Орденские зарисовки

Декабрь 1880 Наверное, это была Божья кара, думал Оливье, касаясь кованной фигурной щеколды. За все его грехи, а прежде всего за то, что он притащил с собой в Париж Роланда три с половиной недели назад. За четыре пропажи в катакомбах и одну на поверхности, в Роландов выходной, когда на его поиски была поднята половина Ордена. За постоянные мелкие, но из-за этого не менее раздражающие нарушения устава. За безбожно испорченные рапорты, которыми должен был заниматься заместитель капитана, и прочее надругательство над документацией. За все бесконечные проблемы, которые посыпались Оливье на голову после, пожалуй, самого дурацкого решения в его жизни. Да, наверняка это была кара, посланная самим Небом — иначе Оливье просто не представлял, почему его, зелёного паладина, который титул получил меньше месяца назад, вызвали выступать перед присланной Папским престолом комиссией. Дверные петли предательски скрипнули. Внутри уже были двое: у стены, скрестив руки на груди, стояла Брадаманта, на одном из стульев рядом оказался Малагис. Он кивнул Оливье в знак приветствия, затем обратился к Брадаманте: — Попробуй, пожалуйста, сделать хоть немного более заинтересованное лицо, — произнес неожиданно ехидно. — А то пока что ты выглядишь так, словно была бы рада, если бы на Орден напали полчища вампиров и освободили тебя от обязанности тут торчать. — Придут ватиканцы — сделаю. Возможно, — Брадаманту его слова, похоже, нисколько не смутили. — Я тут все равно только для декорации, какая разница, какое у меня лицо? Она бросила взгляд на Оливье, тоже кивнула. — Что, мелкий, — от привычки называть так их с Роландом Брадаманта так и не избавилась, — и тебя в это втянули? Захотели посмотреть, как выглядит молодое поколение паладинов, что ли… — Во-первых, выступать перед папской комиссией — большая честь, — вклинился Малагис до того, как Оливье успел произнести хоть слово — вдвое ехиднее, чем раньше. — Не все относятся к этому, как ты. А во-вторых, — он повернулся к Оливье, и его голос стал гораздо мягче, — говорить буду в основном я. Так что можешь не волноваться. Скорее всего, на тебя действительно пришли просто посмотреть: редко когда назначение нового паладина так близко совпадает с приездом священников из Ватикана. — Именно, говорить будешь ты, а мне все равно здесь торчать, — Брадаманта закатила глаза, и Малагис тяжело вздохнул. — Ты одна из сильнейших паладинов в Ордене, если не самая сильная вообще, — начал он таким тоном, словно этот разговор они с Брадамантой проходили сотни раз, и Оливье почувствовал себя откровенно лишним. — А еще одна из тех, кто получил свой титул в совсем юном возрасте. А еще — редкая женщина среди паладинов. А еще… — А еще я выгляжу солидно со шрамами и этим всем, спасибо, я помню. Можно наконец найти кого-нибудь другого? Пусть Гано зовут: он тоже высокий, крепкий, своими черными глазищами смотрит прямо в душу, и шрам на морде у него есть. Малагис глубоко вдохнул, явно собираясь ответить что-то крайне ядовитое, и Оливье уже успел подумать, что стоит искать какой-нибудь повод выйти и подождать снаружи, лишь бы не стать свидетелем ссоры двух паладинов. Но тут дверь снова скрипнула, и на пороге появились грандмэтр Ришелье с несколькими мэтрами, а за ними — целый кардинал в сопровождении почти десятка священников. Страх, до того скрывавшийся по углам сознания, встрепенулся и опутал своими липкими щупальцами внутренности. Кардинала Оливье видел всего несколько раз в жизни, и то издалека, на каких-то больших праздничных церемониях. Панически размышляя о том, что именно говорить, если его все же спросят, он чуть было не пропустил, когда Малагис встал, и они вдвоем с Брадамантой поклонились. Минут десять ушло на то, чтобы разобраться со всеми необходимыми церемониями. Пока Оливье повторял за Малагисом все определенные уставом приветствия, вдруг понял, что среди членов Ордена не было видно Шарля. Молодого — всего на несколько лет старше их с Роландом — командующего называли гением и сравнивали с полководцами самого начала войны с вампирами, однако на людях он появлялся редко. Говорили, он потерял ноги, когда был паладином, и, несмотря на лучшие протезы, на которые оказались способны инженеры Ордена, часто страдает от фантомных болей, поэтому большую часть времени прикован к постели. Видимо, сегодня он тоже чувствовал себя слишком плохо — настолько, что даже визит кардинала не заставил его покинуть келью. Первым, как и обещал, заговорил Малагис — как ни странно, о понятных Оливье вещах: новом наборе рекрутов, последних заданиях, распорядке и программе тренировок. Оливье внимательно слушал, мысленно отмечал, на чем Малагис делал акценты, что перефразировывал, а что аккуратно умалчивал. С чем-то соглашался, что-то для него становилось открытием. Встрепенулся он, когда Малагис в своем рассказе дошел до последнего задания третьего отряда у Шательро. Малагиса там не было, он, видимо, пересказывал ситуацию на основе рапортов и отчетов, и Оливье — уже в который раз за последние три с половиной недели — захотелось поймать чертового Роланда и открутить ему голову, насколько тот в своей документации умудрился переврать некоторые моменты. — На самом деле, главное преимущество нам дали две сформированные на поле боя мобильные группы, под руководством Роланда, моего заместителя, и Жоржа. Они обошли врага с тыла, проскользнув по переулкам, и смогли дезориентировать и оттянуть на себя часть сил, что позволило завершить задание максимально бескровно и не потерять ни единого охотника. Лишь через мгновение после того, как в зале повисла могильная тишина, Оливье понял, что это брякнул он. Дыхание стало поперек горла. Чертов Роланд со своим написанием рапортов, как Бог на душу положит — и чертова собственная привычка сразу исправлять услышанную ошибку. А ведь он почти поверил, что сможет пережить папскую комиссию успешно. И что теперь? Из-за того, что он вот так влез, хоть его и не спрашивали, его накажут? Наложат епитимию? Лишат статуса паладина? Вышвырнут из катакомб? Оливье знал, что получил свой титул не за красивые глаза — ни одного паладина не назначали иначе, чем из-за его боевых заслуг. Но и то, каким абсурдным может быть руководство, не причастное непосредственно к охоте, он представлял просто отлично. И если этим старым маразматикам в рясах что-то втемяшится в голову… — Да, вынужден согласиться: использование небольших автономных групп не под непосредственным руководством паладина для Ордена является тактикой новой и пока не отработанной — однако, как по мне, перспективной. Оливье ошарашенно уставился на Малагиса, но тот бросил на него лишь короткий взгляд, а затем снова развернулся к священникам. — Мы привыкли к тому, что тактика строится вокруг паладина как главной боевой единицы, — невозмутимо продолжал он. — И она оправдывает себя в большинстве случаев. Но способность гибко мыслить и изменять организацию отряда в процессе задания — полезный навык. Бывают ситуации, когда заместитель по силе почти равен капитану, да и просто талантливых рядовых тоже хватает. Разделение отряда на временные автономные группы может дать положительные результаты. — Но подобные нововведения нужно отрабатывать заранее, определив временных руководителей малых групп и распределив по ним охотников, — испытывая неожиданное вдохновение, выпалил Оливье. — Иначе сориентироваться в гуще сражения может быть сложно. Поэтому, по моему мнению, неплохо бы уделить этому отдельное время на тренировках, возможно, привлекая одновременно два-три отряда. Несколько секунд царила тишина, затем кардинал вернулся к грандмэтру Ришелье. Они перекинулись несколькими короткими фразами на итальянском, темные глаза Ришелье на мгновение впились в Оливье, и волна мороза пробежала по спине от поясницы к самому затылку — а затем грандмэтр махнул рукой, мол, продолжайте. Оливье выдохнул, поймал взгляд Малагиса и заметил в нем неожиданную искру уважения. Вышли они из зала часа через два, уступив место главному инженеру. Оливье прошел несколько шагов вперед и замер прямо посреди коридора. В голове было пусто, горло изрядно охрипло: говорил он в результате почти столько же, сколько и Малагис. — Ну что, поздравляю, теперь больше не отвертишься, — Брадаманта прошла мимо него, хлопнув тяжелой ладонью по плечу. — Может, заменишь меня наконец? — Это было достойное выступление, — Малагис улыбнулся ему одними уголками губ, и в его карих глазах на мгновение отразился теплый свет ламп — а потом двинулся следом. Оливье провожал их глазами, слушал эхо шагов под каменными сводами, а в голове медленно зрело осознание, что, похоже, его жизнь только что сделала крутой поворот.