В сказочном мире всё опустилось во мрак сырой ночи. Казалось, что сегодня темнота вокруг особенно недружелюбная, а звëзды почти не мерцали на небе. Жители маленького района не придавали этому значения, большинство из них готовились ко сну, а некоторые, которым приходилось ещё горбиться над работой: например Эдди с письмами, который разбирает их допоздна; Фрэнк, записывая в рабочий блокнот новую информацию об изучении необычных видов бабочек; или Салли, готовящейся к предстоящему выступлению на следующей неделе, ещё и не подумывали о сне. А всё же, рано или поздно они оставят завершëнные дела и пойдут к своим уютным и мягким кроватям, которые нежно убаюкают их ночью, как только они закроют глаза, и ничто не помешает им проспать всю ночь в спокойствии…
Но… По правде говоря, некоторые не смогут также сладко спать, как другие соседи. Как Барнаби, который неустанно смотрит, стоя во дворе, в неизвестную сторону.
— Что-то сегодня не так… — пса ещё со дня преследовала внезапная мысль о чëм-то, что явно его беспокоило, и это чувство никак не могло вырваться с его уст, оно было какое-то несозвучное, не имеющее понятия, оно просто у него настало, когда он проходил мимо дома своего лучшего друга Уолли, чтобы купить фруктов у Хоуди.
Он не был точно уверен… Но сегодня Дом выглядел более злым и отстранённым, чем когда-либо, когда к его жильцу заходили в гости или к просьбе Дому лично, чтобы он отпустил художника с ними погулять. Но вместо привычных режущих уши скрипов и хлопанья ставней, которые выражали протест на просьбу соседей, Дом только пронзительно смотрел за каждым сегодня, особенно за Барнаби в тот момент. Он смотрел так внимательно, словно надзиратель над тюремщиком, что не могло не вызвать тревогу. Сначала Бигль постарался подойти к Дому, чтобы спросить, не пойдёт ли Уолли сегодня с ним погулять, не особо надеясь на иной ответ, чем твëрдое «нет», но было уже открыв пасть, Дом пугающе сузил глаза, ещё более свирепо уставившись на пса, и тот мигом забыл, что хотел сказать, быстро извинился и потопал к Хоуди, стараясь не оглядываться.
Это было… Что это вообще было? Что нашло на Дом сегодня? Он ещё никогда не показывал настолько ужасающий взгляд и никогда не вëл себя так странно… А что ещё более странно, что за этот день Уолли ни разу не показывался на глаза друзьям, да даже намëка на своë существование не подавал!
— Неужели… Они поссорились? — Барнаби хотелось думать об этом в последнюю очередь, но это самый быстрый ответ, который пришëл ему в голову. — Если это так, это нереально, Уолли такой обходительный, никогда я не видел, чтобы у него были конфликты с кем-то из соседей! Так что же случилось между ним и Домом? — здоровяк в то же время закурил трубку. Слишком его нагнетала ситуация сегодня, наверное, как и всех остальных, ведь его друзья тоже спрашивали Дом, что не так с Дарлингом, а получили ли они должный ответ? Естественно нет.
Он никого не впустил и уж тем более не слушал, скорее пуще бесился, чем успокаивался, когда Джули пыталась его подбодрить, она получила только громкий стук ставнями, бедняжка сильно испугалась и решила больше не подходить к нему, надеясь, что тот сам выпустит Уолли, что не светило никак.
Всë выглядело так запущенно, в голове не укладывалось, может, Уолли действительно сделал что-то не так, раз Дом так злится?
От таких мыслей невольно забурчал живот, кажется кому-то было недостаточно двух тарелок супа? Барнаби посчитал, что это отличная идея, чтобы отвлечься от чернющих предположений, настроившись на ночную трапезу.
— Хорошо, приятель, я посмотрю, что у нас есть! — обратился он к своему животу, похлопывая его.
Зайдя в дом пёс первым делом пошëл мыть лапы перед едой. Вообще, было как-то необязательно это делать, но Бигль был воспитан так, что подобное вошло ему в привычку, между прочим очень даже хорошую, хотя бы тем он не казался таким уж неряхой. Порыскав в холодильнике он достал большую варëную колбасу с пудингом, а также кефиром и яичницей, которую он почему-то не доел за завтраком. М-да, сочетание, конечно, превосходное, но согласитесь, мы все неразборчивые голодные животные, когда приспичило поесть ночью!
Пёс начинал с яичницы, параллельно откусывая колбасу. Почему именно ночью всё такое желанное и вкусное? Он не понимал, но это было не важно, как раз-таки из-за того он ел, чтобы отвлечься, и это получалось неплохо.
Через какое-то время он успел съесть всё, что было на столе. Вроде как помогло, да и сытым остался, но горьковатый привкус от мыслей о Доме и Уолли остался, но теперь Бигль слишком устал, чтобы ещё как-то себя занять, поэтому он медленно пошëл в спальню, зевая по дороге.
«Мне просто нужно расслабиться и поспать, расслабиться и поспать…»
Бигль уже лежал в своей огромной, до безумия мягкой кровати, пожелал себе спокойной ночи и на этом вздремнул.
Думал, что вздремнëт…
В дом резко постучали.
Барнаби сел на кровати. Он проснулся так же быстро, как и заснул, да и притом от страха, поэтому он ещё доли секунды не мог понять, что и как вообще происходит, но быстро уловил реальность и огляделся по сторонам.
— Что? Что это было?
Внезапно он услышал, как в дверь его дома кто-то бешено начал стучать без остановки, так сильно и упорно, что бедного пса передëрнуло и он прикрылся одеялом. К нему словно стучался не абы кто, а бес из Ада, взбесившийся, злой бес, иначе как описать эту парашу?! Кто вообще может так долбить?!
Барнаби встал и с опаской пошёл проверять, кто к нему просится. Вот идиот, думал он про себя, какой нормальный маппет будет идти проверять кого-то такого сумасшедшего без оружия под рукой? И ещё, какой нормальный маппет вообще пойдёт к кому-то в такое позднее время? Только маньяки или ещё похуже.
Барнаби с каждой мыслью понимал, что он поступает неправильно, надо было хотя бы взять биту, которую он хранил в сундуке с другим оружием, чтобы как следует дать по самое место уже придуманному маньяку, однако он теперь стоял на шаге от дверной ручки. Он всё никак не решался открыть эту злополучную дверь, а страшные быстрые стуки не прекращались. Не выдержав, через силу он выкрикнул:
— Кто там?!
— ОТКРОЙ, ПОЖАЛУЙСТА, ОТКРОЙ!
Уолли… Это голос Уолли?! Что он, чëрт возьми, тут делает?! С какой стати он так грохочет дверь посреди ночи и… Почему он с ужасом кричит?
Он впервые слышал, чтобы спокойный монотонный голос Дарлинга был таким резким и прерывистым…
Барнаби тут же открыл дверь нараспашку и увидел своего друга-мальца в одном испачканном халате, его глаза были красные от слёз, а на щеках остались их засохшие следы. Маленькое тельце тряслось скорее от страха, чем от ночного холода, по его лицу видно, как он измучен и напуган, но он всё продолжал держать на себе эту глупую, уже не радостную, совсем не искреннюю улыбку.
— Уолс?..
— Мне плохо, — коротко отрезал художник, подбежав к Биглю с такими крепкими объятьями, точно впечатался в него. — Мне тошно от себя…
Барнаби и отдалённо ничего не понимал, у него было много вопросов к другу, но, похоже, сейчас Уолли ничего ему не ответит, ибо по его состоянию не скажешь, что он способен излагать свои мысли. Как бы то ни было, он постарался взять ситуацию под свой контроль, первоначально успокоив Уолли.
— Уолс, ты-..
Но его снова перебили:
— Барнаби, окажешь мне услугу? — еле произнëс он голосом с комом в горле. — Не пытайся меня успокоить.
Эта столь странная просьба вызвала ещё большую тревогу псу, однако тот покорно повиновался Дарлингу, не пытаясь больше говорить. Он просто провёл своей лапой, которая могла прикрыть целую голову художнику, по его мягким волосам, которые не представляли из себя уже всеми привычный, невозможно гладкий помпадур, на месте этого ранее крепкая завитушка "уплыла" и прикрыла пол лица Уолли, так он обычно выглядел, когда попадал под ненавидящий ему дождь, а теперь казалось, что его причëска была испорчена из-за чего-то другого… Он будто бы только что подрался с кем-то, полностью лишив себя изящности и красоты. А его руки и ноги… Бигль мог поклясться, что он чувствовал дрожь прижавшихся к нему до боли рук всем своим меховым телом, а на коленях он видел раны и синяки, как будто он по неосторожности упал с лестницы.
Пëс, как бы ему сейчас не было страшно это делать, направил свой взгляд на дом Уолли, и то, что он увидел, заставило его окаменеть: издалека, пусть это днëм не могло выглядеть страшно, но ночью это было похоже на кадр из фильма ужасов, Дом пристально смотрел на Барна пустыми, даже неживыми глазами, не имея под этим взглядом никаких положительных намерений, посреди глубокой ночи. Барнаби знал, что Дом не мог сделать им ничего плохого, даже если бы он захотел, потому что он просто здание, которое не умело передвигаться, но факт того, что ночью, когда и Дом давно должен был спать, он так и наблюдал за сбежавшим хозяином и его дружком, пугало до смерти.
Барнаби понял, что зрительный контакт между ними длится неприлично долго, он моментально перевëл внимание на беглеца, который не переставал плакать и дрожать.
Ушастый с максимальной осторожностью взял Уолса за руку и без слов пригласил его к себе, тот только попридержал его ткань пижамы крепче и медленно зашёл в дом.
Дверь закрылась, а окна зашторены, Уолли Дарлинг больше не был на виду у Дома.
Какое-то мгновение Бигль стоял спиной к двери, не веря, что он вообще осмелился издать движение перед страшным надзирателем. В помещении воцарилась гробовая тишина, единственное, что издавало звук, так это настенные часы в виде жёлто-синего солнца, кроме них и прерывистое дыхание художника. Барнаби впервые видел свою креветку таким, он также продолжал молча гладить его, тот продолжал обнимать пухлого, уже не так больно вцепившись руками в него. Теперь он бормотал нечто нечленораздельное, похожее на критические высказывания о себе, что-то вроде "
позорище" и "
бессовестный". Он ругает себя?
— Креветка…
Одно слово, всего лишь одно слово, но то, с какой нежностью и беспокойством оно было передано этой самой "креветке", удивило его, Уолли удосужился набрать сил поднять разболевшуюся голову к Барну, чей вид был частично расплывчат от горы слëз на глазах, пëс заботливо вытер их. Далее он говорил шëпотом:
— Креветка, ты выглядишь неважно, примешь душ сейчас? — обеими лапами он взялся за его щëки и мило улыбнулся. — Я сделаю тебе горячую ванну, хорошо? Как ты на это смотришь?
Лицо Дарлинга почти не изменилось, как будто забота его лучшего друга никак не трогало его, но, чëрт возьми, Уолли молился за то, чтобы среди всей тишины пёс не услышал, как участилось его сердцебиение, на этот раз совсем не от ужаса. Он еле кивнул ему, следовательно говоря, что согласен, да и как не согласиться, когда ты выглядишь как бездомный? Хотя, мысль о подзаборной жизни теперь уже не казалась Уолли такой страшной.
— Отлично, присядь-ка, дружище, — ушастый сопроводил Дарлинга до дивана, бережно поднял его и положил на огромную мягкую мебель, на которую без помощи пса Уолли было бы сложнее сесть. — Я скоро вернусь.
Послышался звук открытия и последовавшей за ней закрытия двери от ванной, и Уолли остался один со своими мыслями.
Нет… Как он мог? Он ужасен, ужасный сосед, почему он потревожил Барнаби? Наверное, он так сладко спал, явно уставший от сегодняшнего дня, возможно, сон сейчас было единственным, что так не хватало бедняге! Он делает хотя бы что-то для этого города, чем он заслуживает внимания от всех, а тут опять он, грязный, убогий аутист, для которого собственный дом враг, потревожил Бигля. Как он только посмел? А ведь он пользуется заботой пса, сейчас он пошёл наливать ему горячую ванну, он только напрасно тратит свою воду, Уолли только мешает ему, он теснит Барнаби, он не должен был здесь находиться, не должен был к нему стучаться, но он позволил это себе, как бессовестно, какой он бессовестный!
«Почему я здесь? Нет, это неправильно… Глупый, глупый Уолли, — он не прекращал критиковать себя, хотел прекратить, но просто не мог контролировать свои мысли.
— Я только всех раздражаю, как и всегда, я обуза для него сейчас… Может, мне стоит вернуться к До-»
Мысли о собственном доме заставили его содрогнуться в ужасе, ведь именно из-за Дома он растрëпан и изранен, потому что под потоком злости Дом сам столкнул хозяина с лестницы и там же выронил на него горшок с цветком, обязательно тот самый, которым художник дорожил больше всех остальных: розовый цветок, подаренный Джули.
Уолли заметил, что заново начал плакать, и как раздражало, что если он плакал, то долго не мог унять слëзы. Он понимал, что если Барнаби это увидит, он лишь сильнее будет беспокоиться о нëм, а Дарлинг этого не хотел, он не заслуживал того, чтобы о нём беспокоились. Он тщетно пытался вытереть эти поганые слëзы, слëзы, которых он никому никогда не показывал, кроме Барнаби, слёзы, показывающие его слабость, слëзы, не перестающие литься горькой рекой.
Уолли не успел, а Бигль не заставил себя долго ждать, он с приподнятым настроением вышел из ванны, из которой выходил свежий пар, он был уже готов позвать Уолли туда, как тот увидел его снова плачущим.
«Ох, Уолс…»
Он сел с ним рядом, из-за ощутимого груза друга-мальца толкнуло рядом с гигантом, теперь он был прижат к брюху ушастого, Барнаби в свою очередь приобнял его лапой, Уолли вновь ощутил его тепло.
— Я заставил тебя ждать? Ванна уже готова, прими её.
Уолли был счастлив, что друг специально не проявил внимания его слезам, эта вещь, которую он сразу уловил, заставило Дарлинга даже немного успокоиться и перестать плакать.
— Спасибо…
…
Уолли уже лежал в горячей ванне, ему до невозможности было приятно чувствовать чуть обжигающий прилив по всему телу, он медленно направлял руку туда-сюда по воде, чтобы видеть, как его рука слегка медленно действует под давлением воды и создаёт его отражение расплывчатым. Это выглядело забавно, думал Уолли. Но ему до сих пор было стыдно, что он здесь даром принимает у Барнаби ванну, он никогда раньше не думал, что раздражает Барна или чем-то досаждает, иногда он даже немного нахальствовал, а теперь, после ссоры с Домом его не покидали навязчивые мысли, что он лишний.
Нет, всё не так… Барнаби любит Уолли, он его лучший друг, он никогда не будет лишним для него. Никогда.
— Знаешь, Уолс, я постираю твои вещи, хорошо? Они просто все в грязи. — донеслось с соседней комнаты.
Уолли окунулся с головой в воду. Почему Барнаби заставляет его так стыдиться?! Как неприлично, что он стирает его одежду… По крайней мере, художнику казалось это слишком интимным.
— Ладно, молчание — знак согласия! — через какие-то несколько секунд послышался шум работы стиральной машины.
«Зачем ты так добр ко мне?..» — недоумевал Дарлинг…
…
Уолли вышел из ванной с белым халатом, который явно был ему не по размеру: мальцу приходилось постоянно поправлять падающую форму, чтобы она не спала. Это немного раздражало, но что ещё ему оставалось делать? Не будет же Бигль для него лично шить подходящий по размеру халат. Кстати говоря о Бигле, он положил Дарлинга на его кровать и попросил подождать его, а через несколько минут пришёл с аптечкой.
— Теперь будем твои раны бинтовать. — улыбнулся Барн, открывая аптечку, вытаскивая оттуда бинты и мазь.
— О, нет, не стоит, — Уолли занервничал. — Это просто ушибы, зачем всё это…
— Уолли, — он с полной серьёзностью посмотрел на художника, тот моментально замер, испугавшись, что тот ляпнул чего-то лишнего. — Никогда, повторяю,
никогда не принижай себя и не обесценивай свои проблемы. — пара чëрных глаз с трепетом вглядывались в глаза пса. — Пусть чья-то боль может быть сильнее,
но это вовсе не значит, что твоя не имеет веса.
Это и нужно было Дарлингу. Этих слов ему не хватало столь долгое время. Он никогда не просил о них лично, даже не намекал, он хотел, чтобы хоть кто-то из соседей сам сказал ему это, то, что он всё ещё нужен, он не одинок и на его проблемы никому не наплевать. Жаль, что никто до сих пор не обратил внимания на его состояние, хотя были заметны некоторые изменения в его поведении, речи, он устал и вымотан, и всё это из-за гипер опеки Дома, который закрыл хозяина в четырëх стенах и оставил изолированным от внешнего мира на долгое-долгое время, удушая его в замкнутом пространстве, не позволяя даже открыть окна, не для того, чтобы поздороваться с мимо проходящими соседями, банально вдохнуть свежего воздуха не представлялось возможности. И сегодня, когда он наконец сбежал, сбежал от собственного дома, вдохнул уличного воздуха, впервые за долгое время прикоснулся к кому-то, получил ласку от кого-то, он был счастлив, ему было неловко, но он был счастлив, впервые за долгое время, по-настоящему, как до ссоры с Домом. Ему хотелось столько всего сказать Барнаби, поблагодарить его за то, что он его приютил на эту ночь, что искупал его, дал одежду, утешил… Уолли был готов отдать псу целый мир, отдать всего себя ему, рисовать только его на картинах, быть с ним всегда и никогда не отходить от него… Мысли переменялись один за другим, Уолс не знал, с чего начать, он настолько погрузился в себя, что и не заметил, как Барнаби уже закончил бинтовать его колени.
— Вот и всё, креветка, — он погладил его по голове. — Теперь пора ложиться спать. Ты как хочешь?
— …С тобой. — еле слышно проговорил художник.
— Отлично, я не против.
Голубки лежали на кровати, укрывшись одеялом, Барнаби пришлось быть этой ночью максимально осторожным, когда он переворачивался на другой бок, так как он мог нечаянно навредить мальцу, придавив его или ещё что похуже… Он обнимал его левой лапой, а сам положил правую под голову и так лежал, Уолли ухватился своими руками в лапу Бигля, и по сравнению с его лапой его руки были очень крошечными, художник умилялся такой разнице.
Атмосфера в спальне Барна была совсем иной по сравнению со спальней Уолли, он был так спокоен, находясь здесь, он опять почувствовал ту разницу, которая и отличала Барнаби от Дома. Уолсу всё больше и больше было жаль, что эта ночь закончится и ему рано или поздно придëтся вернуться домой… Но сейчас он не в Доме, а у своего любимого друга, Барнаби Бигля, лежит с ним на кровати в обнимку, что может быть лучше? И пока время душевного спокойствия не закончится, он не будет думать о плохом, нужно уметь наслаждаться моментом, пока судьба тебе его дарует.
— Барнаби… — Уолли не сдержался, ему нужно было высказать это Барну, он хочет, чтобы его друг это услышал.
— Да, креветка? — Бигль заострил слух.
Еле слышно, будто из последних сил, перед тем, как он провалится в умиротворëнный сон, Дарлинг прошептал:
— Спасибо, что ты есть у меня.
Не дождавшись ответа от Бигля, он заснул, самым сладким сном.
