кошки

Артур энергично плещется в воде, старается научить скептически настроенного Матвея плавать. Поддерживает его на плаву обеими руками, как неуклюжего щенка, впервые соприкоснувшегося с водой. Глубокое синее небо режут крыльями горластые чайки, одуванчик солнца мечет семечками через плотную листву клёнов и дубов на песок и чужие колени. Девчонки с упоением греют бока, играют в крестики-нолики и кидают «блинчики». Артур, наконец, выпускает несчастного Матвея на берег, а сам резвится, плещется и окатывает поочередно брызгами сидящих на берегу. Вокруг тепло и безветренно, как у мамы на руках. Студенты смеются, с ними заливается и Соловей, так искренне-радостно, от чего в душе теплеет осколок льда. А может, стоит дать себе немного слабины. — А ты почему не купаешься? И всё возвращается на круги своя. Саша не носит шорты и не купается. Не закатывает штанины, чтобы пробежаться по мелководью долговязым журавлем. Он носит носки и длинные штаны, даже в жару. Даже если хочется не носить. Если вы подумали, что наш Саша не любит воду также, как Матвей, то спешу огорчить(а может обрадовать?). На самом деле, всё Саша любил: и купаться в июньский полдень, и загорать в зеленых солнечных очках (ей богу, хоть в плавках), ощущать стопами ласковую молодую траву, песок и мелкие камешки, которые забираются между пальцев и прилипают к коленям. Да и просто радоваться, не контролируя каждое своё телодвижение, не думая о том, какие оно может принести последствия. Но Артур заставлял держать себя в ежовых рукавицах, в узде, в свинцовых тисках и молчаливо напоминал своей идеальностью и абсолютной детской радостью то, что Саша не имел на это всё права. И это только если не углубляться в утренне-вечерне стабильные мысли, крутящиеся в черепной коробке как белки в колесе. Непонятно, с чего всё действительно началось. Когда взгляд стал ещё более сосредоточенным, фигура молчаливой, а задание на учебу зазубренным до отметки «отлично». Когда от чужих прикосновений появились вздрагивания, когда пришлось пропадать в душе почаще, когда нервно начали чесаться лодыжки. — Что-то ты, Алиновский, какой-то совсем подозрительный. А ты случайно снова не натворил делов, а? Нам не надо ждать "подарка"… на яблочный спас, к примеру? Поначалу подколы жутко бесили и заставляли кидаться чуть ли не с кулаками и скверными речами как бешеную собаку на движущийся объект. Позже стало привычно. Ещё позднее он осознал, что это всё было справедливо. Это было правильно — напоминать о тяжком грехе. За такое не прощают, за такое убивают и забывают навсегда. И несущим такое бремя нет места в нормальном обществе. Потому и присваивалось негласное клеймо «зараза». По-крайней мере, Саша так думал. Опять же, во всём был виноват Артур. Виноват в том, что оказался таким хорошим, таким ласковым, таким… таким. Одно лишь имя заставляло тихонько улыбаться, представляя крепкие объятия и задорный голос. Он был виноват в том, что просто был. Но повторять то, о чем вслух больше не говорят, было непростительно. Соловей — персонаж, это не изменить, это аксиома. И Агата не научила его. Только мысли о ней отрезвляли разум и заставляли мозг включаться, что теперь? У Саши были кошки. Не как у всех, ухоженные, опрятные, которые ластятся к ногам и носам; которые умеют только мяукать и мурчать на ушко тихими ночами. У него были молчаливые, грубые, знающие себе цену и возвращающие здравый рассудок. В этой квартире, на его кровати хозяевами были они. Саша против не был. Только кошек этих не видел никто. Ни Инга, ни Лиля, ни Ангелина, ни даже Артур. — Тебе бы Зиртек попить, вон весь чешешься, как бы не аллергия. — Да у него вши наверное!! Или ещё какая зараза, тьфу на нег- — МАТВЕЙ. Шутка про заразу запомнилась, отложилась немой командой под коркой и запустила процесс. Стало невыносимо грязно, отвратительно и не стерильно. Особенно паршиво было отшатываться от Артура, как от огня Марго. В ужас бросали одно лишь его непонимание в глазах, расстроенная интонация и вопросы о том, что же происходит на самом деле. Трудно быть заразным, трудно отвечать, что все в порядке, а потом сидеть подолгу в углу ванной, дрожа от ненависти к самому себе. В какой-то момент выражение лица в зеркале напротив стало невыносимо осуждающим — «это всё из-за тебя. ты опять облажался. какой же ты слабый. по уши въехать в персонажа! опять! что за выродок, как тебя носит земля.» У Артура возникло много вопросов, почему Шура завесил его и как умываться. Вода стекала блёклого алого цвета, как с крашеной головы типичной девчонки-подростка. Волосы шура не красил никогда. В первые дни ходить было совсем трудно. Ноги не сгибались, а если и сгибались, то с горем пополам, с ощущением расходящейся в разные стороны кожи. Пылающие кандалы, приковавшие его к холодному полу тюрьмы. Так будет лучше, говорил себе он каждый раз, обновляя оковы. Так будет безопаснее. Это было его наказанием, и никто не мог быть с ним строже, чем он сам. Даже коллектив, который от него отвернулся. Дозы кошек, как обычно бывает, стало не хватать. Очередной закончившийся день. Встреча с Соловьём, дверь, лестница, дверь, квартира, ванная, кровать. Шура решил задержаться на предпоследней станции, прислонившись к плиточной, в конденсате, стене. Из душа еле-еле капала тёплая вода, поливая гудящую голову и уставшие глаза, успокаивая и убаюкивая. Взгляд пробежался по обнаженному телу: худые бедра, острые коленки, впалый живот, искусанные пальцы с облезлой кожей, кошки в ногах. Невыносимое чувство заволокло внешние звуки пуховым одеялом, навалившись тоннами на сознание, тело расслабилось, и обняв себя чуть плотней, он наконец расплакался, как плачут оставленные навсегда. Не было тяжело, не хотелось кричать или метаться — на это просто не было сил. Еле достающие ногти тихонько царапали виски, размазывая по лицу воду вперемешку со слезами. Он так устал. Прислушавшись к звукам за дверью, Соловей тревожно размышлял, что делать. Что делать с его Шурой. Утро было на удивление спокойным, как после войны. Тихим и тёплым. Пахло чем-то съедобным, наверное, это свежий хлеб. Артур смиренно сидел подле Саши, подвернув под себя ноги. Руки его покоились на коленях, чуть сжимая нервно пижамные штаны. — Шур… а что это у тебя на ногах? Холодный пот прокатился от макушки до болящих лодыжек. Саша не носит шорты и не купается.