Останься со мной

Тьма настолько густа, что кажется, почти осязаемой. Мрачность атмосферы вызывает ощущение собственной ничтожности, а страх, словно изнутри заставляет покрыться инеем. Пространство вокруг противно сжимается и расширяется, а погоду здесь невозможно определить, одновременно тут сыро и морозно, грохочут раскаты грома и сверкают молнии, а в глаза острыми снежинками бьёт вьюга. Шестое чувство предупреждает о надвигающейся опасности. Она ощущается буквально на физическом уровне: тело пробирает дрожь и по нему лавиной пробегают мурашки, ладони леденеют, сердце неприятно колотится в грудной клетке, а живот скручивает и заплетает в тугой узел. Секунда и маленькое белое тельце уже прижато к холодной каменной стене. Крошечные ледяные капли просачиваются сквозь тонкую ткань водолазки, обжигая детскую кожу на спине. Дыхание сбивается и каждый новый вдох всё больше причиняет боль лёгким. Воздух тяжелеет, в нём перемешались разные оттенки: сырость, грязь, страх... - Не бойся, малыш. Мы просто поиграем, тебе не будет больно... Но сильные грубые руки уже причиняли боль, хватая тоненькие белоснежные запястья. Длинные белые ресницы дрожат на зажмуренных глазах, голос пропал и остаётся лишь беззвучно, одними губами умолять: - Пожалуйста, не надо... Прошу, умоляю... Отпусти меня... пожалуйста. - Тише... Не волнуйся, никто не узнает. Страх. Страх. Страх. Остались лишь он и мерзкий липкий ужас, парализующий детское тело и разум. Дальше картины меняются со скоростью света, одна за другой: порванная испачканная детская водолазка; запах алкоголя; разбитое зеркало; тонкое сверкающее лезвие и ровные алые ряды капелек крови, на тонких запястьях; слёзы; палата; тёмные сырые комнаты заброшенного дома; лицо брата с гадким пьяным оскалом. Резко картины прерываются. Темнота. Раздаётся его голос: - Давай же, идём со мной, не будет больно... Мы просто поиграем, ну же... Стальная хватка ощущается на уже взрослом плече. От неё рука моментально леденеет и начинает ныть от боли. Снова первобытный ужас вызывает приступ удушья. Вместе с тяжёлым надрывным дыханием удаётся лишь просипеть: - Пожалуйста, отпусти... Умоляю, Паш, я не хочу... Прошу... НЕТ! Глаза распахиваются, взор тут же устремляется прямо на белую облезлую краску на потолке. В комнате царит лёгкий сумрак, ещё не расцвело. Сон. Это был сон. Старый кошмар вернулся, спустя всего пару месяцев без приёма таблеток. Юра уже успел и позабыть некоторые его детали, но тот благополучно о себе напомнил во всех красках. Руку действительно ломит и покалывает. Юра медленно переводит взгляд на плечо. Конечно! На плече, шумно сопя, расположилась Тёмина кудрявая голова. Руку адски больно, Тёма пролежал на ней наверное несколько часов и полностью отдавил. Юра, не спеша, осторожно освободился и тихонько слез с дивана. Чуть скрипя половицами, прошёл на веранду. Холодная вода из умывальника взбодрила и немного привела в чувства, но в голове всё ещё мелькали жуткие кадры из ночного кошмара. Сейчас о событиях из далёкого, и иногда кажется, чужого, прошлого напоминали лишь тонкие длинные шрамы на запястьях, настолько светлые, что почти незаметные на белой коже. Но был ещё и тот сон. С ним долгие годы удавалось бороться, регулярно закидываясь горстями белых горьких таблеток, заботливо подобранных и прописанных психиатром. Они помогали. Юра не видел снов, когда их употреблял. Никаких снов. Ночь была просто большим чёрным пятном. А день - белым. Никаких негативных эмоций. И никаких позитивных. Слишком долго. В следствии было принято решение забросить жёлтый пузырёк с пилюлями на дно комода и забыть о нём, хотя бы на время. Кажется оно истекло. Уснуть уже не получится. Юра вышел во двор. Лёгкие тут же наполнил прохладный утренний, слегка влажный, воздух. Ноги наскоро обутые в открытые сандалии намочила роса. Солнце уже начало всходить, и она маленькими драгоценными шариками поблёскивала на травинках. Глядя на неё, Юра вспомнил момент из детства. Именно из детства, до того, как его разрушили. Момент из того времени, когда он был просто обычным счастливым ребёнком: лето, ярко-красный рассвет залил своими лучами большую часть неба, а на траве разными цветами сверкает хрустальная роса. Мама машет рукой, и протягивает горсть спелой душистой земляники. Юра бежит к ней по мокрой траве, простирая вперёд две маленькие ручки. Мама ласково улыбается и пересыпает землянику в белые ладошки. Она легонько треплет Юру по волосам и смеётся. Её смех. О боже... Юра не помнит голоса, но никогда не забудет её замечательный смех. Чистый и звонкий. Искренний и живой. Ничего подобного он больше не слышал никогда. Как же он рад, что гадким пилюлям так и не удалось добраться до этого воспоминания, и как им благодарен, что помогают бороться с остальными. Солнце стремительно поднималось всё выше. День приближался. Скоро проснётся Тёма. Надо бы сделать что-то, от чего его день начался бы лучше, чем Юркин. Тёма немного приоткрыл глаза. Вниз больно ударил яркий свет. На виски давило, голова просто раскалывалась. В ушах звенело, и казалось будто этот звон издавали сами стены. Жутко пересохло во рту, очень хотелось пить. Он немного приподнялся морщясь от букета накативших похмельных ощущений. Осторожно, стараясь резко не шевелить головой, огляделся по сторонам. Где это он? Идей на этот счёт было не много. Память отшибло напрочь. И похоже, что отшибало прямо буквально: новый приступ мигрени заставил прошипеть от боли. Тут в комнату вошёл... Белобрысый?! Вместе с новым приступом боли в голову ударила внезапно вернувшаяся память. И этот приступ оказался острее. Он заставил сморщиться и руками схватиться за виски. - Ой бляха муха... - Проснулся? Как самочувствие? - без особого энтузиазма поинтересовался Юра, и поставил перед Тёмой беленький заварник и кружку. - Так себе. Это чё? - он глянул на поставленное перед ним зелье. - Ромашковый чай с имбирём. Помогает. Выпей, станет получше. Тёма медленно взял кружку трясущимися руками, и прихлёбывая, сделал пару больших глотков. - Ничего так. Холодный. - Таким и должен быть. Повисла длительная неловкая тишина. Первым всё же не выдержал Тёма. Он поставил на место пустую кружку и многозначительно посмотрел на Юру. - Слушай, я... не очень хорошо помню, что вчера произошло. Я... Мы... - Да. Мы. Ничего такого. Мы просто спали в одной кровати. - ухмыльнулся Юра, подходя к тумбочке, он начал рыться в ящике в поисках чего-то, - О, нашёл! Мазь. Для твоих ссадин. Металлический тюбик полетел в сторону Тёмы. Тот, застывший от его ответа, неуклюже поймал мазь в паре сантиметров от своего лица. - И... И всё? Просто спали? Юра, с каким-то странным выражением лица, деланно покосился в его сторону. На лице было что-то вроде еле уловимого презрения. - Угу. Спали просто. Не считая, что я из-за тебя чуть без руки не остался. - он хитро улыбнулся и потёр руку от локтя до кисти. - Чего? - глаза Тёмы округлились, а весь его вид выражал вселенскую панику и непонимание. Интересно, что же он там себе надумал... - Да расслабься! Ха-ха-ха... Отлежал ты руку мне! Завалился блин, не повернуться не развернуться. - А... понял. Погоди ка... Блять... - он схватился за переносицу, очевидно раздосадованный только что всплывшими воспоминаниями. - Что такое? - Юра с издёвкой наклонился ближе, заглядывая прямо в лицо. - Слушай, белобрысый. Я кое-что вспомнил. Вчера я наговорил всякого... Я был в стельку. Ты же принёс самогон. Точно! Я не знаю, что ты в него подсыпал... Не хочу чтобы ты неправильно... В этот момент Юра подошёл вплотную к Тёме и наклонился чтобы взять мазь. Он оказался так близко, что Тёма мог почувствовать запах его футболки. Кофейно-ореховый. Такой уютный и знакомый. Но именно в этот момент безумно пугающий. Пугающий тем, что Тёма может не устоять перед ним. Пугающий тем, что он подтолкнёт его на роковую ошибку, которую уже нельзя будет исправить. Оправдывая свои действия здравым смыслом, и во избежание именно этой ошибки, Тёма резким уверенным движением схватил парня за запястье, не дав наклониться ближе. Юра на глазах, буквально за секунду превратился в другого человека. Он ледяным взглядом уставился на Тёму. Его белое лицо стало ещё белее и могло показаться, что вот-вот покроется инеем. Чужим, не менее ледяным тоном он произнёс: - Убери. Руку. - Слушай, я не хочу делать то о чём придётся пожалеть. Но, не волнуйся никто ничего не узнает... На этих словах "Ледяной принц" словно попал под лучи обжигающего летнего солнца. Иней стаял с лица огромными каплями слёз. Юру затрясло, он начал жадно хватать ртом воздух. Его кошмар перекочевал из сна в реальность. Ледяной тон превратился в умоляющий жалобный шёпот: - Прошу тебя, пожалуйста... Отпусти... - он дрожал и задыхался в рыданиях. Тёма, в недоумении отпустил его руку. Что он сделал не так? Что происходит? Напало дикое чувство вины и тревоги. - Юр, прости... Что я сделал? - Убирайся! Уходи, сейчас же! - Но... - Уходи!!! - казалось, Юру услышала вся деревня. Тёма лишь рассеянно буркнул что-то под нос, и поспешил убраться. Он не понимал, что такого сделал. Что случилось с белобрысым? Наверное он и правда псих. А может псих Тёма, потому что не понимает. Но всё же стоит дать ему время остыть и придти в себя. Тёма разберётся с этой странной и неприятной ситуацией, всё выяснит. Но сейчас предстояло переварить, уже полностью всплывшие в памяти, события вчерашнего вечера, и каким то образом нарисоваться перед родителями, оставшись в живых. В себя пришёл Юра спустя пару часов. Глаза болели от слёз. Руки и джинсы в крови, а рядом валяется окровавленный осколок кружки, из которой пил Тёма. Немногочисленные, но глубокие раны на руках всё ещё не подсохли. Они горели и пульсировали, постепенно возвращая к жизни. Юра не знал, сколько нужно пережить боли физической, чтобы наконец покинула душевная. Но сколько не пытался от неё убежать, она преследовала его. Не давала спать ночью и жить днём. Изводила и разрушала. Напоминала о собственной слабости и ничтожности. Трезвые мысли начали постепенно проплывать в сознании: бабушка ничего не должна узнать, ведь в больницу Юре не очень хочется возвращаться; нужно отыскать таблетки и закинуться приличной дозой, должно отпустить; ага, и прибраться, нужно убрать это кровавое безобразие; так, и что же ещё... Да, нужно будет как-то объяснить свой закидон Тёме. Наверняка он испугался, и может даже думает, что он в чем-то виноват. Но нет, он тут не причём. Он же не знает. Ничего обо мне не знает. Горькие таблетки таяли на языке. Юра поморщившись, поспешил запить их остатками имбирного чая, прямо из носика заварника. Плотный белый бинт, проворной шустрой змеёй, туго обвил запястье. Кровь почти не просочилась. Теперь придётся на какое-то время переселиться в старый, но от этого не менее любимый, свитер с длинными рукавами. Этот свитер когда-то связала ему бабушка на день рождения. Она была в восторге, когда внук буквально не снимал его с себя, даже не подозревая об истинных причинах подобной страсти к длинным свободным рукавам. Кажется сделано всё, о чём думал. Кроме одного. Он не поговорил с Тёмой. Он обязательно это сделает. Но не сегодня. Нужно побыть одному. Нужно подождать, пока подействуют таблетки. Ему обязательно станет лучше. Завтра.