Верховный судья

— Мистер Поттер, как вы прокомментируете?.. — Мистер Поттер, вы слышали последнее заявление мистера Шеклболта?! — Мистер Поттер!.. Гарри давно уже привык игнорировать надоедливых писак — журналисты, репортеры, сплетники… Все они одинаковые. Это глупые школьники могут верить, что в статье напишут только то, что они сказали. Реальность прозаичней — написано будет только то, за что заплачено. А он платит более чем достаточно, чтобы не волноваться о тексте завтрашней статьи. И все же, дойдя до своего кабинета, Гарри на миг замирает у стола секретаря, роняет: — Терри, направь письмо-комментарий в редакцию, — и идет дальше. В исполнительности и точности Терри он не сомневается, не зря тот работает с ним уже почти пять лет. В кабинете окна уже открыты, графин полон мутноватой воды — с лимоном. Гарри неспешно вешает мантию в шкаф, мимоходом кидает взгляд в зеркало, спрятанное в том самом шкафу — прическа волосок к волоску, ни грамма небрежности. Ровный тон кожи, почти незаметно подведенные глаза — только чтобы сделать выразительней взгляд; «цвета Авады» — давно растиражированный рекламный символ. И имиджевый, да. Гарри обходит стол, отодвигает кресло, чтобы сесть. Задумчиво скользит взглядом: дел на сегодня запланировано немало, но для большинства порядок не играет роли. На столе привычный хаос — удобный, родной, понятый. Так бесящий лорда, что тот каждый раз не может сдержать тонкой гримасы — одними лишь губами — при виде его. «Дело Рины» — аккуратно выведено на стикере, наклееном поверх папки. С него Гарри и решил начать, сразу доставая себе из шухляды рулон пергамента. Суть дела, показание свидетелей, результаты экспертиз, описание доказательств… Гарри скрупулезно читает и вычитывает предложенные бумаги, вглядывается в приложенные к делу колдофото улик. Задумчиво смотрит на дверь, водя пушистым кончиком пера по губам. Перед ним на столе — стенограмма признания некоего мистера Фаэрва. Наконец-то Гарри записывает себе в пергамент «Виновен», подводя черту под всеми заметками. Скручивает пергамент, дотрагивается до того волшебной палочкой — пергамент оплетает лента, зелеными чернилами поверх внешней стороны, ровно с обратной стороны «бантика», выводится каллиграфическое «Рина Фаэрва». И Гарри откладывает в сторону папку с делом и рулон пергамента. Берет следующую, сразу же достает новый рулон пергамента… Работает. Привычно, на самом деле. Работа даже приносит удовольствие — или это Гарри просто научился то от нее получать? Из анализа очередного дела Гарри вырывает короткий стук в дверь. Сразу же внутрь заглядывает Терри, и Гарри кивает, разрешая войти. — Мистер Поттер, письмо в редакцию направил, приложил также отдельным конвертом два билета на оперу «Сад Баальджи» для мистера Регенса. — Спасибо, Терри. Тот кивает, полный внутреннего достоинства. Затем продолжает: — До заседания по делу ТЛ-251 осталось тридцать минут, вы просили ровно за это время напомнить. По корреспонденции: вам три письма от мадам Л’арой, остальная переписка вся стандартная. Также мистер Шеклболт прислал уже семь бумажных самолетов, но вы просили не беспокоить. — Все верно, — прикрывает глаза, обдумывая услышанную информацию, Гарри. — Пусть и дальше изводит бумагу, эко-активисты будут только рады. Мадам Л’арой пошли от моего имени букет и… приглашение на обед, в следующую субботу. — Букет без нарциссов? — Да, повышенная стервозность мадам нам сейчас совсем ни к чему. — Хорошо, сэр. До начала заседания — двадцать восемь минут. Из кабинета они вышли вместе. Но уже в приемной расстались: в отличие от большинства членов суда Гарри предпочитал, чтобы секретарь не протирал штаны в судебном зале, делая никому не нужные записи, а работал. И имел возможность сходить на обед регулярно, а не как карта ляжет. Когда-то безумно давно его до дрожи напугал зал номер десять. Наверное, к лучшему, что тогда он не знал, что из всех судебных залов Визенгамота десятый — самый «невинный». Потому-то он и десятый — как всегда, логика магов удивительно линейна. Дела Пожирателей рассматривались в зале номер пять. А дела самых ярых «чистильщиков нации» из их рядов — в третьем. Там же выполняли смертный приговор дементоры. Нынешнее заседание было назначено в седьмой зал. Войдя внутрь Гарри привычно задержал дыхание, привыкая к давящей атмосфере ужаса, разлитой в зале. Но шаг даже не замедлил, поднимаясь к центральной ложе — к центральному же стулу. Деревянному, с неудобной спинкой и сидушкой разом, чтобы главенствующий судья никогда за комфортом не забывал о своем предназначении. В первом зале стульев вообще нет. Впрочем, там нет почти всего. Голоса, дыхания, лиц… Только справедливость. И смерть. По пути Гарри привычно кивком здоровается с знакомыми. Более-менее близкими, так как «шапочно» знаком с каждым членом Визенгамота: будь-то обычный член, избранный представитель или, тем более, судья. Заседание начинается ровно в назначенный час. Стоит упасть последней песчинке, отмеряющей время до начала, как к трибуне выходит старший аврор Томас — избранный обвинитель от аврората. Постоянный обвинитель, на самом деле. Опытный, аккуратный. Искусный в правильной подаче фактов, порядке их предоставления. Ни слова лжи или предположений — они не допустимы. Но Дину этого и не надо. Пусть его слова в большей степени направлены к обычным членам Визенгамота; судья утративший беспристрастность — бывший судья. И все же искусство. Да и мнение членов чего-то да стоит. Адвокат — а вплоть до второго зала его участие допускается — тоже хорош. Тоже обращается по большей части к членам суда, не судьям. Для судей — факты и ничего кроме. Подсудимый демонстрирует невозмутимость, словно не находится под действием генерирующих ужас амулетов. Печальный рыцарь, невинно оболганный… — Объявляется судебное совещание! — бьет в гонг секретарь заседания. Гарри откидывается на спинку, складывает руки на груди. Смотрит на подсудимого… — Полагаю все согласятся, что приговор: «виновен», — лениво растягивает гласные судья, сидящий слева от Гарри. — Но адвокат молодец, — стучит по столу ядовито-розовыми ногтями Аддерлей. — Я вроде раньше его не видела в наших краях. — Залетный из Испании сей голубь, — отзывается мягко, со смешком Шаффик. — Но молодец. — Его усилия имели бы смысл, сиди мы хотя бы в восьмом зале, — кривит губы Гарри. — Но здесь они словно выступление средненького шута на банкете: часть шуток смешная, но общее впечатление отрицательное. — Мистер Поттер, — будто с укором тянет Шаффик, вот только улыбка портит все. Или подчеркивает — насмешливое согласие со словами Гарри. — Все же виновен, согласен, мистер Малфой. — Виновен, — вздыхает Аддерлей. — Виновен, — вторят еще три голоса. — Виновен, — прикрывает глаза Гарри. Вновь звук гонга — и Гарри встает. Но не спешит говорить, смотрит сперва на подсудимого. Не смотря на всю внешнюю невозмутимость — в глазах того полыхает ненависть. Не к суду — только к Гарри. Ненависть личная, выпестованная… — Единогласным решением семи судей Визенгамота приговор — виновен. — Гарри безразлично наблюдает, как дергается в оковах уже почти осужденный, утративший все свое спокойствие. — Рекомендуемое место и срок заключения: Азкабан, третий ярус, двадцать девять лет. Гарри садится на место, а дальше просто наблюдает как члены суда спорят о сроке заключения. Азкабан никто из них не оспаривает, все же адвокат недоработал. Не дожал. — Сойдутся на двадцати пяти, — шепчет с усмешкой Малфой Гарри на ухо. Гарри тоже ставит где-то на такой срок. И ничуть не удивлен, когда именно двадцать пять лет звучит в заключительном чтении приговора. Заседание окончено и Гарри возвращается в кабинет. Пусть время подбирается к пяти часам вечера, он не планирует уходить еще часа три-четыре как минимум. Уж слишком загруженная выходит следующая неделя. Домой он аппарировал только к девяти. Небрежно скидывает мантию, точно зная, что до пола та даже не долетит — домовики подхватят раньше. Наступая на пятки стягивает туфли, нагибаясь все же снимает носки. По дому он ходит исключительно босиком — и как бы ни ворчал его любовник, а все же к такой причуде привык. Как Гарри привык к домовикам и даже зимой открытым окнам в спальне. — Я думал, ты в Министерстве и заночуешь. В гостиной полумрак, только в камине и танцует пламя, кидая длинные отблески на ковер, кресла, столик… Бокалы. Сплошная классика. Гарри со вздохом падает в свое кресло, подхватывает бокал и отпивает вина — сухого, чуть терпкого, идеально-изысканного. И только потом отвечает: — Так и не поставил себе там диван, поэтому кровать все еще вне конкуренции. Негромкий смешок был ему ответом. Густая тишина — уютная, домашняя, почти убаюкивающая. Шорох одежды, журчание подливаемого домовиками вина, треск огня. — Абраксас, — зовет Гарри самую малость капризно. — Да? — и не нужно смотреть, чтобы увидеть как насмешливо изгибается его бровь. — Хочу массаж. В седьмом зале отвратные стулья. Абраксас смеется негромко, слышится чуть заметный стук, когда он ставит бокал на столик. Гарри давно уже прикрыл глаза, отдыхая, но слышит отлично. И чувствует: прикосновение чуть шершавых пальцев к щеке, терпкий древесный запах одеколона, вес чужого тела на ногах. Они так давно вместе, что условности потеряли всякое значение. Гарри чувствует себя послушной куклой в руках опытного резчика по дереву. Или ювелира — такое сравнения явно больше по душе павлинистой натуре Абраксаса. Малфой — как диагноз. Намного более «неизлечимый» чем Поттер. Изысканной игрушкой, созданной чужим желанием совершенства. Абраксас разминает ему плечи, щекотно проходит по ребрам. Вжимает пальцы в поясничные впадины, а затем чуть царапает. И вновь возвращается к плечам. Гарри стонет довольно, выгибается. Смазано целует в подбородок — уж куда попал. Шепчет: — Почему? Абраксас замирает, склоняет голову к плечу. Хмыкает: — Приговор был справедливым, а подсудимый — виновен. — Вот только он был твоим поставщиком. И до твоих слов трое судей сомневались с приговором, склоняясь к отправке дела на доработку. Четверо против трех — это была бы доработка, а значит время. И почти наверняка другой зал суда во время второго заседания. Восьмой или девятый даже. — Я не храню все яйца в одной корзине. Осуждение Виккерса лишь мелкая досада, не влияющая особо на бизнес. — Уверен, Люциус думает иначе. — Люциус — лорд Малфой. Он управляет родом. Бизнес — это про деньги, а не про род. — Пошли в кровать, — вновь целует его в подбородок Гарри. Податливо тянется, когда Абраксас целует его нормально, наклонившись. Гарри Поттера — гриффиндорца нет уже очень давно. А Гарри Поттер — Верховный судья Визенгамота от и до творение Абраксаса Малфоя. Впрочем, кто сказал, что Гарри недоволен таким положением вещей?