Gravity Of Love

      Прошло около недели после того, как Пуччи вернулся в Америку в сопровождении Джонгалли Эя. Немногословный и хладнокровный, телохранитель Энрико следовал за ним тихой тенью, и лишь незаметные движения воздуха говорили о нахождении рядом кого-то помимо Whitesnake. Пуччи и Джонгалли толком не общались, обходились короткими фразами и необходимыми осведомлениями. Эй в основном интересовался Дио и его положением дел в Каире, однако старался не переступать черту, оставляя им с Энрико «личное на двоих» пространство. Чутье ветерана ли или нечто иное, но нутро подсказывало снайперу, будто лезть за рамки обеспечения безопасности Пуччи не стоило. Причина, по которой юный священнослужитель представлял для господина высшую ценность, была неизвестна. Для многих, если едва ли не для всех приверженцев Дио, Энрико не существовал вовсе. О нем не знали, о нем не заботились — никто, кроме Дио. Кажется, по прилете Пуччи первым делом нашел телефон в аэропорту Флориды. Он выглядел чрезвычайно встревоженным и нервным, когда набирал нужный номер. А когда гудки на конце провода обреченно продолжились, не сорвавшись на глубокое «Алло?», Энрико беспокойно постучал пальцами по панели с цифрами.       — Не отвечает? — Джонгалли, стоя неподалеку и скрестив руки на груди, констатировал факт.       — Нет. — Пуччи тяжело вздохнул, пытаясь не рушить бесстрастное выражение, что с таким трудом сохранял весь полет. Казалось, еще до того, как сесть в самолет, еще до того, как войти в спальню Дио и услышать твердое, бескомпромиссное: «Улетай», Энрико грел в груди ядовитый и на тот момент почти беспочвенный страх. Почти.       «Джостары… Я чувствую, они рядом, — проговорил Дио отрешенно, глядя на распахнутое окно. — И они чрезвычайно близко.»       — Что ты собираешься делать? — Пуччи поднялся с кресла и встал рядом, прислонившись спиной к холодной стене. Ночь была душной и одновременно прохладной.       — Избавиться от них. — Спокойно и уверенно ответил Дио. Потом он медленно перевел взгляд на Энрико. — Во имя Рая.       — Во имя Рая, воистину. — Пуччи улыбнулся как-то криво. Гадкий полутон тревоги ворошил сердце, но он не решался сказать об этом Дио. Не решался усомниться в безоговорочной победе.       — Я хочу, чтобы ты понимал, Энрико, — Дио развернулся и прошел к прикроватной тумбе. Открыв ящик, он вынул оттуда дневник. Бегло пролистав страницы с неким пренебрежением, он захлопнул его и повернулся с Пуччи, внимательно наблюдавшему за его движениями. — Понимал, что такое Рай и как много он значит для меня.       — Я…       — Знаю, — усмехнулся Дио, прошагав ближе у юноше, — Ты понимаешь это как никто другой. — Он повертел дневник в руках еще раз, будто дразня Пуччи запретным плодом, затем ухмыльнулся, откинув записи на кресло, и посмотрел в глаза Энрико. Так глубоко, насколько мог нырнуть. — Рай — это не место. Это чувство.       — Какое? — Пуччи не шелохнувшись стоял, разглядывая рубиново-золотые грани между бледных век. Дио часто бывал близко к нему. Часто наклонялся, часто шептал, часто дышал горячо и едва ли не возбужденно на ухо бессмыслицы про судьбу и гравитацию. Не то чтобы бессвязный и несущественный бред. Просто в моменты их единения настолько глупый… Энрико хотел слышать от него совершенно иное.       Дио хотел говорить ему совершенно иное.       И в тот момент на тот вопрос был единственный верный ответ.       Ладонь Дио мягко упала на грудь Пуччи точно на сердцевину. Юноша и вздоха не обронил, не разорвал нить таинственных взглядов. Немой диалог глаз не утих. Наоборот — стал громче. В грудной клетке закипевшая кровь дала толчок сердцу, треснули ребра.       — Я уверен, ты понимаешь… — Прошептал Дио, пальцами проведя линию от яремной впадины Энрико до солнечного сплетения. — Это сложно объяснить… И у нас мало времени. Я записал все в дневнике… Осталось место его зарождения.       Рука Пуччи осторожно коснулась ладони Дио, все еще лежащей на груди юноши. Кожа Энрико под его пальцами податливо плавилась. Теснее сжав ладонь Дио, Пуччи нервно сглотнул.       — Мало времени… Слишком мало времени, Дио. Тебе нужно бежать.       Пораженно застыв, Дио выгнул бровь с непониманием.       — Предлагаешь мне, Дио, пуститься в бега? Струсить? — Дио горько усмехнулся, теперь уже самолично стиснув пальцы Энрико. — Чтобы они все равно нашли меня потом? И куда бежать?       — Ко мне. — Выпалил Пуччи чуть ли не вымученно, все его тело поддалось вперед от омерзительного нетерпения.       Дио резко высвободил руку, бросив на юношу последний взгляд. Ошеломленный, тоскливый и… нежный. Он быстро отвернулся, расправил плечи и выпрямил спину.       — Улетай.       Сердце юноши пропустило удар. За тем еще один. И еще.       — …Что?       — Улетай из Египта. Улетай домой. К родителям. Учись в семинарии и живи праведно.       Каждое слово било под дых.       — …Нет, подожди… Постой, Дио… Почему? — Пуччи сделал робкий шаг к Дио.       — Улетай, я сказал. — Тот метнул в него холодный убийственный взгляд через плечо. От ласки и заботы, от теплоты не осталось и следа.       — Я не понимаю…       — Улетай. — Насилу выдавил Дио. Его желваки заходили, губы задрожали. — Пронеси Рай в себе, пока еще жив. Достигни его.       «Пока я жив, я пронесу Рай. Пока жив ты, жив и Рай. Жив и я».       Джонгалли повел плечами, потер шею, сбросив налет усталости.       — Куда? — Лаконично уточнил Эй.       — Домой… — Прошептал Пуччи упавшим голосом, все не решаясь отпустить телефонную трубку.

=

      Прибыв ночью, Энрико бесшумно взошел на ступени крыльца. Через плечо окинув Джонгалли благодарным взглядом, (хоть этого и не требовалось), он тихо подошел к двери, сжимая в руке ключ.       — Господин Дио приказал обеспечить вашу безопасность. — Произнес Джонгалли едва слышимо.       Пуччи обернулся с легкой улыбкой.       — На «ты», пожалуйста. Я не настолько «высокая» персона. — Ключ в скважине глухо провернулся.       — Господин Дио так не считает. А его мысли — мои мысли. Он пожелал обеспечить вам безопасность и… «комфортную жизнь без лишних проблем и переживаний». — Закончил цитату Эй с явным раздражением. — Его желание — закон.       Фонари на улице тускло высвечивали лицо Джонгалли, заливая телохранителя блеклым молочным светом. Его фигура становилась единой серой тенью во мраке ночи, сохраняя непоколебимость строгого тона и недвижимость. Энрико сжал ручку чемодана, подкатив поближе.       — Ты был бы невероятно полезен ему, если бы остался в Каире. — Грустно рассудил Пуччи. — Учитывая твой Manhattan Transfer.       — Так точно. — Хмыкнул Эй, и его руки наконец пошатнулись, перейдя из «по швам» в карманы. — Однако приказов не ослушиваюсь, сэр.       Энрико вздохнул. Он слишком вымотался из-за перелета и не унимавшегося чувства все нарастающего страха и отчаяния. Бессилие, никчемность, ничтожность собственного существования спирали воздух в легких и выворачивали наизнанку. Отчего-то Пуччи знал, что грядет нечто. И это нечто не сострадает и уж точно не щадит. Ощущает ли это Дио? Вероятно. Быть может, еще отчетливее, чем Энрико. Судьба в лице гравитации сплетается в тугой узел, в беспорядочный комок любви и ненависти, случайностей и… Нет, не случайностей. Все предопределено.       «Пронеси Рай в себе, пока еще жив».       Пуччи шагнул внутрь. Темно и пусто. А еще холодно. Родители не разжигали камин. Или он уже давно погас. Сколько раз он улетал в Каир? Сколько раз лгал родителям? Сколько раз врал насчет практики в семинарии? Слишком часто. А когда отговорки перестали быть действенными, он вовсе замолчал. Ни приветствий, ни прощаний. Сын Пуччи пропадал из дома внезапно и так же внезапно появлялся. Должно быть, родители сетовали на плохую компанию или чрезмерную загруженность учебы… Но ничего из этого не было удовлетворительным ответом.       «Чувство».       В комнате Энрико все осталось так же, как и день, когда он улетел. Лишь слой пыли покрыл стол и книжные полки, и, возможно, рисунок на постельном белье немного выцвел от солнечных лучей. Но в основном никто ничего не трогал, и Пуччи был от всей души признателен родителям за граничащее со снисходительностью понимание. Усевшись на кровать, что крикливо пискнула под весом, Энрико оглядел спальню. Залитая синими прохладными оттенками, она обтекала мебель чернотой, рисуя силуэты ночных кошмаров. Поежившись от морозной дрожи, Пуччи из последних сил разложил вещи из чемодана по местам и, переодевшись, лег спать.       «Без тебя нет моего Рая», — с гадким сожалением, едва ли не скорбью подумал Энрико, закрыв глаза.