Без шансов

Колени касаются холодного кафеля. Всё повторяется снова и снова, ещё два месяца назад парнишка понял, что подписал себе смертный приговор. Задыхаться от того что внутри тебя буквально целая поляна белых гиацинтов, и выкашливать сгустки темной вязкой крови в месте с цветами стало обыденностью. Как же Николай любил и ненавидел самого важного человека в его серой, монотонной жизни. Федор в его глазах был идеалом, тем самым мнимым ключом к свободе души. Осознал его сущность, обратил внимание и подпустил к себе. Гоголь не понимает почему все так вышло, привязанность переросла в прекрасное для обычных людей чувство, что испытывал каждый - в любовь. Он - его любовь, грязная, покрытая мраком, и таимая в сердце, ведь если кто узнает, то весь внутренний мир шута пошатнётся. И вот опять Коля задумался о своем друге, делает себе в разы хуже, горло опять неприятно дерёт, он сгибается в спазме и извергает новую порцию бутонов перемешанных со стеблями шипов, которые разрезают горло, а с неё течет и кровь. Он лучше умрет, чем расскажет о своих чувствах, но терпеть плоды своих чувств иногда невыносимо. В голову светловолосого приходит осознание, через несколько часов он снова должен пойти на учебу и делать вид, что жизнь беззаботна и прекрасна, он не страдает, не запутался в себе и в своих ощущениях, знает себя настоящего и знает цену, таким как он. За спиной его называют эгоистом, клоуном, отбитым уродом, он знает, но молчит и с этим молчанием рвется в очередную драку из-за оскорбления, выплакиваясь по ночам и веря всему сказанному. Он сам выбрал такой путь и его менять кажется непосильной задачей. Выползая из ванной комнаты и приходя в себя, Николай идет к себе досыпать оставшиеся жалкие три часа. Он привык изматывать свой организм бессонницей, так что не сильно переживал за время. Утро каждого школьника начинается с будильника, Коля не исключение. Поднимаясь с кровати он оглядел свою комнату: кучи постеров различной тематики на стенах, в двух метрах от кровати захламленный стол, на котором есть всё: от разноцветных ручек до старого глобуса, который парнишка нагло «одолжил» у учительницы географии, рядом стоит обычное чёрное компьютерное кресло на колесиках, а у свободного пространства был длинный подоконник к окну, обрамленному длинными, красными шелковыми шторами. «Ничего так не бодрит по утрам, как глоток свежего воздуха,» – подумал гетерохромный и подошел к окну, оперевшись руками на холодный подоконник молочного цвета. Многоэтажки, магазинчики и ларьки не менялись из года в год, а вот небо всегда завораживало. Парня так же всегда успокаивали закаты и рассветы, тёмное небо и яркие звезды на нём. Птицы с раннего утра так же часто радовали глаз и слух, Гоголь многое бы отдал за то, чтобы стать таким же свободным, подниматься ввысь, кружиться, отбросить людские нормы, законы и правила, ведь птицы не зависят от других. Вдох-выдох, он спокоен. Нужно идти собираться, ведь времени мало, хоть и обыденные процедуры занимают максимум полчаса. Стоя перед зеркалом в прихожей, Николай понимает, что ещё немного и его будут опять отчитывать за опоздание. Белая рубашка, штаны в полоску которые всегда при нём, кроссовки, кажется еще со времён СССР, поношенные и грязные, но всегда именно с них светловолосый выглядел стильно, косичка неаккуратно заплетена и волосы всё ещё торчком, но это тоже часть образа, челка чуть прикрывает лоб, глаза чуть подведены подводкой, взгляд побрёл прямо и наткнулся на свой главный недостаток, глаза. Один голубой как ясное небо, но перекрытый шрамом, другой отличался по цвету и был похож на листву густого дуба. Остается последний штрих, в руках появляется повязка и надевается на более темный глаз без шрама. Взяв полупустой рюкзак, больше похожий на вешалку для всяких побрякушек, он выходит из квартиры. В школьных коридорах царит шум и гам, конечно же, зачинщик всего этого именно он. Напоследок он кричит рыжему однокласснику который учился у них по обмену из Японии очередную шутку про рост и скрывается из виду. Он не видел горячо любимого друга в столовой, значит тот, как обычно, сидит под лестницей первого этажа. Как говорил сам Достоевский, там редко кто есть и можно отдохнуть от социума в тишине, заняться своими делами. Шут всегда говорил, что под своими делами всегда имеется одно и тоже, вытаскивая друга из-под лестницы, мешая решать очередной пробник ОГЭ. Коля не ошибся и уже издалека видел эту темную и знакомую макушку. – Эй, Федя! – фраза на повышенном тоне сопровождалась активными помахиваниями рук, стараясь уж точно привлечь внимание, – Не скучал без меня? – улыбка не сходила с лица весь день, но теперь стала более искренней, – Будто целую вечность не виделись… Николай почти подошел вплотную и сел рядом с товарищем. Достоевский поднял взгляд на источник шума мешающий ему читать "Преступление и наказание" в твёрдом переплете. Лицо опять выражало пустоту, глаза же будто заискрились. Отложив книгу на пол, он всё же ответил, соизволил господ. – Привет, Коль. Мы же только вчера вечером разошлись, неужели для тебя это такой большой срок? – губы говорящего будто немного поднялись в подобии улыбки, Гоголь не оценил шутку. Когда этот мрачный и отстранённый для остальных человек находится рядом, цветы затихают, не рвутся наружу и позволяют вздохнуть полной грудью. Каждый час без возлюбленного будто - пытка в средневековье. Долгая, мучительная, во время которой желаешь лишь умереть поскорее. – Да так, просто за ночь я придумал столько шуток, которые бы на этот раз точно тебе понравились... – на него посмотрели с неодобрением и, если бы Николай начал очередную шутку про бомжа, то получил бы чем-нибудь по своей не самой умнейшей головушке, – Но я всё забыл и не могу тебе рассказать! Вот если бы ты был рядом... – все пошло не по плану, только хотелось перевести всё в шутку, как его поток несвязной болтовни прервала бледная рука, лёгшая на плечо. – Давай ты постараешься их потом вспомнить, а сейчас спокойно посидим в тишине, а? – гетерохромный очень удивился резкой смене атмосферы, с чего это Федя такой мягкий? «Нет, наверно он просто устал и не хочет со мной спорить,» – пробежалось в мыслях Николая, разум бросал из крайности в крайность и светловолосый решил просто не обращать внимание. Аметистовоглазый поменял своё местоположение и сел поближе к батарее, которая находилась напротив лестницы. Только сейчас Коля смог разглядеть своего товарища во всей красе: бледный, худой, одетый с иголочки, отдающий величественностью взгляд, небольшие синяки под глазами, тонкие полосы губ, аккуратный нос и сведённые к переносице брови. Он всегда выглядел в глазах Николая особенным и красивым. Там, где все видели лишь зубрилу-интроверта, он увидел понимающего друга. – Хорошо, хорошо, друг мой – повисла маленькая пауза, но заскучавший юноша быстро продолжил, только тише, – Смотри глаза не сломай, – с усмешкой шепчет на ухо приятелю, намекая на отрицательный эффект от чтения под темной лестницей. Убранная рука снова легла на напряженное плечо. Сейчас остро ощущалось маленькое расстояние между лестницей и обогревателями. – Ты же сегодня вечером свободен? – по темным омутам ещё не понятно, чего хочет этот маленький гений. – Да, конечно. Ты же знаешь, что для тебя я всегда свободен! – говорить правду через шутки вошло в привычку ещё много лет назад. Как жаль хорошо, что Фёдор был хорош во всем, кроме понимания таких намёков. Возможно, если бы не это, то сейчас кто-то бы сгорел от стыда. – Тогда хочу пригласить тебя в гости на чай. Будь добр, приходи к семи, – черноволосый, не дождавшись ответа, начал подниматься с пола, отряхивая одежду и пошел на нужный этаж. Даже не оглянувшись, быстро добавил, – Не опаздывай. И в этот момент прозвенел звонок. Но идущему в сторону уборной мальчишки не до этого. Кашель, кровь, лепестки, стебли, раковина, струя воды. Кажется, для него учебный день закончится намного раньше, ведь он сейчас точно не в состоянии слушать о какой-то там войне и вникать в монотонный бубнеж учителя. Дом встречает оглушающей тишиной, аж на душе тошно. Желание заполнить её, плевать чем, лишь бы было легче, так же удручает. Хоть дома можно выпить обезболивающего и наслаждаться, как боль из грудной клетки начинает отдавать меньше по телу, а горло болит в разы меньше от очередного горького сиропа, хоть и всё уходит не полностью. В мыслях проносится – «Вот бы и с чувствами так же... Выпил таблетку и всё!». Тяжело бороться с мыслью, что тебе плохо и никто из стада баранов, с которыми ты знаком много лет, в упор этого не замечают... Даже Дос-кун. Даже когда они точно были вдвоем, будто не замечал влюблённых взглядов, слов, поступков. Было обидно, желание признаться каждую встречу начинает преследовать его слишком навязчиво. Но нет, от него точно отвернутся, а пережитые чувства загонят его в клетку и доведут до нервного срыва. При мысли об этом Гоголь поёжился, для него это стало бы кошмаром наяву. Взгляд падает на календарь. Учитывая, когда появились первые признаки болезни, остался ему месяц, возможно два, точно не больше. Встав с кровати, залез под неё и достал оттуда черную коробку из-под обуви, на которой было жёлтым маркером нарисовано улыбающееся лицо. Всё самое памятное сердцу хранилось здесь, до лучших времен. Любая вещь там связана с теплыми воспоминаниями. Через пару секунд крышка снята и даёт посмотреть на лежащие в ней вещи. Первым на глаза попалось любовное письмо, которое он так и не отправил. Любил он этого человека уже как год из шести лет проведённых вместе, хотел признаться в красивую дату 14 февраля. Но побоялся. Хулиган всей школы, как трусливая девчонка побоялся и передумал в последний момент, не стал класть письмо в ящик и пообещал себе, что больше не будет следовать чувствам, как остальная серая масса, а избавится от них. Выходило плохо. Николай из настоящего истерично смеётся в отчаянии. Со стороны он слышал себя, понимал, что давно перестал быть нормальным, но продолжает закапываться в яму непонятых эмоций выражаемых смехом. Хочется сделать с письмом одновременно две вещи: сжечь его или вернуться в прошлое, чтобы попытать удачу. Но бумажная открытка была лишь положена на место и оставлена нетронута. Потом внимание привлекла стопка фотографий, и все почему-то опять с ним, будто без этого отстранённого ученика, переведённого к ним в школу в параллельный класс, года обучения третьего, его жизнь не имеет смысла. Что-то подсказывало, что так и есть, было и будет всю жизнь. Смотря на старые снимки, было чувство, что можно и вправду будто окунуться в прошлое. Мальчишка с распущенными длинными волосами ходит около подъезда туда-сюда уже минут пятнадцать и вот, не прошло и года, его драгоценный друг решил соизволить выйти. На него сразу накидываются сильными с объятиями. – Ура, ура! Я думал состарюсь и умру здесь, ожидая чуда! – хватка оказалась слишком сильной и вышедший смог только что-то прохрипеть. – Ой, прости… – будто ужаленный Коля отпрянул. – Ну так что, куда позвал меня очаровательный Федюша? – так называемый «Федюша» закатил глаза от таких прозвищ. – Я сказал, что это сюрприз, просто иди за мной. – Хорошо, хорошо, – Гоголь замолчал буквально на миг и снова раскрыл рот. – Только ответь мне на вопрос, что общего между балериной и волком? – Достоевский знал, что отвечать не обязательно, поэтому, как только пройдет немного времени, Коля сам выдаст ответ. – Обоих ноги кормят, – начинает на полную смеяться шутник и чуть ли не спотыкается на каждом шагу. – Разве не смешно? – неоригинальная шутка, подача, и смешное, немного серьезное лицо рассказчика всё-таки дали плоды. – Ни капли, – говорит темноволосый, но он всё равно слегка улыбнулся. – Ой-ой, как жаль, – это было сказано с такой интонацией, что любому станет понятно - ему не жаль. Если на лице Фёдора появляется любая яркая эмоция, то для светловолосого это сразу маленькая победа. Вот пройден первый поворот, потом пешеходный переход, ещё пара улочек и подворотней, как Гоголь не узнаёт эти районы. Не терпится узнать, как и где хочет провести время его друг. – Долго ещё? - уставившись на родное лицо, он ждал ответа. – Минут семь ещё, потерпи, тебе там понравиться. И правда, через время они дошли до парка аттракционов. – Э-э, это очень здорово, Федь, но я уверен, что нас чисто по возрасту не пропустят.. – и правда, на тот момент они были шестиклассниками. – Ничего, можно не покупать билеты, а просто перелезть через забор. Удивлен, что ты не предложил это первым, – у Николая в голове не укладывается такая разносторонность своего приятеля. – Я в деле! Коля спустя время все ещё не жалеет, что они незаконно проникли в парк. Они прекрасно провели там время, на деньги, что у них имелись, они купили мороженого, сами прогуливались по парку, что там имелся, чуть не заблудились в лабиринте из зелени. А как он смеялся с пародии на комнату страха. И как катались на американских горках чуть ли не до потери сознания Достоевского. Вечерело, они уставшие, Коля очень довольный, а Фёдор, как всегда, без поднятых губ и веселого тона, но явно не пожалел что пришел именно сюда. Принято коллективное решение закончить прекрасный поход в это место на колесе обозрения. Коля вспомнил о недавнем приобретении. – Фе-едь! Давай запечатлим этот вечер проведённый вместе, навсегда! – говорив это, он достал средненький по качеству фотоаппарат. – Раз ты так настаиваешь, то я не возражаю, – разрешение Достоевского получено. Светловолосый прикрыл глаза и показал знак мира, черноволосый же просто показал в объектив камеры лайк и приобнял друга за шею. Так и было сделано фото, что греет душу. Дальше пара фотографий кажется с первых сентября. Их первая встреча просто нелепа. Помнится, он просто ходил по школе не зная, чем себя занять, проходил мимо многих школьников, мельком слушая чужие разговоры. – Ты вообще офигел!! Только ужасные люди неправильно подсказывают на контрольной, – ребенок, довольно высокий для своего возраста, подошел к однокласснику. – Сам виноват, – лишь кинув взгляд на пришедшего, темноволосый мальчик просто повернулся обратно к окну. – В каком месте я виноват, я тебя как друга спросил! – тон повысился и была слышна обида. – У меня нет друзей, – даже не повернулся для ответа, будто вместо человека рядом летало какое-то насекомое. – Да-да... Как с тобой вообще разговаривать? – к нему подошли впритык и показали кулак, угрожая. – Я бы предпочел, чтобы со мной не разговаривали, – слез с подоконника и огляделся. Кажется, половина коридора смотрели на эту перепалку младшеклассников, когда один мальчишка, явно сильнее, был зол, второй же будто не видел опасности. Просто развернулся и начал уходить. Вот это да! Гоголь обязан познакомиться с этим парнишкой. И он познакомился, по началу конечно чувствовался холод, но когда фиолетовоглазый понял, что светловолосый не успокоится пока не добьется своего, то соизволил сказать имя и ещё немного о себе. Как же раньше все было просто. Потом шли фото с дня рождения, в этой же коробке лежит и подарок с того праздника. С годами они сильно менялись, но не менялась парта, прогулки после учебы и каникулы, проводимые вместе. Это кажется милым. Но это лишь гормон счастья, вырабатываемый его организмом из-за теплых воспоминаний. Пора с этим заканчивать, телепорт в детство отправляется на место. А разноглазый идёт на кухню выпить кофе и взбодриться. Время тянется слишком медленно, Коля отсчитывает минуты до выхода и не находит себе места, будто эта встреча как-то отличается от обычных. Просто плохое предчувствие. Как хорошо, что родители не видят, как их сын накручивает сам себя. Отец постоянно в командировках, а мать, как всегда, не горит желанием позаботиться о ребенке и соизволит прийти только к десяти, если не позже. От нечего делать было принято решение переплести косу в аккуратную и удобную, а челку хотя бы постараться уложить красиво. Теперь он выглядит более свежим, переодевается в какую-то черную толстовку с черепами, обычные широкие джинсы, пара колец на пальцах, на носу теперь не повязка, а солнцезащитные очки, скрывающие глаза. Что же, так намного лучше, чем в дряхлой школьной рубашке. Остается сидеть в интернете, бегать в туалет по понятной причине и подглядывать на часы. Наконец на часах без пятнадцати семь. Быстро обувшись мальчишка выбегает в подъезд и, несясь по лестнице, тот думал, как здорово снова увидеть Фёдора. Как при встрече они пойдут на кухню пить чай, поговорят, как прошли последние дни, из-за загруженности по учебе пришлось немного сократить встречи, но для влюбленного сердца это сокращение было умножено ещё на два. Хотелось быстрее увидеть это личико, нести бред понимая что не осудят, быть рядом под боком, слушая чтение своего друга, ведь тот начал часто читать вслух, когда узнал, как сильно это нравилось Гоголю. Тот долго этого не признавал, но, чёрт, проговаривающий слова, следящий за пунктуацией, выдерживающий интонацию тихий, чуть хриплый голос манил и заставлял думать, как бы эти губы произносили с такой интонацией нежные слова, принадлежащие лишь ему. Да, не суждено воплотить это в реальность, но никто не запрещал мечтать, верно? А как они каждый раз спорят из-за одного и того же который год уже традиция которую нарушать никто не хотел. Одновременно проносились фразы «Как ты это пьёшь?» и «Как ты это ешь?». Они различались и были похожи одновременно. А как Федор описывал свободу в своем понимании... Было необычно, с некоторым он был согласен, а с чем-то нет, высказывал своё мнение, любуясь луной, иногда он откровенничал, и говорил что у него на самом деле на душе, а иногда они долго сидели и играми в какие-нибудь карты, монополию, покер и шашки. Конечно пурпурноглазый постоянно лидировал, а иногда было видно, что тот откровенно поддаётся, но это только ради того, чтобы хоть раз увидеть, как Гоголь по-детски поднимает руки кверху, прыгая и приговаривая: «– Ха-ха, ура! Я смог, схавал, Феденька, ты не всесилен, я тебя в следующем раунде тоже победю!» – Федя смотрел и лишь кратко, загадочно отвечал: «– Посмотрим кто в дураках останется.» – и начинал тасовать карты для следующего раунда. Иногда играли на что-то, больше всего им нравилось играть на желания. Такие редкие вечера всегда заканчивались тем, что Коля оставался у Феди дома, второй говорил, что холодно и вообще темень, так что пусть остается. Это было странно и непонятно, ведь они часто выходили на улицу подышать свежим воздухом в далеко не детское время. Хотелось верить что его друг просто хотел провести больше времени вместе. А как шут каждый раз отпускает шутки про огромную полку, набитую иконами, пожалуй тоже своего рода традиция. У Достоевского была очень религиозная семья, но, к счастью, от парня требовалось только молится перед сном, что он почему-то делал даже когда тех не было дома, и носить крестик. Так же соблюдать заповеди и вести примерный образ жизни, но на это Фёдор забил. Он готов попасть в ад, ведь ему без разницы, что будет после смерти. Лишь бы перед смертью не жалеть о несделанном. Тем более любой грех как-нибудь можно замолить. Странная логика в религии, но и сам Федя был таким. Учился на отлично хотя считал, что образование это способ лишить всех за эти годы индивидуальности и подогнать под шаблоны нужные государству. Имел фотографическую память, что очень помогало во всех аспектах жизни. Был назван гением и дьяволом уже с ранних лет, некоторых общих знакомых использовал для своей выгоды, те будто послушные мышки этого даже не замечали. Был холоден и строг, в нужные моменты наоборот расслаблен и слегка болтлив. Был против вредных привычек Коли постоянно что-то теребить в руках и злоупотреблять сном, хотя сам грыз кожу рядом с ногтями до крови, а синяки под глазами, кажется, ни один тональный крем не возьмет. Это и привлекло Колю много лет назад. Тот не замешкался и, не смотря на игнорирование своей персоны с чужой стороны, все равно подходил на переменах пытаясь вывести на непринужденный разговор. Каким счастьем было выудить первый диалог из уст угрюмого, чуть злого мелкого третьеклассника. Вызывал улыбку факт, что он в разы выше и физически сильнее своего друга с пожизненным освобождением по физкультуре. Зато на остальных уроках по знаниям он иногда обходил некомпетентных учителей, которые мало смыслили в том, что преподносят в светлые умы. Не удивительно, что тот в глазах одноклассников кажется стариком, повидавшим жизнь. Но что они значат в его жизни? НИ-ЧЕ-ГО. И плевал он на них, пусть думают что хотят. Он любил видеть выражения лиц людей, когда те понимали, что после их гневных тирад тот просто зевал и шел по своим делам. Только такой человек и мог запасть в душу, а не вылезать под предлогом прекрасности и отличностью по темпераменту и характеру. Но это только добавляло разнообразия взглядов. Настолько Гоголь забил голову прошлым, что не заметил, как дошел до нужной улицы. Вот третий подъезд, второй, а вот и нужный, на часах без трёх минут, так что можно со спокойной душой набрать код от домофона, и ждать ответа. Через пару секунд трубку взяли с другой стороны и стоило сказать простое "я", как теперь можно спокойно открывать дверь. Улица и подъезд не в самом лучшем состоянии, запашок стоит такой же, кажется сигареты, затхлость и пыльные лестницы. Нажатие красной кнопки призывает лифт спуститься и выполнять свою работу, поднимая пятые точки ленивых людей изо дня в день. Двери открываются, парень быстро зашёл внутрь и нажал на кнопку нужного этажа, лифт начал подниматься. Спустя полминуты дверцы распахнулись, а на лестничной площадке его уже встречали. – Привет. Заходи, разувайся, чай я уже сделал, – быстро угукнув, светловолосый проводил чужую фигуру взглядом, тоже зашел в квартиру, но тут уже стоял запах каких-то трав, древесины и лимона. Всё же его друг всегда был чистоплотным перфекционистом. Обувь теперь стоит на коврике, а Николай идёт по коридору, в глаза бросаются статуэтки, причём все абсолютно разные: бюст Ленина, кубок за городскую олимпиаду с сертификатом рядом, просто золотая фигурка орла, парочка подделок из блестящих, судя по всему, драгоценных камней, там и лисица, и машина, дальше большие стеллажи с книгами, все рассортированы по времени написания, авторам и жанрам, лучше всего виднелась полка посвященная детективам Агаты Кристи, русская классика, что-то по психологии, словари и книги по другим языкам, стены сине-сероватого цвета, а полки из темного дуба. А кухня наоборот просторна и светла. Будто олицетворение единственно человека в этом доме кроме самого Коли на данный момент. Где-то темный, где-то светлый, но чтобы это разглядеть надо зайти поглубже. Светлый стол, кухонная гарнитура, бежевые стулья, окошко с широким подоконником, на нем валялись несколько подушек. Сев за стол Коля сразу принялся шариться по чужой кухне в поисках чего-нибудь к чаю, овсяное печенье оставшееся с прошлой встречи осталось не тронутым. Раз так, то надо срочно его утилизировать, желательно в себя. Фёдор же только смотрел на разгром кухонного стола и ждал, пока гость усядется. – Спасибо... Фто пошвал ф гофти! – печенье будто новенькое, даже не подсохло, грех не запихнуть в себя сразу парочку. – Если подавишься - это не моя проблема, – посмеиваясь, Федя сел на ближайший стул напротив и смотрел, как друг старался быстро все проглотить, наверно захотел что-то сказать. – Времена идут, а кухня та же… – Коля закончил с уничтожением печенья и ответил другу. – И не говори. – Ах, кстати, ты прикинь, классная руководительница хочет на меня заяву накатать, что я седьмые классы терроризирую, а ещё, мне кажется голова с плеч от нашего любимого дуэта… – Федор явно удивился. – Я ж просил не лезть к этим японцам, Чуя и Осаму с башкой не дружат совсем, как мы. На тебя и сигма жаловался, что ты там их классу прохода не даешь, вечно лезешь с шутками про школу и клянчишь ответы на завтрашнею контрольную, – Коля лишь хохотнул и улыбнулся, явно довольный своими проделками. – Ну, Федь, ты бы видел как они от меня шугаются, наблюдать одно удовольствие! – Достоевский лишь возразил. – Ага, то есть, если я тебя шугаться начну, ты так же лыбится будешь? – логичный вопрос, на который у светловолосого не было внятного ответа. – это другое! – было видно, что его словам верят ну слишком неохотно – Ага, если это другое, то я самый тупой в нашей школе. – Шутить с клоуном вздумал? – Боже, упаси, ты точно доведешь меня до нервного срыва... – У тебя есть нервы? Я думал ты без них сразу родился, ну, или они у тебя отпали из-за ненадобности... – и снова этот сарказм, с ноткой оскорбления все как любят эти двое. – М-м… Никош, как тебе не стыдно... Ах, да, ты же бесстыжий, прости, что забыл – им определенно нравится вот так подкалывать друг друга, зная, что все сказанное лишь попытка задеть, оскорбить, но никак не личное мнение, они ведь не разлей вода. – Федяяя! Ты и забыть, теряешь хватку, мой дорогой друг, неужели ранний старческий маразм? – Конечно же нет. – Ну Дост! Тебе что, в ответ нечего сказать было? – Коля был возмущен ранним прекращением их странного диалога. – Да, и вообще я не за этим тебя позвал... Мы можем обсудить с тобой кое-что личное? – Коля не против поговорить по нормальному, но что может быть личного, что заинтересовало бы темноволосого. – Ам-м... Ладно, давай, только скажи по конкретней, – видно, эти слова принесли ему дискомфорт. – невозможно скрывать смертельную болезнь до конца, Коль, и ещё это очень бестактно. Мы ведь близки, подумаешь какая-то девушка настолько засела в сердце, что теперь особо нет выбора. Ты бы мог мне рассказать... – Коля по цвету кожи в этот момент стал похож на смерть, такую же белую, но только с немного другой косой. Получилось произнести несколько слов. – Я знаю, что недостоин такого друга, прости... – дальше в горле встал ком, говорить что-то стало невозможно, сердце бешено стучало, а мозг твердил покинуть чужую квартиру, забрать документы из школы и переехать за тысячи километров отсюда. – Дело не в этом, ты признавался? – молчание простояло на кухне минуту. – Н-нет...– Николай опустил голову вниз, его лицо выражало лишь страх. – Ты должен это сделать, ты в последнее время ходишь словно выжатый лимон. Другие не видят, но я то знаю когда у тебя что-то случается, тебе наверно осталось недолго... Верно? – Да, – очень тихое, безжизненное слово вылетает со рта, а губы поджимаются – Как я и думал. Я не допущу твоей смерти, понятно? Не для того я за столько лет позволил себе привязаться к человеку, чтобы позволить ему умереть когда есть шанс! – последний раз Достоевский повышал голос много месяцев назад, и то при ссоре с родителями из-за того, что Фёдор не умеет выбирать друзей. Сейчас было ясно - он не шутит и правда не позволит другу умирать изнутри, в этой речи было отчаяние, страх, и призыв, мол расскажешь о своей любви. Получишь взаимность и как в сказке всё будет хорошо. Только это реальная плешивая жизнь, где всё идёт против тебя. – Нет ш-шанса... – Николай схватился за живот, легкие жгло, но цветы так и не подступали. Слышать становилось тяжелее. – Откуда ты знаешь? Всегда есть шанс, – Федор сел прямо перед гетерохромным на корточки и последний невольно поднял голову, они смотрели в глаза друг друга, Гоголь лишь усмехнулся. – Я т-точ-чно плохо на т-тебя влияю. Ты слишком оптимистично нас-строен. – Хорошо, скажи кто это и я примерно прикину твои шансы, только поторопись, ты будто сейчас сознание потеряешь, – стоило это сказать, как Николай свалился со стула без сознания, громко упав на паркет. – Коля! Придурок, я тебя если что с того света достану... Только посмей оставить меня... Перед глазами плавают красные круги, где-то на затворках сознания звучат слова и знакомый очаровательный голос, Николай не хотел чтобы всё закончилось так... Мысли теряются в друг друге… Он проваливается в темноту. Федор же в это время склоняется над гетерохромным, лежащим на диване, перетащить его туда было тяжеловато, но если это спасет одну жалкую жизнь Николая, то он готов. Открывает склянку с надписью "нашатырный спирт" и подносит к чужому носу. Это работает, и вот - этот эгоист снова в сознании. – Мог бы предупредить что тебе плохо? Мог. Но нет, надо же промолчать, – томный вздох, он был зол и обеспокоен, ведь почему-то этот белобрысый ком неприятностей был очень важен для сохранения чужого душевного равновесия. – Прости.. Прости... Прости... Прости... Прости, прости! – шёпотом проговаривал Гоголь чуть ли не пуская слезы, в конце уже кидало на крик. – Не надо извинений, лучше прямо сейчас позвони и признайся. Если нет номера телефона, то ты знаешь, что с этом проблем не будет, я узнаю, – сейчас Федору нужно держать все под контролем, а то у светлого сердце шпарит чечётку с танго, то медленно, то быстро. Не хватало ухудшения состояния больного. – Черт, я уже думал, что это конец... – Фёдор имеет право знать из-за кого это. Его терзали мысли, что если друг так и умрёт, то это будет лишь его вина, что он не смог поддержать и помочь. – Я давно хотел сказать тебе из-за кого это... –Ну так скажи, – тот немного подуспокоился, но все равно трясся, и впрямь волновался за друга. – Человек, укравший моё сердце и любовь.... Т-ты. Это ты. Мне так плохо из-за того, что я люблю тебя... – Гоголь смог выдавить небольшую ухмылку прежде, чем окалшял пару очаровательных цветов. Темноволосый после признания будто сломался, то бледнел, то краснел и впервые не знал что ответить. – Федя, прости за это… Не вини себя… Это все я виноват, ты слишком прекрас.. – Замолкни... – светловолосый затаил дыхание, а Достоевский обнял того. – Я испытываю похожие чувства, просто не хватало духа принять это и высказать тебе... – конечно, ему было неловко такое говорить, но, черт, эта болезнь буквально требует любовных слов, чтобы больной избавился от страданий. Но они знают, что теперь все будет хорошо. Спустя несколько часов два красных, как помидоры, парня сидят рядом на подоконнике, слушая классическую музыку и ведя непринужденные беседы, но самое главное, что они держаться за руки и хотят провести вместе еще пару минут перед сном, на уютной кухне. Достоевский отрывает Колю от рассказа. – Я тут вспомнил... Ты знал, что цветы, которые росли в тебе, означают любовь и восхищение? Я очень польщён, – после этих слов он посмеивается в ладонь, двигаясь ближе и тонкими губами касается красной щеки Николая. – Сделай так ещё раз... – как же ему сейчас по-настоящему хорошо, будто происходящее лишь прекрасный сон. – С удовольствием, птенчик, – темноволосый подсел впритык и начал расцеловывать лицо теперь своего парня. – Не смущай, и так слишком много эмоций за сегодняшний день... – Гоголь приобнял Фёдора и уткнулся лбом тому в плечо с искренней улыбкой счастья. На утро все симптомы ханахаки полностью пройдут, разрешая дышать полной грудью и радоваться новому дню просто за то, что он есть, а жизнь заиграет новыми красками, ведь теперь вся жизнь у двоих молодых парней ещë впереди.