Счастье

      Минхо подорвался на постели, ещё толком не проснувшись после глубокого сна, когда его руку сильно сжали в районе запястья, вонзаясь в тонкую кожу немного отросшими ногтями. Расфокусированным взглядом он посмотрел на парня возле себя, чьи горячие пальцы буквально впились в мягкую плоть, рассыпая на ней следы-полумесяцы. Светлая чёлка прилипла ко лбу от проступившей испарины; чуть пухлые губы, через которые парень пропускал воздух, приоткрыты и ужасно иссушены, отчего на них даже появились мелкие трещины с проступившей кровью; чёрные брови были сведены к переносице; а всё тело свернулось в клубок. Дышал Джисон шумно и рвано, почти судорожно, продолжая сжимать чужие руки в своих. На мгновение Ли замер, чтобы ошарашенно осмотреть чужую влажную шею, где заметно билась вздувшаяся вена. Немного склонился над открытым участком кожи и осторожно провёл кончиком носа: еле ощутимый аромат хвои, смешавшийся с запахом пота и травяного шампуня. Минхо нервно и тяжело проглотил скопившуюся слюну, пока хватка на собственных запястьях, казалось, только усиливалась. Ужасно рваным движением парень положил раскрытую ладонь на мокрую шею, постепенно поднимаясь выше. — Ханни, — тихо позвал Ли, но в ответ услышал тихий, ужасно недовольный скулёж. — У тебя снова температура!       Руку буквально пришлось отнять от горячего и покрытого испариной лба. Тот жар, что прорывался сквозь медовую кожу, казалось, мог спалить Минхо дотла и оставить на нём болезненные ожоги, уничтожив плоть. Ли грубо засунул руку за ворот пижамной кофты возлюбленного и прижал её к обнажённому телу, чтобы почувствовать яркое, безудержное пламя, распаляющее омегу. На прикосновение холодных ладоней Джисон простонал звонко и раздражённо, выгнулся в спине, лишь бы минимизировать касания к нагой коже. — Джисон!       Нехотя Хан разлепил глаза и, нахмурив брови, посмотрел на Минхо, наконец, ослабляя хватку своих рук на чужих запястьях. Бессознательно он надул губы и отвёл взгляд в сторону, а после уткнулся лицом в сырые от пота подушки и сильнее подтянул колени к груди, игнорируя ощутимые прикосновения к своему плечу. Переживание и волнение в душе старшего быстро сменились на злость и раздражение, потому что его омега не подчинялась и не откликалась. И пока Ли пытался успокоить разыгравшуюся под кожей ярость к неукротимому упрямству Хана, тот перевернулся на другой бок, спиной к возлюбленному, и часто засопел, будто всё ещё пытался урвать остатки сна, которого его лишили. — Ты меня игнорировать вздумал? — прошипел Минхо и, приложив немного усилий, перевернул Джисона на спину, чтобы посмотреть в бледное лицо.       Сонный взгляд Хана встретился с рассерженными глазами Ли, отчего по загривку пробежали мурашки. Вот только в одно мгновение настроение его переменилось, и теперь Джисон смотрел на парня яростно и с вызовом. — Что? — низкий, севший голос, пропитанный нотками неприкрытого гнева. — Какого хрена, Джисон? — Чего тебе надо от меня сейчас, хён? Можно мне ещё поспать?       Минхо опешил. Слишком редко ему удавалось видеть Хана настолько раздражённым, особенно, если это касалось его самого. Джисон фыркнул на удивлённое выражение лица Ли и вновь отвернулся от него, пока ещё не осознавая, что что-то не так. Кровать тихо заскрипела, после чего послышались шаги босых ног по полу, а следом и хлопок двери. Только спустя несколько секунд, когда удалось проморгаться от остатков сна, Хан перевернулся и поднялся с влажных подушек. Его сразу же повело в сторону и резко затошнило, отчего вновь пришлось упасть обратно на постель, жмурясь и часто глотая вязкую слюну. Сердце бешено стучало в груди, а перед глазами всё плыло, поэтому даже в белый потолок смотреть было невыносимо тяжело. Хан прикрыл тяжёлые веки, вслушиваясь в собственное рваное дыхание, которое вскоре разбавилось звуком приближающихся шагов. Очередной недовольный скулёж, стоило ледяным рукам проникнуть под ткань кофты, пропитанной потом насквозь, чтобы устроить электронный термометр подмышкой. Хватило недолгих секунд, чтобы тот отвратительно громко, как казалось в напряжённой тишине, запищал, а Хан распахнул глаза испуганно. Минхо злобно, но с ясной тревогой, переводил взгляд с прибора на застывшего Джисона. — Вставай, одевайся, — скомандовал он, поднимаясь с постели. — Чего? Зачем? — Мы едем к врачу. — Я не поеду никуда, — глаза младшего следили за тем, как Ли переодевался в свою повседневную одежду, которая стопками хранилась в комнате Джисона. — Мне скорую вызвать? — Минхо даже не удосужился наградить хотя бы строгим взглядом омегу, которая просто сжалась на постели, стараясь подавить приступ тошноты. — Хён! — Хан с усилием приподнялся на локтях. — Да что такое? — У тебя 39,9. Всё? Собирайся, я повторять больше не буду.       Хан обескуражено продолжал полулежать на кровати, пока Минхо торопливо собирался и попутно, видимо, вызывал такси через телефон. На постель упала тёмная толстовка и серые джинсы, вытащенные из шкафа, чтобы Джисон, наконец, переоделся. — Мне нужно душ хотя бы принять, — почти прошептал он. — Ну, так иди, у тебя всего есть десять минут.       В такси они ехали молча, но сидели непозволительно близко друг к другу, хоть и было неудобно. Минхо прижимал Джисона к себе, иногда поправляя маску на его лице, когда та сползала из-за бесконечных прикосновений Хана к носу — подсознательная привычка при явном волнении. Каждый раз Ли гладил парня по спине, когда тот заходился в крупной дрожи, вызванной подступающим приступом тошноты и разбирающим тело ознобом. Только после душа Хан понял насколько ему было плохо. Кости ломило, голова шла кругом, перед глазами стояла расплывчатая картинка, что даже лица своего возлюбленного Джисон почти не мог разобрать, отчего наворачивались слёзы, ведь тот так бережно его успокаивал и поддерживал, несмотря на то, что ранее был сильно зол и разгневан. Перед самым выходом из общежития, не боясь порицания или быть увиденным, Хан нежно поцеловал Ли в губы, настолько чувственно и осторожно, будто боялся, что тот просто исчезнет, если бы поцелуй был иным. Неприятная боль пронзала истерзанные губы, которые вновь начали кровоточить, стоило Минхо в забвении отстраниться от пленительной ласки, но пылающего жара, который пугал до покалывания в пальцах. Он бережно стёр несколько капель проступившей крови с бледных губ, погладил ласково по щеке и аккуратно взял за руку Хана, нерасторопно нацепляющего чёрную медицинскую маску на смущённое лицо.       А вот в больнице Джисон резко перестал чувствовать себя под защитой, когда из-за каждого слова, произнесённого врачом, он ощущал, как сильные пальцы впивались ему в плечо с таким рвением, будто желали сломать. — Я предупреждал о необходимости делать перерыв в приёме подавителей? — скучающим голосом поинтересовался врач, вглядываясь в лицо с болезненным румянцем. — Да. — Вы пренебрегли моими настоятельными рекомендациями по посещению нашей больницы каждые три месяца. Вы не сдали нужные анализы и не сделали перерыв в приёме сильных гормональных лекарств.       Минхо стоял возле сидевшего на стуле Джисона и ласково начал гладить его по спине, пока пытался вникнуть в слова врача, иногда сжимая руки в кулаки. Даже через несколько слоёв одежды Ли чувствовал всё ещё не отступающий жар, который безжалостно разбирал в лихорадке тело его возлюбленного. — Да, — вновь повторил Хан и понурил голову, отчаянно идущую кругом от любого движения. — Нам было необходимо поменять назначенный препарат на более слабый перед полной отменой, однако вы не пришли на приём. Теперь же ваш организм находится в состоянии перед течкой, которая не может начаться из-за превышенного количества гормонов. — И что нам делать? — поинтересовался Минхо, заглядывая в безучастные глаза врача-омеги. — Отменять лечение. Дожидаться течки. К слову, она будет болезненная и, скорее всего, долгая, если в организме не произойдёт очередной сбой. Вероятность забеременеть равна нулю в таких случаях. Я же так понимаю, что вы, — врач указал кончиком ручки на Ли, — партнёр Джисона? — Всё верно, — Минхо нервно поправил маску на лице, скрывая за ней своё негодование от всего услышанного. — Будьте с ним рядом, видимо, без контроля со стороны здесь будет не обойтись. Я выпишу сильное обезболивающее и жаропонижающее. Температура может наблюдаться до самого первого дня течки, если же она будет оставаться высокой, то рецептурные лекарства можно принимать уже сейчас. Никаких подавителей и блокаторов принимать нельзя ближайшие полгода, — врач сделал пометки в тетрадь и посмотрел на Хана. — Ваш запах будет очень сильным, как только эффект блокаторов исчезнет. Поэтому первые недели лучше переждать и не выходить из дома даже после окончания течки. — Но, у нас же камбэк, — тихо обратился Джисон к стоящему позади него старшему. — Помолчи, мы с тобой потом всё обсудим.       Получив несколько справок и рецепт, парни покинули кабинет врача и торопливым шагом направились из больницы, пока ещё было не слишком много людей столь ранним утром. Минхо потребовалось немного времени на поиск машины, которую можно было бы арендовать, и только после этого оба погрузились в тёплый салон. Джисон торопливо стянул с себя маску, не боясь, что его лицо кто-то увидит за тонированным стеклом, и быстро задышал, откидывая голову чуть назад. Под плотной толстовкой тело вновь стало влажным и неприятно липким из-за лихорадочного пота, а волосы под кепкой и вовсе были насквозь вымокшими. — Ты мне солгал. — Это не было вопросом, и Хан это слышал. — Ещё и Ким Сынмина подбил ко лжи. — Прости. Но со мной всё было в порядке. — Ты несколько раз меня уверял, что ходил к врачу! — Минхо повернулся к испуганному от громкого голоса Джисону. — Ты сказал, что в последний визит всё было в порядке, а буквально спустя несколько дней у тебя снова жар. Такое безответственное поведение… Как же это в твоём духе. — Хён, я… — младший замялся, выгибая и перебирая пальцы правой руки от волнения. — Что ты? — Минхо был зол. — Ладно, тебе плевать на мои чувства. А про ребят ты подумал? Перед самым камбэком ты вот такое выкинул! — Мне не плевать! Просто, я боялся, что мне отменят подавители, тогда бы я точно всех подвёл! — А сейчас, по-твоему, ты не подводишь? Мы бы пережили кратковременную течку, и использовали бы блокаторы без подавителей. Так в чём была твоя проблема? — Минхо разъярённо смотрел на стушевавшегося возлюбленного. — Теперь вообще непонятно, что с тобой произойдёт, и как твой организм это перенесёт. — Малыш, прости. Я не подумал. Я не знал, что всё может обернуться так. Прости, я не хотел…       Минхо смягчился, заметив насколько Хан переживал, чуть ли не плача. Его тонкие пальцы переключились на джинсы, то защипывая ткань, то разглаживая, и такие незатейливые действия проявляли полную картину тревожности. Кое-как Ли притянул затихшего Джисона к себе за руку, чтобы посмотреть в его большие глаза, где плескались безграничная вина и печаль. Он уложил прохладную ладонь на его пылающую щеку, поглаживая большим пальцем нежную, смуглую кожу, незапачканную косметикой. Нельзя было позволять себе срываться, но волнение за возлюбленного, за его здоровье, бесконечная трата энергии на тренировках и приближающееся первое выступление с новым альбомом — всё просто довело и вынудило вылить свои эмоции на самого дорогого человека. — Извини, Ханни. Мне не стоило повышать голос. — Нет, хён, ты прав. Я всех подвёл. — Мы все присмотрим за тобой. Всё будет хорошо.       Пухлые губы, нежные и увлажнённые ранее применённым бальзамом, бережно прикоснулись к сухим и потрескавшимся, впитывая жар, будто перенимали его. Цепкими пальцами Джисон ухватился за чужую куртку, притягивая своего любимого к себе ближе и игнорируя яркий дискомфорт от упирающейся в тело ручки селектора. Хан шумно засопел, стоило старшему углубить поцелуй, скользнуть языком в открытый рот и после словить тяжёлый стон, когда удалось поймать губами чужой язык и начать посасывать его. Под кожей расползалось животное тепло и желание, поэтому Минхо быстро оторвал впившегося в его руки Хана от себя, шумно дыша. — Я чувствую твой запах, Ханни. Это полнейшее безумство. За эти несколько лет я уже и забыл насколько он восхитительный. — Минхо-хён? — Джисон тоже впитывал расползающийся по салону запах озона, который пьянил и кружил голову ничуть не меньше высокой температуры. — Что такое? — Ты — моё счастье. Я так благодарен судьбе, что она подарила мне тебя. — И я тебя люблю, — Ли ещё раз поцеловал желанные губы.       Жаропонижающее, обезболивающее и препараты от тошноты стали новыми друзьями для Джисона на протяжении всего продвижения нового альбома. Ему давалась игра на публику невероятно тяжело, и это видели все, особенно на живых встречах. Как бы Хан ни пытался — скрыть плохое самочувствие не получалось: иногда жар накрывал волнами прямо на сцене; тошнота подступала к горлу в самый неподходящий момент; головокружение сбивало с верного местоположения и вынуждало путаться в движениях во время выступлений, отчего чувствовался лишь стыд и презрение к самому себе. Сынмин и Минхо всегда были рядом, буквально не отлипали от него в залах ожидания, на сцене перед записью, и сразу возвращались к нему, как только камеры отключались. Бан Чан старался тоже находиться поблизости и закрывал младшего собой, особенно, если рядом находилось много людей. И как же Джисон им был благодарен.       Вместо упрёков и обвинений, которые он ожидал получить от мемберов после того, как Минхо им всё рассказал, Хану подарили искреннюю поддержку и тепло. То самое тепло, что изо дня в день продолжало греть его, помогая выстоять и выполнить свою работу, несмотря ни на что. Каждый новый день становился настоящим испытанием: но его близкие были рядом, оберегали и защищали. Каждый раз, закидывая в себя жаропонижающее, Джисон думал, что медленно умирает, ведь то, что творилось внутри измученного тела, невозможно было даже описать. Однако он понимал, что это всё его вина, поэтому опустить руки просто не имел права. Спасало только то, что течка не начиналась, хотя, казалось, именно она могла бы облегчить страдания, и то, что запах по-прежнему почти не ощущался. Джисон был в безопасности.       До последнего дня выступлений. Со сцены он просто сбежал, под удивлённые взгляды операторов и персонала. И Минхо. Только после того, как парни закончили запись, Ли рванул следом, но нигде не мог отыскать младшего. Он оббежал все отведённые для их группы и стаффа зоны, но всё было тщетно. Тот страх, что тогда обуял Минхо, невообразимо даже представить: его сердце стучало так яростно и сильно, что отдавалось ударами в горле, сжимая его будто тисками. Но когда чуткого носа коснулся знакомый хвойный запах, то парень всё понял. Рваным бегом он добрался до запертого туалета, куда начал чуть ли не ломиться, потому что хвоя расцветала в своей насыщенности быстро и рьяно, затопляя собой все другие запахи. И Минхо был уверен, что все находящиеся рядом альфы уже могли почувствовать его. — Ханни, это я, открой!       Щелчок замка и дверь поддалась яростному напору. Ли сразу же бросился к возлюбленному, осматривая его заплаканное лицо. Из карих глаз, потемневших из-за затопивших сладкую радужку зрачков, стекали крупные слёзы, скатываясь по пылающим жаром щекам, а губы дрожали, пока Джисон пытался что-то сказать. Его ощутимо трясло, грудная клетка быстро и часто вздымалась, пока омега хватала ртом воздух, чтобы хоть как-то успокоиться. — Так… Так плохо, чёрт. Хён.       Остервенелый, ужасно яркий запах хвои вынуждал Минхо задерживать дыхание, потому что всё происходящее превращалось в настоящую пытку: внутренний зверь, до этого мирно дремавший где-то внутри, пробуждался и начинал выть, впервые чувствуя свою омегу рядом. И хвойные нотки грубо пронзали кожу и вплетались в вены, словно яд, что спешно отравлял организм. Потемневший взгляд Ли проскользил по телу парня перед ним и замер на стройных ногах. Светлые брюки были пропитаны естественной смазкой, которая выделялась в неимоверных количествах, пока дрожащий от страха и боли Хан пытался хоть как-то свести слабые ноги вместе. Влажные пятна были слишком заметны на одежде, а запах только усиливался: ни к чему хорошему это не могло привести. Природный аромат Минхо тоже начинал распускаться первыми послегрозовыми нотками свежести, отчего Джисону делалось только хуже: он чуть ли не хныкал от обилия чувств и ощущений, разом желающих погубить его. Кое-как переборов сорвавшегося с цепи альфу внутри себя, старший стянул со своих плеч плотную кофту и подвязал её на бёдра Хана, скрывая хотя бы часть «проблемы». Он подхватил ослабленное тело на руки и подошёл к выходу, стараясь сконцентрироваться и не думать о том, что в его руках течная, доступная и плачущая омега. Его омега.