно, милая... и если хоть что-то узнаешь о С… Бигль оборвал запись, уставившись на ошеломленного юношу, глаза которого впились в одну точку и остекленели. Сильвео: — Это… Барнаби: — Мне следовало бы убить тебя за такое, но, считай, тебе повезло, что Астра узнала это все сегодня, так что вернёшься домой, возможно… через пару тройку лет, когда все об этом забудут. Сильвео: — А папа, Карлос...? Барнаби: — Ах, будем грустно сообщать им, что ты попал в аварию и разбился, но жизнь штука жестокая, ты же сейчас это понимаешь лучше всех? Юноша со всей силы ударил по полу кулаком и злобно уставился на пса, насмешливо стоящего над ним. Зарычав, он попытался откусить ему второй палец, но получил сильный удар по голове, отключившись почти сразу же от пронзающей боли и крови, заливающей глаза. Открыв глаза, девушка видела себя снова ребёнком. Яркий свет тысяч ламп болезненно слепил, заставляя на несколько секунд забыть о том, что сейчас с ней делают. Воздух разрезал громкий разрывающий крик, заставляя выгибаться от боли, чувствовалось, как по коже стекали струйки собственной крови. Слой за слоем с её кожей что-то делали, проверяя, как крепко фиксирует ремни детское тело. ? : — Ну, теперь вези её к остальным, я пометил, что она собственность нашего приюта. Звук поскрипывающих колёс каталки — последнее, что девушка запомнила в тот день. Потом бесконечная тьма, разрезаемая редким светом в обед, прорывающимся сквозь узкое окно, заставляла её забыть о том, кем она была. Проведя недели, а может и месяцы, она все-таки забыла, что когда-то была Астрой, забыла о том, что у неё был любящий отец, возможное будущее… Став номером, она стремилась лишь к тому, чтобы получить одобрение старших и не огрести в очередной раз просто из-за плохого настроения надзирателей. Дни слились в один сплошной кошмар, наполненный молениями Уриилу, криками и запахом животного страха, смешанного с атмосферой ужаса, пропитавшей эти стены. Время тянулось быстро и медленно одновременно, ребёнок с каждым днем становился все умнее и сильнее, даже заслужил перевод из подвалов в обычные комнаты, которые делил с точно такими же «избранными». День изо дня ребенок пытался понять, что он делает не так и за что его кожу разрезают ударами тонких кнутов, но причин найти не удавалось. Вскоре чистое постельное белье пропиталось запахам пота и железа, окрасившись в багряные пятна. Пытаясь делать всё идеально, она забывалась в работе, зная, что так её не ударят. В некоторые дни девочка даже не могла вернуться в комнату, зная, что там её ждёт только боль и недовольство надзирательницы. Борясь со сном, она работала до рассвета, пока её обратно в комнату не приносил добрый охранник — единственный Человек в этом месте. Переместившись в далекое прошлое, она видела себя и ещё несколько девочек, с которыми шла к заледеневшей реке. Белый снег медленно опадал на землю, цепляясь за её ресницы в надежде вернуться обратно в небо. Руки ужасно болели из-за холодной воды, в которой приходилось стирать вещи. Теряя себя в беспамятстве, она продолжала тереть полузамерзшие пальцы, слыша, как за её спиной избивают кого-то, кто посмел попросить о небольшом перерыве. Той зимой она видела, как заживо гниют руки одной из избранниц, обмороженные в воде. Чернота медленно поднималась по ним, поражая всё большие участки, пока та не упала в бреду, навсегда исчезнув из этих каменных стен через несколько дней. В комнате наконец-то стало тихо, чему девочка даже неосознанно обрадовался, думая, что теперь её бывшая соседка стала одной из небесных воинов, навсегда забыв о пережитом. Ну, или хотя бы ей поможет врач, который всегда забирал больных и так хорошо их лечил, что они больше никогда не возвращались. Лишь спустя многие годы она поняла, что на самом деле происходило с теми детьми. Ложась в очередной раз спать после тяжелого дня, она как-то неуверенно задрожала, пытаясь пробудиться ото сна, подкрадывающегося со сладким трепетом и влекущим остаться навсегда, дыхание медленно останавливалось. Мягкие касания, гуляющие по всему телу, влекли куда-то вдаль, за пределы этой крепости. С трудом подняв глаза, девушка пыталась различить в темноте хоть что-то, но, как она подумала, была глубокая ночь, ведь даже сквозь дверную щель ничего не просачивалось. Уолли: — Милая… К: — Что происходит? Мне все это снится? — она видела незнакомые силуэты, стоящие вокруг, над головой летали всякие символы, ангелы, о которых она столько слышала, тянули к ней руки. Уолли: — Хотел бы я сказать, что да… К: — Значит, это не сон? - она сильно хлопнула себя по щеке, пытаясь разогнать морок и наваждение. Уолли: — Нет, как ты себя чувствуешь? - он испуганно схватил девушку за руку. К: — Кажется, я вспомнила свое детство, отца… может, это просто мой бред, — она болезненно простонала, — нога болит… ужасно, выть хочется… — образы быстро пропали, когда она почувствовала, как художник нежно гладит её пальцы. Дарлинг достал из кармана телефон и включил фонарик, направив его вниз: — Ушиб, кажется… — он осторожно провел рукой, заметив, как чужестранка вздрогнула от прикосновения, — шевелить можешь? К: — Нет, — в голосе прозвучали дрожащие нотки. Художник цыкнул и устало выдохнул: — Плохо… ещё что-то болит? К: — Нет… — она попыталась присесть, опираясь на локти, — ты правда меня предал? - голос, звучащий больше как эхо, жалобно отразился от заплесневелых стен. Уолли: — Если бы я тебя предал, я бы сейчас тут не сидел, как ты можешь так думать, милая… Неровно задышав, соседка начала истерически плакать, слегка завывая: — О-он с-сказал… я-я так ис-спугалась… Уолли: — Яблочко ты моё, а, золотце, кому ты веришь? Человеку, с которому провела уже столько времени, или псу?.. — он хотел добавить ещё несколько слов, но быстро оборвал их, понимая, что только подольет этим масла в огонь. К: — Я… Мне просто так тяжело все это принять… Я не понимаю, зачем он убил отца, ничего не понимаю… Вроде бы мне должно быть всё равно, ведь я почти не помню своё детство, но почему-то всё равно так больно… Я запуталась… — она уронила лицо в ладони, содрагаясь всем телом, пока Дарлинг заботливо её гладил. Уолли: — Милая моя… — он бережно прижал девушку, — этот придурок начитался книжек и возомнил, что он тут великий экзорцист… Только он не учёл одного важного факта... К: — Какого?.. Уолли: — Дом… мой сосед, друг, не знаю… его настроение зависит от моего состояния, — он показал фонариком на влажный пол, — сейчас там неимоверная гроза, он чувствует, что мне плохо, как и тебе, ты теперь ведь тоже часть моей семьи… На улице сейчас, возможно, даже потоп, коих в наших краях и не бывает, хотя я не уверен... К: — То есть все, что он делает… Уолли: — Полнейший бред… Закрыв глаза рукой, девушка принялась глубоко дышать, пытаясь разогнать неясность, кружащуюся в голове. Наконец, сделав небольшую паузу, она начала медленно говорить, с трудом выдавливая слова севшим голосом: — Почему ты ему об этом не сказал?.. Уолли: — О, милая… я говорил ему об этом столько раз… в тот день, когда я сюда вернулся, погода начала стихать, примерно в то же время он и твоего… - художник вновь осёкся. К: — Да, поняла… но все равно, почему тогда это все прекратилось сразу, как ты вернулся? Кажется, ты уезжал в город по работе, у тебя были проблемы, которые Дом чувствовал? Не понимаю… ты же рассказывал, что всё шло идеально... Художник нервно сглотнул, осторожно беря девушку за руку: — Ты правда хочешь это знать?.. Я немного соврал тогда... К: — Уолли, милый… я не была раньше частью твоей семьи, но теперь — да, как и ты стал для меня… и я бы хотела знать, как ты жил раньше… Сейчас, может, и не самый подходящий момент, - она громко всхлипнула, - но вдруг другого у нас больше не будет... Осторожно подтащив девушку к стене, он уселся на пол, положив её голову себе на ноги, и принялся с заботой и нежностью гладить лицо, слабо улыбаясь: — Ну эй, не говори так... - чмокнув её в нос, он продолжил размеренным тембром, - что может художник, не имеющий имени и связей, в нашем мире? — он сделал небольшую паузу, усмехнувшись самому себе, — Ничего. Я был пустым местом, милая… Пока однажды не встретил человека, который позвал меня на работу. Стать частью влиятельной организации — городской мафии… Я был так рад, передо мной открылись все пути, ах, любимая соседка… Дни шли, я все больше входил во вкус, занимаясь мелкими поручениями и поднимаясь по всей этой иерархии, стал со временем капо*… К счастью, мне не поручали кого-то убивать, мои люди занимались другим… — он притих, раздумывая о чем-то своём, — мы занимались «получением информации» из людей, которые не хотели ей делиться, если это так можно назвать, думаю, ты понимаешь… Ты уже сама знаешь про мой взгляд, никто ещё не смог устоять перед ним, даже сейчас Барнаби… пусть он это скрывает, но он давно понял, в каком месте ошибся, но не признает этого, не готов... Ну так вот, за время, проведённое там, Дон обратил внимание на мои картины и помог с карьерой за то, что я выполню пару его личных поручений, разобравшись с отдельными личностями, естественно, все это было в секрете. Всё шло прекрасно, если бы не моя совесть, как же мне было больно смотреть на этих людей, не угодивших нам, на их семьи, друзей, которые так печально закончили свой путь… — девушка почувствовала, как на её щеку упала горячая слеза, — тогда я и решил уйти… только ведь мафия никого так просто не отпускает, мне сказали больше никогда не появляться рядом с ними, иначе достанется и моим родителям с братом. Я уехал сюда и окончательно обосновался в Доме, который в тот момент уже привязался ко мне. По мере того, как я пытался себя убедить в правильности своих поступков, на душе у меня становилось легче, а, значит, и поведение моего соседа — лучше, если это можно так назвать… Те события так удачно совпали… Да и сейчас тоже, как в моей жизни появилась ты, как я почувствовал, что тебя люблю и что любим сам… я действительно счастлив впервые за столькие годы, — он поцеловал руку девушки, — благодаря тебе я не только обрёл семью, но и смог хотя бы помириться со своим братом, если это так можно назвать. К: — Вы раньше не общались? Уолли: — Я… его предал… Родители всегда относились ко мне лучше, особенно отец, и я пообещал Позитиву, что никогда не оставлю его, если буду нужен, но я сбежал, как последний трус, думая только о себе… да и ещё та история с наркотиками, помнишь? Я их принёс ему, потому что была «лишняя партия», от которой нужно было избавиться, вот я и предложил ему… Чем же я только думал, никогда себе этого не прощу... К: — Пиздец… Уолли виновато улыбнулся: — На самом деле, я понимаю причину его ненависти, на его месте я бы был готов убить себя голыми руками, до сих пор не понимаю, как он им об этом не рассказал ничего… Мой брат вредный, злой, противный, но точно не предатель, столько вытерпел из-за меня и все равно сохранил в секрете, я безмерно ему благодарен… Не думаю, что смогу хоть когда-то искупить вину перед ним, на самом деле, я был безмерно рад, когда он хоть что-то мне сказал, пусть это и было довольно обидно, но за столько лет игнора... Парочка вздрогнула, когда на другом конце послышался глухой кашель после сказанных слов. Быстро включив фонарик, он направил его на блондина, лежащего в луже собственной крови. Его бровь была рассечена, на руках и плечах рваные раны, на боку красовался фиолетовый синяк. Он равнодушно смотрел на них, с трудом моргая ресницами, слипшимися от крови. Подскочив с места, Уолли подошёл к нему и осторожно обтер глаза от тёмных комков, вернувшись к девушке. Тонкие алые ручейки смешались с водой, стекающей сюда с улицы, наполняя комнату слабым металлическим запахом. К: — Сильвео? Что ты здесь делаешь? Сильвео: — Тебе не кажется этот вопрос странным? — он хрипло выдавил из себя эти слова, начав тут же то ли кашлять, то ли смеяться. Уолли: — Что вообще с тобой случилось-то… Сильвео: — Это? — он взглядом пробежался по телу, усмехнувшись самому себе, — да так, пытался побороться за свою свободу и гордость. Уолли: — Оу… К: — Как ты себя чувствуешь? — девушка хотела подползти, но любое движение причиняло ей боль. Сильвео: — Явно лучше, чем твоя сломанная нога, — он перевёл взгляд на Дарлинга, — я ведь прав? Не беспокойтесь за меня, хуже уже не будет… к счастью или нет, мне от моей мамаши-монстра досталась прекрасная особенность, что ж, спасибо, наверное, хотя… я бы предпочел умереть в свете последних событий, — он болезненно зажмурил глаза, пытаясь скрыть слезы, выступившие при мысли о том, что Дарлинг, которому он так откровенно доверился, всё разболтал. Кассиопея глянула на художника, виновато отведшего глаза, после чего посмотрела на свою ногу, обречённо простонав: — А твои раны, если загноение начнётся? Сильвео: — У меня отменная регенерация, уже через три-четыре дня все пройдёт, спасибо крови матери, наделившей меня этим, хотя я бы выбрал что-то поинтереснее… — закончил предложение, юноша закрыл глаза, чувствуя, как мягкий сон осторожно его переносит домой, где счастливый Позитив как всегда шутит и заигрывает с зеленоглазым. Улыбнувшись, он почувствовал, как по лицу скатилась слеза, после чего вновь уснул, подрагивая от сырости и обиды. Минуты превращались в часы, часы — в дни, как ей казалось, но телефон показывал, что прошло всего несколько часов. Греясь об Дарлинга, она пыталась поспать хотя бы пару часов, но паника и страх, составляющие все её существо, сводили с ума. К: - Ты видел, что я тебе скинула? Уолли: - Угу... я даже и представить не мог, что Барнаби способен на что-то такое, прикрывается благими намерениями, но... К: - Не понимаю, как он это смог от тебя скрыть... Уолли: - Видимо, его очень задели мои слова о том, что Дом успокоился из-за меня, а не из-за его "подвига", может, он и рассказал бы что-то, если бы я так не твердил ему об этом. К: - Ты понял, что там написано? Уолли: - Частично, если прям кратко передавать суть, то это страницы из какой-то книги по экзорцизму, там описано, как утихомирить Лерайе*, нужна кровь человека с чистыми помыслами, специальный символ, - он открыл фото на телефоне, - жертве перерезают горло и окропляют буквы в имени демона, а потом и концы этих часов, флюгера... я не знаю, что это, потом читается какое-то заклинание, оно тоже в книге есть, и всё... К: - Но Дом же не демон... Уолли: - Не-а... я же говорю, он идиот... В комнате повисло долгое напряженное молчание, все думали о чем-то своём, чувствуя, как темнота пробуждает их самые жуткие страхи и мысли. К: — Что же с нами будет? - не вытерпев давления этих четырех стен, девушка решила первой начать диалог. Уолли: — Подождём, как эта сволочь зайдёт сюда, а дальше по ситуации. Девушка радостно хихикнула, крепче обнимая парня: — Ты довольно мило ругаешься, люблю тебя… Уолли: — Хе-хе, я тебя тоже, милая… попробуй поспать ещё, хорошо? — он устало поднял глаза на потолок, пытаясь придумать хоть что-то, пока соседка пыталась уснуть, превозмогая боль в ноге. Жуткие тени, прячущиеся по углам комнаты, обступили всех троих, насмешливо скаля зубы и собираясь их сожрать. Перед глазами все пестрило, чихнув, девушка открыла глаза, боясь увидеть перед собой нечто, выдуманное её фантазией. К: — Как ты думаешь, Сильвео давно тут?.. — он глянула на силуэт в темноте, вжимаясь в возлюбленного ещё сильнее. Уолли: — Ну, судя по виду, нет, кровь ещё свежая… К: — Позитив сказал, что он пропал вчера вечером… Уолли: — Значит, примерно так же, как и мы… Соседка тяжело выдохнула, сдерживая стон из-за раздирающей нескончаемой боли, пронзающей сломанную ногу.