***
— Трусишка. Тайлер выдирает ее из воспоминаний об их первой встрече мягким голосом. Оказывается рядом так внезапно, что у Энид едва не подкашиваются ноги, а от малины и перечной мяты начинает кружить голову. Галпин проводит пальцами по ее волосам, на ее губах отпечатывается его теплое дыхание, а все внутри сжимается, съеживается. Энид готовится напасть и все равно, если проиграет, она хотя бы попытается обороняться. Но вместо этого от его внимательных, спокойных глаз прячет свои под шторками век, стараясь не впускать в себя сладковатый запах, идущий от его тела. Чертова малина, этот запах сбивает с толку, заставляет обмануть мозг. Тайлер мягко проходит пальцами по ее руке в тонком розовом свитере. Его пальцы замирают на плече, чуть его сдавливая. Энид чувствует, как он наклоняется к ней ниже, как его нос и горячее дыхание опаляет щеку. Сердце от страха замирает, легкие болезненно сжимаются. Энид старается не дышать, но все равно не сдерживает ошарашенный вздох, когда чувствует, как его горячие шершавые губы слегка касаются ее лба, а пальцы другой руки запутываются в ее пушистых волосах. — Я не причиню тебе вреда, волчонок. Если ты, конечно, сама не попросишь меня об этом, — Галпин говорит тихо, но без доли шуток, непривычно мягко; у Энид от его голоса бегут по телу легкие мурашки, а сердце точно оттаивает и взволнованно ворочается в грудной клетке, доставляя болезненный дискомфорт. Его слова звучат как-то лично. То ли дело в тихом голосе, то ли в его близости. Но Тайлер через мгновение отстраняется, откашливаясь, и с более веселой и беззаботной интонацией в голосе добавляет: — Ты подружка Аддамс, готов поспорить, что она меня живьем в гробу закопает, если я тебя трону. Энид распахивает глаза, ресницы чуть подрагивают, внутри радужек болезненно пульсирует, а легкие, похоже, все еще отравлены малиной и перечной мятой. Потому что в ее ушах звенит «волчонок», а взгляд очерчивает красивый профиль Галпина, что пытается влезть в черную футболку, аккуратно висящую на спинке стула Уэнсдей. Там же сложены стопочкой джинсы, клетчатая рубашка и ветровка. Интересно, он всегда бережно относится к своим вещам или так боится кары Аддамс, помешанной на симметрии и чистоте? — Просто одевайся уже и проваливай, Галпин. — Синклер, да ты сама вежливость. Со своими парнями тоже такая дерзкая? — Ты не мой парень, Галпин, и никогда им не будешь. Энид забирается на свою кровать, обнимая плюшевого единорога, все еще чувствуя, как кожа горит там, где касались его губы. Ее внутренний волк воет от желания почувствовать его прикосновения вновь, но Энид скорее удалит себя во всех социальных сетях, чем признается, что Галпин ее волнует. Что его появления в ее жизни напоминают Полнолуние, когда хочется мчаться без оглядки по лесу и отпустить себя. Сбросить все оковы. — Синклер, это огромная радость, что ты не рассматриваешь меня, как кандидата в свои кавалеры. — Тайлер развязно ухмыляется, сбрасывая полотенце вниз под ее смущенный визг: «Я убью тебя, Галпин, бесстыдник!», оставаясь в одних серых боксерах. — Понимаешь ли, нянчить маленьких девочек, которые спят с плюшевыми зверьками, не входит в мои предпочтения. Он потягивается, точно издевательски демонстрируя ей свое красивое тело с точеными мышцами, перекатывающимися под кожей. Специально неспешно натягивает джинсы, а Энид не может оторвать взгляда от его обнаженного торса. Как его живот напрягается от дыхания, как кожу расчерчивают уродливые шрамы, оставшиеся от острых когтей. Один из слухов гласит, что Тайлер в первые недели тяжелого превращения в хайда от боли, сдерживая чудовище, драл на себе кожу до мяса. Катализатором к пробуждению стало сильное эмоциональное потрясение. Он чуть не убил одного из своих одноклассников в прошлой школе, когда тот назвал его мать «сумасшедшей». Галпин часто поддразнивает ее, разыгрывает на пару с беспристрастной ко всему Аддамс, нарушает правила академии и прогуливает занятия. Он выглядит расслабленным и безразличным ко всему, но часто за бравадой из веселья Энид чуяла печаль. Она прорывалась со дна его синих глаз, делая их тусклыми и пустыми. — Мне будет нравиться моя коллекция плюшевых зверей, чтобы ты не сказал, Галпин. — Ну так устрой с ними групповушку, может хоть так познаешь, что такое взрослое наслаждение. — Ла-ла-ла, мои плюшевые друзья тебя не слышат, как и я. — Синклер, серьезно, меня иногда пугает твоя одержимость розовым цветом. А еще твой блог… Неужели чужая жизнь интереснее своей собственной? Вот ты знаешь, кто кому язык в глотку засовывал на «Вороньем балу», а сама-то хоть раз целовалась? Все. Последняя капля. Энид до сих пор помнит, как пришла на Вороний бал с нормисом, как Аякс за весь вечер так и не подходит к ней, сколько бы улыбок и сигналов она ему не посылает. Ее сердце в тот вечер звенит от боли. Хочется выть в голос, но она продолжает двигаться в танце с замершей на губах искусственной улыбкой. Притворяться, что ее грудную клетку не рвут острые коготки обиды и печали. — Ты похожа на гребанную сахарную вату. Когда Энид подходит к миске с розовым густым пуншем, чтобы наполнить свой стакан, Тайлер хватает ее за запястье горячими пальцами и увлекает себе на колени, отчего Синклер тихо вскрикивает, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание. Галпин в белом костюме, будто ангел, спустившийся с небес. Голубая рубашка выделяет его голубо-серые глаза, что хмельно сверкают в полумраке танцевального зала. Его взгляд касается оголенных участков кожи на шее, проходит по платью и замирает на маленькой груди, вызывая неистовое желание прикрыть ее руками, а еще лучше сбежать. Энид давит вежливую улыбку, не желая привлекать к себе внимание, готовая прошипеть в адрес Галпина самые нелестные слова, как вдруг этот кудрявый демон обхватывает ее талию, и притягивает ближе к своей груди, так что ее окутывает запах спиртного и мяты. А затем обхватывает ее запястье и с невеселой усмешкой произносит: — Тсс, Синклер, твой любитель уродских шапочек смотрит прямо на нас. Не хочешь устроить для него маленькое шоу? Энид не настроена на игры, она за честность и искренность, но Тайлеру и не нужен ее ответ. Когда их взгляды встречаются, Галпин подносит губы к ее запястью и целует венки, проходясь по ним шершавым языком. Сердце подскакивает к груди, а в кожу проникает волна тепла до онемения едва подрагивающих пальцев. Тайлер чертит влажную дорожку и добирается до ладони. Целует линии жизни осторожно и медленно, будто хочет забрать себе пару счастливых мгновений, предначертанных Синклер. Его дыхание щекочет кожу, а от близости хочется задохнуться. Но тут Энид точно пробирает холодок до самых костей, когда в ее затуманенное приятными прикосновениями сознание пробирается тень догадки. Синклер отрывает глаза от его затягивающего, голодного взгляда, и тут же находит глазами миниатюрную Аддамс, упакованную в красивое черное платье, которое делает из нее утонченную фарфоровую куколку. Волосы убраны вверх, открывая ее тонкую изящную шейку и линию ключиц. Уэнсдей смотрит на них всего секунду с абсолютно нечитаемым выражением на лице, а затем вновь возвращается к обсуждению чего-то явно занимательного с Ксавьером Торпом, что с улыбкой показывает ей свои рисунки в блокноте. Почему-то, пока Тайлер пожирает взглядом Аддамс, Энид не думает об Аяксе, все ее мысли тонут в его взгляде, отражающем задушенную боль. Тайлер отпускает ее запястье, но сильнее впивается пальцами в изгиб талии, прижимая к своей груди. Синклер слышит, как тяжело и сорванно колотится его сердце под рубашкой, замечает, как набухают вены под обручем на шее, оставляющим на коже красный след. И вопреки собственному внушению «держаться подальше от опасного второкурсника», неожиданно для самой себя накрывает его сжавшуюся в кулак руку своей ладошкой и мягко, с улыбкой произносит: — Не хочешь потанцевать со мной, Галпин? Не хочу выглядеть жалкой брошенкой, а Лукас куда-то исчез. Кажется, им обоим в тот вечер сделали больно. Энид заглядывает в его глаза, едва сдерживая рвущиеся с уголков глаз предательские слезы. Петрополус не стоит ее испорченного настроения и размазанной по щекам туши. Она не доставит ему такого удовольствия. Вот только к чувству предательства перемешивается еще что-то, связанное с Тайлером, и от этого предательски начинает свербеть в носу. Прежде чем Тайлер дает согласие, она видит его широкую искреннюю улыбку, от которой внутри все взрывается, как от красочных хлопушек. — Я уж думал, Синклер, ты не доставишь мне такого удовольствия. Энид вспоминает «Вороний бал», который заканчивается потопом из свиной крови, испорченным платьем и прической, а еще маленькой улыбкой Аддамс и смехом Тайлера, которого явно позабавило смотреть на то, как целая толпа монстров с визгом разбегается от дождя из свиной крови. Ей же присоединиться к бегунам он не позволил, мягко обхватив за локоть и прошептав с улыбкой: — Синклер, ты же хищница, так и будь ею, а не щенком, который бежит, поджав свой хвостик. — В данном случае я девушка, и вид свиной крови на моем белом платье смотрится просто кошмарно. Я выгляжу ужасно, да? Энид до сих пор помнит, как дрожь пробежала по позвоночнику, а в горле встал ком, когда Тайлер наклонился к ней и аккуратно заправил розовую прядь за ухо. Осторожно стер с виска кровь и слизал ее со своих пальцев медленным, завораживающим движением, расплываясь в улыбке: — Ты прекрасна, Энид, особенно сейчас. Чаша терпения от горьких и обжигающих сердце воспоминаний о «Вороньем бале» переполняется. Ярость в ее венах разбивает внутренние цепи. Энид оказывается перед ним, гордо подняв вверх подбородок, обнажая когти. Разноцветный маникюр не делает ее безобидным щенком. И пусть ее способности не идут вровень с опасной силой хайда, она больше не позволит себя оскорблять. — Ну, чего ждешь, нападай, волчонок. У Тайлера кудряшки влажно падают неровными прядями на лоб, его кожа пахнет сладкой малиной, от мяты щекочет в носу. Его губ касается улыбка-приглашение, а во взгляде вспыхивает веселый азарт. Галпин опирается на стол Аддамс, смотрит на нее заинтересованно, скрестив руки на груди. Провокатор. Он же специально давил на ее слабые места, чтобы что? — Красивые коготки, жаль, бесполезные. Галпин точно просит выпустить чудовище, что скулит внутри. Просит вцепится ему в горло. Но Энид чувствует и другое. Сердце в груди от растрепанных чувств болезненно впивается в клетку ребер. — Я уже целовалась и не раз. — Энид тихо цедит, приближаясь к нему, обхватывая за шею, царапая острыми когтями кожу под его удивленный, рваный выдох. — Чего это ты вдруг? — Тайлер глухо переспрашивает, с застывшей на губах улыбкой, чуть подаваясь вперед. Энид думает, что он заслужил, когда вгрызается в его губы совсем не нежным поцелуем, когда крадет его дыхание и до боли прикусывает нижнюю губу, чувствуя, как Галпин выдыхает стон и обхватывает ее за талию, приподнимая и сажая на стол. Тайлер отвечает на поцелуй, точно между ними срабатывает цепная химическая реакция. Мнет ее губы, проходит горячей ладонью по позвонкам, забираясь под свитер. Энид выгибается, когда его губы спускаются к шее и кусают светлую мягкую кожу, засасывают ее, водят по ней мокрым языком. Дыхание застревает в очередном прикосновении рук Галпина к ее телу. Он рисует невидимые линии у нее на спине, оставляя дорожку из мурашек, пока свободная рука поглаживает бедро, обтянутое цветным капроном, двигаясь вверх под пышное облако юбки. Энид разрывает с треском ткань на его клетчатой рубашке когтями и цепляется в его мягкие влажные кудряшки, отпуская остатки самообладания. Тайлер маячит перед ее глазами больше трех месяцев почти каждый день. Невыносимый, невозможный мальчишка с невинными синими глазами и скромной улыбкой на людях, на шее которого мигает красными огоньками тонкий металлический обруч ошейника. Его сторонятся, а он делает вид, будто ему нет до этого никакого дела, старается в кружке по стрельбе, хотя его взгляд говорит иногда о том, что он и сам не прочь стать живой мишенью. Тайлер ходит за Уэнсдей хвостиком, погружая ее пытливый ум в тайны Джерико и помогая с поиском убийцы, охотящимся на других монстров. Таких, как они. Энид в их вылазках либо вовсе не участвует, либо проклинает все на свете за то, что согласилась присоединиться, когда этот дуэт проникает в древний склеп, полный призраков, или же пробирается в логово потенциального кандидата в маньяки, имея с собой под рукой только фонарики. Уэнсдей придирчиво изучает каждую деталь в доме, пока Тайлер пугает Энид, корча страшные рожицы, подсвечивая свое лицо фонариком. — Да не бойся, Синклер, я тут среди монстров главное чудовище. Просто снимите с меня этот чертов ошейник, и любой убийца от страха обделается или словит сердечный приступ еще до того, как решит тронуть тебя или Уэнс. Тайлера сложно понять, но когда им грозит опасность, он становится серьезным и кажется, что вот спрячешься за его широкую спину, и все, что так пугает в темноте, не сможет причинить вреда. Его мама погибла во время потери контроля над собой, отец забил на сына, и вполне естественно, что с чудовищем внутри он должен быть жестоким и эгоистичным парнем, но он честно подрабатывает в кафе бариста, варит просто восхитительный кофе и подбивает их с Аддамс каждый раз на просмотр какого-нибудь глупого веселого фильма, который бы позволил вообще ничем не забивать себе голову: — В следующий раз приглашаю вас, дамы, на просмотр просто кошмарного кино. «Шикарное приключение шарпей», обещаю, Энид, специально для тебя будет много розового и блесточек. — Тайлер, я не вынесу это мучение и пяти минут, ты меня в могилу свести хочешь этими пятничными пытками? — Хорошо, Уэнсдей, я освобождаю тебя на эту пятницу от столь поощрительной и гениальной пытки, но Энид, ты то посмотришь со мной? — А там будет хэппи-энд и романтическая линия? — Обязательно, куда ж в розовой мути без счастья и любви. — Тогда я согласна! — Умница, с тебя начос, попкорн и литр колы. — Ты меня так разоришь, Галпин. — А ты меня, быть может, уведешь такими темпами в свою страну розовых единорогов, должна же быть у меня хоть компенсация с такими рисками? Энид часто начинает ловить себя на опасной мысли, что ей нравится вглядываться в его сосредоточенное выражение лица, когда Галпин чуть закусывает нижнюю губу, старательно выводя на сладкой воздушной пенке латте мордочку волка, что всегда чуть смазывается и выходит кривой, но он каждый раз не оставляет попыток сделать ее идеальной. Небрежно пожимает плечами, протягивая ей напиток, и с нарочитой серьезностью произносит: — Вот видишь, Синклер, даже Вселенная сопротивляется, все ждёт, когда самая могущественная волчица «Невермора» перестанет сдерживать себя и превратиться. Вот обратишься, и будет тебе идеальный волк на пенке. — Очень смешно, Галпин. — Да я сама серьезность, просто подожди и увидишь, — Тайлер подмигивает ей, улыбаясь. На мгновение, когда Энид берет из его рук стаканчик, их пальцы соприкасаются. Синклер кажется, что они застывают в таком положении дольше, чем нужно. Просто смотрят друг на друга, пока кожа касается к коже, вызывая в пальцах приятное, волнительное покалывание. А потом магия момента рассеивается, и Тайлер улыбается другому клиенту, готовый предложить фирменные напитки «Флюгера». И все то время, что Энид зависает в кофейне, они даже не переглядываются, будто вычеркивают друг друга из реальности. Будто незнакомцы. Популярная веселая младшекурсница, любящая болтать обо всем на свете, и отстраненный второкурсник с дежурной, трещащей по швам улыбкой, который холодно встречает насмешки или испуг во взглядах посетителей. Не прячет ошейник за воротом свитера или шарфа, ходит с ним с широко расправленными плечами, гордо неся на плечах свою тяжкую ношу мальчика-монстра. Будто говорит своими обезоруживающими улыбками: «Да, я дефектный ненормальный монстр, как и моя мать. Ну и что с того? Мы с ней одной крови, и мне за это не стыдно». Может, Энид казалось, что его улыбки говорят об этом. Но его смелость показать свою сущность окружающим, не прятать ее, волнует ее. Тайлер Галпин ее волнует. Но что же он думает о ней? Кем на самом деле ее считает? — Энид, с-стой, — Галпин прерывается и мягко отстраняет ее, пряча взгляд за растрепавшимися кудряшками челки, упавшими на его лоб. Его руки больше не прикасаются к ее коже под свитером, плавя сознание и будоража каждую зудящую под кожей мышцу. — Уэнсдей…она… Тайлеру тяжело даются слова, на его губах остается след от ее малиновой липкой помады, он тянется ниже и замирает очертанием ее пухлых губ на скуле. Уголки его рта напряженно прорезают на щеках ямочки, но улыбка не полна ватной мягкой воздушности, от которой кружит голову. Она точно бы появляется на его лице через силу, будто ему и улыбаться сейчас больно. Азарт, чувство тепла от чужого тела, вкус поцелуя с металлической горчинкой от ранок, что оставили ее зубы, тихие стоны и его сбивчивое горячее дыхание, опаляющее кожу во время поцелуев — все это исчезает в один миг, будто разбившийся красочный витраж, оставляющий на теле раны от разлетевшихся осколков. — Уэнсдей, ну конечно, всегда все сводится к Аддамс, а я так, запасной вариант, да? — Что? — Галпин удивленно поднимает на нее взгляд, облизывая губы, заглядывает в дрожащую голубизну с почти трогательной растерянностью, будто их инстинкты на несколько мгновений захватили контроль над телами, а теперь отпустили обратно и нужно как-то оценить весь «ущерб» содеянного. — Нет, конечно, я имею ввиду, что ты, кажется, сидишь на ее рукописи, и если мы сейчас все не поправим, то очень скоро встретим свою смерть. Тайлер аккуратно подхватывает Энид за талию и опускает на пол, смущенно улыбаясь, а сам принимается аккуратно разглаживать помятые листки текста и собирать их с пола. Синклер следит за его быстрыми движениями, за длинными пальцами, что бережно принимаются распрямлять смятые края на белой бумаге. Его кудряшки от усердия забавно подпрыгивают на макушке, он тихо выругивается, выравнивая стопку бумаги, стуча ею по столу. — Не желаешь помочь, Синклер? — Галпин хмурится, удрученно разглядывая порванный лист, который точно разошелся по швам, вероятно, пока Энид ерзала ягодицами по столу, обхватывая его талию ногами, плотнее прижимаясь к нему бедрами. — Знаешь, я недавно сделала новый маникюр, не хочу его испортить. Энид поправляет юбку, дыхание все еще сбивается, в груди горячо и больно, будто кости плавятся. Синклер любит Уэнсдей, как своего лучшего друга и дорогую соседку, но ей отчего-то невыносимо смотреть на то, как Галпин старается навести порядок на столе Аддамс, в его мечущиеся от испуга и волнения глаза, в которых больше нет и намека на веселые, обжигающие теплом искорки. — Ладно, Окей, больше не буду тебя дразнить. Перемирие? Синклер вздыхает, чувствуя горечь разочарования в груди. Уэнсдей — уникальна, она хороша и в спорте, и в расследованиях, и в любых науках. И им с Галпином, кажется, больше нравится расшифровывать загадки в древних книгах, чем просто составлять ей компанию на шумных веселых вечеринках. Они определенно лучше подходят друг другу. — Энид, — Тайлер замирает и смотрит в ее голубые глаза почти с мольбой, смазывая улыбку, взволнованно нахмурившись. Все, что между ними случилось — голодное желание чудовищ, живущих у них под кожей, запертых в хрупких нескладных телах. Для Галпина, по всей видимости, ничего не значит. Энид знала об этом с самого начала, но все равно не смогла удержаться. — Давай притворимся, что между нами ничего не произошло. — Энид старается сбросить неловкость, сковавшую все ее тело, улыбается и качает головой, словно только что не сдержалась и разорвала парочку подушек и поточила клыками ножки для стола, как щенок, у которого режутся зубы, а не поцеловала парня, влюбленного в ее лучшую подругу. — Я просто хочу, чтобы ты перестал смотреть на меня, как на ребёнка. Энид, сжалившись, принимается помогать: прячет порванную страницу в глубь стопки листов, поднимает раскиданные карандаши с пола и старое издание поэзии Эдгара Алана По. Тайлер наклоняется вслед за ней, присаживаясь на корточки, и смотрит выпытывающе, внимательно и терпеливо, поддаваясь вперед, забирая из ее чуть дрожащих рук книгу. — Синклер, ты правда думаешь, что я смотрю на тебя, как на ребенка? Энид судорожно втягивает носом воздух, вновь проваливаясь в засахаренную малину и свежесть мяты. В глубину его чуть затуманенных глаз, что ловили каждое ее малейшее движение и подпрыгивание длинных пышных ресничек. Энид едва сдерживает себя, чтобы не коснуться его кончиком носа, не потереться о щеку и вновь не прильнуть к чуть раскрытым покусанным губам. Но вместо этого Синклер, ощущая как внизу живота голодно скребется монстр до желания вырваться вновь наружу, поддавшись возбуждению, только проводит подушечками пальцев по его мягким горячим губам, стирая с них остатки помады, ловя тихий вздох Галпина. Ее пальцы чувствуют его дыхание, отчего мелко подрагивают, ощущая легкие касания его растягивающихся в неловкую улыбку губ. — Синклер, — Тайлер глухо зовет ее севшим голосом, замерев в ожидании, нервно, шумно сглатывая. Энид все еще не может отдернуть руку, отчего его губы легко касаются ее пальцев, оставляя едва уловимый влажный след от поцелуя. Сознание вновь растворяется в бездне его помутневших от желания глаз. — Даже знать не хочу, что вы оба делаете возле моего стола. Уэнсдей появляется маленькой бесшумной тенью, приведением, от которого сердце подпрыгивает к горлу. Энид всплескивает руками, испуганно шарахается от Тайлера, чувствуя, как жар смущения ошпаривает грудь и ползет к шее, чтобы залить краской все лицо. Галпин тоже не остается в долгу: подскакивает на ноги, шарахаясь в сторону, и падает на стул, принимаясь делать вид, что с интересом читает перевернутую книгу. — Уэнсдей, ты когда пришла? Знаешь этот томик стихов такой увлекательный, что я потерял счет времени, — Тайлер осторожно выглядывает из-за книги, обворожительно улыбаясь, растрепанный и небрежный, будто только что выбрался после бурной вечеринки встречать рассвет с жутким похмельем. — Уэнсдей, привет! Ты где весь день пропадала, я волновалась! Ты не обращай внимание, мы с Галпином немного подрались. Понимаешь ли, он бывает просто невыносимым, — Энид принимается напористо тараторить, расплываясь в веселой улыбке, нервно приглаживая помявшийся сатин на юбке-облаке. — Подрались? — Да, Аддамс, твоя соседка это что-то, как ты с ней уживаешься? Я, значит, сижу, читаю, никого не трогаю, а она как набросится на меня, ух, хищница. Ты глянь, даже мою любимую рубашку порвала. Что, набросилась, значит? А как же его бесстыдные провокации, выводящие ее из точки равновесия? — Хочешь продолжения, Галпин? Я могу тебе его обеспечить в лучшем виде! Уэнсдей, он у нас душ принимал, наверняка там все обнюхал и потрогал, извращенец! — Да ничего я не трогал, Синклер. Надо очень, ты бы лучше не оставляла свое бельишко сушиться на видном месте. Не очень хочется мыть голову в компании твоих трусиков с розовыми пандами. Мне все десять минут казалось, что они следят за мной, жуткое зрелище. Энид, покраснев до кончиков ушей, швыряет в его сторону своего единорога, попадая четко в макушку с воинственным криком: — Я убью тебя, Галпин! — От плюшевых зверей еще никто не умирал, но бросок был хорошим. — Вот обращусь, и отделаю тебя при первой же возможности! Загрызу! — Буду с нетерпением ждать, волчонок. — Тайлер весело подмигивает, расплываясь в довольной улыбке, а затем вновь прячет взгляд в книгу уже от колючего взгляда Аддамс, у которой от их перепалки начинает нервно дергаться бровь. — Если хоть один из вас скажет еще хотя бы слово, я вырву ваши болтливые языки и больше не буду страдать от воздействия такого количества шума каждый день. И тогда остаток моего обучения пройдет в тишине и гармонии без вашей раздражающей болтовни. Энид обиженно насупливает нос, отворачиваясь, а Тайлер осторожно кладет на стол книгу, изгибая припухшие губы в виноватую улыбку. — Тайлер, я очень рада, что ты уже здесь. Я отправила за тобой Вещь, чтобы он сообщил тебе, что ты мне нужен. — Знаешь, я рад быть для тебя полезным, Уэнсдей, но… — Я собираюсь наведаться в морг, нашли новое тело в лесу. Я предполагаю, что это еще один не пробудившийся монстр. Донован говорит, что нормис, но мне нужно все тщательно проверить. Вероятно, кто-то пытается сбить нас со следа. — Аддамс, у меня смена начнется через полчаса, давай в другой раз. — Зайдешь со мной по пути, это гораздо важнее твоей работы. — Ну да, конечно, важнее, тебе же не надо на жизнь зарабатывать, куда тебе до понимания проблем простых смертных, — Тайлер вздыхает, но покорно поднимается со стула, накидывая на плечи ветровку, щелкая молнией змейки. — Ты хочешь в ответ услышать от меня бесполезные слова сочувствия? — Нет, Уэнс, ты для этого слишком эгоистична, а я не живу иллюзиями. — Прекрасно, тогда пошли. Я и так потеряла пять не лишних минут из-за тебя. — Синклер, ты с нами? — Тайлер останавливается у выхода, смотрит на Энид с легкой полуулыбкой. — Составить компанию вам и трупам в морге? Нет уж, спасибо, — Энид качает головой, насупившись. Щеки все еще горят, в груди сердце неспокойно ворочается. Поцелуи Тайлера расцветают под кожей приятной дрожью. Это ничего не значит. Она просто доказала ему, что не ребенок. Что лучше ее не дразнить. На мгновение в синих глазах Тайлера мелькает тень огорчения. А затем он пожимает плечами и, усмехнувшись перед тем, как захлопнуть дверь, одними губами тихо произносит: — Как же быть? Я не хочу делать вид, что между нами ничего не произошло, пока-пока, Синклер.***
— Галпин, от тебя сегодня как-то странно пахнет. — Тоже заметила? — Тайлер широко довольно улыбается, пока они пробираются через задний двор к старому кирпичному зданию. Снег с хрустом проламывается под их ногами, в воздухе кружится мелкая снежная пыль. Тайлер пригибается, чтобы пробраться под веткой, снег сыпется ему на макушку, слетая с дерева. — Мы теперь с Энид одинаково пахнем. У нее довольно вкусный гель для душа. — Какой ужас, Синклер с нами нет, а я все равно благодаря тебе теперь ощущаю ее присутствие. — Угу, как будто она сейчас с нами рядом, — Тайлер заглядывает в глаза Уэнсдей, не сдерживая нежной улыбки. — Такое интересное чувство.