Холод пробегает по телу, глаза вновь наполняются слезами. Я почти теряю самообладание, я не готова к очередному потрясению, не готова осознавать, что могло произойти или уже произошло с ней.
— Давай без паники, хорошо? — шелковистый голос Джека словно выводит меня из транса. — Для начала мы ей позвоним… Где твой телефон?
Телефон? Телефон… Я торопливо осматриваюсь вокруг.
— Нет, его здесь нет. Чёрт, где же…?
Джек с осторожностью вытягивает «потерянный» гаджет из кармана моей юбки.
— Никакой паники. Помнишь?
— Да, — соглашаюсь я, но руки выдают меня предательской дрожью.
Ему приходится отыскать номер Рут без моей помощи. Нервно разминаю пальцы, даже секунды ожидания кажутся мне невыносимо долгими. Но, к счастью, трубку быстро поднимают.
— Мама, — вскрикиваю с надеждой, — ты в порядке?
— Да, Роуз…
Только голос совсем не мамин. Страх молниеносно расходится по жилами и парализовывает тело. Неужели все мои опасения правдивы? Неужели он…?
— Мама в порядке, — продолжает Ришар с выраженной насмешкой. Трудно понять, говорит он правду или просто издевается. — Смотрю, ты уже нашла свой телефон. Но не торопись судить меня, ma chère. Поверь, тебе вовсе не стоит его жалеть. Слышала бы ты, какие ужасные вещи он говорил и что собирался с тобой сделать.
Правда, меня уже совсем не волнует, что Кэл собирался со мной сделать, как не волнует и то, что Ришар фактически сознался в его убийстве. Я хочу знать лишь одно:
— Где моя мама?
— Я ведь уже сказал тебе: с Рут всё нормально. Не веришь — убедись в этом сама. А мне пора бежать, однако мне хотелось бы встретиться с тобой завтра за ужином, скажем так, часов в восемь в главном ресторане. Думаю, нам есть, о чём поговорить.
Если бы он хотел от меня избавиться, выбрал ли бы он столь людное место? Не похоже, что в этом есть подвох, но и верить ему нельзя.
— Подождите…
— Завтра! — непреклонно подчеркивает он, завершая разговор.
Замираю с телефоном у уха, замечаю, что Джек не сводит с меня глаз, волнительно дожидаясь подробностей.
— Нужно вернуться, — тихо объявляю я, после того, как вкратце пересказываю ему суть разговора. — Я ему не верю!
— Да, и уходить отсюда следует как можно скорее, — добавляет он, помогая мне подняться.
Когда мы, держась за руки, снова выходим в гостиную, я внезапно останавливаюсь, чтобы ещё раз, возможно, в последний, взглянуть на бездыханного Кэла.
И всё-таки смерть обезличивает. Теперь он не кажется кровожадным и всевластным монстром. То, что делало его таким, навсегда ушло, оставив бледную беззащитную оболочку, которая отныне ничего, кроме сожаления не вызывает.
Медленно перевожу взгляд на свои ладони. И почти уверена, что какую-то долю секунды я вижу на них следы его крови.
Конечно, я виновата. Ведь это я лишила его сознания, я впустила возможного убийцу, а потом убежала, оставив их наедине…
— Роуз, — возвращает меня в реальность Джек, бережно обнимая за плечи и ведя за собой, — идём!
— Неужели мы… — с трудом проглатываю ком в горле, — мы оставим всё это так?
— У нас нет выбора. Если мы хоть что-то предпримем, то с навлечем на себя больше подозрений. Единственное, что мы можем, это обратиться к полиции, рассказать всю правду. И чем раньше мы это сделаем, тем лучше.
— Нет! — резко восклицаю я, и сразу уточняю мягче: — Сначала я поговорю с Ришаром, хочу услышать его версию.
— Он убийца, Роуз, он опасен для общества. Он опасен для тебя. Ты не должна идти на ту встречу.
— Мы не знаем точно, — внезапно я встаю на защиту Ришара. — А вдруг он хотел меня защитить?
— Роуз… — пораженный моей сказочной наивностью, тяжело вздыхает Джек.
Но я тут же предоставляю другой, более весомый аргумент:
— Или подставить!
Этого оказывается достаточно, чтобы Джек прекратил спор и продолжил молчаливо следовать со мной к двери. Любого бы встревожило увиденное, но не его. Он выглядит невозмутимо спокойным. Вероятно, смерть Кэла принесла ему куда больше утешения, чем мне.
Холодный ужас охватывает меня в коридоре, когда наконец приходит осознание случившегося. Идеальный мир рушится, тонет в черноте необратимости. Неужели мы лишь жалкие марионетки в тени великого кукловода? Неужели я не в силах его остановить?
Хочется упасть на пол, зарыдав от бессилия, но нежные руки Джека, по-прежнему обнимающие мои плечи, удерживают меня на ногах.
Я собираюсь с силами, стараясь не думать о худшем, когда в очередной раз возвращаюсь в мамину каюту. Как-то необычайно тихо, но в остальном будто бы всё осталось на своих местах. Замечаю только в кресле маленькое белое пятнышко, приблизившись, понимаю, что это бумага, а точнее наспех оставленная кем-то записка. Не успев даже предположить, каким может быть её содержимое, я бросаюсь к креслу и жадно разворачиваю скрученную бумажку.
«Я не собирался причинять ей вреда. Но даже если бы захотел, в личном присутствии не было бы надобности».
Что всё это значит? Он здесь не один? И где, чёрт возьми, моя мама?
Не успеваю я всерьез озадачиться этим вопросом, как слышу утомлённый её голос у себя за спиной.
— Роуз?
Рут, спустившись с верхнего этажа, в изумлении застывает на последней ступеньке. Цела. Лишь темная бирюза лестницы подчеркивает её нездоровую бледность.
— Боже, мама! Ты в порядке? — держа её в спонтанных объятиях
(я сама не понимаю, как это случилось), бормочу едва не в слезах.
— Можно сказать и так, — в голосе Рут слышно легкое потрясение, вызванное моим порывом. — Давление подскочило, решила прилечь… Так в чем дело? Ты передумала?
Нерешительно качаю головой.
— Тогда почему ты вернулась? Ты же…
— А Ришар…? — театрально оглядываюсь по сторонам. Очевидно, его здесь нет, но я должна убедиться, что он никоим образом не смел обидеть маму.
— Ушел. У него появились какие-то дела, — она с беспокойством оглядывает моё лицо. — Ты плакала? Что стряслось?
Я не была готова отвечать на эти вопросы. Думаю, однако, мне не стоит пугать Рут страшной правдой о её любовнике.
— Роуз, пожалуйста, поговори со мной…
— Нет, ничего не случилось, — как можно утешительнее отвечаю я. — Я слышала, на корабле пропадают люди и решила удостовериться, что с тобой всё в порядке.
— Ну что за глупость? Куда я могу пропасть?
— Может, и глупость, но я должна была проверить. — Понемногу пячусь назад. — И да… Извини за то, что была такой грубой, я не хотела… — бросаю взгляд на Джека, что смущенно вжался в стену прихожей. Он боялся отпускать меня одну и невольно попал в засаду. — Мне нужно идти. Будь осторожна и никому не открывай. Ладно?
— Я сегодня уже не в настроении кому-либо открывать. Уверена, что не хочешь поговорить?
Рут, мимолетом заглянув за угол, тоже замечает Джека. Она переходит на шепот:
— Ты выглядишь такой расстроенной из-за него?
— Нет! Джек никогда… — я запинаюсь, не ожидав услышать столь бесчестное предположение, — он замечательный человек, мама.
— И что же, ты любишь его? — она произносит это так, словно не может поверить.
— Да, мам, я люблю его!
Рут делает тяжелый вздох, не решившись на ответ. То ли в этом замешан Ришар, то ли виной всему её повышенное давление, но сейчас она выглядит более спокойной и менее категоричной.
— Ты всегда можешь вернуться, — добавляет напоследок, сложив тонкие руки на груди. — Не забывай.
Я коротко киваю, продолжая отступать назад, пока моя рука не соединяется с рукой Джека.
Вместе мы прогуливаемся по нижней палубе. Несколько раз, в каком-то лишённом логики бреду, я предлагаю Джеку вернуться к Кэлу, и он благополучно отговаривает меня, напоминая, что мы все равно уже не сможем ему помочь.
И пока океан под нами покорно спит, корабль, наполненный звоном бокалов, смехом семейных пар и визгами их играющих детей, продолжает жить. Чувствую себя виноватой. Я определенно не вписываюсь в идеальную картину местного общества, как отравляющая печаль в царстве улыбок. Мне мерещатся осуждающие взгляды, словно всем уже известно о моей причастности к чему-то жуткому, грязному, преступному. Мерещится, что на меня откуда-то из всей толпы смотрит он. Детектив. Глаза его красноречиво твердят, что он знает, где я была, и знает, что случилось с Каледоном Хокли. Одно движение губ. «Попалась.»
— Я не хочу здесь находиться, — тихо говорю я, резко дёрнув Джека за рукав.
К счастью, ему не нужно ничего объяснять. Он уводит меня подальше от чужих глаз и подальше от моего взыгравшего воображения.
Когда мы доходим до его каюты, меня понемногу отпускает, а вместе с тем случается резкий упадок сил. Моему организму требуется сон, мой ослабший разум хрипло умоляет не спать. И кое-что помогает мне встрепенуться. В гостиной я встречаюсь с Ноа, впервые после того случая, когда он стал свидетелем моего вмешательства в отношения Джека и Люси. Мне так стыдно перед их друзьями.
— Всё нормально. Он в курсе, — заметив моё волнение, шепчет мне на ушко Джек.
— В курсе всего? — удивлённо переспрашиваю я.
— Тебе не в чем себя винить…
— О чём вы там шепчетесь? — на удивление дружелюбно спрашивает Ноа.
Он отворачивается от телевизора, чтобы встретить нас взглядом.
— Ах, привет, — я пугаюсь ещё больше.
— Привет, — тень улыбки озаряет лицо Ноа, — рад снова тебя видеть. Как твои дела?
Я теряюсь, поскольку ожидала чего угодно, но только не того, что он окажется так мил.
— Она устала, — отвечает за меня Джек.
— Да уж, ты утомишь кого угодно своей болтовней.
— Ты тоже. Так что попрошу не приставать к Роуз с глупыми вопросами, пока я буду отсутствовать, — проговорив это, Джек куда-то отлучается.
Я стою на том же месте, где он оставил меня, снова смотрю на свои, вымазанные воображаемой кровью, руки.
— Когда ты прыгала в бассейн, ты казалась не такой застенчивой, — обращается ко мне Ноа, напомнив о своем присутствии.
Скромно присаживаюсь на край дивана — эти слова показались мне приглашением к разговору.
— Да? Ну… я была пьяна.
— А, так вот в чем секрет!
Он посмеивается и спешит заверить, что я ему на самом деле нравлюсь.
— Джек с тобой выглядит каким-то другим… Счастливым что ли.
— Спасибо, — я тоже стараюсь улыбнуться.
Непринужденный диалог долго поддерживать не выходит, мы оба вспоминаем Уэйна. Ноа до сих пор ломает голову, куда и как он мог пропасть, а я вспоминаю свой сон, о котором, к сожалению, не могу ему поведать.
— Давно ты знаешь Джека? — спрашиваю без особого интереса, просто, чтобы отвлечься на более нейтральную тему.
— Ну, не очень, — пожимает плечами он. — Мы познакомились около полугода назад, когда вместе участвовали в конкурсе. Джек выиграл это путешествие, но захотел разделить приз со мной. Собственно, поэтому мы живем вместе.
— Круто, и что за конкурс?
— Конкурс современного искусства, который спонсировал какой-то богатый французский дядька.
Почему-то словосочетание «французский дядька» вызывает у меня необъяснимое беспокойство и я пробую уточнить.
— Ты случайно не помнишь его имя?
— М-м… нет. По-моему, он даже не появлялся, — на секунду задумавшись, отвечает Ноа. — Но у меня должна была сохраниться инфа…
— Можешь посмотреть?
— Могу. А почему это так важно для тебя?
— Просто… Кажется, что знаю этого человека, — с натянутой улыбкой отвечаю я, — ну это было бы как минимум забавно, правда?
— Да, точно, — Ноа утыкается в телефон.
К этому времени возвращается Джек с горячими напитками и едой.
— Надеюсь, он тебя сильно не доставал, — обращается ко мне, заглянув через спинку дивана.
— Нет, это я его достаю.
— Похоже, у нас образовывается замечательная компания. Будешь обедать?
Я не успеваю ответить, что у меня нет желания даже смотреть на пищу, как нас обрывает Ноа.
— Нашел! Здесь указан некий… Луи Мар-сель Ри-шар. Знаешь его?
Джек озадаченно застывает у столика. Он помнит, что слышал это имя, но не понимает, почему теперь оно звучит из уст его друга.
— О чём речь?
— Роуз спросила имя того, кто спонсировал наш конкурс.
Выходит, всё было не случайно. Наша встреча не случайна. Ришар всё спланировал заранее. Но для чего?
— Да, я знаю его, — тихо мямлю я, вскочив на ноги. — Простите. Мне нужно немного отдохнуть.
Скрывшись в комнате Джека, я падаю на кровать и прячу лицо в подушку. Я ничего не понимаю. Кто этот человек?
В попытках вспомнить всё, что он когда-либо говорил, а это действительно сложно, поскольку общались мы мало, моё напряжённое сознание плавно расслабляется и я почти проваливаюсь в сон. Я пропускаю момент, когда Джек оказывается рядом. Но лёгкое прикосновение, вырывает меня из зыбкой полудрёмы.
— Это ведь тот самый Ришар? — уточняет он осторожно.
Выдохнув сонное «да», я вынимаю руки из-под подушки.
— Вдруг это просто совпадение? Может, он совладелец круизной компании или что-то вроде того? Это многое бы объяснило.
— Совпадений не бывает. Он собрал всех, кто…
Резко оборвавшись на фразе, завершение которой Джек вряд ли сможет осмыслить, я оборачиваюсь к нему.
— Глупость. Неважно.
— Думаю, тебе лучше поспать.
— Нет, — качаю головой, — не дай мне уснуть!
— Я обещаю оберегать твой сон, — убаюкивающе шепчет Джек, поправляя мне подушку.
— Но ты не можешь контролировать его изнутри.
Он с интересом глядит на меня, слегка прищурив глаза.
— Изнутри?
— Иногда мои сны не похожи на обычные кошмары или какое-то нелепое безумие, это словно… другое измерение, отдельный мир. И я боюсь, что не смогу проснуться, что останусь там навсегда.
— Роуз, — Джек улыбается крем губ, — я всегда разбужу и вытащу тебя из любого измерения.
Что ж, может, ему и впрямь это под силу? Вдруг мне, как в сказке, достаточно лишь поцелуя для пробуждения?
Окутанная объятиями Джека, я вновь отворачиваюсь к окну, долго смотрю в одну точку на письменном столе, куда ползет свет уходящего солнца. А потом, сфокусировавшись, понимаю, что точкой этой является ничто иное, как та самая, злополучная, папка с рисунками.
И внезапно ко мне приходит ясность — рисунки, до ужаса напугавшие меня тогда, изображали события сегодняшнего дня. Вот почему в каюте Кэла меня не покидало тревожное чувство, что я могла где-то видеть это. Ну конечно. Персонажи Джека были похожими на нас, вплоть до одежды, которую мы сейчас носим. И я, в силу своей невнимательности, поняла всё неправильно.
— Джек, — мягко заговариваю я, — можно взглянуть на твои работы?
— Роуз, я же…
— Ты боишься. — Теперь, в очередной раз заглянув ему в глаза, я уверена, что попала точно в цель. — И я догадываюсь почему. Иногда тебе кажется, что ты не знаешь, что рисуешь. Но, похоже, я знаю.
— Откуда?
— Если мы хотим научиться доверять друг другу, то между нами не должно быть секретов.
— Да, пожалуй, ты права, — соглашается Джек, спеша сползти с кровати. — Дважды права…
Он замирает у стола, прежде, чем взять в руки папку. Кажется, ему легче быть откровенным, когда он не смотрит мне в глаза.
— Я боялся показывать тебе рисунки, потому что… потому что они пугают меня самого. Иногда я рисую в каком-то полубреду, не отдавая себе отчета. Словно это не талант вовсе, а… проклятие.
Я сажусь, опустив ноги на пол, жду, когда он присядет рядом, и когда откроется, наконец, таинственная папка.
— Эти рисунки вряд ли имеют что-то общее с реальностью, — Джек начинает с конца. Оказывается, у него ещё десятки точных иллюстраций моих снов. — Они как из прошлого, очень давнего прошлого, и они пугают меня меньше всего, я как будто бы даже смог прочувствовать их.
Если отголоски прошлого в той или иной степени мучают нас обоих, значит, я не теряю рассудок, значит, это всё когда-то было
настоящим?
— А другие из будущего? — Я сама нахожу нужную мне страницу. И мы молча её изучаем.
Теперь понятно, почему рисунок напугал меня в первый раз, Джек не изображал ни лица убийцы, ни лица убитого, только руки, нож и кровь, а затем уже нас, обнаруживших тело.
— Роуз, это…
— Да, именно то, о чём я и хотела поговорить. Есть ещё что-то, что не воплотилось в реальность?
— В последнее время я не рисовал, — его голос становится заметно тише. — Надеюсь, нет.
— Можно? — протянув руки, спрашиваю я.
Джек неохотно передаёт мне папку. Я листаю её снова, но теперь медленно и увлеченно.
— Я могу задать тебе вопрос? — Он выглядит так, будто я только что влезла к нему душу. Видимо, мне тоже придется быть откровенной.
— Да, — отвечаю, остановившись на ночной прогулке по палубе «Титаника».
— Что ты видишь в тех своих ужасных снах?
— Не знаю, как тебе сказать об этом, — с горечью усмехаюсь я, — всё, что я вижу во снах, — здесь, на этих твоих рисунках.
— Странно, — Джек кусает губу, не до конца осмыслив в мои слова. — Так, значит, я всё же в них есть?
— Угу, — обвожу пальцем линии карандаша, — возможно, нас и вправду связывало что-то в прошлом. В нашу первую встречу мне казалось, что я уже знаю тебя. Разве так бывает?
— Тогда ты спросила, помню ли я тебя, а я сказал, что впервые вижу, — он улыбается этому воспоминанию. — Я не лгал… В то утро я успел нарисовать это, — скорее перелистывает к изображению безликой пары, целующейся на носу корабля, — как я уже говорил, лишь после знакомства, эта девушка получила твоё лицо. Закончив этот самый рисунок, я спешил к друзьям, а потом вдруг увидел тебя, стоящую на краю борта. Что-то резко во мне переломилось, я почувствовал: её спасение — это мой долг… Так что нет, ты тоже не была для меня просто незнакомкой.
Чтобы закончить наш общий пазл, я подробно делюсь, по какой причине я хотела совершить свой отчаянный прыжок в океан, концовка даётся мне с особым трудом, но я сдерживаю слёзы.
— Мне… нужно ещё время, чтобы переварить это, — признается Джек, потерев пальцами виски. Он выдерживает небольшую паузу. — Получается, я… то есть он, умер?
Киваю. Я всячески старалась избегать этого слова.
— Слушай, но теперь-то я рядом и никуда от тебя не денусь, — Джек берет меня за руки, — обещаю!
А я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы больше никогда тебя не потерять.
***
К вечеру заметно усиливается ветер и угрюмо поднимаются чёрные волны. Но мы как истинные любители морской прохлады выбираемся ужинать на балкон. Это вполне может сойти за маленькое свидание, о чём я очарованно сообщаю Джеку. А он, решив, что в таком случае нужно дополнить атмосферу шампанским, откуда-то его достаёт. Жаль, у меня не выходит получать наслаждение от жизни, не ощутив укола совести. Как смею я праздновать чью-то смерть? И хоть Джек уже тысячу раз повторил мне, что я ни в чём не виновата, что Кэл ничтожество и по большому счёту заслужил это, я не могу перестать думать иначе.
Небольшая порция алкоголя частично утоляет тревогу.
После ужина, забравшись в шезлонг и закутавшись в одеяла, мы мечтательно любуемся небом. Круглая луна пробирается сквозь мягкие облачка, а за ней мигают крошечные звёзды. В серебре их света блестят и глаза Джека.
— Ты веришь в перерождение? — спрашивает он, устремив свой блаженный взгляд куда-то за горизонт.
— Это интересная теория, — подумав, отвечаю я, — конечно, мне хочется в неё верить… И верить, что спустя жизни мы снова находим друг друга.
— Какая ты романтичная, — с ухмылкой поддевает Джек, приблизившись. — Но, если честно, мне тоже, — признаётся уже шепотом.
Наши губы встречаются, сливаясь в трепетном поцелуе. Сегодня мы стали ближе друг к другу, чем когда-либо. Избавившись от тяжести тайн и недоверия, мы обрели лучшее, что есть в отношениях, — духовную близость.
Приложившись к его груди, я совсем перестаю чувствовать холод, и вроде бы даже ветер, значительно подрумянивший наши щеки и пальцы, стихает. Утомленные веки постепенно наливаются свинцом, позволяя сну подступить слишком близко. Страшно. И в то же время невообразимо хорошо. Где-то между грёзами и реальностью мне видится свет, выходящий из недр океана. Волны под ним сверкают, переливаются, прямо как в ту ночь…
когда я потеряла его.
В какой-то момент свет становится привычным глазу, чернильное небо незаметно проясняется. Вместо тёплых объятий Джека, я чувствую объятия чего-то холодного, туго сдавливающего мою талию и похожего на…
корсет?
— Свет как будто был с другой стороны… — проговариваю вслух, наблюдая, как теперь солнечные лучи подсвечивают тёмные волны. — И откуда солнце?
— Ты в порядке?
Голос, определённо принадлежащий Джеку, звучит у меня за спиной. Мы ведь…
— Да, — опускаю взгляд на свои руки — на левой кольцо с дорогущим бриллиантом, — всё нормально.
На самом деле нет, но я догадываюсь, в чём дело.
С вымученной улыбкой оборачиваюсь к Джеку. Даже странно, что ничего, кроме одежды, в нём не изменилось. И воспринимать его как другого человека будет непросто.
— Роуз… — шепчет он, чуть округлив глаза, будто вдруг осознал что-то важное.
Надежда, что Джек каким-то образом смог попасть в мой сон, и действительно собирается вытащить меня отсюда, тоненьким огоньком вспыхивает внутри.
— Да?
— Ничего, — робко отвечает он, подумав, — просто показалось.
По крайней мере его присутствие здесь уже делает меня чуточку счастливее.
— Что это ты с собой носишь?
Я выхватываю у него папку из рук. Жадно листаю рисунки, словно жду, что на здешнем его творчестве отразится наша реальность, и с притворным любопытством в очередной раз разглядываю обнаженных француженок. Нарушать сложившуюся историю рано. Но с другой стороны она уже искажена. И в доказательство этого я нахожу то, чего подсознательно искала моя душа: нас, запечатлённых в объятиях друг друга грубыми линиями карандаша. Пусть лица не имеют четких очертаний, мне достаточно обстановки, по которой я узнаю сегодняшний вечер, проведенный под луной.
— А кто эти люди?
Джек, только что с таким энтузиазмом поведавший мне историю одноногой проститутки и мадам Бижу, теперь растерянно пожимает плечами.
— Ты что-то чувствовал, когда рисовал их?
Его лицо бледнеет, он с сомнением тянет листок на себя.
Вспомни, пожалуйста, вспомни!
— Не понимаю, когда я вообще успел сделать этот набросок. Вряд ли это было в Париже.
— Да, они как-то мало похожи на парижан, да и в целом на людей нашего времени.
— Хм…
Выше происходит какая-то суета, из которой я различаю уже хорошо знакомые мне слова:
«Покойник должен лежать в могиле».
Позабыв о рисунках, мы с Джеком одновременно устремляем наши взгляды вверх. Как я и думала, уровнем выше стоит она — та самая женщина, преследующая меня во снах и наяву. Откровенно преграждая путь раздраженному Кэлу, она неустанно повторяет одну и ту же фразу. Не знаю, что пугает меня больше: возвращение старухи, оживший Хокли или то, что зловещие слова теперь адресованы ему.
— Дорогуша, что-то мне подсказывает, вы забрели не на ту палубу, — начинает Кэл нарочито вежливо. — Это первый класс, а не пристанище для безумцев.
— Это ты забрёл не туда!
— Эй, кто-нибудь уберите эту чокнутую!
И пока Кэл занят разбирательством с атаковавшей его бойкой старухой, у меня есть время попрощаться с Джеком. Ни одна из попыток, пробудить его сознание мне не удалась. Но что насчет поцелуя?
Быстро и пылко я прижимаюсь к его мягким, розовым губам. Кто сказал, что Роуз никогда не думала об этом? Но вот Джек, похоже, пребывает в лёгком шоке.
— Прости, — шепчу неловко, отстраняясь.
— Это ты прости, — удержав мою руку, отвечает он. — Я не могу вытащить тебя отсюда.
Что?
Но слышу тошнотворное «sweet pea» в нескольких метрах от себя, и сразу же подскакиваю с места.
— Что это ты здесь делаешь? — спрашивает Кэл, буравя меня недовольным взглядом. К этому моменту я уже успеваю встать и подойти ближе. — Кажется, твоя матушка велела тебе не покидать каюту.
— Мне что же, совсем не дышать?
— Что-то мне подсказывает, что дышишь ты тут не одна! — Он легко обнаруживает Джека, оставшегося сидеть на шезлонге.
— Это мистер Доусон, я обязана ему жизнью, помнишь?
— Доусон! — пренебрежительно повторяет Кэл, хватая меня под руку. — Прошу прощения, нам уже пора. Кажется, мы договаривались об ужине вечером…
— Так и есть, — сдержанно и с чувством достоинства отвечает Джек.
— Тогда до вечера.
Кэл грубо волочит меня вдоль палубы, не обронив ни слова.
— Какого чёрта? — возмущаюсь я, не в силах вырвать себя из его цепких лап.
— Видишь ли, я гуляю с тобой.
— Вот как?
— Лучше дышать воздухом со своим женихом, чем не понятно с кем, — он ядовито улыбается, приостановив свой шаг. — Я не прав?
А я в который раз вежливо повторяю:
— Джек спас мне жизнь.
— И я пригласил его на ужин. Или этого уже недостаточно? И теперь ты обязана сопровождать этого Доусона до конца своих дней?
— Это была моя инициатива. Вчера у меня не было возможности его поблагодарить.
— Даже интересно, как ты собиралась его благодарить. Уж не телесно ли?
Я всегда считала, что мёртвых надо прощать, но ради него, пожалуй, сделаю исключение.
— Ну а что я должен думать, милая, — не услышав моего ответа, продолжает Кэл, — после того, как ты назвала меня мудаком, сбежала посреди ночи и шлялась до рассвета неизвестно где?
И я бы назвала его так снова, если бы не опередившая меня старуха. Хриплый голос её повторяет это дважды, пока двое мужчин в форме пытаются увести её за собой.
Я почему-то решаю проявить милосердие.
— Пустите её!
— Вы знаете эту женщину? Мистер Хокли утверждает, что она напала на него.
— Думаю, всё в порядке, — мягко заверяю я, переводя взгляд на Кэла, — правда, дорогой?
— Мне нет дела до сумасшедших, — он надменно шагает дальше, надеясь скрыть свою трусость.
Дождавшись освобождения моей давней знакомой, я собираюсь догнать Кэла, но она успевает одёрнуть меня за руку. Неужто собралась благодарить?
— Вода отражает свет Солнца противоположной стороны. Ты ведь это заметила?
Слегка киваю, не зная даже, правильно ли поняла её утверждение.
— Понимаешь ли, нет прошлого и настоящего. «Пара-лле-льно» вот подходящее слово.
— Это ваши «боги» нашептали вам? — подначиваю я, не всерьёз восприняв слова старухи.
— Четверо за четверых, мертвец за мертвеца, долг почти уплачен, — она ухмыляется, медленно отпуская меня.
***
Ты ещё спала, крепко и, казалось, умиротворенно. Знаю, что поклялся оберегать твой сон, знаю, что для тебя это серьезно, но я должен был, понимаешь, должен был тебя оставить, чтобы спасти от этого придурка. Я не знаю, что он там задумал и не хочу знать. Мне хватило Кэла. А убийце место за решеткой, вот моя позиция.
Он подобрался слишком близко к твоей матери, он даже каким-то образом был связан со мной. И это неспроста. Ему что-то нужно от тебя, Роуз. Я должен был попытаться предотвратить это, сделать вашу встречу невозможной. И единственный, кто, по моему мнению, был заинтересован в том, чтобы остановить его, — это детектив Картер, о котором ты мне однажды рассказала. Мне жаль, что пришлось делать это втайне от тебя, но ты не оставила выбора. Ты была упряма, но при этом до смерти напугана. Я сам всегда был скептически настроен к полиции, я имел проблемы с копами и несправедливостью их работы, но всё, что касается тебя, воспринимается мной совершенно иначе. Если бы мне пришлось спуститься ради тебя в Ад, я бы не раздумывая спустился. Твоё спасение — мой долг. Помнишь?
Я пошел туда рано утром. Разыскать его было не трудно, он хотел быть найденным. Он вышел ко мне в одних штанах и майке, и я смог разглядеть у него на плече странную татуировку, она меня почему-то сразу смутила, какой-то древний символ, который позже я увидел ещё раз на плече его напарника.
Я сообщил, что хочу доложить об убийстве человека. Он ухмыльнулся. И эта ухмылка не сходила с его лица весь наш разговор, будто я говорил о чем-то таком… очевидном. Но Картер всё равно выслушал меня до конца, ни разу не перебив. Выдержал паузу, а потом заявил, мол, знал, что я приду и даже ждал меня. Обозвал меня влюблённым, наивным глупцом и сказал, что я не должен лезть во всё это дело. Тогда-то я понял: он никакой не коп, не частный детектив; его даже никто не нанимал. Он сообщник того самого француза. Я пригрозил ему обращением в полицию ближайшего штата, на этот раз реальную, всей их шайке пришлось бы ответить перед законом. Картер рассмеялся мне в лицо, с уверенностью ответив, что я не сделаю этого... И вот тут появился второй напарник. Но не один. С ним была Люси, бедная, запуганная Люси. Он держал ее в своих мерзких лапах под прицелом пистолета. Люси плакала. Я знаю, как ты относишься к ней, но для меня она по-прежнему не чужой человек, я бы никогда не позволил им сделать ей больно. Они обещали мне, что с ней всё будет хорошо, если я не буду мешать. Люси умоляла их послушать. Мне пришлось отступить…
Однажды ты сказала: «здесь никому верить нельзя». И как же ты оказалась права. Они все здесь не те, кем хотят казаться. Но это не значит, что у нас нет другого выхода!
