Подлый покусатель

— Вылезай, подлый покусатель! — закричал Тасянь-цзюнь и попытался пнуть его через одеяло, но промахнулся. Из-за того, что учитель вечно мерз по ночам, одеяло было мягким, как облако. — Признавайся, ты ночью покусал этого достопочтенного за жопу, пока он спал?! — Сам ты подлый клеветник! — обиделся Мо Жань. Он высунул из-под одеяла голову и швырнул в проклятого конкурента подушкой. — Делать мне нечего, как заглядываться на твой зад. Было бы на что смотреть! — Сам-то плоский, как доска! — подразнил его Тасянь-цзюнь. — Ух, подлый покусатель, ща этот достопочтенный тебе задаст. В лепешку раскатает! Будешь знать, как впиваться тупыми клыками в прекрасное нефритовое тело Императора Наступающего на Бессмертных! Хотя они с Тасянь-цзюнем являлись одним человеком, пусть и выросли в разных мирах, их конституции отличались. Крепкое, сильное тело Мо Жаня состояло из одних мышцы — жирку негде было зацепиться. Он с юности трудился в поле и всячески помогал Чу Ваньнину, пока некоторые ели сласти во дворце, возлежали на мягких перинах, гоняли по гарему, варили в котлах наложниц и просиживали задницу на троне. Впрочем, была у Мо Жаня и другая версия: кое-кто был слишком хитрожопым. Бог шельму метит! Когда у Мо Жаня от нетерпения тряслись руки, а учитель желал его, но был еще недостаточно подготовлен и распален ласками, Мо Жань, бывало, в сердцах думал, что не обиделся бы, если бы хуй у него самого был чуть поменьше, чем у Тасянь-цзюня! Как выигрышно он бы смотрелся на его фоне. К несчастью, природа одинаково щедро благословила их обоих. Если бы боги даровали ему не таранное орудие, а обычный меч, которым легко и просто дарить удовольствие любимому человеку. Мо Жань вечно ругал Тасянь-цзюня, что тот не щадит Чу Ваньнина, но сам был ничем не лучше. Зато он не нападал на спящих людей с голословными обвинениями! — Я понял, в чем дело, — Мо Жань ловко скатился с кровати и шмыгнул к выходу из хижины. — Тебя собаки вчера вечером покусали, когда ты лазил к соседке воровать сливы. Побоялся признаться учителю, вот и валишь на меня. Ха, вот он задаст тебе, когда узнает! Учитель! Учитель, он опять! Обычно Чу Ваньнин сразу прибегал на крики и разнимал драку. Сегодня он не спешил. Мо Жань в одной простыне добежал до середины огорода, а Тасянь-цзюнь не удосужился ничем прикрыться и бежал за ним голым. Босиком по грязной земле. Во всех отношениях выдающееся таранное орудие великого Императора Наступающего на Бессмертных смешно подпрыгивало в такт. Он запыхался и изрыгал страшные проклятия. Неужели Мо Жань когда-то, в прошлой жизни, был этим самым нелепым, смешным, мстительным, злопамятным человеком? Аж не верилось. Тасянь-цзюнь с юности охоч был до постельных утех. Возлежал и с мужчинами, и с женщинами. Неужто ни одна из его многочисленных наложниц или проституток в борделе не посмели поставить ему засос? М, жирок на его жопе прямо напрашивался на то, чтобы кто-то сжал зубы на мягкой складке, оставляя яркий след. Нет! Мо Жаню даром не нужна его наглая жопа. Пределом его мечтания являлась белая задница учителя, напоминавшая нежно сжатый бутон лотоса. Такая прекрасная и охотно принимавшая его в себя. Каждый вечер. Ночь. И еще разок утром. Случалось, что Учитель утомлялся от любовных игрищ и ехидно предлагал им развлечься друг с другом. Прочувствовать на себе, что ощущает человек, которого резко пронзает изнутри таранное орудие, и в следующий раз быть поумнее. Тасянь-цзюнь соглашался потому, что пытался тем самым искупить свою вину перед Учителем. Мо Жань соглашался потому, что уже искупил свою вину перед Учителем, но продолжал делать все, о чем тот его просил. Да и не прочь был сбить спесь с Императора Наступающего на Бессмертных. Он был сильнее, выносливее и чаще оказывался сверху. Если он и рассматривал в процессе задницу Тасянь-цзюня, то с отвращением и презрением к прежнему изнеженному дворцовому образу жизни, полному разврата и чревоугодия! И вообще Мо Жань был ни в чем не виноват и невинно оклеветан. — Учитель! — ничуть не смущаясь наготы, закричал Тасянь-цзюнь. Зрение у обоих было острым, но Тасянь-цзюнь всегда раньше замечал Чу Ваньнина, словно чуял его приближение. — Учитель, накажи подлого ночного покусателя! — Лучше накажи этого вора и клеветника! Он вчера опять воровал сливы! — Не было такого! — возмутился Тасянь-цзюнь. — Учитель, он тайком ночью покусал этого достопочтенного, а еще обзывается! — Тасянь-цзюнь, прикройся! — попросил Чу Ваньнин, и Тасянь-цзюнь заозирался по сторонам в поисках того, чем бы прикрыться, но рядом была только огуречная грядка. Рука Тасянь-цзюня уже потянулась, чтобы сорвать большой огуречный лист, а то и несколько, но Чу Ваньнину это не понравилось. — Не смей обрывать листья у огурцов! Они у меня и так сгорели на солнце. Видишь дырочки? А мы ведь не весь и половины урожая собрали! Тасянь-цзюнь закивал, в растерянности переминаясь с ноги на ногу. — Мо Жань, чего встал столбом?! Помог бы ему уже прикрыться. — Учитель, у меня только одна простыня. — Ночью мы втроем на ней помещаемся, а при свете дня вы вдвоем не в состоянии ей прикрыться? Не выдумывайте! Нехотя Мо Жань развернул простыню так, чтобы Тасянь-цзюнь мог тоже воспользоваться ей вместо ширмы. Так, стараясь не подходить слишком близко друг к другу, они вернулись в хижину. Не торопясь, Чу Ваньнин переоделся из садовой в домашнюю одежду, вымыл в бочке руки, собрал в хвост волосы и спросил у Тасянь-цзюня: — Показывай, кто там тебя ночью покусал. Комары? Тасянь-цзюнь обвинительно ткнул пальцем себе в ягодицу, где наливался лиловым синяк: — Вот! Этот достопочтенный узнал следы клыков подлого покусателя! — Может, ты ударился, когда работал на огороде? — предположил Чу Ваньнин. — Или пилил ту ветку яблони? — Нет! Вчера, покончив с унизительским крестьянским трудом, этот достопочтенный совершил ежедневное омовение и ничего подобного не заметил! — Синяки не сразу проявляются, — со знанием дела рассудил Чу Ваньнин. — Бывает что и на утро. Поди забыл, где ударился, а разорался на весь огород. Что о нас соседи подумают? Их единственной соседкой являлась старушка, похожая то ли на возвысившуюся в медитациях заклинательницу, то ли на лесной дух. Мо Жань ставил на лесного духа — слишком крупные росли у нее в саду сливы. — Этот достопочтенный виноват перед Учителем, но не потерпит клеветнические наветы! Этот достопочтенный, в отличие от подлого покусателя, не страдает провалами в памяти! Этот достопочтенный достаточно настрадался, чтобы терпеть унижения. Это был любимый аргумент Тасянь-цзюня. Что Мо Жань легко отделался: трусливо сбежал из прошлого, оставив там груз вины и сожалений. От того они никогда и не могли слиться воедино, из двух перерождений став одним. — Хорошо. Придется признаваться. Я — подлый покусатель, но честно не хотел тебя обидеть. Я думал ты не обратишь внимание. После всего, что той ночью было, — Чу Ваньнин покраснел до кончиков ушей. Это выглядело очень мило. — Мне всегда было интересно, зачем ты… Оставляешь засосы там, где их никто, кроме тебя, не увидит. Тасянь-цзюнь несколько мгновений обдумывал услышанное и расплылся в улыбке. — Учитель пометил этого достопочтенного! Этот достопочтенный — его лучший ученик! — Один засос ничего не значит. — Тебе завидно, что он предпочитает прекрасное и мягкое тело этого достопочтенного твоему? Ласкать тебя все равно что вцепиться зубами в палку, ха! — желая доказать свои слова, Тасянь-цзюнь наклонился и больно укусил его за левый бок. — Так и знал. Никакого удовольствия! — Тупая псина! — зарычал Мо Жань, сбрасывая облик степенного мастера, ученика великого бессмертного. — Я тебе зубы-то щас повыбиваю! Чу Ваньнин развязал пояс на халате и посмотрел на них строго. Вид полуобнаженного Учителя всегда действовал одинаково: они забывали былые разногласия пред лицом совершенства. Не существовало в мире небожителей, демонов и среди людей ничего прекраснее. Хотелось бесконечно смотреть на его белую кожу и глаза феникса. — Я утром должен был перед тобой извиниться. — Еще и извиняться перед этим? — не выдержал Мо Жань. — Учитель, да он… — Если я правильно помню, то засос с левой стороны оставил ты, Мо Жань. — Да где? — Тасянь-цзюнь обернулся и наконец разглядел второй, куда более бледный след на ягодице. — Ах ты, подлый покусатель! Этот достопочтенный был прав. — Учитель, он меня за бок покусал только что, а ты хочешь, чтобы я извинился за засос? Да на нем все заживает, как на собаке! Мо Жань понимал, почему должен был беречь хрупкое тело учителя, но этот… император Наступающий на Бессмертных. Что с ним сделается? — Чтобы быстрее разошлась кровь вокруг синяка, существует секретная техника. — Какая? — тут же спросил Тасянь-цзюнь. — Этот достопочтенный желает первым ее узнать! — Нужно уложить жертву «покусательств» в мягкую постель, подуть, а потом поцеловать пострадавшее место. — Учитель! — Я еще ничего не сделал, — сказал Чу Ваньнин. — Даже не разделся. Не торопись. — Учитель, а можно я тоже вас покусаю? Как раньше? — за простодушным вопросом тупой псины скрывался великий император Наступающий на Бессмертных. Он был настолько хитер и коварен, что Мо Жань иногда не успевал предугадать и предотвратить его появление. — Как нравилось Чу Фэй. Ведь нравилось? Ох, как же ей это нравилось! — Мы больше не называем Учителя этой унизительной кличкой! — разозлился Мо Жань. — Отодвинься от него. — Только в постели. Мо Жаню показалось, что он ослышался. Когда последний раз Тасянь-цзюнь назвал Чу Ваньнина в интимный момент Чу Фэй, тот не стал сразу их разнимать. Значит, ему было отвратительно это обращение! — В постели можно кусаться, — разрешил Чу Ваньнин. — Только слегка! Тасянь-цзюнь улыбнулся, обнажая клыки. — О, этот достопочтенный умеет оставлять засосы там, где их никто не увидит. Если эта тупая деревенщина, Мо-цзунши, будет смотреть внимательно, то может чему-нибудь обучиться в благородном искусстве любви. Нет, он был неисправим! Мо Жань не раскаивался, что вчера ночью укусил его за жопу.