Я вернулся

Будучи ещё ребёнком, Лужа твердо усвоила три вещи. Во-первых, во всем слушаться старших братьев. Во-вторых, не упоминать при чужих клан Фуяо и свое происхождение Небесного чудовища. В-третьих, ни за что не упоминать при главе клана третьего брата. Последнее правило Лужа уяснила, пожалуй, раньше остальных. Тогда она была ещё совсем малышкой, и по словам второго брата, с момента трагической смерти Чэн Цяня прошло всего несколько месяцев. После смерти одного брата и пропажи другого Янь Чженмин напоминал призрак, невольно привязавшийся к чему-то смертному. Он слонялся бледной тенью, жил лишь потому, что еще не умер. В его прекрасных персиковых глаза больше не блестели звезды; они были пусты и равнодушны ко всему, включая брата и сестру. Зачастую глава ничего не видел и не слышал, впадая в пугающее оцепенение, и Ли Юню приходилось силой расталкивать своего брата. — Старший брат, да приди ты в себя, наконец! — второй брат не стеснялся отвешивать ему тумаки, пользуясь временной безнаказанностью. Отрешенность ранее самовлюбленного и капризного главы пугала, и Ли Юнь мог только надеяться, что тот наконец даст ему сдачи. Но Янь Чженмин не отвечал. Он молча поднимался и продолжал защищать жалкие остатки своего клана, так внезапно свалившегося на его хрупкие юношеские плечи. Постепенно состояние главы стало возвращаться в норму. Оно все ещё было далеко от того, чтобы называться стабильным, но, по крайней мере, юноша перестал терять связь с реальностью. Янь Чженмин возобновил собственные тренировки, стал проводить ежедневные занятия с младшими и брать более трудную работу. Они даже смогли ненадолго обосноваться в покосившемся деревянном домике какой-то глухой деревушки. Янь Чженмин и Ли Юнь никогда не были особо близки. Ранее все их взаимоотношения так или иначе сводились к Чэн Цяню, которого постоянно приходилось лечить и останавливать от новых авантюр. Но оставшись вдвоём с совсем маленькой сестрой, они стали ближе, и зачастую понимали друг друга с полуслова. Так, не договариваясь, они очень умело обходили тему смерти третьего брата. Если разговор постепенно уходил в это русло, кто-то ловко переводил тему, и они продолжали разговор, точно ничего не заметив. Только вот Небесное Чудовище никогда не обладало подобной тактичностью. Особенно, будучи ребёнком. — Когда третий старший брат вернётся? Ли Юнь, к которому был обращен вопрос вздрогнул и поспешно повернулся к сестре. — Замолчи, Лужа, — напряженно прошептал второй брат. — Старший брат не должен это услышать. — Но почему? — малышка непонимающе хлопала длинными ресницами. — Старшие братья поругались? Поэтому третий брат ушёл? — Что? Нет, они вовсе не ссорились, — торопливо возразил Ли Юнь, но вновь оказался перебит: — Тогда зачем старший брат постоянно рисует портреты третьего брата? — Он просто… — А потом их сжигает. Неужели у старшего брата плохо получается? — Откуда ты… — Видела, — пожала плечами малышка. — Так когда третий брат вернётся? — Он не вернётся, — их диалог прервал глухой голос, который, казалось, вот-вот сломается. Янь Чженмин подошёл сзади и, глядя сквозь сестру глазами, полными невысказанной боли, повторил: — Чэн Цянь больше никогда не вернётся. Глава Янь сидел за столом, с головой погрузившись в чтение какого-то документа. Снаружи павильона Цинъань царила суматоха: Лужа носилась по горе в обличии красного журавля, Хань Юань отпускал колкие шуточки, все сильнее раззадаривая младшую сестру, а Ли Юнь безостановочно ругался. Однако, несмотря на приоткрытые окна, внутри стояла приятная тишина, создающая ощущение спокойствия и уюта. В воздухе витал слабый аромат сладких благовоний, придающий атмосфере особую хрупкость и гармоничность. Янь Чженмин отложил документ в сторону, чуть вздохнув, прикрыл глаза и задремал. Лёгкий ветерок обдавал лицо приятной прохладой, слабо развевал волосы, не смея испортить великолепную причёску главы. Звуки за окном сменились, и среди них появились те, что принадлежали холодному и равнодушному голосу четвёртого человека. «Сяо Цянь вернулся…» — промелькнула в голове ленивая мысль. Юноша хотел было встать, чтобы поприветствовать своего любимого, но внезапно накатывшее оцепенение оказалось сильнее сердечных желаний. Надоедливая мысль на грани одержимости лениво вращалось в голове, но Янь Чженмин, как ни силился, не мог заставить себя двинуться. Дверь в павильон тихо распахнулась, впуская прохладный воздух и такого же холодного посетителя. Ступая практически неслышно, он остановился около задремавшего главы. — Я ведь столько раз просил тебя не пренебрегать сном, — раздался совсем рядом недовольный шепот. Однако, несмотря на сердитый голос, руки этого человека двигались с предельной нежностью и заботой. Холодные пальцы аккуратно погладили щеку и убрали сбившуюся на лицо прядь. В следующее мгновение глава оказался бесцеремонно поднят в воздух, и он, немного паникуя, ухватился за единственную опору, которую смог найти — одежду этого сильного человека. Чэн Цянь мягко усмехнулся. — Ты даже во сне не хочешь меня отпускать. Как же я тогда буду уходить по твоим поручениям? — Не надо, — Янь Чженмин все ещё находился под властью сна, и вся его внешняя гордость и неприступность рассеялась, точно утренняя дымка. Он нахмурился и, прижавшись к брату еще сильнее, пробормотал: — Не уходи, медная монетка, не надо… Чэн Цянь замер, вглядываясь в изящное лицо главы, а потом наклонился и нежно поцеловал любимого в лоб. — Все хорошо, старший брат. Я больше никогда тебя не оставлю. Я вернулся.