Пошаговая инструкция «Как Стать Телезвездой»

Тусклый свет моргающей лампочки и стрекот вентиляции изрядно давили на и так раскалывающуюся голову. Примостившись на краю ванны, Дазай медленно курил, наблюдая за тем, как сизый дым уплывал под потолок и уже оттуда втягивался в кашляющую вытяжку. Курил он, к слову, редко, но явно не из-за возможной угрозы здоровью. Наоборот, смерть он видел вполне естественным и закономерным для человеческой жизни событием, а играться с ней, искусственно приближая, было в его глазах даже забавно. Равнодушие к сигаретам было обусловлено скорее глубоким и основательным игнорированием собственных желаний, въевшимся в Осаму настолько глубоко, что даже никотиновая ломка часто проходила для него незамеченной. Ну и ещё потому, что на упаковках от сигарет печатали уродливые фотографии с гниющими зубами и внутренними органами. Гадость. Докурив, Дазай потушил окурок прямо о своё предплечье и медленно поднялся, и в боку тотчас противно затянуло. Говоря Ацуши, что бандиты совсем расслабились, Дазай осознанно соврал. Когда он забрал все камеры и уже собирался покинуть территорию склада, его наконец заметили. Бегать Осаму умел, но не любил, а тут приходилось ещё и кривлять по открытой территории. От вражеских пуль он ушёл, но одна из них все-таки сумела достать, чиркая по боку. К ранениям Дазай привык, разве что одежду было жалко. Бросив быстрый взгляд на обрезки бинтов, скинутые на кафельный пол, Осаму вышел из ванной и выбросил бычок в мусорное ведро под кухонной раковиной. Из тесной кухни он переполз в гостиную, роняя своё резко отяжелевшее тело на диван перед телевизором, который последний раз включали ещё его предыдущие владельцы. На самом деле Дазай всю жизнь относился к телевидению с большой предвзятостью. Его раздражали сплетни и те героические расследования, которые зачастую устраивали журналисты, кружащие вокруг Мафии. Будучи ещё Демоном-Вундеркиндом, он любил забавы ради копаться в грязном прошлом особо надоедливых телезвезд, после чего найденный компромат частенько всплывал, становясь причиной очередного скандала и уничтожая чью-то карьеру. И потому особенно иронично выглядела нынешняя профессия Осаму, сбежавшего из Портовой Мафии только затем, чтобы теперь самому блистать под телесофитами. Так или иначе, но пузатый телевизор в его квартире служил лишь декорацией и подставкой под одно из растений, что Кенджи систематически раздаривал всем сотрудникам. К тусклому и пыльному экрану бумажным скотчем был прилеплен детский рисунок, на который Дазай пялился уже который день. Уходил из Мафии он давно, долго прятался, надеясь, что слабый человеческий разум наконец додумается до того, что всё, что с Дазаем происходило в организации, это, вообще-то, одно сплошное травмирующее событие, и забудет всё к чертям собачьим. Но противный мозг упорно хранил все воспоминания, постепенно вымывая из памяти грязные и мрачные детали. По прошествии времени, когда все прошлые деяния Дазая, способные как-то погубить его медийную личность, были замяты, воспоминания о Мафии веяли смесью разочарования и ностальгии. Неоспоримым становился факт, что организация кого угодно могла использовать как расходный материал, но вот Дазая она по-своему любила и берегла. Осаму такие мысли настойчиво гнал, не желая обманываться и проникаться тёплыми чувствами к людям, долгие годы портившим его жизнь. Мори был корыстолюбивым лжецом-манипулятором, греющим на своей груди змею, не прогоняющим Дазая только из-за того, что тот приносил большие деньги. Хироцу было просто приказано следить за проблемным подростком. Коё его тихо ненавидела, выдавливая из себя красноречиво пренебрежительную улыбку при встречах. Акутагава, как бездомный пёс, терпел и ласку, и побои, раздражая своей жалкой и бездумной преданностью. Чуя… Чуя был просто мелким и противным слизняком, с которым у них с Дазаем определенно точно была взаимная неприязнь. Только Ода был его лучиком света, но свет погас, оставляя Осаму блуждать в темноте. Он старательно поддерживал в себе эту веру всё то время, которое провел, скрываясь. Чтобы не передумать и не вернуться. Чтобы насытить себя поверхностными эмоциями, позволяющими глушить внутреннюю пустоту и неопределённость. Краем сознания Дазай понимал, что занимался самообманом, но сам себе выписывал индульгенцию, и всё повторялось. Придя в Агентство, Дазай рассчитывал привязаться к новым коллегам. В общем-то, так и произошло: спустя время они все прониклись друг к другу пониманием и уважением, и Осаму с уверенностью мог сказать, что его ценят. Однако это не избавляло его от томительного ощущения, что члены Агентства были овечками, а он — волком, прикинувшимся сторожевым псом. Да, у многих здесь и у самих было мрачное прошлое, но они нашли в себе силы идти дальше, пока Осаму все никак не мог вырваться из цепких лап своих воспоминаний. Тогда он позволил себе отстраниться и взглянуть на Агентство с другой стороны. Сделав это, он увидел пёструю, разрозненную семью, где каждый, несмотря на какие-то мелкие недопонимания и несогласия, был друг за друга горой. И тогда Дазая накрыло липкое понимание, что у него уже было подобное. Где-то там, далеко в прошлом, среди Мафии. Он привык думать, что его единственным близким был Одасаку, но, глядя на препирающихся членов ВДА, он с тяжестью на сердце принимал тот факт, что и Мори, и Чуя, и даже Хироцу — все они были его семьёй, пускай больше напоминавшей пародию на нечто нормальное, но семьёй. Но сделанного не воротишь, Дазай уже избрал другой путь. И он о своём выборе не жалел. Работа в шумном коллективе, где никто его не опасался и не пытался стелиться перед ним, выторговывая снисхождение Исполнителя, приблизила его к обычной жизни ровно настолько, насколько позволяла его неполноценная душа. Расследования и помощь полиции вселяли робкую надежду на то, что он, как и просил Ода, приносил какую-то пользу обществу. И всё это приносило в его тёмную и холодную душу мягкое спокойствие. Независимость не продлилась долго. Немногим спустя после Дазаевского дебюта в Агентство нагрянула Мафия, но не затем, чтобы вернуть беглеца. Нет, в игре под названием жизнь Мори ходил аккуратно и расчётливо, и потому прибывшие шестёрки Мафии даже не заикнулись о том, что Осаму когда-то у них работал. Вместо этого они воззвали к старому знакомству их босса и директора ВДА, Фукудзавы Юкичи, и намекнули, что Мафия очень заинтересована в сотрудничестве и отказа явно не потерпит. Мрачнели и хмурились все, и сам Фукудзава, и Рампо, всегда бывший у того на подхвате, и Йосано, всё ещё хранившая в себе крупицы Огаевского воспитания. Но деваться было некуда, контракт был заключен, и с тех пор Дазай иногда даже позволял себе забыть, что ушёл из Мафии. Внезапно прилетавшие в Агентство заказы заставляли иногда увериться в том, что Осаму просто работал в этой студии под прикрытием, всё ещё нося звание Демона-Вундеркинда. Ироничнее всю эту ситуацию делало лишь то, что Мори счёл нужным из всех вовлечённых людей заранее о сотрудничестве предупредить только Дазая. В новогоднем подарке, пришедшем от неизвестного дарителя, лежал маленький альбом, отделанный чёрной кожей. Тогда Дазай только быстро пролистал его, закатив глаза и закинув в дальний угол, почти сразу же забыв, но рисунок Элис, приёмной дочери босса, внезапно заставил вспомнить о том подарке. Посидев ещё немного, Осаму тяжело поднялся и отлепил рисунок. Пройдясь по всем коробкам, тумбам и ящиками и почти отчаявшись, он наконец нашёл рамку, во время поисков отыскав и тот самый злополучный альбом. Вставив художество Элис в раму, Дазай повесил её на вбитый в стену гвоздь, предварительно избавившись от календаря, всё ещё открытого на октябрьском развороте. Довольный проделанной работой, Осаму вернулся в гостиную и взял в руки кожаную книжку, открывая на первой странице. Идея вести фотоальбом принадлежала, конечно же, Мори. Желая подчеркнуть их недосемейные узы, он поручил Хироцу снимать Двойной Чёрный исподтишка. Хироцу скрепя сердце согласился, но провалился на первом же «задании», забыв отключить вспышку на увесистом фотоаппарате. Спорившие в тот момент Накахара с Дазаем замерли как олени в свете фар. На осознание ситуации ушло несколько мгновений, столько же — на синхронизированную разработку плана «избегай Хироцу». Фотография с того раза всё равно осталась: испуганные Осаму с Чуей, одетым в новенькую кожанку, склонились к друг другу, едва ли не соприкасаясь лбами, и вцепились пальцами в воротники рубашек, явно пойманные в момент особо яростного противостояния. Дазай как сейчас помнил, что долго эта куртка не прожила. Он совершенно случайно сжёг рядом с ней принесённый в офис фейерверк, превратив дорогую вещь в вонючее месиво. Чуя поплевался и поругался недельку и забыл, уже привыкший к Дазаевским пакостям, но вот Коё невзлюбила его ещё больше. Бегали от Хироцу они около месяца, после чего Рьюро это надоело и он нажаловался Мори. Огай вызвал их к себе на ковёр и мягко отчитал, что, конечно же, на Дазая не подействовало. Зато совестливый Чуя резко решил передумать и исправиться, идя на поводу у своего ненаглядного босса. С тех пор он мужественно терпел все пляски с камерой, попутно вылавливая пытающегося улизнуть Дазая, а сбежать из Накахаровской хватки было довольно сложно. Следующая фотография — они с Элис умостились на небольшом диванчике в кабинете Мори. Чуя, занятый какими-то бумажками, почти не попал в кадр, зато страдающий Дазай и сидящая рядом Элис, разноцветными мелками разрисовывшая ему бинты, явно стали центром композиции. Сейчас бы Осаму счёл это забавным, однако тогда он лишь недовольно фыркал, полагая, что происходящее было в высшей степени оскорбительным. Дальше шло фото, заставившее сердце Дазая вздрогнуть. С альбомной страницы на него глядели они с Одой. Шестнадцатилетний Дазай, ещё не осознающий своего счастья, нахально улыбался, крутя в руках пистолет — чёрный ствол размазался в движении. Ода, стоявший рядом, слегка хмурился, глядя прямо в камеру. Растерянно улыбнувшись, Осаму перелистнул страницу и попал прямиком на Чую. Здесь он был сразу после задания, растрёпанный, с щеками, залитыми ярким румянцем. Прислонившись к какой-то кирпичной стене, он жмурился и грелся на солнце, являя собой крайне умиротворяющее зрелище. Дазай удивлённо приподнял брови. Они много времени провели вместе, однако он почти не помнил моментов, когда Чуя выглядел таким безмятежным. Возможно из-за специфики их взаимоотношений Накахара всегда оставался напряжённым подле своего напарника, и потому Осаму, вспоминая их юношество, в первую очередь представлял недовольное или напряжённое Чуино лицо. Возможно, потому у них ничего не клеилось. Связанные глубоким доверием на поле боя, они искали друг в друге покой и понимание в обычной жизни, но, ведомые своими страхами, прятались и скрывались, пытаясь уколоть побольнее. Соперничество, лёгшее в основу их отношений, разводило их всё дальше друг от друга, в следствие чего в какой-то момент Дазай уверовал в то, что во всей Мафии один лишь Ода сможет стать его тихой гаванью. Следующее фото — пьяный семнадцатилетний Дазай, со стаканом коньяка фотографирующийся с Чуиным мотоциклом. Тогда в его голову так ударил алкоголь, что даже Хироцу с камерой наперевес уже никоим образом не смущал. Веселясь и хихикая, Осаму крутился вокруг дорогущего красного байка, обдумывая, как бы поэффектнее на нем умоститься. Рьюро лениво его отговаривал, ловя кадр поудачнее, а после и вовсе явился владелец, пообещавший сломать скумбрии ноги, если тот прольёт хоть каплю «мерзкого пойла» на его сидение. Последняя фотография была сделана на дне рождения Чуи. Пускай он и не был самым молодым в истории Мафии Исполнителем, но своей бешеной харизмой умел привлечь внимание, а неоспоримым профессионализмом — заслужить уважение. Коё и Хироцу обступили именинника, смотря в камеру, а Накахара улыбался этой своей светской улыбочкой, элегантно придерживая бокал. Дазай всегда скалился на Чую, что Коё воспитывала из него если не каблука, то как минимум дамского угодника. Чуя рычал в ответ, что лояльность Мори взращивала в Дазае хама. Правда заключалась в том, что если бы Накахара улыбнулся Осаму той самой улыбкой, отвесил бы какой-нибудь комплимент, свидетельствующий об искреннем внимании к Дазаевской персоне, и предложил бы проводить его до дома, чтобы с ним по дороге не стряслось ничего страшного, то глубоко внутри Осаму что-нибудь сладко бы ёкнуло. Его слабость к Чуе всегда стояла на первом месте в списке вещей, которые Дазай старательно игнорировал, и, судя по альбому, чёртов Мори об этом догадывался.

***

На следующее утро в Агентство заехал курьер от Мафии. Худенький парниша в чёрном пиджачке явно с чужого плеча трясущимися руками передал в руки уставшему Накаджиме папку с документами, хранящими в себе очередную порцию компромата, теперь уже касавшегося судьбы того самого груза, передачу которого они снимали. Когда Накаджима собрался уже хлопнуть тяжёлой металлической дверью у того перед носом, парень пискнул что-то про ещё одну посылку. Таким образом на столе Ацуши оказалась небольшая коробочка, пахнущая всё тем же неуловимым запахом мужского парфюма. Накаджима изо всех сил старался загородить собой подарок, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, однако у его коллег будто бы был нюх на все необычное. Сгрудившись вокруг его рабочего места, Йосано, Дазай и Наоми с жадным интересом следили за каждым его неловким движением, из-за чего Накаджима чувствовал себя ещё более неловко из-за внезапного подарка. Дрожащими руками убрав крышку, Ацуши обнаружил под ней пару перчаток из дорогой замши, внутри подбитых мягким и явно натуральным мехом. Акико без спроса вытянула коробку у него из-под носа, разглядывая вещицу. — Недурно, очень недурно. У твоего папика отменный вкус. — задумчиво заметила она, возвращая перчатки покрасневшему до корней волос Накаджиме. — Уже догадываешься о том, кто это? — поинтересовалась Наоми, насмешливо похлопав Ацуши по голове. — Нет. — пробурчал он, спешно закрывая коробку, будто еще несколько мгновений созерцания дорого подарка могли довести его до смерти. Скорее всего, свитер и перчатки были от одного человека, явно принадлежавшего Мафии. К первому подарку был приложен рисунок, и о его авторстве можно было бы спросить Дазая, который явно что-то знал. Подняв глаза на Осаму, Ацуши слегка вздрогнул, потому что вид у того был… странный. В глазах блестело что-то по-хитрому тёмное, а кожа на лице была измождённо бледной, напоминая бумагу. Да и ходил Дазай чуть скованнее, чем обычно, из-за чего Накаджима начинал волноваться. Когда все разбрелись по своим делам, Накаджима развернулся на кресле, взглядом вперившись в затылок своего наставника. Через полчаса им нужно было идти на просмотр отснятого материала, чтобы в случае брака передублировать, и потому времени на разговор оставалось не очень много. Изучая тёмные вьющиеся волосы, Ацуши раздумывал, с какой стороны подступиться. Спросить напрямую? Но ответят ли ему? Но если он начнёт издалека, то Дазай явно почует, к чему он клонит, и быстро переведёт тему. — Дазай-сан, с вами всё в порядке? — вкрадчиво спросил юноша, решив для начала понять, в настроении ли его коллега. — Со мной всё замечательно, Ацуши-кун. — отозвался Осаму, даже не повернувшись, продолжая корпеть над отчётом об их вчерашней операции — удивительно, но эту работу Дазай решил не скидывать на своего подопечного, принимаясь за неё самостоятельно, что само по себе уже было тревожным звоночком. — Неужели я так плохо выгляжу, что ты решил спросить? — Ну, если честно, вы выглядите уставшим. — вздохнул Ацуши. Дазай наконец отвлёкся от своего дела, поворачивая голову и прикипая к Накаджиме тяжёлым взглядом. Сглотнув, Ацуши выпалил. — От кого был тот рисунок? — Какой рисунок? — ровным голосом спросил Осаму, разворачиваясь в кресле и закидывая ногу на ногу. — Ну тот, который мы получили на Новый год. С тигром. — с каждым словом Ацуши всё больше и больше казалось, что идея расспросить Дазая была изначально провальной. — Не знаю, Ацуши-кун. Я забрал его только потому, что он показался мне забавным. — покачал головой Осаму, но Накаджима чувствовал, что он врал. Между ними повисло молчание, во время которого Ацуши лишь хмурился, разглядывая паркет под ногами. Дальше ему следовало спросить о связи Дазая и Мафии, ведь его общение с Чуей и Акутагавой выглядело слишком неформальным, но юноша понимал, что Осаму был явно не в лучшем настроении. — Скажи мне, Ацуши. — начал вдруг Дазай серьёзным тоном, заставляя Ацуши вздрогнуть и снова поднять голову. — Если бы человек из твоего прошлого внезапно раскрылся для тебя с новой стороны, что бы ты делал? — В каком плане? — непонятливо переспросил Ацуши, после чего сразу же добавил. — Этот человек должен был сделать что-то специальное, чтобы я поменял о нём мнение, или просто вскрылась какая-нибудь новая информация о его прошлом? — Допустим, второе. — Дазай сложил руки на живот и чуть склонил голову, с интересом наблюдая за Накаджимой. — Если честно, я не знаю. Наверное, если бы мы снова с ним встретились, я бы попытался обо всем поговорить. Но так… специально искать, чтобы просто сказать, что я начал думать по-другому? Вряд ли бы я так поступил. — Думаешь, это вообще важно? Это же человек из прошлого, Ацуши-кун, зачем тратить на него время. — Осаму улыбнулся, но в его лице не было ничего весёлого. — Если мысли об этом человеке играют для вас такую большую роль, Дазай-сан, то какой же это человек из прошлого? — прямо спросил Ацуши. Дазай едва заметно вздрогнул и распахнул глаза, смотря то ли на Накаджиму, то ли сквозь него. — Вот как. Спасибо. — наконец отозвался он. Отвернувшись, Осаму бросил напоследок. — Тот рисунок… это от одного старого знакомого. Но, думается мне, у Новогоднего подарка было несколько отправителей.

***

Программа была скорее приманкой, целью которой было спугнуть контрабандистов, заставляя их действовать опрометчиво. На второй день после публикации Дазай заявил Ацуши, что пришло время его первой одиночной миссии, и, вручив камеру, отправил снимать преступные разборки. — Запомни, Ацуши-кун, хорошие кадры важны, но твоей первоочередной задачей является заснять лидеров этой группировки. Нам нужно установить их личности. — объяснил Осаму, хлопая по плечу трясущегося как осиновый лист Накаджиму. — Не бойся, ты будешь под прикрытием, никто не посмеет на тебя напасть. Теперь Ацуши сидел на продуваемой всеми ветрами крыше здания, установив камеру на бетонное ограждение и стараясь поймать в кадр бегающих внизу людей. Мафиози было легко отличить от торговцев наркотиками: они все были как на подбор одеты в чёрные военные костюмы, больше напоминая собой и своей организованностью профессиональных наёмников. Контрабандисты же метались между грузовыми контейнерами, беспорядочно отстреливаясь. Звуки выстрелов громкими хлопками раздавались в воздухе, каждый раз заставляя чуть вздрагивать и жмуриться. Там, внизу, велась битва на смерть, и Накаджима упорно не мог понять, как к этому относиться. Благодаря объективам для дальней съёмки почти все члены банды попали на запись, и Ацуши был уверен, что по отснятому материалу точно получится хоть кого-то определить. Крепче сжав увесистую камеру, юноша скосил глаза на лежавшего рядом Акутагаву, который впервые за всё время подал признаки жизни, тихо покашляв. Когда они только оказались вместе на крыше, Накаджима готов был тихо завыть от своей невезучести. Почему его прикрывал именно Рюноскэ? Ацуши устал чувствовать напряжение в компании Акутагавы, ему хотелось простого человеческого тихо-мирно посидеть рядом, пока внизу творилось неизвестно что, но рядом с мафиози сама концепция «тихо-мирно» разбивалась о чужую колючесть. Возможно, он был немного обижен на то, что Акутагава тогда так по-английски ушёл, заставив Накаджиму, почувствовавшего себя круглым идиотом, тащиться до остановки, по очереди отпивая из обоих стаканчиков. Возможно, Накаджима даже готов был высказаться на этот счёт, но Рюноскэ обрубил его порыв коротким «Не мешай, мне надо настроиться». Тихо повздыхав, Ацуши, внутренне жалея свои светлую куртку и чёрные брюки, расположился прямо на промёрзшем бетоне, готовясь провести в не самой удобной позе следующие как минимум полчаса. Но работа затянула, и Накаджима почти забыл о чужом присутствии. Теперь, украдкой наблюдая за чужими уверенными действиями, Ацуши понял, почему игнорировать Акутагаву было так легко: на его винтовке был глушитель, из-за чего звуки его выстрелов смешивались с шумом боя, оставаясь незамеченными для занятого съёмкой Ацуши. Акутагава стрелял редко, подолгу прицеливаясь. Казалось, будто бы он даже больше наблюдал за битвой, чем по-настоящему в ней участвовал. Спустя пару минут, когда явный перевес оказался на стороне мафиози, Рюноскэ резко изменил своё положение, целясь в сторону воды. Мгновение — спущенный курок — и на причале с небольшими катерами что-то взорвалось. Тут же загорелся брезент, и Ацуши поймал в кадр разбегающихся от пожара богато одетых людей. — Что это было? — удивлённо спросил Накаджима, снова поворачиваясь к Акутагаве. Тот уже убирал винтовку, дёргаными движениями застёгивая чехол. — Главари собирались сбежать по воде. — хмыкнул он, наконец справившись с заевшей молнией. — И ты выгадал момент и попал? Круто! А во что конкретно ты стрелял? — с искренним восторгом заговорил Ацуши. Акутагава, сбитый с толку таким напором, сдёрнул с головы шлем с маской, из-за чего его чёрные волосы растрепались и торчали теперь во все стороны. Накаджима тихо хихикнул, заставив мафиози слегка покраснеть и состроить недовольную мину. — Завали. — прорычал он, приглаживая волосы. — Я стрелял в бензобак одного из катеров. Ещё вопросы? — Да. Вы разве не работаете вместе с тем… Я забыл, как его зовут, чёрт. Ну, с тем рыжим мужчиной? Его сегодня не было видно. — Ацуши снова глянул вниз, замечая, что большая часть мафиози собралась подле своих машин, а оставшиеся спешно выбегали из невысоких зданий, вынося какие-то документы, или же тащили скрученных главарей. — Накахара-сан – мой начальник, и нет, мы не привязаны друг к другу. Эта миссия не столь важна, чтобы отрывать его от дел. — бесцветным голосом отозвался Акутагава. В этот раз он не спешил переодеваться, и только сейчас Ацуши заметил, что при нём не было его излюбленного чёрного плаща. — А почему тогда ты здесь? — Да потому что тебя, кретина, надо кому-то прикрывать. — вспылил мафиози, кидая на Накаджиму явно недовольный взгляд. — Но ты мог отказаться. — робко предположил Ацуши, и выражение лица Акутагавы мгновенно поменялось. Теперь он выглядел так, будто только понял, что и правда мог отказаться, и в его чертах сквозили досада и что-то ещё, что Ацуши все никак не мог распознать. — Завали. — снова пробормотал он, поднимаясь на ноги. — Я не спорю с приказами. И давай пошевеливайся, скоро здесь будет полиция. Ацуши кивнул, радуясь возможности убраться с этой продуваемой крыши, и принялся поспешно разбирать камеру, пряча всё по своим отделам. Попутно он выудил телефон из кармана, набирая Куникиду, чтобы оповестить об успешном завершении вылазки — Доппо очень переживал за Ацуши, отправляя его на первое самостоятельное задание, поэтому потребовал отзвониться по окончании. Быстро переговорив, Ацуши убрал телефон в карман, переводя взгляд на застывшего рядом Акутагаву. На его лице выражалось что-то непонятное, будто он был готов то ли засмеяться, то ли разразиться гневными ругательствами. — Прос… — начал было Накаджима, собираясь извиниться за заминку, но Рюноскэ перебил его. — Розовый телефон? Серьёзно? — язвительно выплюнул он, выбивая из головы Ацуши все связные мысли. Секунду юноша просто пялился на недовольного мафиози, после чего тотчас взвился. — Говорит тот, кто на первую встречу в Агентство припёрся в рубашке с рюшами! — Акутагава подавился воздухом и побледнел ещё сильнее. — Это не рюши, а винтаж! А твой телефон — девчачье дерьмо. — Розовый цвет ещё не обязательно девчачий. А вот твои рубашки — это просто дерьмо, без эпитетов. — фыркнул Накаджима. Слушая чужое рычание, он наслаждался собственной победой, решив сверху припечатать веским напоминанием. — Кстати, что там с моими перчатками? — О, кто-то вспомнил про свой аттракцион невиданной щедрости. Доблестный телемудила отдал бедствующему мафиози свои сраные перчатки! Да я их выкинул тем же вечером. — рявкнул Акутагава, поворачиваясь на каблуках и стремительно шагая в сторону выхода с крыши. Ацуши слегка покраснел, только сейчас понимая, что у Акутагавы наверняка зарплата была несоизмеримо больше его собственной даже с учетом всех премий. Давать тому перчатки было по-детскому наивной и глупой идеей, но тогда Акутагава выглядел таким продрогшим. — Тебя долго ждать, идиот? — крикнул Рюноскэ, всё это время придерживавший тяжёлую дверь, ведущую в подъезд. Ойкнув, Ацуши пробежал вперед него, принимаясь спускаться по узкой винтовой лестнице. Разговор отвлёк его от насущного, и только теперь его медленно накрывало осознание, что сегодня он снимал человеческую бойню. Вдоль позвоночника пробежал холодок, а голова стала ватной. Тем временем спускавшийся сзади Акутагава закашлялся и, видно, на секунду потерял ориентацию в пространстве, ступая ногой мимо ступени, поскальзываясь и летя вперед прямо на Ацуши. Реакция Накаджимы была быстрой и необдуманной: он резко крутанулся на месте, расставляя руки и вставая одной ногой на ступеньку выше, стараясь придать своей позе как можно больше устойчивости. Акутагава, хоть и был худым, падал к нему в «объятия» в обмундировании и с винтовкой, из-за чего чуть не утянул пошатнувшегося Ацуши за собой вниз. Но тот выстоял, одной рукой обхватывая чужие плечи, а второй — цепляясь за хлипкие перила. Так они и застыли, пытаясь поймать равновесие и не полететь кубарем вниз: Акутагава буквально повис на Ацуши, а Ацуши уткнулся лицом в шею Акутагавы, невольно втягивая в нос воздух. Ничем не пахло. — Ты что, меня понюхал? — как-то глухо уточнил Рюноскэ, разрушая магию момента. — Реально тигр какой-то. — Ты что, мой фанат, что знаешь про эту фишку с тигром? — рассмеялся Ацуши, невольно выдыхая мафиози в шею. Тот сразу заёрзал. — Держи карман шире, убожество. — недовольно прошипел он, в конце тихо добавляя. — Пусти. Ацуши тотчас отстранился, помогая Акутагаве выпрямиться, и на мгновение ему показалось, будто тот покраснел, но Накаджима быстро списал всё на обманчивый полумрак тесной чёрной лестницы. Вышли они в узенький переулок, образованный двумя глухими стенами. Акутагава не спешил его покидать, замирая в тени баков и что-то выжидая. Повинуясь неясному порыву, Ацуши тоже остановился, вглядываясь в чужую фигуру. — Ну и чего встал? За мной приедут, а ты можешь валить в свое Агентство. — Спасибо. — наперекор ему ответил Накаджима, сжимая в руках лямку чехла с камерой. Слава богу, она была на спине, когда Акутагава надумал упасть прямо на него. — За что? — переспросил Рюноскэ, и его на его лице проступило растерянное и открытое выражение. Ацуши тяжело вздохнул, внутренне удивляясь тому, как Акутагава умудрялся сначала быть таким невыносимым, а в следующее же мгновение выглядеть так… — За то, что прикрыл тогда и сегодня. Ты очень хорошо с этим справляешься. — улыбнулся Накаджима. Акутагава потрясённо замолчал, хлопая глазами, а потом опустил взгляд себе под ноги, и тени от его длинных чёрных ресниц легли на бледные щёки. — Не за что, тигр, я просто делаю свою работу.

***

— Замечательно, то, что надо! — воскликнул Рампо, тыча пальцем в экран. — На опознание уйдёт не больше получаса. — Рампо-сан, почему мы этим занимаемся? Я видел, что Мафия забрала этих людей себе, так, может, пускай они сами теперь разбираются с тем, кто это и зачем они это устроили? — устало спросил Накаджима. Ему очень хотелось побыстрее спрятаться в комнате отдыха, падая лицом в диванные подушки и отключаясь от окружающего мира. После второй вылазки он так и не смог хорошенько отдохнуть, постоянно занятый то написанием отчёта, то дубляжем, то записью недостающих кусков. Теперь же Рампо решил, что Накаджиме срочно требовалось присутствовать при его мозговом штурме, чтобы учиться самостоятельно расследовать дела. Но что-то подсказывало Ацуши, что Эдогава просто хотел, чтобы кто-то восхищённо повздыхал над его работой. — Ну как же, спортивный интерес! Мы узнаем информацию мирным путем в два раза быстрее, чем они выбьют её из этих бандюганов, и отправим детальные досье прямиком на стол их боссу, чтобы утереть ему нос. — Рампо взмахнул рукой, сверкая хитрыми зелёными глазами, и снова отвлёкся на ноутбук. — Будь добр, сбегай в ближайшую пекарню и возьми мне булочки с корицей. Ацуши тихо вздохнул и поднялся с места. Если к гениальности Рампо, способного даже из самых мутных зацепок собрать цельное дело, привыкнуть было сложно, то с его привычкой дёргать каждого сотрудника Агентства, чтобы ему купили что-то сладкое, Накаджима уже давно смирился. Проверив карманы на наличие кошелька, Ацуши накинул на плечи куртку и выскользнул из здания, вдыхая прохладный воздух. Ещё немного, и эта история закончится. Тогда Ацуши наконец отоспится, отъестся и обязательно попросит Дазая впредь отмазывать его от заданий Мафии. Почему-то казалось, что наставник войдёт в его положение, ведь на ближайшее время Ацуши точно хватило всего этого погружения в криминальную жизнь. — Накаджима Ацуши? — окликнула его какая-то девушка. Обернувшись, юноша увидел перед собой низенькую журналистку с небольшим микрофоном, а за её спиной крутился нервный оператор, постоянно проверяющий что-то в настройках камеры. — Да, я чем-то могу вам помочь? — вымученно улыбнулся Накаджима. Контактировать с другими телевизионниками не было никакого желания, и Ацуши уже мысленно прикидывал, как бы повежливее отвертеться от разговора. — Эй, девушка, отойдите от него. — раздался чей-то прокуренный голос. Накаджима тихо выдохнул, мысленно благодаря своего спасителя. Но следующие слова выбили почву у него из под ног. — Накаджима Ацуши, вы обвиняетесь по подозрению в убийстве. Прошу вас проследовать с нами в участок.