*
– Он уже спит, мой принц, – тихо предупредила Деймона нянечка, но, конечно, не стала пытаться его остановить. – Я просто взгляну, – кивнул серьезно принц, совсем не желавший будить Эйгона – со временем тот всё сложнее засыпал при свете дня. Подросший дракон, у которого до сих пор не было имени (Рейнира ни в какую не отступала от желания, чтобы сын сам назвал его), лежал в ногах детской кроватки, тихо рокоча. Маленький принц был на боку под одеялом, мягкие белые локоны уже немного растрепались. Он был прелестным ребенком, получившим по воле богов аккуратный носик и красивые губы с капризным изгибом от своей матери. При этом цвет глаз достался ему от отца, что сильно роднило Бейлона и Эйгона. Пока было сложно сказать, каким именно мальчик вырастет, но Деймон не собирался пропускать ни одного важного мгновения. Деймон опустился на колени перед невысокой кроваткой и мягко коснулся кончиками пальцев нежной щеки сына: Эйгон – его рождение было результатом долгой борьбы, длинной дороги. Он был не меньшим чудом, чем Бейлон, так как ещё пару лет назад его появление на свет казалось невозможным. Мальчик сморщил аккуратный носик, сжал ладошки в кулаки, и сразу же Деймон ощутил движение в стороне. Справа его щеку и плечо окутало тепло. Дракон, бывший в тот момент размером с крупную собаку, только очень костлявую и худую, явно проснулся. В полутьме покоев, закрытых от тусклого света пасмурного дня тяжелыми портьерами, горели только голубые глаза зверя, сощуренные в предупреждении. Деймона это не пугало, сейчас грозный дракон мало что мог ему сделать, но сама готовность грела ему сердце. Принц медленно протянул руку к темному пятну драконьего носа и осторожно погладил. Да, это был ещё малыш, но с зубами и способностью плеваться огнем. – Я бы дал тебе величественное имя, если бы не упрямство Рейниры, – едва слышно прошептал он и прошелся пальцами по горячему носу, погладил чешую между голубых глаз, а после скользнул за один из четырех серых рожек, почесывая основание. Вся настороженность из дракона ушла, и это заставило Деймона улыбнуться. Сегодня он специально пришел к Эйгону, когда тот должен был спать – слишком много дел перед именинами племянницы, чтобы позволять себе на добрый час заиграться с сыном. Большой праздник планировалось провести через два дня, а ещё через три они должны были начать посещать дома Королевских земель. Но полностью отказаться от маленького ежедневного ритуала – повидаться с Эйгоном, поговорить с Бейлоном и поцеловать Рейниру – принц не мог. Ему теперь оставалось найти Бейлона, после поцеловать Рейниру, и можно было возвращаться к работе. Сегодня он должен был перераспределить стражу с учетом комнат, которые будут заняты во время праздника. Рейнира в последнее время беспокоилась, помимо прочего, о том, как бы ей не стало плохо во время именин от еды или какого-то сильного запаха. Они с принцессой уже весьма сильно подозревали, что скоро у Бейлона, Эйгона и мальчиков «Веларионов» появится ещё один брат или сестра. Рейнира хотела подождать две луны, прежде чем позволять мейстеру себя осмотреть. Не хотела спугнуть счастье, как она призналась Деймону, а тот не видел смысла не подчиниться этой маленькой просьбе молчать. Он подумывал сказать Бейлону, но тот несмотря на всю серьезность оставался пятнадцатилетним мальчишкой, который иной раз не мог держать язык за зубами. Особенно часто он делился с Джейсом, реже – с Люком, когда его острый язык не портил отношения между братьями. А они, в свою очередь, уже могли разнести весть дальше. Люцерис точно мог. Поэтому Деймон молчал. Стоило Бейлону освоиться в родовом гнезде, как его поиски резко осложнились. Мальчишка любил море, немного скучал по Эссосу, однако даже не побережье его притягивало. Бейлон отвел отца как-то раз в свое любимое место – в старую смотровую башню за пределами замка, откуда открывался хороший вид на Драконью гору. Он мог стоять там часами, согревая белое драконье яйцо у своей груди, фиолетовые глаза внимательно следили за темными расщелинами спящего вулкана. Бейлон с искренним восторгом и весьма поэтично описывал запечатленные его разумом редкие моменты взлета драконов из одной из пещер. У Деймона от этого разрывалось сердце. Его первенец, первенец Рейниры тоже – но ему было отказано в том, что легко досталось его братьям. Бейлон продолжал носить яйцо, но принцу уже становилось очевидно: оно не проклюнется. Однако отбирать его казалось слишком жестоким. В поисках сына Деймон сначала заглянул в выделенные ему покои: там никого не было, и жаровня тоже оказалась пустой. Он не нашел глазами ни Коготь, ни хлыст Балериона, ни короткий меч, занимавший обычно место на специальной подставке у правой стены. Значит, Бейлон решил выйти за пределы замка. Деймон бросил взгляд в окно и нахмурился: на горизонте собирались тучи посерьезнее тех, что зависли над островом, скоро должен был грянуть шторм. Его сын был умным мальчиком, он не стал бы уходить далеко. Значит, старая башня становилась все более вероятным вариантом – с нее можно было любоваться и морем, и горой. Деймон не стал накидывать плащ, хотя ближе к выходу из замка становилось всё холоднее. Он не собирался задерживаться на улице надолго. На выходе его догнали Золотые плащи, те, кому выпала честь играть роль его личной охраны на время тура. Многое могло произойти в других регионах, и драконы далеко не всегда могли помочь в глубинах замка. – Мой принц, – поприветствовал его сир Годби. Деймон взял бы с собой Лютора или кого-то ещё из тех, с кем был почти друзьями, но обезглавливать Золотых плащей почти на год было глупо. – И как вы всегда меня находите? – без настоящего раздражения фыркнул Деймон. В конце концов, это была их работа – охранять принца там, где не мог дракон. Деймона это даже не возмущало. Его меч мог сразить многих, но не давал ему неуязвимость. И умирать в столь счастливый период своей жизни принц не планировал. Ответом ему послужили почти кроткие усмешки и пожимания плечами от сира Годби и его подручного с непривлекательным прозвищем Блоха. Деймон качнул головой и двинулся дальше. Но путь его оказался недолгим: они только подошли к выходу, ведущему в сторону побережья и скал, и послышались знакомые голоса. Люк и Бейлон говорили о чем-то, и этот разговор только начал становиться горячим. Деймон поднял согнутую в локте и сжатую в кулак руку, останавливаясь сам и заставляя замереть своих сопровождающих. – …от меня, Люк, надоело! – голос Бейлона был напряжен и слегка прерывался, видимо, из-за ветра. – Я лишь хочу, чтобы ты перестал носиться с яйцом, братец, уже начинаются разговоры… – за фальшивой заботой звучали кислые нотки… возможно, зависти? Деймону непросто было считывать чужие эмоции, не видя лица говорившего. – Это яйцо дала мне мать, и иногда им требуется время, чтобы вылупиться, – попытался защитить себя Бейлон, но в ответ услышал короткое фырчание: – Почти два года прошло. У меня, моих братьев, у Эйгона драконы вылупились в первые две луны. Деймон почувствовал, как у него заболели зубы, так сильно он сжал челюсти. Но это была битва сына, не его. Бейлон был уже почти мужчина, и уж с чем-то обделенным братом он должен был справиться сам. – Так на что ты намекаешь? – было довольно странно слышать угрожающие нотки в голосе сына, но он, несмотря на свой спокойный нрав, был настоящим драконом и мог плюнуть огнем. – Ни на что, но… – послышалась короткая пауза, – может, только крови твоего отца не хватает для связи с драконом? Деймон ощутил, как его самого окатило огнем. Он буквально затылком ощутил, как нервно переглянулись сир Годби и Блоха, ведь именно им пришлось бы останавливать принца от убийства… другого принца. Пусть тот и заслужил неплохую взбучку за подобные речи. Благо, им не пришлось идти на благородную жертву и пытаться сдерживать Деймона. По сырому коридору, в котором уже вполне ощущался холод острова, пронеслось эхо смеха. Смеха Бейлона. – Это ты мне говоришь? – его сын задыхался от, можно было предположить, несправедливости и абсурдности обвинений. – Ты?! Было так легко представить, как Люцерис вздернул подбородок, пытаясь казаться выше и больше. Деймон имел мало сомнений в том, что все три принца, учитывая схожесть с настоящим отцом, вырастут высокими и сильными, но сейчас Люк оставался обычным наглым мальчишкой, неспособным смириться с тем, что его мать имела большое сердце и много людей, достойных её любви. – Люк, – в голос Бейлона, казалось, проникла жалость. И даже ярость Деймона притихла от удивления. Как его сын мог жалеть того, кто так старался задеть и унизить? – Ты не можешь быть настолько слепым, верно? – Что ты несешь? Перед внутренним взором Деймона встало всегда очень эмоциональное и открытое лицо пасынка: в моменты, когда он защищал себя в ссорах, он щерился, как волчонок, а темные глаза начинали бегать, словно в поиске выхода. – Твой отец не имел и капли крови дракона. Ни единой. Повисла тяжелая пауза. Пауза, в которую множество разных чувств захлестнуло принца. С одной стороны, он гордился сыном: Бейлон даже в кажущемся одиночестве не забывал об осторожности, перейдя на валирийский для открытия жестокой правды. С другой, ему бы хотелось, чтобы Бейлон просто врезал наглецу пару раз, чтобы тот больше не смел открывать на него рот с такими намерениями оскорбить. К тому же, это был неплохой момент, чтобы попытаться вмешаться, но Деймон не стал. Люцерис должен был когда-нибудь открыть глаза, как его старший брат. Молчание продлилось достаточно долго, чтобы начать волноваться, но можно было легко предположить, что Люцерис, не видевший большого смысла в изучении валирийского вне занятий с драконом, просто очень долго переводил в уме произнесенные несколько слов. – Не я здесь бастард, – прошипел разозленный маленький принц, в конечном итоге, и Деймон услышал неровный звук шагов и шуршание одежды вместе с тяжелым выдохом. – Всем известно, что твой отец ходил по шлюхам, называя свою жену сукой. Одна из них, наверняка, и родила тебя. А моя мать – принцесса Драконьего камня, мой отец – рыцарь из валирийского дома, наездник дракона! Я – третий в линии наследования! – Ты не знаешь, что говоришь… – низким голосом вклинился Бейлон, но если Люцериса уносило волной эмоций, остановить его было крайне сложно. Он, может, и был солнечным ребенком большую часть времени, но как его веселье было заразительным, так и гнев и зависть так же поднимались высокой волной. – Я знаю! Конечно, быть бастардом неприятно, но нужно принимать своё… – Я – Таргариен. А вот ты, Люк, слепой идиот! На этом резком высказывании разговор снова прервался. И следующим заговор Бейлон, не стремясь более перейти на валирийский, а просто понизив громкость: – Ты – такой же бастард, как и я. Просто сир Лейнор Веларион был согласен назвать вас своими детьми, – ближе к концу холодный тихий голос стал шипящим. – Только из-за этого ты носишь титул принца, а я – лорда. Потому что мать у нас – одна. Я – её старший сын, её первенец, и тебе никогда не занять то место в её сердце, которое занимаю я. Деймон почувствовал, как уголок его губ дернулся вверх. Пусть он едва слышал фразы целиком (пришлось пройти осторожно несколько шагов вперед), но последний удар был весьма жестоким, направленным в самое сердце чужой зависти, в самое слабое место. Люцерис считался любимцем принцессы Рейниры, его нежная, чувствительная натура заставляла мать проводить с ним больше времени. Но не после появления Деймона и Бейлона. О нет. Принц подозревал, что именно в этом изначально и был корень проблемы отношений его сына с Люком. Простые зависть и ревность. – Ты врешь! – зашипел в ответ Люцерис, и снова послышалось шуршание одежды, стук сапог о камень. Словно мальчики боролись или толкались. – Нет, это просто ты тупой и слепой! – Ты так говоришь, только потому что завидуешь! – Хватит! Ты разобьешь его! – Вот и славно! Знаешь почему? Потому что неважно, что ты говоришь, для всего мира – ты всего лишь сын шлюхи из Блошиного конца. Будешь ты лордом или нет, никто уже не забудет, что ты – бастард. Все в Совете ужаснулись, когда мама дала тебе яйцо, но оно никогда не проклюнется, и дракона у тебя не будет! Будь ты хоть Завоевателем перерожденным, ты всегда будешь оставаться ниже нас и даже ниже Эйгона. А в небо подниматься с родителями, как маленький ребенок. Любые звуки борьбы со стороны улицы прекратились, но ненадолго. – И даже если мама любит тебя сейчас, ты никогда не будешь её сыном по-настоящему. Слова, сказанные двенадцатилетним завистливым ублюдком, ранили даже самого Деймона. Возможно, потому что в них была частица горькой правды. История не будет помнить Бейлона, как родного сына Рейниры. Клеймо бастарда не сотрется со временем, не исчезнет. История правления Визериса будет записана мейстерами, и в ней будет сказано: «В год 121 от Завоевания Эйгона в Королевскую гавань прибыл принц Деймон и его сын, Бейлон Уотерс, чья мать осталась неизвестной». Деймон почти сделал шаг, чтобы самому заставить Люка замолчать, но остановился. Он услышал отчетливый звук удара и падения. Последовавший вскрик Люцериса позволил сделать вывод, что мальчишка всё-таки получил за свои слова. – Я расскажу маме! – угрожающе провыл принц, явно с земли. – Рассказывай. А я расскажу, что ты назвал её шлюхой. – Плакса! Бейлон плакал? Деймон вскинулся, как встревоженный зверь, но напомнил себе, что его сын уже взрослый. И он сам должен был справиться. Никто не научится драться, если не набьет пару шишек. – Просто заткнись уже, паскуда! После ещё одного звука удара были лишь удаляющиеся шаги и тяжелое дыхание. Деймон подозревал, что Люцерис остался на земле, приходя в себя, а его сын пошел отвлечься и, вероятно, даже поплакать где-то вдали от идиота-брата. Пусть ему не очень хотелось, но принц решил оставить Бейлона одного. Тот хорошо бился и нанес противнику серьезную рану. Пусть Люк оставил глубокую рану и на самом Бейлоне. Деймон был уверен, что сын справится с этим.*
Прежде чем пережить настоящий кошмар наяву, Деймон провел всего около часа в относительном спокойствии. Он так и не вышел из замка, вернувшись к своим делам, и в какой-то момент встретился в одном из коридоров с Рейнирой. Встреча с ней всегда расслабляла что-то внутри него. Вот и сейчас волнение за сына ослабло от вида бледного лица принцессы. С Бейлоном всё будет в порядке, а вот Рейниру никто, кроме него не поцелует (если бы кто-то попытался, лишился бы головы). Деймон совершенно не прятал проявлений своей любви. Его племянница поначалу пыталась ради приличия его журить, но отвечала на поцелуи весьма пылко. Их взгляды встретились, и ненадолго что принц, что принцесса замерли, словно пойманные врасплох. Такое иногда происходило, словно даже спустя почти два года было тяжело поверить в нынешнюю связь между ними. Не просто дядя и племянница, пробиравшиеся в этот замок для тайных встреч, а муж и жена. Деймон почувствовал, как усмешка растянула его губы, в ответ в темных глазах Рейниры блеснули искры. Но двинулся навстречу первым, конечно, принц. Принцесса, принимающая страстную любовь своего мужа – это одно, но обратная ситуация могла смотреться со стороны не так хорошо. Деймон считал это полной глупостью, но если можно было простой уступкой избежать риска для репутации племянницы, он мог легко на это пойти. Его руки оказались на её талии, его губы – на её губах, и всё это без единого слова приветствия. Фразы «я скучал» и «я люблю тебя» произносили его поцелуи, безмолвно, но при этом отчетливо. Её фрейлины тихо хихикали и розовели щеками. Золотые плащи, так и прицепившиеся к Деймону, едва заметно ухмылялись. К сожалению, идиллия этой случайной встречи была разрушена быстрее, чем Деймон успел полностью рассказать жене, чего добился за день в подготовке охраны замка для дня празднования именин. На полуслове его прервал звук быстрых шагов. Кто-то буквально бежал в их сторону. Золотые плащи моментально напряглись и встали впереди принца и принцессы с её сопровождающими, чтобы встретить возможную угрозу. Но угрозой оказался всего лишь Люк: его темные глаза были наполнены беспокойством, сапоги все облепило грязью, а завязки плаща, наверняка, неудобно давили на его шею, сбившись из-за бега. На розовом от румянца лице уродливым пятном образовывался синяк, пока больше заметный только из-за отека, отчего его щека в районе скулы казалась вздутой и правый глаз открывался не полностью. – О боги, Люк, что с тобой случилось?! – Рейнира двинулась к нему, рассекая оборону Золотых плащей. Она всегда становилась ещё более целеустремленной, если дело касалось детей. Мальчик вздрогнул, поняв, что наткнулся и на мать, и на отчима. Его взгляд прыгнул от Рейниры к Деймону и обратно, и к этому моменту принцесса уже мягко осматривала его лицо. – Кто это сделал? – Мама… Мама, Бейлон, он… Белые брови Рейниры быстро сошлись к переносице. Но пока она не задала вопрос, который, наверняка, был на кончике её языка, Деймон уже ощутил укол невероятного беспокойства. Того самого, которое ослабло от встречи с племянницей, но теперь вернулось с новой силой. Он сделал шаг ближе к Рейнире и Люку. – Это Бейлон тебя ударил? – спросила принцесса сына, и Деймон сделал ещё шаг. Его сердце билось быстрее, чем того требовала ситуация, но что-то не давало ему покоя во внешнем виде и поведении Люцериса. Уже прошло достаточно времени, если бы мальчишка хотел рассказать матери про ссору, сделал бы это раньше. – Нет… то есть да, но это неважно! Мама, Бейлон, он ушел и давно не возвращается. И погода… Деймон поймал паникующий взгляд темных глаз, и сердце его упало куда-то в живот от страшного предчувствия. Взглянув на Рейниру, он увидел, как и она тоже побледнела, видимо, почувствовав то же самое. Прежде чем Люк заговорил вновь, принц предпринял то, что посчитал нужным в тот момент. Во-первых, ему нужно было, чтобы Рейнира сохраняла спокойствие и не волновалась ради здоровья их ребенка. Во-вторых, если с Бейлоном действительно что-то произошло, то лучше он примет первый удар этой новости на себя, а после сможет преподнести это жене аккуратнее, чем паникующий двенадцатилетний мальчик. – Сир Годби, сопроводите мою жену в ближайшие жилые покои и не позволяйте ей выйти оттуда ни под каким предлогом, – его голос был по-настоящему ледяным, таким он пользовался только при разговоре с прямыми подчиненными, показывая абсолютную серьезность. – Леди Пруденс, найдите мейстера Герардиса и возьмите у него успокаивающий отвар. Рейнира, – он посмотрел на племянницу, в чьих глазах горело негодование и возмущение, но даже эти чувства не добавили ни кровинки на её лицо. – Я со всем разберусь. – Деймон..! Деймон выдержал её взгляд, а после стремительно перевел его на ещё плоский живот под черным платьем и обратно. Она беспокоилась о Бейлоне, и принц её прекрасно понимал, но сейчас об их старшем сыне мог позаботиться он, а вот об их будущем сыне или дочери, только Рейнира. Конечно, огня из её глаз это короткое напоминание не убрало, но Рейнира, тем не менее, последовала за сиром Годби, а леди Пруденс из её свиты побежала в сторону покоев мейстера. Теперь убийственно ледяной взгляд Деймона перешел на Люка, и тот, оставшись без успокаивающего присутствия матери, сжался и опустил голову. – Говори. Мальчику потребовалась секунда, но он всё-таки договорил то, что начал: – Мы… мы с Бейлоном поссорились, немного подрались, и он… он ушел… ушел в сторону Драконьей горы, – чем дальше он говорил, тем тише становился его голос, – и он до сих пор не вернулся. Я искал его, и… кажется, я видел его около подножья горы. Драконья гора… Место, куда Бейлон устремлял свой мечтающий взор, надеясь увидеть, как драконы вылетают из пещер. Спящий вулкан, один из символов острова – огненная мощь, спрятанная глубоко в недрах земли. Опасное место, где жили несколько неоседланных драконов, которые уже давно не имели наездников и могли… Нет, он не будет об этом думать. Деймон схватил Люка за шкирку (отчего завязки его плаща, наверняка, болезненно впились в нежную кожу шеи) и протащил мальчишку пару шагов вперед по коридору, пока не отпустил с приказом: – Покажи, где ты его видел. Он не стал сопротивляться, побежал вперед, а за ним и Деймон. Его сердце стучало так быстро, что заставляло задыхаться, кровь шумела в ушах, и в голове оставалось место только для одного слова: нетнетнетнетнетнет. Где-то на грани сознания он слышал крик своего дракона, ощутившего боль и беспокойство наездника. Караксес без сомнений уже вылетел из пещеры, которую делил с Сиракс и устремился навстречу Деймону. К добру или худу. Можно было надеяться, что это поможет отбить сына у дикого дракона при необходимости. Деймон даже не думал, что мог бы просто не успеть. Видя растерянно-испуганные глаза Люцериса, он не рискнул идти просто по его наводке, а потому схватил пасынка за плечо и побежал на замковую стену. Оттуда можно было легко увидеть подножье Драконьей горы. Красная тень уже скользила среди туч над их головами, издавая высокий свист. Караксес был в таком же нервном возбуждении, что и его наездник. Но как бы быстро он ни бежал, безжалостное колесо судьбы уже развернулось и собиралось раздавить всех, кто стоял на пути. – Вон он! – вскрикнул Люцерис, и Деймон застыл, вглядываясь туда, куда указывал палец мальчика. И действительно, вскоре он увидел небольшую фигурку с короной из серебряных волос и белым пятном в руках – его драконьим яйцом. Бейлон брел вдоль подножья горы, и даже не видя черты его лица, Деймон мог сказать, что сын был подавлен. Но он был в порядке. И на мгновение, всего на мгновение беспокойство Деймона отступило. Пока Караксес не издал воинственный свист, столь высокий, что становилось больно ушам. Деймон лишь чудом успел разглядеть нечто черное и огромное среди грозовых туч и посадить своего дракона на землю во дворе замка. Его душа кричала сесть на Караксеса и отправиться в жестокий бой, но его разум, отточенный войной на быстрые стратегические решения, подсказывал, что это лишь приблизит Бейлона к смерти. А она и так подобралась к его ребенку слишком близко. Прямо над Бейлоном, разогнав тучи огромными крыльями, появился Каннибал. Дракон, являвшийся дурным предзнаменованием, пожиратель драконьих яиц и других драконов. Его чешуя была черной, как ночь, а тело вытянутым и огромным. Крылья за один взмах разгоняли десятки тяжелых туч, а грудной крик заставлял содрогаться землю. От лба по длинной (длиннее была разве что только у Караксеса) шее и спине шли длинные, черные шипы, похожие на сабли, и уже одни они могли убить неудачливого врага. А ещё, казалось, тысячи острых зубов в оскаленной пасти. И огромные когти на крыльях и задних лапах, на которых неожиданной деталью были дополнительные перепонки, как у Караксеса. Учитывая размеры Каннибала, он не должен был поместиться на полоске скалистой земли у подножья, но Бейлон, тоже явно заметив угрозу, принялся отступать назад к замку, однако там же было больше места, целая небольшая равнина. У Деймона совсем перестало биться сердце, когда земля сотряслась от приземления дракона. Он взрыхлил каменистую почву когтями, злобно и голодно щуря зеленые, горящие глаза. Его единственной возможной жертвой был Бейлон, замерший перед древним чудовищем крошечной фигуркой, прижимая к груди белое пятно. Яйцо! Каннибал прилетел не из-за Бейлона, а из-за яйца! Пламенная мечта, чьи яйца обычно пожирал Каннибал, уже долгое время жила в Королевской гавани, Среброкрылая очень неохотно давала потомство, несмотря на связь с Вермитором, а яйца Сиракс Деймон находил и защищал, если она откладывала их на горе. Иногда Хранители докладывали о новых ранах, появившихся на драконах, проживавших здесь, но Каннибалу не удавалось ещё никого съесть. Он хотел драконьего мяса. И Бейлон держал его заветное лакомство у своей груди. – Выброси яйцо, Бейлон! Бросай и беги! Деймон прокричал это изо всех сил, так громко, что в конце сорвался на хрип, и всё равно опасался, что ветер разорвет в клочья его слова, и прямо там, в маленькой долине у подножья Драконьей горы погибнет его первенец. Но либо ветер всё-таки донес этот отчаянный крик, либо Бейлон сам догадался до этого, он размахнулся и бросил яйцо прочь. Белое пятно пролетело довольно далеко, прежде чем исчезнуть за краем одной из скал. Большая, оскаленная морда повернулась следом за яйцом, и Деймон ожидал увидеть, как фигурка его сына становится все больше и больше по мере бега, но… Бейлон не стал бежать. Он не убегал. Не убегал. И Деймону нужно было крикнуть что-то ещё, нужно было взлететь на Караксесе и попытаться отвлечь Каннибала на себя, ведь если Бейлон не побежал, теперь у него не было шанса спастись, но они были слишком далеко. В глубине души он знал, что не успел бы спуститься со стены и сесть на Караксеса. Он не мог спасти сына, мог только отомстить за него и, вероятнее всего, умереть в процессе, оставляя Эйгона и своего третьего ребенка без отца. Но смотреть на это было невыносимо. Время замедлилось, грудь сдавило невозможностью вдохнуть, а колени подвели, заставляя опереться отяжелевшим телом о горгулью. Люцерис что-то кричал и махал руками, однако звук его голоса никак не пробивался к Деймону. Фиолетовые глаза сосредоточились на маленьком силуэте с короной серебряных волос, стоявшим перед черным зверем так, как когда-то Визерис стоял перед Балерионом. Но Балерион был ленив и стар, желал только спать и поприветствовать уже смерть. Каннибал был полон злости, силы и жажды крови. Деймон не мог дышать. Не мог кричать. Не мог помочь. Не мог спасти. Но мог увидеть, как Бейлон задвигался, и через мгновение раздался рев. Рев боли и удивления. На черной-черной морде Каннибала, прямо под его левым глазом часть чешуек скололась и появился пар от выступившей крови. Дракон резко мотнул головой, разинул пасть и окатил долину черным пламенем с резкими изумрудными всполохами в толще смертельного потока. Вот и всё. Жар растекся повсюду, вплоть до того стены, где стояли Деймон и Люк. Каменистая почва плавилась под огнем, трава превращалась в пепел. Горело, казалось, и отцовское сердце. Поток пламени резко прервался странным звуком: словно захлебнувшийся вскрик. Каннибал защелкнул пасть с громким клацаньем острых зубов и развернул морду в другую сторону. Раздался свист – и дракон слегка дрогнул, ударяя хвостом в области где-то у себя под правым крылом. В следующую секунду Деймон снова увидел его – Бейлона. Мальчик перекатился из-под длинной шеи дракона и быстро вскочил на ноги. Одна его рука странно висела, но вторая крепко держала хлыст Балериона. И не просто держала, а вновь заносила его для удара. Прежде чем Каннибал успел попытаться просто проглотить его одним выпадом, Бейлон прошелся хлыстом там же, куда бил в первый раз – под левым глазом, на этот раз почти задевая веко. Дракон инстинктивно отстранил голову, прикрывая чудом уцелевший глаз, и в следующее мгновение Бейлон снова исчез из виду. Все эмоции Деймона сгорели в огне в ту секунду, когда он подумал, что его сын развеялся пеплом по ветру. Он наблюдал за этой схваткой со странным отстраненным спокойствием, словно это происходило и не с ним вовсе, только его пальцы так сильно сжимали черный камень горгульи, что их сводило судорогой. Сердце молчало в полном ужасе. Разум шептал, что это – шанс. Шанс Бейлона на выживание. Теперь единственный. Он либо подчинит себе чудовище, либо будет им сожран. Как только Каннибал взлетит… всё будет точно кончено. Если только Бейлон не взлетит с ним. Вероятно, его сын понимал это тоже. Потому что через несколько мгновений силуэт Бейлона уже виднелся карабкающимся на ближайшую скалу. У него было всего несколько мгновений, пока дракон не поймет, куда делась из поля его зрения вертлявая добыча. В этом было преимущество его маленького размера по сравнению с колоссальными размерами Каннибала. Деймон видел, как тяжело работала правая рука Бейлона, как рукоять хлыста сын и вовсе держал в зубах, но он боролся, как настоящий дракон. Зеленые глаза Каннибала обратились к мальчику, когда тот уже вставал на ноги на уступе. Даже так, он скорее поднялся на уровень дракона, не выше. Этого однако было достаточно для прыжка. Бейлон ударил вслепую, практически по зубам оскаленного врага, но даже это выиграло ему секунду. Следующим взмах хлыста был другим, не удар, а зацеп – кончик обвился вокруг одного из спинных шипов, и мальчик, полностью доверяя старому оружию, прыгнул вперед. Врезавшись лицом в черную чешую, твердую, как камень, Бейлон принялся карабкаться вновь. Так быстро, как мог, вгрызаясь в тонкие сочленения чешуек валирийским кинжалом, заставляя Каннибала бесноваться и извиваться, подобно змее. Он явно давно не испытывал боли, никто не мог пробиться через жесткую чешую, а схватки с другими драконами случались редко. В конце концов, Каннибал решил взлетать. Деймон понял это, по напряжению его задних лап, по тому, как крылья задвигались, закрыв от него полностью фигурку сына. Дракон взял разгон, пропахав расплавленный вязкий камень когтями в несколько прыжков, и лишь в самый последний момент стало понятно, что Бейлон успел сесть на спину своему врагу и крепко обхватить руками шип. Каннибал сорвался в полет с высокого черного утеса. С криком и воем он уносил Бейлона всё выше и выше, пока тяжелые тучи не сомкнулись за ними. Оставалось только ждать. Каннибал не смог бы атаковать Бейлона, не атакуя самого себя, и теперь мальчику нужно было удержаться… и подавить злобный разум абсолютно дикого дракона своей волей. Деймон всегда будет первым, кто отстаивает разум и силу воли своего сына, но здесь… Он просто закрыл болезненно сухие глаза и окончательно осел на колени. Его руки сами сложились в молитвенном жесте. Не Семерым, конечно, но валирийским богам. В них принц тоже верил слабо, но надеялся, что они ответят на отчаянный призыв. Шанс этого был гораздо выше, чем с Семерыми. Мертвые боги лучше несуществующих. За закрытыми веками темнота обретала зеленые, злые глаза, запах приближающейся беды и грозы, а также соленый вкус. Как у моря. Или слез. Все молитвы, когда-то выученные, вылетели из головы, и Деймон просто просил вернуть ему Бейлона живым. Люцерис тихо плакал по левую руку от него. Караксес взбудоражено свиристел, готовый в любой момент сорваться в атаку. Деймон боялся открыть глаза. Но когда-нибудь ему нужно было это сделать. Сколько времени прошло с начала его судорожных «молитв», он не знал, но открыв глаза и встав, увидел всё тот же оплавленный камень в долине, покрытый пеплом сожженной травы, слеты когтей в черном жарком болоте, и опасно приблизившуюся к острову бурю. Свинцовые тучи поглощали почти весь солнечный свет и не позволяли увидеть ничего, кроме беспокойного моря, скал и их самих. – П-принц Деймон, я-я не х-хотел, я… – Люк начал заикаться от слез. Его лицо выражало искренний ужас и раскаяние, но единственное, чего хотелось Деймону в тот момент – пустить ему кровь. Если бы Люцерис не наговорил гадостей его сыну, ничего из этого не произошло бы. Деймон не разбил ему лицо. Но кое-как разлепил сложенные в молитве руки и влепил мальчишке такую пощечину по уже опухшей щеке, что тот взвыл, падая на камень и прикрывая лицо рукой. Возможно, ему не стоило делать даже этого. Но Люк должен был выучить свой урок. Урок, который, возможно, стоил жизни его брату. Вместо слов страха и ужаса Деймон произнес: – Мой сын от крови дракона, чистокровный Таргариен, и если Каннибал кому-то подчинится, так это ему. И он заставил себя в это поверить. Что в тот злополучный день смогло помочь – боги, вера или железная воля Бейлона вместе с желанием выжить – осталось загадкой. Просто через мучительные минуты, часы, годы ожидания вместе с первыми каплями дождя и раскатами грома, тучи снова расступились перед гигантскими крыльями, а земля снова содрогнулась от крика. Каннибал выглядел ещё злее, ещё угрожающее, чем прежде. Но летел ровнее, не пытаясь больше сбросить своего седока. И когда он приземлился, продавив остывший, но всё ещё мягкий камень своим весом, с него стремительно соскользнула фигурка. Следом за ней змеей вился хлыст. Деймон заставил деревянные ноги слушаться и наплевав на все двинулся туда, к сыну, вниз. Он видел, как Бейлон отступал от Каннибала, не поворачиваясь к нему спиной, медленно, обессилено, но всё ещё сжимая в руке хлыст, как показатель силы. Дракон сверлил его горящим взглядом зеленых глаз ещё несколько мгновений, нервно и озлобленно маша длинным хвостом, после чего развернулся, совершил пару прыжков и исчез в буре. Караксес за спиной Деймона взвился в небо, готовый охранять всадника и его сына от новых посягательств. Сам принц не дошел до Бейлона несколько шагов, останавливаясь. С такого расстояния он мог разглядеть обгоревшую правую руку с остатками почти полностью сгоревшего рукава, обнажившего уродливые ожоги и волдыри. Больше огнем задело внешнюю часть его предплечья и плеча, почти не затронув ладонь. Ладони же… левая была взрезана почти до мяса: Деймон увидел это, когда мальчик, наконец, отпустил хлыст, позволив ему упасть на землю. – Папа, я… Он услышал звук голоса, который уже не надеялся услышать, и весь мир вокруг изменился, поплыл, стал нечетким. Деймон сделал эти оставшиеся шаги и вместе с сыном опустился на колени совершенно без сил. Он моргнул, позволяя слезами стечь на щеки. Бейлон рыдал на его плече: от боли, от страха, от того, как смертельно устал. Деймон постарался обнять сына так, чтобы не задевать ожог. – Ты жив, Бейлон. Это главное. Он судорожно втянул воздух в легкие. Его сердце снова билось.