Импринтинг

Келус не помнит почти ничего. Размытый образ лица перед глазами и низкий, уверенный женский голос ещё всплывают в памяти – но не слова, что она говорила. Кажется, что весь организм протестует от одной лишь попытки визуализировать эту сцену у себя в голове. Но не так важно ведь, что было сказано на заре его осознанной жизни? Не могла же она перепрограммировать его сознание или внушить какие-то паттерны, верно? Кажется, всё-таки могла. Иначе как объяснить, что, стоит Келусу открыть глаза и увидеть прямо перед собой красивое лицо молодого человека, услышать низкий голос и почувствовать прикосновение к собственной щеке, в голове как будто раздаётся щелчок старинной фотокамеры? Словно срабатывает какой-то условный рефлекс, о котором галактика до того не имела представления. Человека зовут Дань Хэн, как выясняется чуть позже, и Келус не может выкинуть его из головы. Они втроём с Март 7, которая ещё кучу раз притворно возмущалась тем, что оставалась незамеченной слишком долго, добираются до центра управления, с кем-то беседуют, куда-то бегут, но сконцентрироваться на этом не выходит. Ясность мыслей чувствуется, только когда в поле зрения есть он. И когда Келус посреди боя с каким-то чудищем, закрыв собой Март, неожиданно оказывается сознанием посреди открытого космоса, при виде огромного сияющего золотом существа почему-то первой мыслью оказывается образ Дань Хэна. Кого-то, кто сможет защитить – хотя, если подумать, защита сейчас не очень-то и нужна: сила распространяется по всему телу от груди к самым кончикам пальцев, переполняет его тело и бурлит внутри кипящим маслом. И в мыслях только одно желание: уничтожить того, кто посмел напасть на них. Возможно, потребность в защите трансформируется в желание защищать самому, но думать об этом не выходит: его вырубает окончательно, и Келус больше ничего не помнит. Да уж, слишком часто у него провалы в памяти. Приходит в себя только в медицинском отсеке, и тут же хочет позвать Дань Хэна, но осекается: его здесь нет. Если пораскинуть мозгами, всё ещё непонятно, почему именно этот образ так прочно засел в голове. С той же Март он знаком столько же, так в чём принципиальная разница? А в том, что она есть, сомнений не остаётся. Келус не может сосредоточиться ни на секунду, пока разговаривает с Химеко и Гертой, а затем пробует некую "виртуальную вселенную", от которой потом болит голова. По сути, это просто vr-игра: в мыслях тут же всплывает образ кучи похожих, но воспоминаний о том, как он проходил хоть одну, нет – будто в голову просто загрузили библиотеку с информацией. Быть может, именно от этого пережитое лично ощущается гораздо острее? Келус не уверен, но эту версию оставляет как самую правдоподобную. От предложения участвовать в эксперименте над его бедным сознанием отказаться возможности нет, но зато ему предлагают место на Звёздном экспрессе. Преимуществ море, но самое важное лезет в голову вперёд других. Там будет Дань Хэн. Собственная каюта – комната, купе или как ещё можно это назвать – выглядит пустой и безжизненной, но это просто знание, чувств по этому поводу нет. Келус просто не видел, как иначе может выглядеть спальня, хотя воображение сейчас напоминает каталог из мебельных магазинов. – Можно зайти? – он аккуратно стучит в дверь Март 7 при первом удобном случае, и, не получив ответа, входит всё равно, заглушив призыв совести к покаянию. Хозяйки комнаты тут нет, зато есть много всего интересного. Куча разных мелких деталей, посмотрев на которые, можно тут же сказать, кто именно живёт здесь. Это называется "уют"? Знания подсказывают, что да, однако Келус всё равно чувствует себя здесь не в своей тарелке. Всё потому, что вломился без спроса? Возможно. Однако внутри желание посетить другую комнату уже будто со всей силы бьёт в гонг. Если подумать, гонга он никогда не видел тоже, даже в интернете, однако имеет вполне чёткое представление. Пом-Пом предупреждала, что Дань Хэн живёт в архиве, так какой же там может быть уют? Совершенно никакого, однако туда будто тянет. Это не только интерес, это нечто большее, словно на уровне инстинктов. Хотя, какие инстинкты у разумных существ? Даже если Келус не совсем человек. В отличие от комнаты Март, здесь ему собственноручно открывает хозяин. – Тебе зачем? – спрашивает с подозрением, когда Келус объясняет, что ему нужно попасть в архив, не придумав варианта получше, но удовлетворяется ответом: "мне просто интересно". Видимо, всем членам экипажа были даны инструкции тепло встретить новичка. В целом, это устраивает: напускное дружелюбие со стороны Дань Хэна лучше, чем его обычная отстранённость. Но важнее другое: стоит только им оказаться наедине в закрытом помещении, с плеч будто гора сваливается. Келус и не подозревал, как о многом волновался, пока не увидел его лично. Элементарно жив ли Дань Хэн, в порядке ли он, не случилось ли чего, не грустно ли ему, не ранен ли он был в недавнем бою, не устал ли, не хочет ли кофе... Происходящее больше напоминает одержимость, чем что-либо ещё. Совершенно непонятно, откуда это взялось и что вообще об этом думать. Однако сейчас все причины для беспокойства будто растворяются в небытие. Хотя бы потому, что перед ним здоровый, относительно бодрый человек – или, лучше сказать, "разумный вид" – с чашкой кофе в руках и открытой голограммой книги, появляющейся перед его лицом, стоит только потерять интерес к гостю. Кажется, Келус понемногу сходит с ума. Возможно, уже давно сошёл – если самое начало его жизни с воспоминаниями можно охарактеризовать как "давно". Чтобы не выдавать своей растерянности, приходится с умным видом пройтись по периметру и пару раз подключиться к базе данных. К удивлению, здесь обнаруживается краткая сводка обо всех членах экипажа, кроме него самого: видимо, записи ещё не обновлялись. Из полезной информации можно вычленить официальную должность каждого, и Келус с удивлением подмечает для себя, что Дань Хэн по прописанному на бумаге – вовсе не архивариус, как можно было бы подумать. Значит, занимается этим в качестве хобби? Глава Экспресса – Химеко. Это интересно: почему-то всегда казалось, что Вельт как минимум не уступает ей в значимости. К тому же, именно он предотвратил выход тела самого Келуса из стабильного состояния, как ему сообщили уже потом, так что уважением к этому человеку проникнуться было удивительно легко. В любом случае, нужно будет обратиться к кому-то из них с... проблемой, которая у него возникла. "Проблема", словно почуяв, что думают именно о нём, вырастает за спиной, заглядывая в записи через плечо. – Я внесу тебя в архив позже, когда Химеко скажет, что именно написать про тебя. Келус бесшумно давится воздухом от неожиданности, моргая чуть быстрее, но стараясь не выдать своего удивления. Он не заметил, как кто-то подошёл? Он – со своей повышенной, относительно большинства окружающих, чувствительностью? Это просто немыслимо. Что-то в его организме явно работает не так, как задумано мозгом. Или его сознательной частью. – Да, конечно, – отвечает с запозданием, отворачиваясь от порта с экраном и смотря в тёмные глаза. Они переливаются от серого до синеватого в свете ламп архива, но Келус знает, что в реальности, при белом свете, радужки кажутся скорее тёмно-зелёными. По крайней мере, он помнит именно так – словно фото, сделанное глазами, на краю его сознания. Тот самый момент, когда чужое лицо всего в паре сантиметров от его, а губы опаляет горячее дыхание. Эту картину Келус помнит так чётко, как не помнит даже собственное отражение в зеркале. Это ненормально. Это определённо ненормально. – Прости за вторжение, я уже ухожу, – он дёргается слишком резко, случайно задевая Дань Хэна плечом, когда пытается протиснуться мимо него к двери. Это прикосновение заставляет на секунду замереть, но Келус подавляет в себе странную слабость, вызванную моментально разлившимся по телу теплом. Ему срочно нужно поговорить с Химеко. Или с Вельтом. Да хоть с Пом-Пом – главное, чтобы ему помогли. Помогли избавиться от этой совершенно нездоровой фиксации на конкретном человеке. Келус вылетает в коридор, не замечая задумчивого и растерянного взгляда, который устремляется ему вслед. *** – Тебе определённо нужно успокоиться. Выпей кофейку, потом всё расскажешь, – Химеко улыбается, ставя на стол до краёв полную дымящуюся чашку. Остаётся только благодарно кивнуть и схватиться за фарфоровые бока руками. Они далеко не так обжигают, как предполагалось по виду: скорее всего, какое-то специальное покрытие. Либо это у него высокая температура тела. Что в очередной раз отсылает к тому, что Келус, возможно, и не человек вовсе. Просто сосуд, созданный, чтобы сдерживать Стелларон. Он хмурится и делает глоток, не особо концентрируясь на запахе, и тут же давится: кофе настолько горький и невыносимый на вкус, что даже держать его во рту кажется невозможным. – Что-то не так? Горячий? – Химеко тут же суетится, подавая стопку салфеток и уже готовясь встать с кресла. Впрочем, успокаивающего взмаха рукой ей достаточно, чтобы вновь усесться на место и дать ему прийти в себя самому. – Ага. Горячий, – выдавливает Келус из себя, решив, что огорчать Химеко вовсе не хочет. В конце концов, и она, и все на борту очень добры к нему, а сейчас, вот, даже пытаются помочь с возникшей проблемой. Не то чтобы эта проблема не связана с одним из них, но факт остаётся фактом. – Странно. Дань Хэну нравится, – задумчиво произносит Химеко, закидывая ногу на ногу. Это уточнение заставляет еле заметно вздрогнуть и прямо кожей почувствовать, как краснеют уши. Будто бы все тайные мысли были обличены одной случайно брошенной фразой. – Так о чём ты хотел поговорить? – Да я... – Келус мнётся в кресле, жалея, что оно слишком мягкое. Стул хоть можно было бы сжать посильнее без последствий, а так он рискует порвать пальцами обивку. – Хотел как раз про Дань Хэна поговорить. Видя чужое заинтересованное лицо и приподнятые в ожидании брови, он вздыхает и продолжает: – Мой организм реагирует на него очень необычно. Я всегда хочу быть с ним ближе, всегда думаю о нём и чувствую себя странно, когда он на меня смотрит. Тело отзывается слишком бурно, на бессознательном уровне. Это началось неожиданно, как будто по щелчку пальцев, и с тех пор я ни на минуту не могу выкинуть его из головы. Мне кажется, это какая-то программа, вживлённая в моё сознание, поэтому я решил предупредить об этом. Химеко смотрит на него ещё долю секунды после окончания монолога, а потом откидывает голову чуть назад и смеётся. Это заставляет удивлённо уставиться на неё: что такого забавного в этой ситуации? Всё же просто ужасно! – Услышь себя со стороны, дорогой, – говорит она, уже успокоившись, и фамильярность, призванная разрядить обстановку, на удивление, работает. Келус расслабляется в кресле усилием воли. – Тебе не кажется, что ты просто влюбился? Да нет. Не может быть. – Но... это же совсем другое! Я знаю исследования, которые проводились, для влюблённости недостаточно секунды. А у меня всё произошло, как... Как фото! Из тех, что Март всё время делает. У неё камера каждый раз щёлкает, и у меня в голове тоже что-то щёлкнуло, когда он...– приходится взять паузу на смущение, потому что он не знает, что сказать. "Делал мне искусственное дыхание"? Это только усилит подозрения Химеко. – Когда я впервые его увидел. Сразу, как очнулся. – А ты ощущал подобное раньше? Келус замолкает на несколько секунд после этого вопроса. – Нет, – отвечает, наконец. – Или да. Я не помню. – Ну так откуда можешь знать, как это происходит, если ничего не помнишь? – Химеко с прищуром смотрит на него в упор, и даже без познаний в психологии видно, что она пытается скрыть веселье. Она же просто издевается, да? – Но это же антинаучно, – он мотает головой, отгоняя новые и новые предположения, которые закрадываются в разум непреклонно и сразу скопом. – Для людей – может быть. Но твои жизненные показатели отличаются от обычного человека. Сложно сказать, к какому конкретно виду ты принадлежишь и принадлежишь ли. Это добивающий удар. Его сомнения в собственной человечности будто сконцентрированы в одной этой реплике. Как контрольный выстрел – прямо в измученный догадками мозг. Келус судорожно вздыхает, опуская голову на стол с тихим стуком. – Я не знаю, что происходит. Как я ненавижу свою память. Химеко тут же становится серьёзной; это слышно по голосу, когда она говорит: – Иногда прошлого лучше не знать, Келус. Возможно, его у тебя и вовсе не существует, но это неважно. Научись жить с тем, что есть сейчас, а мы тебе в этом поможем. Подумай над моими словами. Она напоследок проводит рукой по его затылку, когда поднимается, чтобы удалиться к себе в комнату, а Келус остаётся лежать в том же положении, желая, вопреки сказанному, вырезать разговор из своей памяти. Не то чтобы она у него богата на события. Нужно обмозговать слова Химеко, в этом она точно права. *** Келус второй день не выходит из каюты. Не потому, что чего-то боится, как можно вообще так подумать? Нет, ему просто плохо физически, с того момента, когда он в последний раз вернулся от Герты. Вся эта история с Эонами, Акивили, за которого новоиспеченный первопроходец исследует смоделированное пространство... это слишком для его неподготовленного сознания. А возможно, дело просто в том, что его без всякого предупреждения вышвырнуло в реальность, и мозг по какой-то причине почти не координируется с телом до сих пор. Именно поэтому его бьёт озноб, а конечности слушаются плохо. Никогда, точно никогда никакая Герта не заставит его ступить в чертоги своей Виртуальной вселенной снова. Келус в очередной раз прислоняет руки к лицу. Разница температур огромная, будто бы кровь и вовсе не поступает к кистям, но от этого становится легче. Ломота в конечностях никуда не уходит, правда, но зато головная боль немного стихает, и можно снова постараться заснуть. Келус уже находится на грани от того, чтобы провалиться в липкое небытие, когда слышит стук в дверь. Кого это принесло? – Я не хочу есть, спасибо, – говорит он, поднявшись и уже у входа учуяв запах какого-то мясного блюда. Наверняка это Пом-Пом принесла ему ужин, как и вчера. Она слишком о нём заботится, как-то подозрительно даже. Однако это вовсе не проводник: в коридоре стоит Дань Хэн, с независимым видом удерживающий поднос со столовым набором. В тарелке какой-то суп с лапшой, и Келус уже хочет отказаться, когда его перебивают: – Химеко сказала проверить, всё ли у тебя хорошо, поэтому я прослежу, чтобы ты доел до конца, – незваный гость проходит вглубь каюты уверенно и ставит посуду на абсолютно пустой стол. Или не пустой: Келус не помнит, но посмотреть не может себя заставить, всё так же уставившись в одну точку в пространстве. В глазах немного двоится, но облегчение, пришедшее с одним только появлением Дань Хэна, совершенно феноменальное: как минимум, настроение больше не на нуле, а тошнота отступает на какое-то время. – Правда, я не знаю, почему она не послала Март, – он действительно выглядит немного озадаченным, продолжая свою реплику спустя время, так и не дождавшись ответа. Как будто чувствует неловкость, хотя совместимо ли само это понятие с человеком перед глазами? Кажется, что нет. – У неё свои причины. Спасибо, – Келус вздыхает и послушно садится за стол, тут же принявшись за еду. Аппетит просыпается сам, и удивительно даже, как он не появлялся до этого момента. Сейчас же кажется, что даже туши коня будет мало. Химеко, значит. Зная её характер, можно смело предположить, что их сейчас пытаются неким образом свести. Так типично для одинокой женщины, не так ли? Фу, что за стереотипы. Приходится засунуть эти мысли куда подальше, списав такую грубость на больное сознание. Определённо следует перестать читать почти доисторические любовные романы, которые в совершенно устрашающих количествах печатались в разные периоды по всей обитаемой галактике. Но кто виноват, что из лёгкой художественной литературы в бесплатном доступе только они? – Хочешь, расскажу, почему она на тебя насела? – Келус поворачивается к собеседнику, отставляя в сторону уже почти пустую тарелку. Он не запомнил вкус супа: слишком сконцентрировался на своих мыслях и чужом присутствии. Дань Хэн в знак внимания лишь кивает, но это уже можно рассматривать как проявление живейшего энтузиазма с его стороны. Правда, немного погодя, он хмурится, что-то осознав, и перебивает, стоит только открыть рот: – Откуда ты знаешь? Тебя с нами не было. Ого. Значит, догадка и вправду оказалась верной и Химеко плотно присела подчинённому на уши, пока Келус тут валялся? Это ожидаемо, но от того не менее интересно. И крипово. – Просто я это начал, извини. Рассказал ей кое-что, о чём не следовало упоминать. Так ты хочешь узнать? Он притворно усмехается, хотя на самом деле сомневается в собственном решении. Нужно ли раскрывать свои опасения? Не примут ли это так же, как Химеко? С другой стороны, Дань Хэн не кажется настолько же романтичным человеком. Есть шанс, что подобная мысль даже не придёт в его голову. Наверное, всё же стоит рискнуть. – ...и получается, что теперь на тебя я реагирую не так, как на остальных, – в этот раз сформулировать свои мысли получается лучше, и Келус, довольный собой, кивает. Он описал ощущения вкратце, опираясь на сухие факты, чтобы обоим было легче такую информацию принять. Наверняка с Химеко бы это не сработало, но сейчас глаза Дань Хэна загораются любопытством. Это заставляет сердце забиться чуть быстрее: редко когда можно увидеть на его лице подобное выражение, когда речь не идёт о книгах. – То есть, это как импринтинг? После нескольких минут раздумий этот вопрос повисает в воздухе. Келус несколько секунд моргает, пытаясь вспомнить значение слова, и в конце концов фыркает: – Я, по-твоему, похож на птицу? С другой стороны, вот это определённо напоминает червяка, – он приподнимает палочками оставшуюся лапшу и немного качает ей перед лицом. Становится неожиданно весело от собственных действий. – Убери, – Дань Хэн звучит жёстко, и Келус закатывает глаза, засовывая еду себе в рот. – Импринтинг работает на всех разумных существах, не только на птицах и зверях. И не только с родителями, если тебя это волнует. Это несколько новая для него информация. Не то чтобы Келус считал себя подкованным в вопросах биологии, но от Дань Хэна он обширных знаний точно не ожидал – скорее, предполагал, что тот засядет за чтение, если вообще заинтересуется темой. Так что сейчас требуется какое-то время, чтобы всё обдумать. – Ну, если так прикинуть, мне всегда не хватало отцовского внимания... – он тянет это почти что нараспев, но быстро затыкается, напоровшись на ничего не выражающий взгляд. – Ладно, я понял, не злись. Каковы твои догадки? Дань Хэн опирается руками о стол и смотрит в пустоту, явно готовясь к длинной речи, так непривычной для него. Это поневоле заставляет восхититься: даже мысли не возникало, что подобной незначительной проблемой могут настолько заинтересоваться. – Я думаю, это связано с тем, что первым, кого ты увидел и к кому прикоснулся после амнезии, был я. Мы не знаем, была ли у тебя жизнь раньше, но если нет, то всё сходится слишком идеально. Только в таком случае странно, что ты видишь во мне не родительскую фигуру, а скорее партнёрскую. Но... Он не успевает договорить, перебитый возмущённым: "Чего?" – от Келуса, который давится лапшой, зажатой до этого между его губ. Лицо, так удачно закрытое серебристой чёлкой, которая обычно просто бесит, медленно краснеет – определённо от нехватки воздуха. – Я доверяю выводам Химеко, – Дань Хэн на это лишь пожимает плечами. Его так раздражающие сейчас слишком зелёные глаза будто в душу смотрят, и это смущает сильнее, чем любой разговор, который мог бы состояться заместо обмена взглядами. В этом весь Дань Хэн, если подумать. Вместо тысячи слов, чтоб его. Пути назад нет? Как там говорят – "не зная броду, не суйся в воду"? Нет, это другое. Кажется, совсем мозги набекрень. – Допустим, она права. Вы оба – хотя всё совсем не так. И что об этом думаешь? Это сказано в целях отвлечь чужое внимание от собственных горящих щёк и шумного недовольного сопения. Ну почему весь мир обязательно против него? И ведь даже полноценного опыта нет, чтобы выходить из подобных ситуаций с той же лёгкостью, что зрелые люди. Без отшибленной памяти. – Я думаю, нужно проверить. Келус вскидывает взгляд, позабыв о собственном напоминающем помидор лице и в целом потрёпанном виде. Он ведь не ослышался? – Чтобы гипотеза стала теорией, нужны доказательства, – Дань Хэн смотрит проникновенно, но в один момент его плечо дёргается, и становится понятно, что он волнуется тоже. – Мы сможем задокументировать твою реакцию на разные прикосновения, и отчё... – Не надо! – Келус перебивает снова, слишком поспешно, и тут же расправляет плечи, пытаясь казаться увереннее. В конце концов, что он тут устроил? – Ты чего удумал? Я подопытной крысой не заделывался. Дань Хэн в ответ смотрит куда-то поверх его глаз, и только через секунду доходит, что он пытался этим сказать. – Да иди ты, сам ты крыса, – ну и что, что волосы серые? Как будто кому-то выбор дают. Вон, у Март вообще непонятно какие: то ли крашеные, то ли свои. У одного Вельта тут нормальные волосы. Без идиотских чёлочек и хорошего цвета. – Трогать меня нельзя, особенно так, как ты себе там уже напридумывал! Вдруг его изнасилуют? Если так подумать, весь Экспресс – это консервная банка, полная незнакомцев, и все они настроены к нему, как к какому-то подозрительному элементу; спасибо хоть, что не криминальному. Собственно, его и взяли, только чтобы следить за Стеллароном. Растерянность в чужих глазах кажется ещё более заметной, когда Дань Хэн выпрямляется, будто собираясь уйти. Однако с места не двигается, лишь спокойно сказав: – Я говорил об отслеживании электрической активности мозга в лаборатории. И... об объятиях, возможно. Мне показалось, так тебе было бы спокойнее, учитывая обстоятельства. Оу. Прекрасно, теперь Келус чувствует себя мудлом, которое других ни во что не ставит. Он на секунду позабыл всё, что пассажиры поезда делают для него – элементарно еду Пом-Пом и кофе Химеко. Пусть его и пришлось аккуратно вылить в цветочный горшок, но ведь все стараются. И Дань Хэн сейчас переступает через себя, по сути, только чтобы сделать его жизнь более комфортной и освободить её от навязчивых мыслей. Но это всё ещё только из-за Стелларона, разве нет? – Прости. Я себе придумал всякого, – Келус смеётся, чувствуя небольшое головокружение: градус напряжения немного спал, и теперь неприятные побочные эффекты Виртуальной вселенной возвращаются. Внезапно даже для самого себя, словно получив разрешение, он тянется к чужой щеке, чуть привставая со стула. Мозг вопит о том, что так нельзя, пресловутое личное пространство неприкосновенно, но, кажется, сознание – единственная адекватная часть организма сейчас, потому что рука и не думает останавливаться. На ощупь кожа Дань Хэна прохладная и мягкая. Как и у любого другого человека, если подумать, но сейчас ощущение до того особенное, что включать голову не хочется. Пальцы словно сами очерчивают линию скулы, а потом спускаются на челюсть. В глаза смотреть страшно: уверенность в том, что выходка будет встречена как минимум пренебрежением, почти непоколебима. Но всего лишь почти – поэтому Келус в конце концов поднимает взгляд. На него смотрят достаточно странно. Глаза выглядят темнее и как-то добрее из-за освещения и расширившихся зрачков, и поэтому кажется, что Дань Хэн... не против? Однако остальное лицо выражает крайнее удивление. Естественно, в его особой манере: брови лишь чуть приподняты, но приоткрытый рот говорит сам за себя. Из горла вырывается нервный смешок от собственного мысленного каламбура, и неловкое молчание повисает вновь. Через какое-то время Келус уже набирает в рот воздуха, чтобы, наконец, что-то сказать, как вдруг слышит: – У тебя сбилось дыхание, расширились зрачки и покраснело лицо. Температура? От этого пробирает на смех уже самый настоящий, и рука сама сползает с лица Дань Хэна, чтобы теперь уже послужить своеобразной подставкой под трясущуюся голову: приходится согнуться на стуле чуть ли не пополам во избежание приступа тошноты. – Ты дурак совсем? – выдавливает Келус из себя, когда, наконец, может свободнее дышать и уже готовится распрямиться, как нос к носу сталкивается с Дань Хэном. Видимо, тот присел перед ним на корточки ещё во время приступа хохота и так и остался незамеченным. Страшно, аж мурашки по коже. Вот кто так телепортируется? В следующую секунду на лоб опускается чужая холодная рука, и это вызывает неконтролируемую дрожь. Что происходит вообще? Это от холода, от неожиданности или от того, о чём говорила Химеко? – Температура. Ложись в кровать, я направлю Пом-Пом с лекарствами. Хочется ухватить за руку и каким-то образом удержать возле себя прикосновение, но этот порыв точно нужно подавить. Нельзя уподобляться животному и давать какому-то там "импринтингу" разрушать жизнь обоим, нельзя. Пусть умные люди с этим разбираются, а Келуса оставят в покое. Он послушно идёт до кровати и валится на неё прямо в грязной одежде, которую обещает себе снять уже вторые сутки, набрасывая на себя плед и прикрывая глаза. Движения в комнате нет ещё какое-то время, а потом слышен звук придвигаемого стула. В следующую секунду на голову ложится знакомая уже ладонь. Она не двигается какое-то время, а потом, сначала робко, но скоро освоившись, пальцы начинают перебирать волосы. Сердце от этого не начинает бешено стучать, как это, наверное, должно было бы произойти, а наоборот – успокаивается поразительно быстро, и Келус засыпает за считанные минуты. *** Утро начинается не с кофе – только не на этом Экспрессе, – а с головной боли и, на удивление, улучшившегося самочувствия. Правда, вся радость сходит на нет, когда воспоминания настигают его всего через пару секунд после того, как Келус решает, что всё хорошо. Дань Хэн же не обиделся на него за излишнюю настойчивость? Они же не обсуждали эту ситуацию вчера ночью с Химеко и не смеялись над глупым созданием из пробирки? Хочется верить, что нет. Впрочем, все сомнения развеиваются, когда в поле зрения попадает клочок белой бумаги, прикрепленной к зеркальной дверце шкафа. Кто додумался использовать на космическом корабле бумагу? Не легче ли было оставить сообщение? Келус в три шага оказывается около пункта назначения и разворачивает сложенную вдвое записку. На ней карандашом, каких много у Март, выцарапано: "После обеда пойдём на станцию. Будем замерять мозговую активность". Усмешка появляется сама собой, но она превращается в глуповатую гримасу удивления, когда внизу бумажки, в самом углу, он видит: ":)" Этот символ нарисован с таким очевидным давлением на грифель, словно отправитель вложил в него всю свою злость. Или неуверенность. В данном случае, последнее: как вообще можно представить Дань Хэна, который пишет нечто подобное? Наверняка это было испытанием для него. Келус весело фыркает и убирает записку во внутренний карман плаща. Вот уж с чем он не расстанется до ближайшей вечеринки по случаю дня рождения Дань Хэна, где он будет слёзно вещать, какой тот хороший, и показывать это в качестве доказательства. Или, только возможно, он достанет её, когда будет скучать. Впрочем, об этом задумываться нет смысла: предчувствие подсказывает, что их ждёт ещё много всего интересного. Всё-таки не зря он присоединился к команде Звёздного Экспресса.