Ученик колдуна

      Мальчишка широко раскрыл глаза и чуть приоткрыл рот. От вопроса он застыл, но взгляд практически сразу забегал по округе, осматривая кровавое месиво вокруг. Шатен неуверенно помялся на месте и для того, кто с весельем забивал людей ногами, как-то робко спросил:       — А нельзя было?       Фамильяр мысленно хмыкнул и, передвигаясь вдоль по ветке, ответил:       — Не замечал за собой страсти к коллекционированию.       Подросток облегченно выдохнул и, сморщив в брезгливости лицо, стянул сапоги. Он бросил их рядом с собой и попытался вытереть ноги от крови об нетронутый клочок травы. Шатен с нескрываемым отвращением смотрел на красные ручейки, покрывавшие его ступни, пока не решился заговорить.       — А я…       — Я знаю, кто ты, — фамильяр остановился, — И зачем пришел, но вот…       — Но? — подросток приподнял правую бровь.       — Какой-то ты слишком брезгливый для колдуна, — каждое слово фамильяру давалось через колкую боль во всем теле. — Не любишь кровь?       Шатен по-птичьи повернул голову в бок слушая собеседника. Он пару минут молчал, обдумывая как лучше донести мысль, чтобы его верно поняли.       — Нет, не кровь, а грязь. Всё, что течёт в венах жрецов и магов — это мерзость, от которой необходимо избавиться. И чем больше её прольётся, тем лучше. Пока не останется ни одной капли, — подросток пожал плечами и перекатился с пятки на носок; в глазах бушевало пламя лютой ярости. — Я не боюсь испачкаться в их крови, да и любой другой, но это не значит, что мне приятно чувствовать её на себе. Мне нравится видеть её вне их тел, делать их последние мгновения жизни невыносимо мучительными… Разве не приятнее видеть этих жалких существ, барахтающихся в луже из грязи и собственной крови, пока твои руки чисты?       Фамильяр, внимательно слушавший собеседника, уважительно хмыкнул и задумчиво протянул:       — Как занятно ты рассуждаешь…       Шатен прикусил губу и склонил голову в бок, будто смущаясь. Скачущий диапазон эмоций паренька забавлял: переключение от робкого до горящего ненавистью человека происходил в считанные секунды. Вот и сейчас, стеснительно шаркнув всё также измазанной в засыхающей крови ножкой, он сказал:       — Ты… У тебя красив…       — Что? — фамильяр перебил его. — Что в этой форме может быть красивого?       Красные глаза злобно сверкнули, широкий зрачок сузился в мелкую точку. Чёрные когти на больших и тонких лапах вцепились в кору, сдирая её. Массивный чёрный загнутый клюв открылся в гневном крике. Пепельное оперение с тёмно-зелёными кончиками вздыбилось в стороны. Два тёмно-коричневых пера на голове торчали вверх, будто уши или рога. Маленькие крылья были подняты и раскрыты. Тело фамильяра было небольшим, с ладонь подростка. Он походил на сову, но будто состоял из частей разных видов. Фамильяра трясло всем маленьким телом. Что этот мелкий сопляк споёт ему, как и все прочие? Прекрасный цвет перьев? Правильная форма клюва? Похвалит когти? Очередной дурацкий комплимент его крыльям?       — Голос, — ответил юный колдун, подойдя ближе к ветке с фамильяром. — Мне нравится твой голос.       Шатен узнал его. Да сейчас он хрипловат и было понятно, что совёнок говорит с ним через жуткую боль. Голос фамильяра местами надрывался, а сам он дёргался. Но у юного колдуна не было и тени сомнения, что это он. А еще шатен просто обожает сов. Не всех птиц, а именно сов. Подросток бессонными ночами размышлял, что если он не сможет остановить свое превращение в фамильяра, то ему хотелось быть только этой птицей.       Фамильяр повернул голову в бок и щелкнул клювом. И издал звук похожий на хриплый смех. Он спорхнул с ветки, прямо в инстинктивно выставленные ладони шатена.       — Такого мне еще не один колдунский идиот не говорил, — и в самом деле, этот скрипучий голос единственное, что осталось в нем от его прежней формы, не считая цвета глаз.       — Значит я буду первым, — шатен просто пожал плечами и несмело провёл большими пальцами по оперению.       Фамильяр на наглое поведение подростка никак не прореагировал. Просто в задумчивости рассматривал его глаза. И чем дольше он это делал, тем больше убеждался, что он тот самый колдун. Его колдун.       — Ты северянин, — совёнок не спрашивал, а утверждал.       — Это проблема? — глаза шатена на миг блеснули чем-то диким.       — Хммм… Нет, — он потоптался на месте, слегка царапая кожу подростка, — Всегда нужно помнить свои корни, но ты северянин не до конца.       — В каком смысле? — шатен сел на землю, не прекращая гладить фамильяра по перьям.       — Некоторые события убивают какую-то часть в человеке или же стирают её полностью, перерождая в новую личность, — совёнок ткнул лапкой в грудь подростка. — Старый ты умер на том кладбище, и родился новый. Твоя родина теперь там, не забывай этого.       — Откуда ты знаешь про него? — глаза шатена излучали тихую злобу. — Как ты вообще…       — Каждый фамильяр видит сны про своего колдуна, — совёнок поднял крылья вверх, имитируя жим плечами. — Так что твои горящие ненавистью, болью и скорбью глаза я узнаю всегда. И, предвосхищая твой следующий вопрос: я не могу пойти с тобой.       — Но почему? — шатен вскочил на ноги. — Ты же сам сказал, что я твой колдун!       — Просто сейчас ты еще слишком юн для меня, — фамильяр постучал лапкой по ладони шатена.       — В каком смысле юн?       — Ты же знаешь, что означает связь между колдуном и фамильяром? — шатен кивнул и совёнок продолжил. — А как она закрепляется?       Подросток отрицательно мотнул головой и застыл от чувства стыда. Чувствовать его после стольких лет было странно и неприятно. Он только сейчас в полной мере осознал, что из-за него фамильяру приходится терпеть жуткую боль, чтобы объяснить ему простые вещи. Чертов Касеки, что упрямо молчал про фамильяров!       — Через физическую близость, — фамильяр встрепенулся, после каждого слова по горлу проходили будто раскалённым металлом.       От услышанного юный колдун покраснел, потом побледнел и снова залился пунцовым румянцем. Его нижняя губа мелко дрожала, а из горла вырывалось бессвязное мычание. Фамильяр вздохнул. Как бы ему не хотелось пойти с ним, сейчас, помимо возраста шатена, у него остались незаконченные дела. Но озвучить, какие именно, он не успел: подросток, взяв себя в руки и став белым как снег, сказал:       — М… Ма… Матушка говорила, что делать это нужно, только с тем, кем кого любишь!       Услышав причину странной реакции шатена, фамильяр засмеялся в полный голос, из которого наконец-то исчезла вся хрипота.       — Так ты из исчезающей породы колдунов, — совёнок упорхнул обратно на ветку. — Колдун-романтик. Какая прелесть!       — И вовсе не смешно! — шатен надулся и стал выглядеть как обычный ребёнок его возраста, чем-то до глубины души обиженный.       От подростка ощущалась не только обида, но и скорбь, перерастающая в злость. По ладони подростка заплясали желтоватые языки пламени, по кромке огня пробегал зеленый отсвет, что с каждым мигом становился все явственнее, отличимее от другого цвета. Фамильяр глубоко вздохнул. Он не хотел злить колдуна, но и скрывать свои мысли не собирался. Совёнок пару минут любовался бушующим пламенем на ладони подростка, что, по-видимому, держался из последних сил, чтобы не запустить огнём в птицу.       — Похоже её наставления имеют для тебя некую значимость, — фамильяр поскрёб лапой по месту, где предположительно была его шея, боль была поистине невыносимой.       Шатен насуплено кивнул и повёл пальцами, перебирая воздух, пламя повторило это движением на манер когтей. Совёнок прикрыл глаза, в памяти появился образ человека, которого он считал своим отцом. Гнев и обида юного колдуна были ему понятны.       — Раз это важно для тебя, это важно и для меня, — фамильяр открыл глаза, видя, как шатен медленно успокаивается и пламя исчезает с его пальцев. — И твоя реакция доказывает, что ты еще слишком юн.       Подросток недовольно цыкнул, но кивнул, соглашаясь. Он и так позволил эмоциям взять вверх, фамильяр мог и не простить такой выходки.       — И что теперь? — шатен развел руки в стороны.       — Какова твоя цель? Чего ты хочешь добиться? Что тобою движет? Но, пожалуй, это я знаю, слишком банальная причина. Все колдуны страдают от желания мести, — совёнок повернул голову в бок. — То, что ты мой колдун, ещё не значит, что я пойду с тобой. Прятаться по жалким лачугам и быть в тени, мне хватает этого и здесь. Ты природный колдун, тебе не нужен фамильяр для мести одному или же кучке людей.       Шатен, выслушав речь фамильяра, сложил руки на груди и поднял голову вверх. Несколько минут он рассматривал что-то в ветках деревьев, пока не заговорил:       — Причина может быть банальной, но всё зависит от её исполнения… Я не собираюсь скрываться или прятаться, ну может первое время, пока не соберу триаду, а потом… — подросток опустил взгляд на фамильяра. — Они будут захлёбываться в собственной крови зная, что мы пришли за ними. Но я всё никак не решу, в каком порядке это сделать. Начать с личной мести, истребить жречество и стереть с лица страну? Или в обратно порядке? Или всё и сразу? Убивать быстро или медленно? Проклятье или порча? За сколько лет осуществить план? Столько вариантов…       По мере рассказа глаза шатена начали искриться безумным возбуждением и восторгом. Сами размышления о методах мести приносили ему удовольствие.       — Вот значит, как, — совёнок прищурился, размышляя.       Независимо от причин подростка жаждать мести он пошел бы за ним. Фамильяр устал быть один и ненавидел это чувство одиночества, до каждого своего перышка. Однако, ему хотелось иметь представление о подростке не только по обрывочным снам, пропитанных страхом и смертью.       К тому же слова колдуна звучали так заманчиво… Колкое чувство разгорающейся жажды крови и страданий приятным теплом расползалось от груди. Хотелось как можно быстрее их воплотить в жизнь.       — Я не собираюсь становиться фамильяром, — шатен подошел ближе к птице. — Мне попросту может не хватить времени на всё. Откуда мне знать, что я не превращусь в жабу или крысу уже завтра?       Совёнок прыснул от смеха со страха подростка превратиться в этих существ, но тут же заговорил, чтобы тот не успел распсиховаться вновь.       — Я понял тебя, — фамильяр запустил лапу в раскрытое крыло и, вырвав перо, протянул его колдуну. — Значит поступим следующим образом.       Шатен бережно взял его в руки, но всем видом, а в особенности бровями, показывая, что понятия не имеет, что это значит. Совёнку, как никогда хотелось закатить глаза, но он продолжил.       — Это перо символ моей благосклонности к тебе. Проще говоря, пока оно у тебя, я не могу заключить контракт или связь с кем-либо другим. Так что не вздумай его потерять. Сейчас ты пойдёшь на север от этого дерева, там стоянка друидов, и как следует отдохнёшь, а затем вернёшься туда откуда пришел, — фамильяр чуть потряс крылом прогоняя боль от насильно выдранного пера. — Продолжай учиться и работай над контролем огня. Можешь не бояться превращения в жабу или крысу, перо сдержит прогресс трансформации. Возвращайся на третий день кровавого новолуния, тогда и заключим контракт или связь.       Совёнок сделал глубокий вдох и едким голосом процедил:       — И передай этой облезлой змее, что, если он хоть ещё раз попробует к тебе прикоснуться, я разорву его когтями, а труп брошу гнить на солнце.       Шатен кивнул, ему хотелось спросить в чём разница, что за новолуние такое, откуда он знает про змея Касеки, но быстро передумал. Он не хотел, чтобы фамильяр лишний раз надрывал голос и терпел боль. Её сегодня было предостаточно. Если надо будет подросток запытает Касеки до смерти, но знание получит. Юный колдун быстро собрался и даже не сморщил лицо, влезая в кровавые сапоги обратно. Он аккуратно обернул перо в ткань повязки с головы и спрятал в мешок. Махнув фамильяру рукой на прощание с обещанием вернуться, подросток ушёл.       Совёнок незаметно проводил его до конца леса и вернулся в своё убежище. Колдун ему понравился, не всегда фамильяры были готовы идти с предназначенным ему. Птица издала довольный звук. Он был в приподнятом настроении и нетерпении. Теперь совёнок точно знал, что ждать ему осталось всего шесть лет, а не целую безликую и холодную вечность.