Следующий день сыпался сквозь пальцы, обращаясь в ночь, но скучать не приходилось. Люмин тренировалась. Она, коря себя за дрогнувшую руку на Земле Утраченных Сновидений, подняла себя на усталые ноги и не испытала удовольствия до тех пор, пока созданные ею лианы не раздробили глыбы на дальней стороне расщелины близ Ванараны, а Дендро элемент в руках не начал меркнуть. Затем нашла саму себя сидящей у кромки мелкого озера в Ванаране. Стрекотали насекомые, пока небо, окрашиваясь в сине-лиловые тона, стремилось к очередному рассветному часу.
На душе как никогда погано. Люмин вдруг замечталась о заурядных вещах. О тёплой постели, о прогулке по городу, о смехе Итэра… Она хотела попасть домой, не зная, где этот дом вовсе. Желала, чтобы перестало болеть. Но перед глазами всё ещё пестрил образ брата и тех событий, что не были предназначены для глаз её. Чайльда о том спрашивать не стоило, сколь бы не хотелось. Быть может, если кто-либо имел талант слышать биение сердец, то его билось бы тяжелее тех, что когда-либо доводилось слышать. С силой, которая не дозволяет усомниться в могуществе. Но это всё ещё… лишь сердце. Такое же человеческое, как и у всех. И гибнуть могло по человечески, каким бы проклятием или еретическим учением не было защищено.
— Не спишь?
Люмин, от неожиданности вздрогнув, вскинула голову, глядя на Чайльда. Предвестник смотрел ей в глаза и от этого прямого взгляда перехватило дыхание. Тень обратила синеву океанов в штормовой серый, так что одни глаза здравый разум дурманили.
— Много мыслей в голове. — призналась Путешественница, поджимая губы и отводя взгляд.
— Я видел, как ты тренировалась.
— Правда? Думаю, после всех скитаний, жалкое зрелище. Включая то, что произошло на Земле Утраченных Сновидений.
— Ты безупречна.
— Безупречно? Даже у Предвестника Фатуи рука не дрогнула, в отличии от меня. — в нелепом признании хмыкнула Путешественница, потупив глаза к ногам.
По-прежнему беспечная девчонка. Дура. Глупая, легкомысленная. — Твоя история…
— Хватит. — взгляд Чайльда мигом похолодел. — Я сказал, что ты не должна была того видеть. Однако памяти об этом будет достаточно, если однажды возьмешься вершить мою судьбу.
— И после всей лжи в Ли Юэ ты боишься моего судного слова? — вопросила Люмин с оголенном упрямством.
— Я никогда не хотел тебе врать. — непоколебимо утвердил Тарталья с манерой, которой хотелось верить.
Люмин хотела ему верить. Впервые не хотела бежать от него, прятаться, молясь, чтобы больше никогда не видеть его глаз, не слышать его голоса. Ей хотелось подойти, обнять и забрать всю ту боль, что он держал в себе. Почему же всё в миг переменилось? Странное, не похожее ни на что чувство. Говорили, что сострадание к врагу неотвратимо приводило к поражению. Люмин боялась, что автор этого высказывание оказался прав.
— Они относятся к тебе в лучем случае как к оружию. — покачала головой Люмин, вспоминая слова Синьоры в видении Чайльда. — В худшем — как к небольшого размера вещице.
— Не делай вид, будто что-то понимаешь в этом.
— Нет, возможно. Но тебе нужна…
— Не надо. — голос его разрезал воздух подобно наостро заточенному клинку. — Не смей говорить слово «помощь».
— Хорошо. Не буду. — невозмутимо проговорила Путешественница. Боги, они и вправду чем-то похожи. Оба последние упрямцы. — Но практически каждый человек заслуживает хорошего отношения. К тому же, мы друзья, поэтому…
— Мы друзья?
— Хорошо, может, для тебя это громко сказано. Компаньоны. — Люмин пожала плечами, глубоко вздыхая. На самом деле она вовсе и не знала, как правильно выразить мысль.
Это так глупо. — Но… как ты сейчас себя чувствуешь? Может, есть то, чем ты бы хотел поделиться?
Чайльд чуть склонил голову на бок, глядя на Путешественницу с плохо скрываемым удивлением.
— У тебя невероятно глупые вопросы, милая леди. — рассмеялся он. Люмин подавила желание улыбнуться, различая на его лице такие простые человеческие эмоции. И знала: Чайльд смеялся, чтобы скрыть свою обескураженность.
— Хорошо. — уже с долей излюбленного упрямства сказала она. — Тогда я поинтересуюсь. — Люмин чуть призадумалась, а затем тихо спросила: — Что ты чувствовал, когда понял, что можешь контролировать то учение из Бездны? Когда используешь его силу, что ты чувствуешь?
Тарталья отвёл взгляд, отошел к кроме воды и посмотрел на розовое небо. Люмин всё так же стояла у небольшого деревца, следя за ним. Он молчал. И когда Путешественница уже думала, что не Чайльд ответит, произнес:
— Жажду. Мне мало. Я готов на все. Сила всегда притягательна, независимо от цены, которую придется за нее заплатить. А я каждый раз плачу сполна и из-за этого не боюсь смерти, я приветствую ее как старую подругу. Как и ты за силу нескольких элементов, верно?
— Я не знаю.
— Знаешь. — отрезал он. — И Малая Властительница Кусанали знала. Когда поручала тебе остановить мудрецов и Доктора, она знала, какую цену ты вероятнее всего заплатишь, но это её не остановило. Я нахожу нечто интересное в отрицаемой тобой безжалостности и умении славно притворяться людьми, которыми ты не являешься. — Тарталья хмыкнул, позволив уголкам губ разойтись в ухмылке. — В том, как ты старательно желаешь запереть жестокость внутри себя. Мне кажутся увлекательными твои представления о милосердии. Её Величество считает, что голод по силе тебя выжжет. Таково проклятье могущества. Оно развращает.
— Мы видим мир по-разному, Чайльд! — вспылила Люмин. — И платим тоже — по-разному.
Она яростно тряхнула головой. Зря она пришла и зря осталась! Разговор с Чайльдом напоминал качели. То они взмывали вверх, находя какое-то хрупкое взаимопонимание, и Люмин призрачно казалось, что Предвестник и вовсе способен по-настоящему ее понять, то падали вниз к взаимным упрекам и самой настоящей жгучей ненависти.
— Обязательно быть таким?
— Каким? — хмыкнул он.
— Чёрствым!
— Ох, мой дорогой товарищ, ты ранила меня в самую суть. — развел руки Чайльд, вальяжно тряхнув головой. — И всё же моих хороших качеств больше.
— Не верю. — Люмин скрестила руки на груди.
— Ничто не мешает тебе узнать. — прищурился он, чуть рассмеялись.
Дыхание перехватило, по коже побежали мурашки от его прямого взгляда, от его тона. В груди заныло от опасности, но на щеках расцвел лёгкий румянец. Что-то менялось между ними. И так было постоянно. Они безудержно спорили, подначивали друг друга, а потом от души смеялись. Чайльд был не самым лучшим собеседником, но Люмин даже ловила себя на мысли, что они всё таки могли бы стать друзьями.
— Хорошо. Для начала… — она скрестила руки на груди, чуть призадумавшись. — Как тебя зовут?
— Принцесса, тебе память отшибло? Чайльд, Тарталья, Одиннадцатый Предвестник Фатуи. — выдал он свою фирменную ухмылку. — Тебе на выбор.
— Я не про это. — Люмин почувствовала укол раздражения, но приказала себе не огрызаться. — Я про настоящее имя.
— А ты угадай. — подмигнул Чайльд, чуть склонив голову вбок. — Или ещё лучше… Сделай так, чтобы я сам захотел рассказать.
— Тоже мне, секрет всех времён и наций. — фыркнула Путешественница. — У Тевкра спрошу, когда появится возможность.
— Скучно. — начал подначивать он.
Но Путешественница не повелась, лишь отмахнулась. И оглядела маленькие домики аранар, расположенные вокруг сверкающего синего озера. Вот если бы ей можно было бережно спрятаться между колосьями травы и под кронами деревьев. Или позволено задержаться в этом месте мечты…
— Дурак ты, Предвестник.
***
— Паймон думает, что теперь вопрос с зонами Увядания решён раз и навсегда. Правильно?
С восходом солнца известие о победе над воплощением Мараны быстро разнеслось по Ванаране. Духи леса хлопали друг другу и смеялись, поздравляя и раздавая угощенья или дары. Их голоса звучали чисто и радостно, вибрируя в воздухе и смешиваясь с утренними звуками леса. Они праздновали этот новый день, как обещание светлого будущего, в котором более не было места бедам и горестям. Пели о добрых снах, о мире, где каждое существо найдет своё счастье, где деревья всегда будут пышными, а ручьи — полными чистейшей воды. Их песни наполняли всё живое надеждой и верой в то, что каждый жаркий полдень принесёт с собой свет и радость...
— После уничтожения воплощения, Марана снова погрузится в глубокий сон. — объяснился Арама без печали. — Пройдут десятки, сотни лунный циклов, но она снова пробудится. В сарве уже есть воспоминания о ней, а потому остаётся только полностью уничтожить их, но тогда пострадают и воспоминания различных существ. Но Марана проснется спустя много-много лет. В будущем обязательно появится кто-нибудь подобный наре Чайльду, что похож на золотое солнце, и наре Люмин, что сияет ярче луны на чистом ночном небе, а потому я спокоен.
— А что с нарой Варуной? — спросила Путешественница.
— Вы похожи снаружи, но внутри нара Люмин совсем другая. — заверил Арапакати. — Хоть и когда он рассказывал про «сестру», Арапакати и братья заметили, что он выглядел счастливым, но немного грустным. И тогда мы поняли. «Сестра» для «брата» — самая важная нара. И «брат» для «сестры» — самый важный нара. Нам это понравилось. Поэтому, Арапакати и братья решили называться братьями и сестрой. Нара Варуна сказал, что это очень хорошо. Близких надо беречь.
Люмин пристально смотрела на аранар. Потом медленно добавила:
— Да. — пауза. — Близких надо беречь.
— Нара Варуна вечно оставался другом аранар, и даже после бедствия, уничтожившего настоящую Ванарану, продолжил всем помогать. — лучезарно заулыбался Арама. — Именно благодаря этому аранары постепенно смогли снова поверить нарам. Прощаясь, он сказал мне: «Возможно, однажды к вам заглянет такая золотая нара, как и я. Она создаст для вас ещё больше приятных воспоминаний».
Люмин почувствовала влагу на щеках. Она что, плачет? Теперь? После всего что она сделала и что сделали с ней?
—
Люмин.
Путешественница вздрогнула, когда меж лопаток легла тяжёлая ладонь, облаченная в ткань перчаток, и осеклась в словах, обернувшись, видя снова этот взгляд, вспарывающий, выворачивающий наизнанку, желающий проникнуть под кожу, вскрыть, обнажить, добраться до сути. Путешественница заметила, что от его кожи доносился запах океана, который она вдруг захотела поглотить в себя, как наркотик. Это точно было предательством своих собственных убеждений, которые она взращивала в себе, подобно пшенице.
То, чем это было — предположить нетрудно. Трудно принять.
Люмин закусила губу, привычно скользнула взглядом за плечо плечо Предвестника, а потом снова повернулась к аранарам. Она помнила слова Чайльда о том, что союзники познаются на войне. И теперь они вместе вели борьбу.
— «В темную ночь множество звёзд могут распознать иллюзорность и обман даже без луны.» — ровным тоном проложила Люмин, обращаясь к Арапакати и Араме. — Так сказала мне Властительница Кусанали. Что это может значить?
— Множество звёзд сияет ярко в стране золотых песков. — зазвучали голоса аранар на перебой друг другу.
Паймон, Чайльд и Люмин переглянулись.
— Следующая остановка пустыня, не так ли? — спросил Предвестник.
Конец первой части
