Синт

      Она знала, что умрёт.       Рано или поздно — это должно было случиться.       Вот и теперь София лежала в своей кровати на чердаке дома бабушки и смотрела в потолок, сама не зная, чего ожидать от жизни. Не успела она проснуться, как услышала крики и ругань с первого этажа.       Двенадцатилетняя девочка с печальным вздохом поднялась с кровати и приблизилась к лестнице. Люк, как и всегда, оставался открытым, из-за чего голоса казались громче. Брукс зевнула и села на край, свесив ноги в отверстие. — Ты не бросишь её! Вы оба не бросите её! — Мы будем делать так, как следовало поступить ещё десять лет назад.       Девочка напряглась. Чего они хотели? — Ой! — старушка махнула рукой.       София услышала шарканье по полу. Она до сих пор не понимала, почему её родители ругаются. И она до сих пор не слышала отца. Обычно он не препирался с её бабушкой, но часто вставлял пару-тройку фраз. — Софи?       Мелодичный, певчий голос раздался где-то снизу. Погрузившаяся в свои раздумья девушка вздрогнула и посмотрела на свою мать. Она, как и всегда, заплела каштановые волосы в тугую косичку и нежно улыбнулась. — Прости, что разбудили.       София не ответила. Она впилась взглядом в Мишель, пытаясь разгадать по её лицу, что же произошло там — внизу. Серые глаза будто потемнели, не оставляя ни следа от того блеска, которым обладала девочка. Женщина поëжилась, по спине пробежали мурашки, но она лишь коротко кивнула: — Поговори с отцом.       И ушла. Оставила девочку снова наедине со своими мыслями. Спустя несколько секунд София, пожав плечами, спустилась по лестнице в одной сорочке и прошла на кухню.       За столом сидел молодой мужчина. Его усталый взгляд был направлен куда-то мимо дочери, казалось, он не замечал ничего вокруг. Тëмные круги под глазами сильно выделялись на фоне бледной кожи. — Отец?       Джастин вздрогнул и посмотрел на дочь, а затем указал на свободное место. — Присаживайся.       София оглянулась в прихожую, но никого там не обнаружила. Еë мама и бабушка будто испарились. Всё, что она слышала — это шорохи в соседней комнате, но они были такими тихими, что девушка всерьёз задумалась, не показалось ли ей.       Затем осторожно, опасаясь какого-то подвоха, села рядом с отцом, мирно попивающим чай. Ей никто его не предлагал, а сама она не хотела отвлекаться на горячий напиток. — Мишель и я уезжаем, — ровным и спокойным тоном произнëс отец.       Сказал так, будто поделился впечатлениями о погоде — безразлично, скучающе, без тени сомнения или печали, которые София успела прочесть во взгляде матери. Сказал умело и мастерски, скрывая настоящие эмоции. Впрочем, как и всегда.       Девочка остолбенела. Когда смысл сказанных им слов дошëл до сознания, София вскочила со стула и открыла рот, чтобы прокричать-то. Хоть что-нибудь, лишь бы остановить их. Умолять, просить о прощении, рыдать. Лишь бы они не бросили её. — Мы будем делать так, как следовало поступить ещё десять лет назад.       Но она не произнесла ни слова. Со злостью сжав кулаки, София низко зарычала и выбежала из комнаты, быстро поднимаясь обратно в своё надёжное и любимое место. Убежище, в котором она могла выплеснуть всё, что накопилось внутри, и спрятаться от собственных проблем, эмоций, чувств.       Послышался крик отца. София немного затормозила на лестнице и оглянулась. Джастин выскочил из кухни с той же кружкой и умоляюще произнëс: — София, не глупи…       Продолжения фразы она уже не слышала. Брукс зажмурилась и в мгновение ока оказалась на чердаке, а затем с силой захлопнула крышку люка. Она лихорадочно переводила взгляд с рук на «дверь» и только сейчас узнала, что на ней есть замок. Девочка опустилась на колени и защëлкнула его, а затем прикоснулась лбом к холодному полу.       Из глаз бежали горячие слëзы, София не слышала ничего из-за собственных всхлипов и мыслей, роем крутящихся в голове. Они настигали девочку и, будто ледяные порывы ветра, хлестали по сознанию. Она вздрагивала, судорожно пыталась отдышаться, но не могла остановиться плакать.       С тех пор, как её родители впервые выдвинули предложение о том, чтобы уехать, прошло чуть больше пяти месяцев. София много ночей пролежала, грезя о дальних странах и счастливой жизни с родителями. Тогда это казалось сказкой, несбыточной мечтой, но она знала, что прикоснëтся к ней.       Сейчас всё изменилось. Родители приняли решение уехать. Без неё.       Это означало, что она навсегда останется в небольшом городке Франции, поглощëнная мыслями пессимистичных жителей. Она не прогуляется по заграничным улицам, не попробует странной, совсем необычной еды и редко будет видеть родителей. Если вообще их увидит.       Всхлипы становились всё громче, но что-то внутри неё призывало к действию. Бездумный порыв. София нашла в себе силы встать и, пошатываясь, добрела до большого платяного шкафа. Его больше использовали как кладовую, и сейчас там лежал лишь хлам. Девочка вытирала слëзы, вызванные сильной обидой и злостью на родителей за то, что они бросают её, и понемногу вытаскивала оттуда вещи. Где-то там, в глубине, было нечто.       И это нечто отчаянно ждало, когда София доберётся до него.       Девочка не знала и не понимала, что делает. Перед глазами помутнело от слëз, и она с новым порывом рыданий опустилась на колени, прижимаясь к какой-то старой, обветшалой ткани. Кажется, кто-то из родителей стучал в дверцу люка, но Брукс этого не замечала. Она слышала зов.       Он перекрикивал все тревожные мысли в её голове, которые не переставали жужжать с тех самых пор, как она переступила порог убежища. Голос звучал мягко и умиротворëнно. Он не был похож на напускную безмятежность её отца или нежность, свойственную исключительно её матери. Зов звучал поистине успокаивающей и убаюкивающей мелодией, вводил в транс, позволяя забыть обиды, горе и потери прошлого. Разрешал с головой окунуться в холодный, отрезвляющий водоëм, дарил покой и хладнокровие.       Постепенно слëзы иссякли. Стуки прекратились. София подняла тяжёлую голову и, раскрыв глаза, наткнулась на одиноко стоящую свечу в глубине шкафа. Зажжëнную свечу. Её пламя колыхалось от неровного дыхания девочки, но даже когда она прикрыла рот и нос, оно продолжало весело прыгать и искриться.       Она знала, что умрет.       И этот день настал.       Прежней Софии Эстер Брукс нет места ни в одном из миров.