Жертвоприношение

Любовь требует жертв. Лиза всю жизнь к жертвоприношениям скептически относилась — забава для поехавших умом людей, болезненно верующих в несуществующих высших сил или, тем более, верующих в любовь. Ей всё это несусветным бредом казалось, пока она не встретила её — своё личное благословение и наказание. Кира — что-то не из мира сего, высшая сила, которая только для Лизы становится проводником. Кира — что-то милостивее чем Бог и бесчувственнее чем Сатана. Кира — любовь, что требует жертв. Теперь жертвоприношение это обыденность, результат упорного воспитания и неземных чувств. Теперь Лиза — поехавшая умом, болезненно верующая в любовь. Лизе для её бога ничего не жалко, поэтому первой и единственной жертвой становится она сама. Жертвой похоти, заложником больных, садистских сексуальных фантазий Киры, добровольно идущим на смерть. Ритуал жертвоприношения начинается ровно тогда, когда замок на входной двери прокручивается, громко щелкая. Ключи от Лизиной квартиры у Киры были всегда, поэтому она приходит, как только вздумает, не оповещая, не дав шанса на побег. С первого чужого шага на порог квартиры, Лиза понимает, что сама Смерть уже дышит в затылок, окутывая мерзкими черными щупальцами, потому что нет ни одной возможности предугадать то, насколько далеко её бог сегодня зайдёт и к чему это всё приведёт. Кира крадётся бесшумно, витает в воздухе, наполняя квартиру угнетающим молчанием, но Лиза знает, что в тишине хранится истина, причина её страданий и отпущений, объект её любви и ненависти, её личное божество. Мир вокруг замирает, вместе с Лизой, всё ещё стоящей спиной к двери в комнату, когда Кира кладёт холодные пальцы на чужую хрупкую талию. Выше тянет, рёбра пересчитывает, холодом обжигает, нагоняя по спине мурашек. Тишина поглощает. Кира не любит говорить, лишь редкие короткие приказывающие фразы. Кира любит слушать, но не слушаться. И в молчании этом душа Лизина добровольно идёт на самопожертвование, расщепляясь на атомы, сливаясь с пространством. Мимолётный поцелуй в шею даёт ложные надежды на нежность, жаль, последующий укус совсем рядом с сонной артерией разбивает их на песчаные осколки. Ещё один чуть выше и намного сильнее. След от клыка наполняется кровью, и первая тонкая бурая струйка стекает параллельно с слезой по Лизинной щеке. Тихий всхлип, за что одна рука перемещается на губы, перекрывая любую возможность издавать звуки, пока вторая забирается под футболку, с силой сжимая обнажённый сосок. Кира с шеи красную дорожку медленно слизывает, языком прижигая рану. Глаза навыворот закатывает от наслаждения, шипит по-змеиному совсем — божественная чертовщина. Резко руки убирает, словно обжигаясь, позволяет воздух глотнуть, наблюдает несколько секунд за запыхавшейся Лизой, и, наконец, решившись, отвешивает громкую пощёчину. На мгновение темнеет в глазах, Лиза инстинктивно хватается за изголовье кровати, но ещё один толчок заставляет упасть на постель, всё ещё пытаясь не хныкать. — Не смей рыпаться, — приказывает, почти рычит. Лиза слушается, ведь таковы её божьи заповеди, ведь таковы условия её сделки с дьяволом, ведь такова её жертва. И пусть страх накатывает, пусть ноет покрасневшая щека, пусть кровоточит укус на шее. Сейчас неважно, ведь любовь требует жертв. Кира сверху нависает, умещая одну руку на чужой шее. С каждой секундой сжимая пальцы сильнее, почти до асфиксии, до явно выраженного страха в чужих глазах, до хриплых вздохов. Лизе кажется, она может чётко рассмотреть огромные белые крылья за Кириной спиной, и тёмные, кровавые дьявольские рога на лбу. Неужели она уже в чистилище? Неужели такова её кончина? Но рука ослабляет хват, допуская воздух, убирая всю атрибутику в Кирином образе. Больше не страшно. Взгляд пусть и угрожающий, но Лиза поддаётся гипнозу, восхищается, молится. В таком расположении Кира походит на обезумевшего зверя, и безумие её заключается в садисткой похоти, в желании перегрызть горло, доводя до оргазма, в ощущении власти, в принятии жертвы. Безумие — заумная и слишком правильная девчонка, с глупыми татуировками и мужественным видом, за которым скрывается покорность, больная влюблённость, ничтожность. Безумие — Лиза. Кире избавиться от неё хочется, уничтожить морально и физически, но её взгляд умоляющий, слёзы горькие, голосок дрожащий каждый раз заставляет остановиться, не допустить невозвратимого, принять ещё одну неполную жертву. Кира называет это жалостью, но, кажется, это любовь. Определённо, больная. И она снова жалеет, отпуская хват, но не утеряв желания уничтожить. Одним резким движением переворачивает на живот, без капли нежности сдёргивает непонятные домашние шорты, под ними — ничего. Готовилась, сучка. Ладонью, замахиваясь получше, шлёпает по ягодице. И в этом шлепке читается вся её ненависть, вся власть, всё божество и, может быть, капля больной любви. Лиза вскрикивает и снова пускает слёзы. Боль не физическая совсем, просто с каждым извращением надрывается что-то в районе груди. Безвыходность ситуации убивает не меньше, чем Кирины руки, но она собственноручно подписывала контракт вечных мучений. Любовь к Кире — частичка ада в её райской цветущей душе, жаль, они не в фильме, чтобы добро победило. Кира переворачивает обратно и похабно, совсем бесстыдно раздвигает чужие ноги. Рукой касается промежности — сухо. Не удивительно и, к счастью, исправляемо. Пальцы подносит к Лизиному рту, та принимает безоговорочно, обильно смачивая слюной. Кира толкается глубже, почти до рвотных позывов и так же резко вытягивает, ногтями зацепляя нёбо, расплываясь в улыбке от чужого скорченного лица. Входит без намёка на прелюдии, резко, больно и ненавистно, с такими же посылами набирая темп. Лизе кричать хочется от чувства изнутри рёбра ломающего, но нельзя, таковы законы. Она просто терпит, ждёт приказа, пуская слёзы, сжимая простынь в кулаках. Приятного мало, лишь чувство должности, ведь любит, а любить значит терпеть. Киру эта сопливая драма из себя выводит, демонов выпуская. И осознания Лизиной мерзости приходит быстро. Тупая, влюблённая, бесхарактерная давалка. Кира таких не любит. Кира от таких избавляется. Рука татуированная снова к шее возвращается, всем весом наваливается. У Лизы в глазах скачут тёмные пятнышка, расплываясь сильнее, воздух заканчивается медленно-мучительно. Она хрипит, пытаясь слова связать в мольбы о пощаде, всё ещё ощущая быстрое движение внизу живота. С каждым выдохом реальность всё дальше уходит, звуки, даже собственные, кажутся приглушенными. Лишь в последнее мгновение приходят мысли о том, что такова её жертва, что так правильно, если так решила Кира. Ритуал жертвоприношения заканчивается ровно тогда, когда Лиза перестаёт сопротивляться, отдаваясь своему богу. Последнее, что Лиза увидит — Кира, расплывающаяся в улыбке. Похабной, жуткой, божественной улыбке. Любовь требует жертв.