***
Не в порядке. Кэйа ошибся. Все совсем не в порядке. Такой длительный перерыв боя не мог не сказаться на настоящем. Первым поручением, за которое взялся капитан кавалерии, было убийство парочки десятков хиличурлов и двух Гидро Магов Бездны. Подозрительное скопление монстров в одном месте не сулило ничего хорошего. Только вот… уже после пяти обычных хиличурлов, одного большого с деревянным щитом и Магов стало… как-то не по себе. Двигаться с каждой, казалось, секундой становилась все сложнее. Ноги почти сразу устали, из-за чего Альбериху пришлось на какое-то время опереться ладонями на колени, переводя дыхание. Появилась частая отдышка, воздух казался слишком резким, чтобы дышать. Сердце билось с высокой скоростью. Хоть боли и не осталось от всех ран, но от долгого времени, проведенного в лазарете, возникло быстрое утомление мышц. Это… плохо. Очень. Хиличурлов слишком много… Но Кэйа должен справиться. Должен… Однако врагов осталось еще десять. Целая половина. Очень жаль, что дождя не намечается. Положению бы сейчас это сильно помогло. Использование Крио элемента дало бы хоть время на передышку. Пока хиличурлы заморожены — угрозы не представлялось. Но даже близко воды не было видно. Осталось пять. Но сил… Альберих никогда бы не стал оканчивать бой с этими жалкими подобиями человека бегством. Он мог его не начинать, просто пробежать, но убегать — нет. Но сейчас ситуация слишком сложная. В какой-то момент Кэйа упал на колени, упираясь кистями рук на траву, опустив голову вниз. Дышать сложно. Трудно. Невозможно. Кажется, он был прав. От смерти нельзя бегать вечно. Кому суждено умереть — умрут. И неважно каким способом, и насколько он будет жестоким: растерзают в клочья дикие звери, сожгут заживо или пронзят десятком мечей в не смертельные места, чтобы умер не от удара, а потери крови, но при этом получив нереальную боль; героическим: спасая любимого за счет цены собственной жизни или на войне, защищая родину; или унизительным. Все это не имеет значения. Насколько же несовершенно всё-таки человеческое тело. Каждая мелочь может убить его. Но что хотел сам Альберих? Жить? Родившись потомком одного из людей Каэнри’аха и став «последней надеждой», он уже подписал себе смертный приговор. Он должен умереть. Пускай и таким никчемным образом. Хиличурл уже близко. Вот он, со своей дубинкой подходит к капитану и… сгорает дотла. Остается лишь пепел, развивающийся на ветру. Огонь. Проходят считанные секунды, пока шум врагов не затихает полностью, оставляя место звуку, потрескивающего в вечернюю пору костра. Все мертвы. Хоть Кэйа и не видит постороннего — у него по-прежнему непозволительно для капитана мало сил, — но догадывается, кто это. И все догадки подтверждаются, когда перед ним появляется протянутая в черной перчатке ладонь. Дилюк. Ощущение, будто Альбериха уже преследуют. Слишком много встреч с Рагнвиндром в последнее время. Это порядком надоело. Надо прекращать. Но парню не нужна помощь. Он игнорирует руку перед собой, пытаясь встать самостоятельно. Дыхание постепенно начинает приходить в норму, сердце восстанавливает привычный ритм, а с мышц сходит утомление. Когда Кэйа поднимается, беря свой меч, винодел отходит на шаг назад, бросая на того оценивающий взгляд. Альберих принимает решение уйти, но проходя мимо свободного брата, задержавшись, леденящим душу голосом произносит: — Дилюк, запомни. Мне не нужна твоя помощь. Никогда. Просто считай, что меня не существует с того самого дня. «Да что с тобой происходит?!» — единственная мысль, что никак не покидает голову Рагнвиндра.***
Дела плохи. Работы еще куча, но сложно уже. А ведь такое легкое поручение. Нужно исправлять положение. Перед тем, как взяться за следующее задание капитан кавалерии решает выделить пару часов для тренировки, чтобы попробовать привести тело в прежнее состояние, — ничего же не случится, если он сегодня задержится на должности? По его подсчетам, на то, чтобы полностью восстановить организм, если уделять в день хотя бы несколько часов сверх работы, то понадобится не больше полной рабочей недели и двух выходных, которые можно будет полноценно посвятить тренировкам. А значит, что уже через семь дней все будет в порядке. Отлично. За три недели абсолютного постельного режима это — небольшая цена.***
Наступила ночь. Тихое сверкание светлячков и холодное сияние далеких звезд, украшающих тьму неба. Красиво. Атмосферно. Закат был уже давно. Кэйа не то, что слегка задержался, он ужасно сильно опоздал. Еще часов пять назад парень должен был вернуться домой, но вот он только заходит в орден заполнять отчет, на который требуется около часа времени. Кошмар. Собственный кабинет встретил парня ожидаемой тишиной. Бумаги никак не кончались, было сложно. Документы Альберих заполнял дольше, чем обычно из-за того, что уже порядком отвык от письменной работы, да и нехватка сна из-за ночного пробуждения сказалась на этом факторе. Мышцы ныли, глаза кое-как держались открытыми, так и грозясь сомкнуться, голова пульсировала, отдаваясь неприятной болью в висках, скорость умственных процессов заметно снизилась. Такими темпами он просидит здесь еще долго, и хорошо, если не до самого утра. Может, остаться ночевать здесь? Поспать, а потом снова взяться за отчеты и прочие бумаги. До начала следующей смены он точно сможет управиться, если возьмет отдых. Никогда нельзя о нем забывать. Туша свет в комнате, парень ложится на диван.***
Кэйа сидит за столом в своем кабинете, ровным, красивым почерком выводя текст на листах. Вокруг тишина, слышно лишь завывание ветра за окном. Желая охладить горло и избавиться от першения, он делает глоток воды из стакана, стоящего неподалеку, осушая его почти наполовину и снова возвращаясь к бумагам. Проходит несколько секунд прежде, чем Альберих случайно задевает локтем стакан, и он падает, разливая всю оставшуюся воду. Звук капель, быстро бьющихся о пол, сильно заседает в голове. Он похож на тиканье часов или обратный отсчет до взрыва бомбы. Он слышится повсюду. Стакан скатывается со стола, разлетаясь на мелкие стеклышки во все стороны, и Кэйа чувствует, как вместе с этим, что-то разбивается и в нем самом… Кажется, это жизнь... Внутри ощущается пустота, мрак и глушь. Звезды в глазах сужаются, становясь еле заметными. Глухим стуком отдается биение собственного сердца. Парень садится на пол и завороженно смотрит на самый большой осколок стекла, в котором отражается он сам. Его подавленное отражение. Альберих чувствует себя таким же разбитым. Рвано вздохнув, он поднимает осколок и с сильным нажимом проводит самым острым краем вдоль центра горла. Дышать становится невозможным. Голова опускается вниз, и он больше не может ее ни повернуть, ни поднять. Все наполняет чувством крови, и она сразу же начинает хлестать из раны и изо рта, скатываясь по подбородку вниз. Шея и ключицы вмиг пачкаются алым, вишневым цветом. Кожа быстро приобретает неживую бледность, становится мертвецки холодно. Невообразимая боль ощущается по всему телу. Все мысли исчезли, оставив пустоту в сознании. Кэйа слабеет с каждой секундой. От отсутствия кислорода он задыхается, издавая нечленораздельные хрипы. Мир перед глазами размывается и теряет краски, превращаясь в черное пятно. Все меркнет. Веки смыкаются, а тело окончательно падает на пол, истекая кровью в тьму ночи.***
Стояла глубокая ночь. Разлепляя веки, взору предстает все та же комната. Садясь на диван, Альберих быстро дышит, хватается за шею и сильно трет, пытаясь вернуться сознанием из кошмара в реальность, где он все еще жив, и слыша рваные стуки в груди собственного сердца. Сон. Всего лишь сон. Такой... правдоподобный... Прикладывая правую руку на левую сторону ребер, он дрожащей ладонью сжимает ткань слоев одежды, желая ухватиться хоть за что-то чувствующееся. Запуская пятерню в уже порядком растрепанные густые синие волосы, Кэйа закусывает сухие, шершавые губы, чувствуя тупую боль и железный привкус крови во рту. Может смерть хотя бы ночью в кошмарах не будет приходить к капитану?.. Он обводит взглядом комнату, пока глазам не попадается нож, лежащий на столе для вскрывания каких-либо коробок или чего-то подобного. Вставая с дивана, Альберих плетется на болящих ногах до стула, облокачиваясь на его спинку, - глупо было рассчитывать, что после сна от усердных тренировок ощущения будут иначе, - берет лезвие и закатывает рукав белой рубашки. Парень проводит по уже разрисованному белесыми шрамами предплечью, от самого начала запястья до внутренней стороны локтя. Спустя почти десяток секунд мелкими, неравномерными горошинами бордовая жидкость начинает скапливаться на смуглой коже, пока крупными каплями, оставляя за собой красные линии, не стекает вниз, пачкая стол. Кэйа вздыхает, повторяя это движение еще один раз, а затем бросает нож и, несмотря текущую кровь, направляется из штаба Ордо Фавониус на улицу, лишь сжимая руку в кулак, когда темно-красная жидкость достигает ладони.