Истории из жизни благородных заклинателей

Основателем клана Лань был Лань Ань, буддистский монах, который вышел в мир искать ту, что предназначена ему Небесами. Он нашел ее и связал себя с ней узами брака. Они прожили долгую счастливую жизнь, а после ее смерти Лань Ань вернулся в свой родной храм, где и оставался до конца своих дней. С тех пор все его потомки выбирали спутников на пути самосовершенствования единожды и на всю жизнь. Так гласила легенда. Легенда не лгала, но, как и лучшие из них, приукрашивала правду. Конечно, были в клане Лань и те, кто разделил разные этапы своей долгой жизни заклинателя между несколькими людьми. Скорее всего, были и распутники, но клан Лань скрывал их существование настолько тщательно, что Лань Сичэнь не нашел даже упоминания. Многие поколения клан Лань шел по пути самосовершенствования: развивал духовные силы, копил знания и с помощью них защищал людей от нечисти, и никогда еще ци не подводила их. После уничтожения Цишань Вэнь, ци изменилась, и они тоже перестали быть прежними. Держать измененную ци плоть в узде было не только сложно, но и опасно. Потому, они не сдерживали, наоборот, сделали это одним из способов самосовершенствования. В конце концов, даже у тех, кто еще не встретил своего единственного спутника на пути самосовершенствования, были родные им люди. Клан Лань принял эту новую ци, со всеми ее достоинствами и недостатками, и теперь она служила им так же верно, как прежде. Лань Сичэнь искренне любил и ценил своего брата, и от того, что их связь стала теснее, ничего не изменилось. В этом не было дурного, теперь они понимали это. Скорее всего, в любом другом клане их бы осудили, поэтому такие отношения скрывали ото всех, кроме членов семьи. Для гостей и учеников из остальных орденов все осталось по-прежнему. Спутникам на пути самосовершенствования разрешалось ложиться спать позже, если они собирались разделять ночью ложе, но Лань Сичэнь старался успеть добраться до цзиньши прежде отбоя. Темнота не мешала хорошо видеть узкую каменистую тропу, чуткие уши слышали отдаленный шум небольшого водопада. После изменения ци мир стал гораздо насыщеннее и разнообразнее, даже обычно пресная еда наполнилась новыми вкусами. Лань Сичэню нравилось жить в таком мире, и было бы жаль, если бы молодой господин Вэй нашел способ лишить его всего этого. С юности он переживал, что Ванцзи не найдет своей родственной души и останется один. Но теперь Ванцзи был влюблен. В человека, ставшего худшим учеником дяди; большинство заклинателей называли его недостойным и едва не собрались идти на него войной из-за того, что он совершил, но в первую очередь — чтобы получить, то, что он придумал. И все же, Лань Сичэнь был рад, что ему довелось испытать любовь; он помог А-Яо убедить заклинателей оставить Печать Вэй Усяню в обмен на восстановление тока ци ради счастья брата. И все же, надеялся, что тот найдет способ вернуть прежний облик только тем, кто действительно нуждался в этом. Ванцзи не запирал двери своих покоев, и Лань Сичэнь заходил к нему, зная, что его всегда ждут. Убедившись, что он уже лег, Лань Сичэнь разделся за ширмой, прежде чем подойти к постели. Аккуратно сложил одежду, ровно поставил обувь — привычка, воспитанная с детства, от которой он уже не смог бы отказаться. Последней он снял с себя ленту. С близкими людьми не нужно было держать себя в узде, а ближе брата у него никого не было. Ванцзи потеснился, впуская его под одеяло, лег так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. Из-за рогов приходилось класть во время сна валик под голову, и то, что у Ванцзи в постели был запасной для него, напоминало, как часто они теперь спали вместе. Ванцзи редко что-то рассказывал, но новая способность чувствовать оттенки его эмоций помогла понимать его гораздо лучше, чем раньше. Он был чем-то расстроен, и Лань Сичэнь мягко взял его лицо в ладони, коснулся губами, одновременно направляя тонкий поток ци, сочувствуя и утешая. В большинстве кланов, разделяя с кем-то ложе, не думали о соединении ци; это считалось скорее чем-то из забытых практик, описанных в старых трактатах. Но если заниматься этим достаточно часто, оно тоже входило в привычку, отказаться от которой означало перешагнуть через себя. Это было хорошей тренировкой, но после изменения ци стало проще и действеннее. Обмен энергиями тоже был частью удовольствия, и, привыкнув, уже не хотелось ограничивать себя. Ванцзи не сразу ответил на поцелуй, но потом вдруг перехватил контроль, скользнул языком в рот, лаская и окатывая жаром своей ци, и у Лань Сичэня на миг перехватило дыхание. Несмотря на немногословность и серьезный вид, Ванцзи был очень эмоциональным. Лань Сичэнь лег на спину, потянул его на себя. Значит, сегодня так. Отдавать или принимать ци — не имело значения, просто разные части одного и того же. Ванцзи был хорош во всем — возможно, кроме проявления своих чувств, но это было не страшно, кому будет важно, его поймет, как понимал Лань Сичэнь. Пальцы проникали в него, гладили, растягивали. Природа щедро одарила их обоих мужской силой, а изменение ци сделало члены еще более сложными для проникновения, но, как и во всем, все зависело от привычки и опыта. Член Ванцзи распирал его изнутри, и Лань Сичэнь обхватил его талию ногами, положил ладони на плечи, чтобы он немного подождал. У Ванцзи были светлые, как у матери, глаза. Ни у кого, кроме них, он таких не видел, и сейчас под его взглядом было немного неловко. Лань Сичэнь сдвинул ладонь ему на грудь, слушая сердце. — Что-то случилось? Ты расстроен. — Ничего. Но сердце говорило правду. Лань Сичэнь догадывался, в чем дело, но об этом если и стоило говорить, то позже. Он направил ци к Ванцзи, чуть подался навстречу, показывая, что уже можно. Делить ложе с Ванцзи было сродни полету: его ци подхватывала, как вихрь, несла, будто собственная душа ничего не весило; тело терялось среди прикосновений, глубоких толчков, крепко удерживающих рук. Лань Сичэню никогда не удавалось удержать ускользающие мысли, пока это происходило с ним; просто отдавался этом потоку и плыл по нему, отмечая дрожь и толчки, пульсацию в ядре, все нарастающее удовольствие. А приходя в себя после, каждый раз жалел, что все уже закончилось. Они молча лежали рядом, рука Лань Сичэня едва касалась голого бедра Ванцзи, но чувство, что они до сих пор связаны с друг другом, держалось долго после того, как разъединялись тела. — Ты собираешься рассказать ему о своих чувствах? — спросил Лань Сичэнь уже не первый раз. Ванцзи больше не казался расстроенным, скорее задумчивым. В его мыслях короткое отрицание сменилось сомнением, неуверенностью. — Ты же хочешь этого. Так будет лучше и правильнее. Лань Сичэнь не мог сказать наверняка, примет ли Вэй Усянь чувства Ванцзи, но он не казался жестоким человеком, несмотря на всю свою насмешливость и неуважение к правилам, а, значит, в любом случае его не обидит. — Я скажу, — ответил Ванцзи уже не первый раз. Лань Сичэнь нашел под одеялом его руку, чуть сжал, мысленно желая ему удачи.