***
— Какая погода.. День совершенно не был похож на ночь, и нещадно топил высокой температурой. Яркое солнце нагревало землю, делая ходьбу по ней, даже в обуви, почти невозможной. Птицы, до этого весело щебечущие, попытались спрятаться от него в тени листвы, окружавшей всё видимое пространство. Летние деньки кажутся Гию ещё более невыносимыми, и она расслабляет прилипшую к телу юкату. Вокруг пахнет чем-то тяжёлым и удушающим, и идея просидеть это время в доме прекрасна, поэтому девушка устало поворачивается, но утыкается лицом в мягкую ткань. — Согласен, погода так себе. С самым не удивлённым видом Гию поднимает голову, встречаясь взглядом со смеющимся глазом. Тенген любит появляться в самые неожиданные моменты, но в отличие от Санеми, который кричит и бесится с этого, Томиока уже привыкла, и лишь закатила глаза. С некоторых пор он и его замечательные жёны являются частыми гостями в их тихом доме, и Гию правда была рада видеть мужчину, которого невольно воспринимала как этакого старшего братца, который всегда поймёт и поругает твоего несколько беспорядочного мужа. Улыбнувшись, она пригласила его в дом, всё ещё придерживаясь идеи, что в доме будет прохладнее. — А что, твой ненаглядный решил сбежать по-раньше? — Конечно, Узуй-сан, его доконали ваши упрёки. — Пускай-пускай, это я ещё не сказал ему о том, что он не заметил твоё новое кимоно. А ведь я скажу! Просмеявшись, Томиока направилась к кухне, чтобы заварить зелёного чаю и захватить какую-нибудь сладость, зная, как бывшему хашира звука нравятся сладости. В это время Тенген не сидел, сложа руки, а с каким-то детским нетерпением рассказывал о своей жизни и о своём новорождённом сыне, крёстными родителями которого стали Санеми и Гию. Держа на руках этого маленького мальчика, что-то внутри девушки отозвалось, и она прижала его к себе, заставив других удивится. Гию всегда была восприимчива к детям, хоть и не проявляла особой инициативы. Ей часто вспоминался Муичиро: он был ещё ребёнком, да, повидавшем многое, но ребёнком, у которого всё ещё было впереди. Она никогда не забывала те моменты, когда своим непринуждённым голосом тот задавал обычные, но поразительно непривычные для неё вопросы, разглядывал облака и показывал пальцем в небо, рассказывая, на что всё же похожи эти воздушные скопления. Её сердце сжималось от мысли, что он мог бы быть здесь, сидеть рядом с ними и улыбаться, смотря на то, что у них получилось. До этого громко болтающий Узуй замолчал, внимательно наблюдая за подругой. Её горько задумчивый вид заставлял его задумываться о не самых лучших вещах, и он коснулся её плеча, чуть потрясывая. — Ты меня вообще слушаешь? — А? — Томиока резко отмерла, прижимая руку к груди. — Ах, простите, кажется, я прослушала.. — её вдруг погрустневший голос только сильнее подталкивал ко всяким подозрениям. — Слушай, что случилось? — Тенген присел на татами, строго глядя на девушку. Её сконфуженное лицо лишь доказывала, что тут что-то не так. Гию также присела, но молча, опуская свой взгляд. Мужчина терпеливо ожидал, пока она что-нибудь скажет, но её долгое молчание раздражало. — Шинадзугава-кун сказал или сделал что-то не так? — Н-нет, что вы! — возмущённо ответила девушка, но под внимательным взглядом поумерила свой пыл. — Это.. это что-то очень странное, Узуй-сан. Я просто не знаю, как это преподнести и- — Гию! — Мне кажется, я-***
— Дайте килограмм риса, пожалуйста. Теснясь с остальными посетителями местного рынка, Санеми молился, чтобы эта пытка кончилась побыстрее. Он решил, что если пойдёт пораньше, то ему не придётся вариться под ярким солнцем, но народу оказалось так много, что поход за продуктами растянулся на неприличное время. Шинадзугаве хотелось как можно скорее оказаться дома, вдохнуть внутреннюю прохладу и успокоиться в объятиях любимой женщины. Забрав из рук пожилого торговца мешок с рисом, Санеми поспешил свернуть в обратном направлении, к выходу, иногда сталкиваясь плечами с прохожими. Молодые девушки странно косились на него, а маленькие дети показывали пальцем и спрашивали своих матерей, что случилось с лицом «этого страшного дяди». Но одна маленькая девочка, опершаяся головой о плечо своей мамы, очень пристально смотрела на него, а после улыбнулась, и сердце ёкнуло, находя в этом детском лице что-то очень знакомое. Санеми ответно ей улыбнулся, видя, как расхохотавшуюся девочку это порадовало. — Вы понравились ей, Шинадзугава-сан. Вздрогнув от неожиданности, он увидел рядом с собой мягко улыбающегося Танджиро Камадо. Тот также держал в руках тяжёлый мешок и, судя по всему, направлялся к выходу. За два года Танджиро мало чем изменился, лишь отросшие волосы, покоившиеся на плечах и напоминающие Незуко начало их сложного пути, разделяют жизнь на «до» и «после». Она также отметила, как в противовес отросшим волосам брата идут укороченные волосы Гию, которая, не особо медля, отрезала их часть, тем самым начиная свою новую жизнь. Но ведь отголоски прошлого не перестанут преследовать, верно? Спокойно разговаривая, они шли к выходу с этого душного места. Расспрашивая о повседневной жизни женатой пары, Камадо рассказывал и о своей, в доме вместе с сестрой и двумя друзьями. Казалось, будто всё, что они прошли, было лишь кошмарным сном: всё такая же милая Незуко, всё такой же беспокойный Зеницу, всё такой же гордый Иноске. И он, всё такой же добрый. Но теперь в их сердцах было отведено место памяти о каждом погибшем в том бою. — Что насчёт Томиоки-сан? Я давненько её не видел! — Она.. нормально. — Санеми замялся, что не скрылось от всегда понимающего Танджиро. — Что-то не так? — Не знаю, мне кажется, её что-то беспокоит. — решив таки поделится, Шинадзугава прикусил губу, мысленно давая себе пощёчину за то, что так и не смог нормально с ней поговорить, каждый раз натыкаясь на тяжёлый ком в горле. — Я думаю, вам стоит спросить её об этом. — тот закатил глаза. — Конечно, если Узуй-сан уже этого не сделал, хех. Санеми с немым вопросом уставился на него, и до Танджиро дошло, что тот совершенно не в курсе. — По пути сюда я встретил его, — начал пояснять парень, — и он сказал, что идёт проведать вас. — Так вот оно что.. — Санеми хмыкнул, уже представляя, какую довольную рожу встретит на пороге: оттого довольную, что Гию просто не могла не предложить тому чего-нибудь сладенького.***
Виднеющийся недалеко родной дом придавал сил, и, закинув тяжёлый (но не для него, бывшего хашира) мешок на спину, стал идти быстрее, мечтательно фантазируя о том, как Гию встретит его, но сразу же вспомнил о вредном Тенгене, и все фантазии с треском разбились. Впрочем, от этого он не стал замедлять свой темп, и, победно улыбнувшись, отодвинул сёдзи. Вот только это никем не было замечено: дом утопал в напряжённой тишине и странном, витавшем по комнатам запахе, который ноздри любого истребителя смогут различить в два счёта. Бросив мешок на пол, Санеми испуганно начал метаться по комнатам, выкрикивая лишь охваченное страхом: — Гию! И надеющееся: — Тенген! Но всё молчало, что-то скрывало, пока нога пришедшего не ступила в гостиную, пол которой был обезображен крупными, тёмными красными пятнами. Зрачки Санеми сузились, руки мелко тряслись, а сердце было готово выпрыгнуть из груди: он совершенно не понимал, что происходит, но что-то в глубине души подсказывало, что это связанно с Гию, и это страшно. Быстро пробежавшись глазами по комнате, он пытался найти хоть одну заметку, нечто, что помогло бы ему узнать, где искать жену. Опустившись на колени, Шинадзугава также начал бегать взглядом по полу, и под столом, чуть испачканным кровью, он отыскал измятую бумажку, на которой размазано и быстро было написано «Поместье бабочки». — Точно.. — ударил себя по лицу Санеми, но быстро опомнился, поднимаясь и поправляя свою юкату. Выбежав из дома, он, словно собственный ветер, гнал с бешенной скоростью, прокручивая в голове множество мыслей и всё равно возвращаясь к одной единственной. К самой ужасной. Полчаса бега сказались на отвыкших ногах, дрожащих от переполнявшей их до этого энергии, когда запыхавшийся Шинадзугава добрался до ворот поместья, держась за них, как за поручни. Перед глазами плыло, но он упорно фокусировался, отрывая тело от ворот и двигаясь к двери, покуда его не позвал девичий голос. — Шинадзугава-сан! Подбежавшая к нему Нахо смотрела обеспокоенно, и вечно тянулась обратно, поэтому Санеми без лишних слов последовал за ней, узнавая коридорчики, в которых частенько раньше появлялся. Открывшаяся дверь в общую комнату обратила на себя внимание находящихся внутри, и когда увидели, кого привела Нахо, отошли от кровати, вокруг которой столпились ещё час назад. Держащая в руках кровавые полотенца Аой, словно одним только видом, всего за секунду, свела Шинадзугаву с ума, он проскользил по полу к кровати, крепко схватившись одной рукой за изголовье, а другой за плечо тяжело дышавшей жены. — Что случилось? Что с ней?! — Успокойся. — проскрежетал Тенген, схватив того за шкирку и начав оттаскивать. — Успокоиться? Ты издеваешься?! — озверел бывший хашира. — Какого чёрта ты меня оттаскиваешь?! Отпусти! Его лишь схватили сильнее, вышвыривая в коридор. Наблюдавшая за этой, довольно душераздирающей картиной Аой вздохнула, устало потирая виски. Резкий приход Узуя и так бы вывел её из привычного расписания, но задыхающаяся от собственной крови Томиока знатно подкосила. Быстро собравшись и подогнав помощь, они, конечно, смогли успокоить резкий приступ, но Канзаки теперь в полной растерянности, не понимая, чем было вызвано произошедшее. Есть вероятность, что это знает Тенген, больно понимающим было его выражение лица, но она ещё поговорит с ним на этот счёт. — Это был С-санеми? Ойкнув от неожиданности, Аой сразу же схватилась за ещё одно полотенце и посмотрела на пострадавшую. Болезненное выражение лица, дрожащие и сжимающие испачканные простыни руки, трудно воздымающаяся грудь. У неё самой неприятно сжались лёгкие от такого вида, но она взглотнула и слабо улыбнулась. — Да, это был Шинадзугава-сан. — Аой чуть смутилась. — Вы хотите его видеть? Гию отчаянно прикусила губу, и в уголках её синих глаз начали собираться прозрачные слёзы. Жалкий, раздасованный всхлип вырвался из натёртого горла, из-за которого Канзаки растерялась ещё больше. Она впервые видела эту девушку такой: разбитой и подавленной. Точно обречённой. — Так.. мне его позвать? — Н-нет! — Томиока судорожно привстала, схватив Аой за руку. — Прошу, не надо! — Томиока-сан.. — какой-то страх проскользнул в синих глазах. — вам нужно отдохнуть. Аой сжала полотенце и поспешила к выходу из комнаты, спиной продолжая чувствовать этот печальный взгляд.***
Больно припадая к стене, Санеми зашипел, потирая поясницу. Он бешено смотрел на Тенгена, всё больше напоминая тому прошлого себя, когда, казалось, вечный гнев бушевал в травмированной душе. Сейчас же, лишь обволакивающий сердце страх руководил мыслями и движениями, поэтому, не обращая внимание на грозно стоявшего перед ним Узуя, вновь бросился к двери, отрывая от себя чужие руки. Тенген не расслаблял стальных пальцев, под которыми ткань, кажется, трещала. — А-а-а! — вскрикнул Шинадзугава, когда почувствовал, как его схватили за волосы, несколько раз хорошенько встряхнув. Схватив эту руку, он поднял глаза к лицу собеседника, чтобы увидеть этот бесстыжий вид, но крепко стиснутые зубы и тревожный взгляд заставили умерить свой пыл. Где-то в глубине души Санеми испытывал то же спокойное отчаянье, понимая, что дальше дороги нет. — Прекрати. — тихо пробормотал бывший хашира звука. — Просто, чёрт возьми, замолчи. Коридорная тишина давила, не давая сдвинуться с места, и притихшие мужчины так и стояли в коридоре, пока дверь общей комнаты не открылась. Взволнованная Аой прижимала к себе таз с водой, и в ступоре уставилась на мужчин, сразу повернувшихся к ней. Убирая руку с волос, Санеми накинулся на бедную девушку. — Как она? Я могу войти? Приоткрыв рот, Канзаки так и застыла, не знающая, как ответь. С одной стороны Томиока, отчаянно просившая не приводить мужа к ней, а с другой Шинадзугава, также отчаянно просящийся к ней. Аой разрывалась между тем, чтобы сказать правду, и соврать, ссылаясь на то, что больной нужен покой. Её взгляд метнулся к Тенгену, который лишь отрицательно покачал головой, совершенно не объясняясь. Сжав таз сильнее, она попыталась выдавить из себя что-то правдоподобное. — Томиока-сан в тяжелом состоянии и.. ей нужен отдых, так что не стоит беспокоить её. — Ну а если я просто буду рядом? Не буду ничего говорить, просто сидеть рядом. — всё не унимался Санеми. Аой растерянно глядела в тёмно-фиолетовые глаза, упёртось бывшего хашира ветра начинал раздражать, но она не могла ничего сказать, поэтому поспешила удалиться, не оборачиваясь на обращения. — Ей действительно нужно отдохнуть, друг. — закинул на плечо свою руку Тенген. — Давайка выйдем. Они направились вон, подальше от напряжённой тишины, встречая щебетание птиц, гуляющих по тени высокого дерева своими лапками. Жара дня потихоньку сводилась на нет, уступая место лёгкому, щекочущему кожу ветерку и закрывающим солнце облакам, принимающим самую разную и фэнтезийную форму, в которой каждый сможет найти что-то своё. Кажется, что мужчины начали понимать, что такого завораживающего в этом находил Муичиро. — Что случилось, а? — уставшим голосом спросил Санеми, оторвав глаза от неба и повернув голову к старшему товарищу. Тот, продолжая глядеть вверх, молчал, но его мрачный, горький взгляд, был красноречивее всяких слов, отчего сердце больно сжимается. — Мы разговаривали на кухне, — всё же подал голос Тенген, — и я заметил её беспокойство. Подумал сначала, что ты опять что-то не то сделал, — грустно усмехнулся он, — но всё оказалась хуже, чем я думал. Она словно.. была чем-то разбита, понимаешь? Не хотела поначалу говорить, но лишь произнеся пару слов — застыла, — странно прожестикулировал, — и начала сильно кашлять, вперемешку с кровью. С каждым новым словом зрачки Санеми сужались, пока не застыли тёмной точкой на радужке глаза. Горячие слёзы, так несвойственные его сильной натуре, скопились в уголках, готовые стечь по побледневшим щекам. В голове буйствовал рой самых нелестных мыслей и оскорблений, направленный, на самом деле, на нежное восприятие самого себя, делая хуже. Санеми почему-то винил себя, думал, что если бы был рядом, если бы поговорил, то всё было бы по-другому. Громкий всхлип таки вырвался из горла не особо старавшегося сдерживать себя мужчины, и больные слёзы стремительно капали по подбородку вниз, оставляя на вороте серой юкаты некрасивые разводы. Шинадзугава закрыл рукой глаза, продолжая плакать и что-то бормотать, когда чужая рука снова прикоснулась к пепельным волосам и прижала голову потерянного мужчины к подставленному плечу, чутко поглаживая.***
Знакомый деревянный потолок возникает перед глазами надоедливо часто, и Томиока поворачивается на бок, тяжело вздыхая. Кажется, будто прошла вечность с момента, когда перепуганный Узуй схватил её и со всей своей скоростью устремился в поместье. Но только проклятый час, и несколько минут с прихода Санеми. Гию зажмурила глаза от досады: как ей смотреть мужу в глаза? Ужасное осознание ситуации било по вискам, и мерзкое ощущение бежащего по спине холода неимоверно давило, заставляя девушку принять позу эмбриона. Что-то неприятно стекало по горло, и Гию приподнялась, посчитав, что это кровь, и захлебнуться ею её не хотелось бы. Растрепавшиеся волосы липли к лицу, но перед глазами и без того была размытая картина, поэтому, тяжело вздохнув, Томиока попыталась встать с кровати, но гулко упала на пол, из-за чего, впрочем, не потеряла решимости дойти до двери. Всё тело жутко дрожало, но она не переставала ползти, чуть ли не ломая крепко вцепившиеся в деревяшки ногти. Левая рука резко подкосилась, и Гию завалилась на бок, разразившись в кровавом кашле. Взгляд плыл, лёгкие почти ломали рёбра, и девушка прикрывала рот, стараясь быть как можно тихой. В голове мелькали какие-то рваные, недоведённые мысли, чьи-то голоса и знакомые лица, что словно подбадривали идти вперёд, несмотря на боль и приближающуюся потерю сознания. — Гию.. Ткань юкаты тёрлась о деревянный пол. — Гию. Пот стекал с пульсирующих висков к выпирающим ключицам. — Гию? Дрожащие пальцы готовы были стереться в кровь. — Гию! Левая рука победно коснулась двери, и в миг потяжелевшая голова со стуком столкнулась с ней, пока бывшая хашира воды откашливалась и приводила своё дыхание в норму. Лёгкая улыбка тронула её бледные губы, когда за дальним окном ей показался молодой силуэт, мило махающий рукой. Ощущая мнимое прикосновение к руке, Гию подняла голову, точно зная, с какой стороны на неё смотрели бы. — Шинобу? Гию не видит, но ей хватает фантазии и воспоминаний, чтобы представить, как Кочо-младшая прожигала бы её издевательски спокойным взглядом, пряча настоящее недовольство. Как бы просмеялась, так и не дождавшись хоть какой-нибудь реакции от старшей. Но как бы помогла, в первую очередь заботясь о здоровье пострадавшего. Потому что была действительно хорошим человеком. — Знаешь, ты.. ты не должна была. — подавлено проговаривает девушка, прикусывая губу. — Прости. Схватившись за дверную ручку, Гию открывает дверь и мелкими, неточными шагами выходит из комнаты, но всё же оборачивается, и из пустой комнаты на неё продолжали смотреть и махать рукой. Гию не помахала.***
Небо незамеченно темнело, и дальние звёзды покрывали этот естественный холст. Сидя на веранде, Санеми смотрел на них, когда что-то старое и знакомое затеплилось в душе. Будучи детьми, он вместе с Геньей любил пялиться на ночное небо, чувствуя на плече голову засыпающего, но упорно старающегося слушать старшего брата младшего. После тот всё же засыпал, крепко держа руку братишки. Санеми до сих пор было ужасно больно от потерянного времени, когда он мог наконец поговорить с единственным родным человеком. Но лишь в самый последний миг, когда было уже слишком поздно, он понял, что потерял все шансы и последнего родного человека. Совершенно один. — Это может стать концом всего.. Всё внутри неприятно скручивалось, давило и болело, только неминуемость подходила всё ближе и ближе, обволакивая своим страшным холодом. Казалось, что сердце вот-вот остановиться, настолько волнение и страх распотрошили его, и вырвется из груди сквозь потёртые рёбра. Санеми было досадно и обидно, что жизнь решила вновь обделить его своей одной из миллиардов крупицей счастья, которого он так тяжко добивался. Забрать его первую и единственную любовь. — Так почему бы нам не пойти в место, что знаем только мы? На напряжённое плечо легла женская рука, чуть сжав его своими холодными пальцами. Мужчина дёрнулся, из-за чего слеза, застывшая в уголке глаза, скатилась по побагровевшей щеке. Взгляд Санеми застыл на лице напротив: бледное, уставшее, со слегка впалыми щеками и смиренным взглядом. Гию улыбалась, пока её дрожащие красные губы отрицали улыбку. Хотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, стереть с лица это неуместное выражение и долго кричать, надрывая горло, чтобы достучаться до человеческого страха. — Гию.. Санеми готов был разрыдаться, глядя на эти выцветшие глаза. Он беспомощно открыл рот, но из горла послышался лишь сдавленный хрип. Его трясущаяся рука потянулась вперёд, положив сухую ладонь на щёку девушки. Та нежно схватила её, опустив, и потянула мужчину в сторону, спускаясь с веранды. Санеми без единой складной мысли шёл за ней, в любой момент готовый подхватить чуть шатавшееся из стороны в сторону тело. Гию хотелось выть от непроходящей боли в районе сердца, что вот-вот лопнет. Перед глазами опускающееся за горизонт солнце и тропинка, ведущая к красивому обрыву. Там, на фоне такого же, но другого заката, она приняла самое важное в жизни решение, сказав волнительное и смущённое «да». Ступив на мягкую траву, обрывавшуюся через несколько метров, Гию опустила голову, отрывая свою руку от ладони мужа. Сейчас ей было по-особенному мучительно, но не хотелось закончить свою жизнь, лёжа на испачканной кровью кровати. Она чувствовала неморгающий взор за спиной, и сжимала кулак, не в состоянии сказать хоть слово. На душе бушевали стыд и совесть: только сейчас ей пришло в голову, что своим решением она сделала хуже самому дорогому человеку своей жизни. Сглотнув ком чего-то вязкого и солёного, она повернулась лицом к Санеми. — Санеми.. — шаг вперёд. — прости меня. Кровавый всхлип Томиоки, напугал удивлённого Шинадзугаву, подошедшего вперёд и вытянувшего руку, но не коснувшегося. Его губы растянулись в истерике, а глаза метались по сгорбившейся от плача фигуре. — Я доставляла столько проблем и заставляла возиться с собой. — синие очи утопали в слезах. — Я была хуже ребёнка. Была бременем для тебя. Но.. — Остановись.. — тихо прошептал Санеми, широко раскрывая глаза. — Но ты дал мне почувствовать себя счастливой. — хриплый смешок. — И я действительно благодарна тебе. Гию приложила свою руку к сердцу, и, широко, болезненно и искренне улыбнувшись, произнесла слова, заставившие душу Санеми треснуть: — Прости, что не дала счастья взамен.***
В поместье бабочки творился сущий кошмар. Девичьи голоса кричали короткое имя, в то время как новоиспечённый отец пытался отыскать крёстных своего ребёнка где-то в округе, неудачно успокаивая своё ужасно бившееся сердце. Вены на руках и ногах опасливо вздулись, но Тенген не обращал на это внимания, метаясь с места на место, прокручивая в голове самые жуткие сюжеты. Проблуждав по местным лесам ещё пятнадцать минут, он безнадёжно возвращался к поместью, скалясь от досады и тупого непонимания. Но его чуткий слух уловил знакомые шаги и повернулся в сторону, собираясь уже бежать, сломя голову, но из-за высоких деревьев показалась фигура, несящая что-то на руках. Кого-то. — Чёрт. — обречённо прошептал Узуй, подходя ближе, являя для себя медленно идущего Санеми, несящего на руках свою жену. Её юката была окрашена в отвратительный тёмно-красный цвет, отчего глаз Тенгена начал наливаться невыплаканными слезами. — Гию.. — он убрал густые волосы с лица покойницы, и стеклянный, безжизненный взгляд впился в него. С её рта лентой всё ещё стекала кровь, беззвучно ударяясь каплями о землю. Узуй вздохнул, приставив пальцы к ве́кам Томиоки и закрыв её синие глаза. Душа Санеми разбилась.***
Что-то тёплое и воздушное обволакивало тело, делая его предельно лёгким и безучастным. В прикрытые ве́ками глаза бился свет, но не обжигал, а лишь щекотал, будто прося раскрыть свой взор. Синие глаза медленно открылись, и увидели перед собой самое голубое небо, что только видело человечество. Белые облачка, словно поддуваемые ветерком, летели дальше, в свой таинственный и непостижимый путь. Под небом же усеянный мягкими и нежными цветами луг. Гию с нескрываемым восхищением оглядывалась по сторонам, смеясь и улыбаясь. Внутри было невероятно чисто, легко и приятно. Кажется, будто ничего подобного Томиока никогда не испытывала, валяясь посреди природной клумбы и смотря на забавные облака. — Гию. Знакомый голос заставил в страхе принять сидячее положение. Там, за спиной, её ждал тот, кто разом мог перевернуть все её чувства с ног на голову. Она неверяще раскрыла рот и прикусила губу, когда горячая слеза стекла по румяной щеке. Сердце, до этого спокойно придерживаясь своего ритма, ёкнуло и ожидающе замерло. Гию не решалась повернуться, прикрыв ладонью рот. Страх, неприятный, но волнительный, застыл где-то внутри. Девушка встала, смотря на розовые цветы под ногами. Её руки дрожали от, на самом деле, желанной тревожности. Руки? Правая рука, как в ни в чём не бывала, была на своём месте и исправно функционировала. Всхлипнув сильнее, Гию схватилась за неё и прижала к груди. Шаг за спиной вернул в реальность. Её трепет ждал позади и явно хихикал. Томиока спокойно улыбнулась, наконец повернувшись к стоящему за её спиной человеку. — Сабито. Мчась в любимые и ждущие её объятия, Гию была счастлива.