Dans la maison vide

Абсолютно все стардасты понимали, что финальное сражение — вопрос времени; они могли встретить свою судьбу через пять минут, а могли через несколько дней. Этот факт морально давил на всех, хоть и все показывали это в разной мере, но как бы Жан-Пьер не бился, он не мог скрыть свою нарастающую тревогу: кожа вокруг ногтей и губы были скусаны до крови и отдавали болью при каждом прикосновении. На сорок восьмой день совместного путешествия голова гудела от шума, присущего всей восточной культуре, а от зноя все тело готово было расколоться на мелкие кусочки. Особенно хорошо это чувствовал Польнарефф, обладатель самой нежной и солнцечувствительной кожи, а также самой непрактичной для путешествий одеждой. Когда солнце было в зените и сильнее кусало своими лучами голые плечи француза, тот подошел к Джозефу чтобы выпросить разрешение немного отдохнуть в помещении. Джостар взглянул на помятого тревогой и жарой молодого человека с жалостью и кратко кивнул, дав ему пару наставлений. Жан-Пьер в силу беззаботного, граничащего с ребячеством поведением воспринимался Джозефом как вторым внуком, с разницей в том, что Польнарефф был гораздо более разговорчивым и идущим на контакт со стариком, нежели родной внук. В любом случае, оба парня пробуждали в Джостаре теплые семейные чувства, желание оберегать и защищать молодых людей. Абдул коротко позвал Польнареффа, на что последний обернулся и подошел поближе, вытирая пот с лица рукой. — Ты весь обгорел, возьми, — египтянин начал стягивать с себя робу. — Я пойду в помещение, все в порядке, благодарю за заботу, — Польнарефф слегка смутился от такой самоотверженности друга. Тепло улыбнувшись напоследок, Жан-Пьер свернул в улочку Каира, которая была погружена в полутьму тени, отбрасываемой грандиозным строением рядом. Спустя несколько минут хождения мимо жилых помещений Польнарефф набрел на помещение иного толку. Вывеска с изображением книги, подписью на арабском и длинные ряды полок книг с разноцветными корешками оставляли два варианта: книжный магазин и библиотека. Польнарефф зашел внутрь, чувствуя работающий кондиционер и не жалея о своем решении. Пройдя чуть дальше и взглянув на состояние книг, он окончательно убедился в том, что это старая и забытая библиотека: потрескавшиеся обложки и корешки из различных материалов и различных цветов, кое-где замасленные и испачканные, кое-где и вовсе невозместимо испорченные. Быстро пролистав несколько книг и убедившись, что они на арабском, Жан-Пьер наткнулся на старые фантики и открытки, служившие как закладки и безжалостно оставленные гнить в книгах до скончания времен. Пройдя до конца бесконечный пестрящий коридор из полок, Польнарефф наткнулся на единственную понятную ему здесь надпись — на корешке книги, захватывающим кусок полотна Айвазовского, коротко и лаконично было написано «art». Недолго думая книга оказалась в руках француза, и он последовал за хлипкий стол в углу зала. Стул издал жалостный, но громкий стон, будто извещающий о единственном посетителе здесь, когда Польнарефф придвинулся чуть ближе к столу для удобства. Жан-Пьер обожал искусство, хоть и со стороны казался человеком, совершенно не ценящим его. Страницы с произведениями известных европейских художников вызывали трепет в сердце француза, вызывая тоску по Родине, тоску по детству; в сознании Польнареффа отдельное, почетное место занимало воспоминание о том, как с накопленных Жан-Пьером денег он и Шерри съездили в Париж на день, посетив Лувр. Как же сияли глаза его любимой сестренки, когда брат увлекательно поведывал ей о каждой картине, и как нежно улыбался сам Жан-Пьер, понимая, что доставил своей сестре удовольствие. Из размышлений Польнареффа вывели звуки шагов, разлетавшиеся по всему помещению с ужасной акустикой, отлетая от стен и повторяясь многократно эхом. Старик-египтянин, бывший, явно, неким подобием библиотекаря, поздоровался с посетителем по-арабски, и Жан-Пьер услышал знакомый голос, здоровающийся в ответ. Абдул тоже устал от палящего солнца? Друзья нашли особняк Дио? Или Абдул следовал за Польнареффом потому что считал нужным? В животе Польнареффа черным вязким пятном разлилась тревога, что явно отобразилось на его лице, так как Абдул начал диалог с Польнареффом с успокаивающей фразы: — Все в порядке, я просто волновался за тебя. Я купил тебе холодной воды. — Благодарю, — Польнарефф слегка расправил плечи и поерзал на стуле, как бы взбалтывая тревожность в животе, прогоняя её, — все точно в порядке? — Да, мы все в поисках, ничего нового. Изучаешь арабский? — египтянин все-таки подошел ближе к столу Польнареффа, перестав просто выглядывать из-за полки. Польнареффа это успокоило, он думал, что Абдул отдав воду уйдёт, но тот явно был заинтересован в книгах и в единственном читателе этой библиотеке на сей момент, параллельно являющимся коллегой по концерну, — ах, искусство? Я всегда видел в тебе заинтересованного созерцателя. В ответ Польнарефф издал неопределенное мычание, обозначавшее согласие и благодарность за комплимент. Из уст Абдула это прозвучало как констатация факта, однако Жан-Пьеру было приятно. Последний перевел взгляд на книгу, на которой в силу ностальгии был не очень сконцентрирован. Страницы были открыты на картине «Свобода на баррикадах», изображающей женщину, аллегорию свободы, поднимающую на восстание людей с флагом Франции в руках. Абдул пододвинул к столу, за которым сидел Польнарефф второй, не менее хлипкий чем у самого Жан-Пьера, стул и посмотрел на картину. Польнарефф с некой тревогой посмотрел на соседа, желая рассказать ему все, что тревожит его, и, глубоко вздохнув, произнес: — Эта картина висит в Лувре, ты знал? Я был там с Шерри 8 лет назад, — Жан-Пьер перевел дыхание, сдержав накопившиеся слезы, — Я бы хотел посетить это место с особенным человеком еще раз…я не хочу быть там один. Знаешь, «Свобода на баррикадах» чем-то напоминает наше путешествие — мы все разные люди, мы идем к одной цели по разным причинам, нас ведет незримая, но такая…ощутимая жажда победы, жажда воцарения добра над злом, которая пронизывает наши сердца насквозь, заряжая и пропитывая их адреналином. — Вы, французы, народ буйный, — Абдул слегка усмехнулся своей шутке, а потом немного наклонился и повернул лицо к лицу Польнареффа, чья голова была слегка опущена и заглянул в его глаза взглядом, полным нежности и тепла, зачаровывая и приковывая все внимание к себе, — я всегда знал, что именно ты — сердце нашей команды, Жан-Пьер. То, как ты поднимаешь нам всем дух, твой неутомимый характер вносит в наше приключение то, что тяжело описать одним словом. Для меня это было бы, — Мохаммед слегка отвел глаза задумавшись, и Польнарефф отдал бы все, чтобы снова приковать бездонные темные глаза к себе, — комфорт? Нет, — Абдул одернул себя, — недостаточно всеобъемлюще… Я бы сказал — любовь. Сколько ударов пропустило сердце француза? Может, оно остановилось вовсе? Может быть, слово «любовь» из уст Абдула станет последним, что Жан-Пьер услышит в своей жизни, да так и упадёт на пол замертво? — Эта любовь ощущается от тебя везде, — Абдул продолжал, — твоя любовь к сестре помогает нам бороться за живых, почитая мертвых, твоя любовь к жизни и окружающему миру меняет и наше мировоззрение, заставляя нас видеть мир ярче, твоя любовь к нам, твоим друзьям, не позволяет нам опускать руки. Мохаммед открыл рот, чтобы сказать что-то еще, как его прервал тихий голос рядом: — А какую любовь испытываешь, — голос Польнареффа надломился, — ты? — Знаешь, я почти всю жизнь был достаточно одиноким человеком, кото- — Не ходи вокруг да около, — отрезал Польнарефф нетерпеливо и раздраженно, чувствуя, что вздох, сделанный для этой фразы, явно станет для него последним, от напряжения грудная клетка просто отказывалась давать место легким. Абдул заглянул прямо вглубь глаз Жан-Пьера, реанимируя его, заставляя сердце выполнять суточную норму биений за считанные секунды, а потом лукаво отвел взгляд, глядя на трясущиеся руки Польнареффа, покоящиеся на книге: — Давай мы придумаем тебе другой способ снимать стресс, хорошо? Негоже ходить с такими поврежденными пальцами. Тебе же, верно, больно даже касаться чего-либо. Прежде чем Польнарефф успел разъяриться, закричать на Абдула в гневе о том, что он лишь переводит тему, Мохаммед коснулся длинных сгоревших пальцев губами, беря руку поудобнее и слегка поднимаясь в более комфортное положение, продолжая вглядываться в лицо Польнареффа. Возможно, он готов быть проткнутым насквозь праведным клинком Сильвер Чэриот, лишь бы хоть раз в жизни позволить себе такую наглость. Отойдя от шока, Жан-Пьер аккуратно переместил руку на мягкую щеку Мохаммеда, будто боялся, что мираж развеется и он снова останется в библиотеке один на один с единственной понятной ему здесь книгой. Стул громко взвизгнул, оповещая о резком перемещении по поверхности. Оба парня глубоко вздохнули перед тем, как неловко и неумело поцеловать друг друга. Абдул боязливо приоткрыл глаза, схватившись за плечо Жан-Пьера и наблюдая за помещением забытой богом библиотеки. Лишь бы никто не увидел, лишь бы никто не разрушил момент, лишь бы это мгновение длилось вечно, лишь бы им снова не пришлось выходить из библиотеки и искать злополучный особняк, лишь бы…лишь бы жить счастливо. Абдул сдается и прикрывает глаза, полностью отдаваясь партнеру, признавая, что чувства снесли ему голову, будто поднимая руки в жесте проигрыша. Но проигрыш не несёт в себе ничего горького. Момент безвинного наслаждения закончился, Жан-Пьер неловко вытер мокрые от слюны губы большим пальцем, после чего Абдул снова поднес его руку к своим губам и поцеловал костяшки. — Мы ведь повторим это? — вопрос подразумевал гораздо большее. В голове проносились лишь одна мысль: скажи да, это ответит сразу на все мои вопросы, это поможет мне встать на ноги и выйти из библиотеки, продолжить поиски, продолжить сражение и выйти из него живым — Обязательно, — Абдул явно хотел как-то ласково назвать Польнареффа, но осекся, желая сказать кое-что более важное, — я хочу, чтобы так было всегда. — Я тоже, — Жан-Пьер встал со стула, сообщая о своем намерении продолжить общее дело группы. Этой ночью он молился перед сном о том, чтобы все окончилось хорошо, чтобы их общее с Мохаммедом желание сбылось. Это была его главная причина сражаться. *** — Ты ведь купишь мне миндальный круассан, верно? Ты обещал! — протянул француз, обнимая за талию своего парня, кладя голову ему на плечо, абсолютно не смущаясь толпы людей вокруг — Уже устал? — Мохаммед отвлёкся от созерцания полотном, отдавая все внимание парню рядом — Нет, просто напоминаю, — Жан-Пьер поднял глаза на картину. — Я мечтал об этом моменте с той библиотеки, ты помнишь? Эта картина всегда чувствовалась для меня особенной, близкой по духу, но теперь, когда я могу ассоциировать её с любимым человеком она становится еще лучше. Абдул чмокнул Польнареффа в щеку и снова перевел взгляд на «Свободу на баррикадах». — Надо будет купить в сувенирах что-нибудь с этой картиной на память. — Чтобы так было всегда? — Чтобы так было всегда.