***
На часах 8:15. Я не помню, чтобы спала. Помню только, что думала. Много думала, придя к выводу, что терпеть гиперопеку Рут больше невыносимо и я этого делать не стану, я не стану подвергаться наказаниям за малейшую провинность, придерживаясь дурацких запретов. Любовь не может быть под запретом. В этом мире — нет. Несмотря на трудную ночь, я впервые чувствую лёгкость, словно скинула с плеч отягощающий груз — мне больше не нужно ничего скрывать, ни от матери, ни от бывшей возлюбленного, разве это не победа? Я поднимаюсь с кровати, полная энергии, чтобы совершить какое-нибудь безрассудство, быстро принимаю душ и, уделив минимум времени косметическим процедурам, теплее одеваюсь, поскольку собираюсь вернуться сюда только под вечер. Рут на балконе. Грациозно сидит перед компьютером, грея руки о чашку горячего кофе. На секунду она отвлекается, оборачивается в мою сторону с мрачным, под стать небу, лицом. И я, удостоив её коротким взглядом, спокойно покидаю каюту. Моя уверенность пошатывается уже в коридоре. Я стремительно перехожу на бег и в последнюю секунду проскальзываю в съезжающиеся двери лифта. Я сразу замечаю Джека, что по счастливой случайности оказывается прямо здесь, передо мной. Мы не договаривались о встрече, но от того забавнее. Упорно игнорируя других пассажиров, я не по-детски запрыгиваю на его бёдра и пылко прижимаюсь губами к губам. Джек изумленно сводит брови, едва удержав меня, такую напористую и запыханную. — Эй, что происходит?! Привет... — Я соскучилась, привет. На этот раз он сдерживает поцелуй, деликатно приложив палец к моим требовательным губам, и опускает меня на ноги. — Тш-ш, здесь же люди… — шепчет с улыбкой. Впрочем, этот аргумент теряет актуальность, как только лифт звякает на следующей палубе и пожилая парочка, смущенно переглянувшись между собой, потихоньку направляется к выходу. — Они уже уходят, видишь? К тому же, они тоже когда-то были молодыми… — и пронаблюдав, с какой медлительностью те передвигаются, тише добавляю, — когда-то очень давно. Лифт продолжает движение вниз, но я хочу на дольше растянуть момент, где мы в тесной душной обстановке оказываемся друг перед другом, не сдерживаемые ничем и никем. Под контролем его томно-взволнованных глаз, пячусь назад и жму кнопку «стоп» где-то между этажами. Маленькая незапланированная шалость. — Ну и каков твой план? — сдержанно спрашивает Джек. — Хочешь, чтобы нас задержали за хулиганство? — Почему бы и нет? — улыбаюсь. — Это будет короткое, но дико интересное приключение. Такая формулировка моему авантюристу по душе, он больше не в силах оставаться серьезным. Его лицо озаряет широкая улыбка. — Иди ко мне! Стоит мне протянуть руку, как он с лёгкостью прижимает меня к груди, соединяя наши губы в нежном, интимном поцелуе, и вскоре толкает обратно, к прохладной стенке лифта. Теперь он уже не играет в джентльмена, целует мои плечи и шею, жадно втягивая кожу губами. Снова мы теряем связь с реальностью, витая где-то в недостижимом космосе, выпуская на волю всю накопленную за день страсть. Его холодные руки забираются слишком глубоко под мой свитер, заставляя соски вмиг затвердеть, его язык продолжает выводить узоры на слегка покрасневшей коже. Чувствую влагу у себя внизу и его желание, преградой растущее между нами. — Ты ведь знаешь, что в лифте установлена камера, верно? — шепчет Джек мне на ушко, чтобы затем прикусить его мочку. — Угу. — И будет дико, если кто-нибудь увидит, как мы делаем что-нибудь непристойное? — Угу, — повторяю я, ощущая прилив жара к щекам. — Значит, мы просто уйдем? — Нет уж, просто так я тебя не пущу. Незаметно опускает руку, кончиками пальцев скользя по внутренней стороне бедра, медленно поднимается вверх и скрывается под юбкой. Успешно миновав другие тканевые преграды, он отыскивают ту самую чувствительную точку моего тела. Одно прикосновение и я вздрагиваю, два — и уже таю, растекаясь под лаской. — Джек, — срывается у меня полустоном; я отчаянно цепляюсь ногтями за его плечо. — Это по-твоему пристойно? — Почти незаметно, только надо быть тише, — он склоняется над моей шеей, выдыхая в нее: — и похоже, много времени не займет. — Джек! — громче возмущаюсь я, тут же наплевав на правила. Ему приходится занять мои непослушные уста. И рьяно вплетаясь своим языком в мой, Джек продолжает интенсивнее ласкать моё тело, двигаясь всё дальше и глубже, при этом пресекая мои попытки также коснуться его. Конечно, я забыла о мыслях, терзавших меня вчера, забыла, как только увидела его в этом жарком лифте. И единственная мысль в моей голове сейчас: я люблю его. В конечном счёте, он действительно быстро доводит меня до такой вершины, что я едва могу дышать, сдерживая стоны, готовые прорваться даже сквозь поцелуи. Пик блаженства достигнут, я утомлённо падаю ему на плечо и, уткнувшись в него, тихо смеюсь. — Ты в порядке? — спрашивает он, заботливо поглаживая по голове. — Клянусь, однажды мне будет стыдно за это, — говорю я, продолжая бороться с приступом смеха. — Когда мы станем такими же старыми, как та пожилая пара, нам ещё за многое будет стыдно. — Если доживем до их возраста. — В смысле «если»? — мягко сердится Джек. — Я не позволю тебе не дожить. — Ты мне угрожаешь? — Хочу видеть, как ты с осуждением смотришь на молодых, влюбленных ребят, желающих согрешить в лифте. — Что ж, для начала, — выпрямляюсь, поправляю юбку и нажимаю кнопку «шесть», — нам необходимо то, чего у нас никогда не было… А это основа любых отношений! — Хм, чего же? Но я тяну интригу до самого конца, пока лифт не достигает нужной мне палубы. — Свидания! — Свидания? — чуть взъерошив волосы, переспрашивает Джек. — Да, именно, настоящего полноценного свидания. — Хватаю за руку и веду за собой, всё время оборачиваясь назад, чтобы любоваться его заинтригованным, слегка недоверчивым видом. Когда Джек, оглядевшись по сторонам, замечает, что привела я его в довольно-таки людное место, он решается на вопрос: — Ты разве не опасаешься, что нас могут увидеть вместе? — Нет, — отвечаю я, — нам больше не от кого скрываться. Приятно осознавать, что теперь могу сказать эти слова. — Мама и Люси уже всё знают. — Останавливаю шаг, чтобы публично чмокнуть Джека в губы. — Погоди, ты рассказала им? — он хмурится, по-видимому, не разделяя восторга. — И Люси? — Так вышло. Но, знаешь, я счастлива, что это больше не тяготит меня. Чувствую себя гораздо свободнее… И… — оборачиваюсь назад с протянутой вперёд рукой, — мы на месте. — Что это? — Он уже вовсе не успевает реагировать на все мои сюрпризы. — Карусель? — Она самая. Высокая, нарядная карусель, мерцающими огоньками манила меня сюда с тех пор, как я впервые прогулялась по этой палубе. Мне хотелось хоть ненадолго стать одной из тех детей, что с хохотом подпрыгивали вверх на своих расписных лошадках, но я могла лишь с доброй завистью наблюдать за ними. — А мы… разве дети? — Иногда нам всем нужно немного побыть детьми. И потом, это весело, — вопреки недоверию, которое источает Джек всем своим видом, я отважнее тяну его за руки, — Ну, пойдём. Пожалуйста. Один раз. Здесь почти никого. — Хорошо-хорошо, — соглашается, почти не сопротивляясь. — Разве у меня есть еще какой-то выбор? — Ну, вообще-то, нет. Я спешу выбрать коня первой, мой выбор падает на белокрылого пегаса, мечту маленькой принцессы, живущей глубоко в моей душе. Я не знаю, как так получилось, но Рут всегда проходила мимо карусели, уверяя, что в парке должны быть аттракционы поинтереснее, и чем старше я становилась, тем больше она отговаривала, а когда я отвечала, что хотела бы прокатиться именно на этом, начинала занудствовать: «Вот придешь сюда с папой и делай, что хочешь». Так мы и не пришли. Что ж, теперь я могу закрыть этот гештальт. Я не могу оставаться равнодушной, когда смотрю, как Джек, высокий и серьезный, карабкается на бурого жеребца. По началу он выгладит растерянным и немножко неловким, но затем почувствовав этот легкий ветерок, услышав эту сказочную музыку, он словно погружается в детство, с задором выкрикивает что-то вроде «ю-ху» и мчит вперёд, часто поглядывая на меня, чтобы благодарно, по-мальчишески улыбнуться, будто бы я привела его на настоящее ранчо. На мгновение и я закрываю глаза, представляя, что перед нами бескрайнее поле, а под нами живые лошади, такие высокие и благородные — олицетворение свободы. Моя прекрасная, далёкая мечта… Достичь берега вместе и вместе наслаждаться земными вещами. Вдоволь наболтавшись, накатавшись и осчастливив каждый своего внутреннего ребенка, мы, довольные и голодные, идём в ближайшее кафе. Теперь мы можем спокойно обниматься, держаться за руки, громко смеяться и делить одну упаковку картошки на двоих. И если ради этого нужно было пережить одну увесистую пощечину Люси и презрение матери, то это определенно того стоило. — Почему ты решила рассказать ей? — вдруг интересуется Джек. — Люси? Я закашливаюсь, одалживаю его колу, чтобы запить застрявшую в горле еду, и только после этого отвечаю: — Она имеет право знать всю правду. Разве нет? — Конечно, — соглашается он, тяжело вздыхая, — но я думал, стоило дать ей время оправиться после расставания. — И ты теперь злишься на меня за это? — Нет, просто немного обеспокоен. — Очевидно, наше с ней общение не продолжится. А это не так уж и страшно… В особенности для меня. — У Люси была непростая жизнь, её родители были, скажем так, не очень хорошими людьми, — сопережевательно делится Джек, — Люси прошла годы терапии и нашла спасение в творчестве, но так и не научилась прощать. — Я правда сочувствую ей, но мне не нужно её прощение. — Я к тому, что… — он берет небольшую паузу прежде, чем в очередной раз повторить: — будь осторожна. Невольно закатываю глаза. — Каждый раз мне это говоришь. — Опасность на каждом шагу! — Ага, — двигаю коробку с картофелем фри в его сторону, — доедай, я больше не хочу… Больше не хочу ни о чём таком думать. — Есть ещё кое-что. — О, не порть мне свидание! — с улыбкой протягиваю я, но затем замечаю, каким серьезным он стал. — Что? Джек долго шарит в карманах своей куртки и я уж подумываю, что он смастерил какой-нибудь милый подарок для меня, но он выкладывает на стол ключ-карту. — Что это? — Ключ от каюты Уэйна. — Он снова идёт пить и не хочет, чтобы она пустовала? — не получив никаких объяснений, строю догадки. И понимаю, что они не верны, когда ловлю на себе мрачный его взгляд. — Он так и не явился з ним. Не ответил ни на одно моё сообщение с тех пор. И остальные не видели его после пьянки… Уэйн словно испарился. — Погоди! — Мурашки волною разносятся по всему моему телу. — Как? Ты… ты хорошо искал? Заглядывал в бар? Проверял каюту, может, он взял у горничной другой ключ и не отвечал, потому что обиделся? — Как раз этим я сегодня и занимался, — с прискорбием делится Джек, — Все вещи остались на тех же местах, где я оставил их, когда уходил. Я проверил самые популярные места, куда он мог бы пойти. Нигде его даже не видели. — Почему ты не сказал мне об этом сразу? — Не хотел портить тебе настроение. Прости, я никогда не видел тебя такой жизнерадостной, как сегодня. — Джек, это… — я хватаюсь за голову не в силах продолжить фразу. — Знаю. Выходит, у Джека всё это время был доступ к каюте Уэйна. И если вспомнить его слова об охоте… Господи, Роуз, даже не пытайся это связать! — Нам нужно тщательно обыскать корабль, проверить каждый уголок, — отгоняя гнусные мысли прочь, стараюсь думать рационально. — Себ и Финн уже проверяют. Не переживай, — он нежно берет меня за руку, — всё будет хорошо! И рисунки, те рисунки… Я вздрагиваю. — Джек просто скажи, что ты к этому не причастен, — и будто бы жду, что он начнёт убеждать меня в этом. Джек, в свою очередь, в замешательстве смотрит на меня. — Не причастен к чему? — К его… исчезновению. Не верю, что говорю это вслух. — Роуз, нет, — оскорблённый предположением, он моментально выпускает мою ладонь из своей, — как ты можешь меня подозревать в таком? — Прости, прости, я не знаю, что на меня нашло, — глаза мгновенно наполняются слезами. Как же я презираю себя за сказанное. — Я увидела твои рисунки и… — А, так вот в чем дело, — он ухмыляется с обидой, — я знал, что ты их не поймешь. Но то, что начнешь подозревать в убийстве друга… Чёрт, Роуз, да ты превзошла себя! Джек не реагирует ни на одно из моих прикосновений, торопясь поскорее встать из-за стола. — Ты уходишь? — с печальной обреченностью спрашиваю я. — Да. Ты права, нужно продолжать поиски Уэйна. Могу провести тебя в твою каюту, если хочешь. Я знаю, что глубоко задела его, ранила в самую душу, а он сохраняет спокойствие и продолжает оставаться для меня хорошим. — Я останусь здесь. — Как скажешь. — Спокойно смотреть на то, как я хныкаю и промакиваю салфеткой глаза, он, очевидно, не может и, только ласково потрепав меня по волосам, уходит.***
Целый день я скитаюсь по кораблю в одиночку. А под вечер прихожу в парк, в тот самый, где всё и начиналось, и сажусь на те же качели. Сладкий аромат жасмина напоминает о том, как хорошо здесь было в тот день, когда мы просто сидели и говорили. Ничего теперь не осталось. Лишь одиночество и пустота, и жасмин. Сама виновата. Тоскливо кладу голову на трос, наблюдая за оживленной улицей и людьми, что просто гуляют и продолжают наслаждаться отпуском. Я бы могла просидеть так всю ночь, с завистью подглядывая за ними, но вскоре кто-то оказывается рядом, присаживаясь на незанятые качели. Меня это сразу приводит в напряжение и я решаюсь взглянуть на соседа. — Привет, — тихо бормочет Люси, не отрывая взгляда от земли. — Тоже одна? — Да, — без каких-либо пояснений коротко отвечаю я. Её злорадство это последнее, что мне сейчас нужно. — Это будет странно, но… извини, — она изображает что-то похожее на улыбку. — Я сегодня много думала, читала разную литературу и пришла к выводу, что мужчину нельзя увести, если он сам этого не хочет. Я должна злиться на Джека, а не на тебя. Я безмолвно киваю, ожидая подвоха, впрочем, если он и есть, то она с ним не торопится. — Хотя не могу. В отличие от тебя, я даже не могу сказать, что любила его. Да, мне было хорошо с ним, комфортно, но это совсем не одно и то же. Не в настроении говорить, я продолжаю молчаливо наблюдать за прохожими. — Если хочешь, можем выпить вместе. У меня в баре напротив новый друг, он часто угощает и готов закрыть глаза на возраст. — Я, пожалуй, здесь посижу. Вдруг в твои планы входит ядовитый коктейль для меня. — Без проблем… — Люси встаёт и выпрямляется. — Но если что, я буду там. Проводив её взглядом, уже не могу отвести глаз от вывески бара. Я словно отсюда слышу запах алкоголя и безмятежности, и этот заразительный пьяный хохот. Борьба с собственным подсознанием идёт недолго. Тем более, веских аргументов «против» у него нет. И вот, спустя какое-то время, я стою на пороге заведения; вдыхая дым чьих-то дешевых сигарет, ищу свою подругу. Она скромно устроилась у края барной стойки, выглядит действительно одинокой и разбитой, настолько, что мне становится совестно. — Прости меня, — это первое, что говорю я, взобравшись на высокий стул. — Я… — Да брось! — Махнув рукой, обхватывает свой стакан. — Всё неважно. Я быстро завожу новые знакомства. И знаешь, какой первый вопрос я им задаю? Люси понимает, что предположений не будет, и с усмешкой выдает: — «Знаете ли вы Роуз или, может быть, рыжих на этом корабле?» Она в одиночку смеётся над своей шуткой. А потом к ней присоединяется бармен, такой забавный и кругленький молодой человек. Не уверена, что он вообще слушал, о чём она говорила. — Стив проверку прошел, — поясняет Люси, поднимая на него свои покрасневшие глаза. — Это моя подруга, сделай ей чего-нибудь… что она пожелает. — Твоя подруга? — приветливо повторяет Стив. — Прелесть. И тут же получает толчок в выпирающий живот. — Чего желаете, мисс? — с вежливой улыбкой обращается уже ко мне. Я в смятении смотрю на него, учащенно хлопая ресницами. — Я даже не знаю. Стив тотчас же догадывается, что перед ним полный профан в этом деле и обещает, что сделает выбор за меня, что-нибудь вкусное и легкое, «для очаровательной леди». Только вот я совершенно не понимаю, как с этого вкусного и легкого, я в последствии перехожу на текилу. Люси ничего не советует, но и ни от чего не отговаривает, всё чаще зависает в телефоне, активно переписываясь. А я изливаю душу бармену. — Кому ты там всё время пишешь? — пока Стив занят другими посетителями, осмеливаюсь спросить я. — О, это чувак из Тиндера. Не могу долго быть одна, — она кусает губы, не отрываясь от экрана. — А что на счёт Стива? — Посмотри на этот живот, — возмущается она, указывая на него пальцем, — это мне точно не подходит! Мы ещё долго хохочем с этого. Вдвоём и со Стивом, который, как обычно, не слышал шутки, но рад посмеяться за компанию. Последней порцией текилы он угощает меня бесплатно, а после неё всё как в тумане… Веселье длится ровно до тех пор, пока в баре не объявляется Кэл. Он обменивается с Люси какими-то гневными фразами. Что-то вроде «Как ты посмела споить девчонку? А что скажет её мать?» И даже не спросив, хочу ли я остаться, собирается отвести в каюту. Разумеется, я отчаянно противлюсь этому. — Слушай, я что-нибудь придумаю снова, Рут не будет на тебя злиться, — дружелюбно уверяет он, пока я всеми силами борюсь с его длинными руками, вообразив, что это настоящие змеи. — Я уже пообещал ей привести тебя обратно. — Нет, оставь меня, я никуда не пойду! — Не вынуждай меня прибегать к… — Отвали! — я продолжаю его колотить и отталкивать, — Мне плевать на Рут! Я не пойду! Люси, скажи ему! Люси! Однако Люси слишком увлечена чем-то в телефоне, чтобы обратить на меня своё драгоценное внимание. — Люси! — кричу я, когда он, всё же схватив меня, тащит за собой. — Стив! Последний крик отчаяния и я смиренно волочусь за Хокли, который, как оказалось, успел прибрать к рукам мою сумку с телефоном. Он весьма обходительно ведёт меня, придерживая каждый раз, когда я не могу сообразить какая из трех ступенек настоящая. Иногда его рука как бы невзначай дотрагивается до моего зада, но что-то подсказывает моему пьяному разуму: он просто пользуется моей беспомощностью. Наконец, мы добираемся до каюты и я с облегчением прислоняюсь к стене, пока Хокли, заперев зачем-то дверь, проходит дальше, к столику, где стоит бутылка виски со стаканом. Я немного осматриваюсь вокруг, не замечаю ничего необычного кроме того, что все вокруг плывет. — Можешь идти к себе, я в порядке, — выговариваю как можно чётче, — и прекрати пить мамин алкоголь! Она будет злиться. — А я у себя, — лыбится Хокли. Прихватив стакан, он медленно крадется ко мне. — Добро пожаловать в мои апартаменты! Чем больше я всматриваюсь в отдельные детали комнаты, тем больше её не узнаю. Дыхание и пульс учащаются, я крепче вжимаюсь в стену. — Но… ты обещал отвести меня к матери. — Ты слишком пьяна, милая… Скажи спасибо Люси. — Это тебе она писала весь вечер? — с досадой спрашиваю я. А Джек ведь предупреждал меня о коварности Люси. И опять я не послушала его. Дура. Кэл молчит, изучая меня с ног до головы, как какой-то товар. Нервно протягиваю: — Пожалуйста, дай хотя бы телефон. Я хочу позвонить маме. — О, Рут. Самая удивительная мать, которую я встречал. Так искусно продать общество своей дочери — это талант, — Кэл уже передо мной, тянет вверх мой опущенной подбородок, вынуждая смотреть в его хищные глаза, — дорогой и бесполезный выходит эскорт.