Седьмая Невеста Синей Бороды

      Беглецы долго сидели бок о бок. Но после полуночи Ренар, уставший за день, начал клевать носом и запросился спать. Салазар кивнул.       Он собрал вещи, и долго не решался убрать в шкатулку прощальное письмо матери. А к холсту так и не притронулся — его пришлось сворачивать и убирать в сумку Ренару.       Погрузились и отплыли.       Бард какое-то время возился, как бродячий пес на сеновале, устраиваясь поудобнее на парусине и укрываясь одеялом. Вскоре он засопел, убаюканный журчанием воды за кормой.       Салазар греб ровно, прислушиваясь к дыханию Ренара, и невыносимая боль, казалось, постепенно отступает. Откуда-то вампир знал, что насовсем горе утраты никогда не пройдет. Но он научится с этим жить, и образ матери, который он так долго проклинал и винил в своих неудачах, станет добрым и верным спутником его памяти.       Ближе к рассвету Салазар разбудил Ренара, потрепав за плечо. Тело барда было приятно теплым, и вампир вновь почувствовал возбуждение.       Музыкант сел на весла, помог вампиру укрыться поплотнее парусиной и одеялами.       — Если повезет, уже сегодня вечером мы увидим огни города Ним! — пообещал Ренар. — Это было бы очень здорово. Хотя твоя еда у тебя под рукой, — бард лукаво подмигнул Салазару, — мой хлеб ни на что не годится, а сыр я доел еще вчера.       Ренар потянулся, помахал руками, разминая плечи и разгоняя кровь. Сел на весла, и вдруг услышал приглушенный парусиной голос Салазара:       — А кто была твоя мать? Это же она научила тебя играть и петь?       — Почему ты не спишь? — смущенный неожиданным вопросом ответил Ренар.       — Не спится, — донесся из-под груды парусины глухой голос.       — Что ж… Раз у нас вчера началась вечеринка «Расскажи мне о себе», я, пожалуй, ее продолжу. Я не помню своей матери, — Ренар прикусил губу, с усилием выгребая на середину реки, — но я точно знаю, что это была очень богатая и знатная особа. И, наверное, мой музыкальный талант, утонченный вкус и тяга к роскоши, передались мне по наследству.       Сам того не ожидая Ренар начал рассказывать Салазару о том, как более двадцати лет назад бродячий цирк после ночевки в лесу обнаружил у костра шелковый сверток. В нем лежал мальчик-младенец, золотой медальон и записка.       Но циркачи были неграмотны, записка потерялась почти сразу, а следом и медальон был продан, чтобы купить ребенку молока, а членам труппы — выпивки и закуски.       — Меня воспитывала Ивонна, бородатая женщина. На лицо ужасная, но добрейшая особа с сердцем нежным, как ванильное суфле. Сама она детей иметь не могла. Но меня обожала и баловала. Жаль, конечно, что ни одной ниточки к моему прошлому у меня не осталось. К тому моменту, когда я подрос, даже шелковых пеленок не осталось — Вазир пустил их на перевязки, у него вечно выскакивали чирьи на руках. Не помнили мои воспитатели и места, где меня подбросили. Кто-то говорил, что возле земель маркиза Шаньи, кто-то считал что у лесов графа Орланского…       Ренар рассказывал и рассказывал — о своем детстве в бродячем цирке, о таланте к пению и актерской игре. О яростной мечте, родившейся в детстве, и ставшей с возрастом все сильнее. О мечте купить дворянство и быть со знатными людьми наравне.       — Ну вот играю я на лютне? И что? Кто меня слышит? Такие же оборванцы, как и бродячие циркачи? Нет! Я создан для двора, мои стихи смогут растопить сердца даже самых капризных фрейлин.       — А зачем тебе фрейлины? — вновь последовал вопрос из тюка парусины.       Ренар от неожиданности поперхнулся, но тут же выкрутился, соврав:       — Знаешь, играть для образованных дам — особое удовольствие. Они и слова оценят… мелодию… мастерство исполнителя. — И продолжил: — короче, вот уже года четыре я откладываю деньги, берусь за самые сложные дела… Чтобы купить себе титул. Для начала небольшой какой-нибудь… Шевалье там… Что-то в этом роде. Обоснуюсь, обзаведусь хозяйством. Уверен, Марженде мне по старой дружбе составит протекцию при дворе…       На этот раз из-под парусины не донеслось ни звука. Ренар решил, что Салазар наконец-то уснул. Бард греб, держась в тени прибрежных деревьев и размышлял о своей мечте. Сейчас она казалась близкой и реальной. До владений маркиза меньше суток пути. Передать ему Салазара… Получить деньги. Еще пара недель на оформление документов…       Но внезапно мечта показалась ему не столь вдохновляющей и прекрасной, как раньше. Бард покопался в своих мыслях, перетряхнул воспоминания. Оказалось, что прошлое — детство в цирке, скитания и опасные приключения, горячих женщин и хмельную выпивку заслоняет темная фигура с алыми глазами. Салазар.       Ренар понял, что ему хочется плыть по реке еще долго-долго, останавливаясь в тихих заводях, чтобы ловить устриц. Добыть лютню и петь в приречных деревнях, зарабатывая на хлеб, сыр и вино. А по ночам принимать ласки вампира, отдавать ему свою кровь, самого себя…       Эти мысли настолько были новы и неожиданны, что Ренар разозлился сам на себя.       — Не будь дураком, — вполголоса буркнул он про себя, — сначала дело, потом все остальное.       Бард налег на весла, стараясь выбросить из головы все мысли, кроме одной — о предстоящей покупке дворянства. Получалось плохо.       Салазар, укутанный несколькими слоями парусины тоже мучался от тоски. Он думал о матери, и о словах Ренара. Вампир понимал, что бард не все ему рассказывает о цели их путешествия, о своих планах и мечтах. Это пугало и причиняло боль. Салазар долго слушал журчание воды за бортом, стук весел, напряженное дыхание Ренара, когда тот выводил лодку со стремнины в тихое течение. Салазар пытался представить свою жизнь у Марженде, на свободе, как пообещал ему бард. И понимал, что если Ренара не будет рядом, свобода будет не так живительна и хороша. И вообще, мало чем будет отличаться от темницы Кратчерсона.       — Ты спишь? — несколько часов спустя тихо спросил Ренар.       — Нет.       — Темнеет. Еще две четверти часа пути, и мы прибудем в город Ним. Как сможешь — вылезай. Его огни над рекой — зрелище, которое стоит увидеть!       Салазар осторожно раздвинул складки ткани и выглянул наружу. Действительно, убийственное солнце село, и землю, воду и деревья укрывала мягкая тень. На западе еще светились золотистые облака, но уже они не обжигали вампира, а несли приятное тепло. Салазар увидел, что Ренар снял рубашку, и его плечи, спина и руки ритмично напрягаются и расслабляются, управляя веслами. Рыжие волосы разметались по белой коже, и это зрелище снова возбудило в вампире желание.       — Если хочешь, давай я сменю тебя на веслах? — предложил Салазар, пряча взгляд.       — Ага, давай, я парень крепкий, но порядком вымотался. Вон там, видишь, — Ренар поднялся, уступая место вампиру, и показал на северо-восток. Огни. Это город Ним. И сдается мне, что сегодня огней больше чем обычно!       Салазар посмотрел в направлении, куда был направлен палец барда. Действительно, за деревьями, в нескольких милях вдали виднелось желто-красное зарево от множества факелов и костров. А в небе светились яркие желтые точки, похожие на летучие звезды.       — Хм, — Ренар принялся что-то считать загибая пальцы, — так… вторая неделя после полнолуния. Точно! Ночь молодого вина! Ну, мы молодцы! Подгадали заявиться к празднику! Свезло так свезло! В этот день все рядятся кто во что горазд. В небо выпускают сотни бумажных фонариков. А гильдии угощают всех гостей направо и налево! Ох, пожалуй, я наберу вес, потяренный во время голодухи последних дней, — Ренар похлопал себя по тощим бокам, и чуть не упал, потеряв равновесие.       Стремясь устоять он пошатнулся и прижался бедром к плечу сидевшего на веслах Салазара. Вампир почувствовал, как от нечаянного прикосновения барда встал член, и сильнее налег на весла, гоня от себя невыносимое возбуждение, смешанное с жаждой крови. Но Ренар словно испытывал его терпение — наклонился, обнял Салазара сзади за плечи и с лукавым смехом промурлыкал вампиру на ухо:       — А ты можешь даже и не наряжаться! Твои крылья — отличный маскарадный костюм. Готов гулять всю ночь? Это же, наверное, твой первый праздник? Ты вино когда-нибудь пил?