Адхарма

      Хаотические потоки мистических энергий закручивались самым непредсказуемым образом, рисуя в окружающем пространстве фигуры столь чудные, сколь непостижимые. Фрактальные узоры проваливались сами в себя, раскрываясь лепестками неизвестных цветов, границами своими уходя в далекую неизвестность, чтобы в конце концов обогнуть бытие и исчезнуть, дабы спустя миг родиться вновь и повторить чудесный танец изнова.       В этом непознаваемом смертным разумом месте не должно быть ничего материального. Ничего физически возможного. Но вопреки всему, вопреки известным и нет правилам, в царстве невозможного произошло невообразимое.       — Что может помочь созданию души больше, чем пребывание в самом царстве душ?       Голос говорившей фигуры был слышен так же хорошо, как и в материальном мире. Ему для распространения не нужна соответствующая среда.       Контуры молчаливо следующих позади сущностей колыхались под гнетом неутомимых штормом царства душ, прогибались, словно травинки на ветру, но при этом стояли все так же прямо и твердо.       — Закончи начатое, — проговорила фигура в черной броне, придерживая богато украшенный меч в ножнах за рукоять. — Спасение Остатка за душу.       — Спасение за спасение, — странным тоном прошептала Джинн, подплывая к Адаму. Её рука потянулась к его лицу, в тщетной попытке коснуться бледной кожи щеки. Но, к удивлению Амброзиуса, детали шлема наемника бесшумно разъехались в стороны, оголяя голову. — Эрида больше не сдерживает свет наших сил. Боги уже в пути, Адам.       — Тогда не тяни, — твердо потребовал соло, глянув в глаза духу знаний. — Или это часть твоего плана?       Явный намек на возможность бросить его под «поезд» несущихся на всех порах божеств, итог встречи с которыми предсказуем и известен заранее.       — Почти, — лукаво ухмыльнулась та, для кого мысли Адама были такими же понятными, как прописные истины. Её лицо приблизилось еще сильнее, а на вторую щеку легла другая рука. Мистическая синева встретилась с синевой механической. Лукавая улыбка и не менее озорной характер Джинн диктовали свои условия. Синий язык ощутимо прошелся по скуле Смешера, озорной смешок прорвался меж её пухлых губ, ведь выражение лица наемника было донельзя забавным. — Это мой тебе прощальный подарок.       Мелодичный смех унесли несуществующие ветра невозможного места, оставляя в душе духа лишь пустоту.       Адам коснулся кончиками пальцев скулы, едва заметно нахмурив брови. Вычислительные мощности аугментаций в его голове не смогли дать ответа на вопрос — что это сейчас такое было? Но, к сожалению или счастью, Джинн отвернулась и отплыв подальше, воздела руки к верху, указывая туда, где должны были быть небеса.       — Пора нам отдать тебе долг, соло.       Смешер не видел, но нутром ощущал, что, говоря это, синекожая чертовка улыбается.       Сущности артефактов не проронили ни слова. Это было не нужно. Для них Адам был лишь «одним из многих», хоть и последним. Лишь их сестра, ввиду более продолжительного знакомства и открытой личности, потянулась к нему, зная, как именно нужно вести диалог, чтобы разговорить наемника.       Амброзиус, Пифия, Эрида и Джинн образовали круг. Все их силы были пущены на выполнение последнего пункта договора. Финальной сцены завершающегося спектакля, единственным зрителем которого будет последний из актеров.       Эрида вспыхнула первой, обращаясь чистой энергией и втекая в центр круга. Зажатая меж пальцев рукоять меча обратилась прахом, свидетельствуя кончину духа разрушения. Следующим стал Амброзиус, захватив с собой на «тот свет» посох. Далее, в небытие отправилась Пифия, обратив, как и брат с сестрой до этого, свою душу и сущность в чистейшую энергию. Невесомый прах короны унес поток неведомо откуда взявшегося ветра. Прямо перед смертью, дух выбора стряхнул кончиком пальца последнюю слезу, что провалилась в неизвестность иного, лишенного логики мира, сверкая так же ярко, как самая желанная падающая звезда.       Адам наблюдал за творимой магией и ощущал непередаваемый восторг. Ведь вот она — душа — зарождается в центре ритуального круга. Она обретала очертания, связываясь со своим хозяином эфирными нитями, разорвать которые будет способно лишь само мироздание.       И для получения столь желанной «отсутствующей детальки пазла» ему потребовалось пройти через многое: лгать, убивать, разрушать и предавать. Он принес в жертву тех, кто помогал ему.       Адам сфокусировался на Джинн. Ветра вокруг утихли… Нет, они вовсе замерли. Она смотрела на него с невозможной смесью эмоций, ощущать которые ни один смертный был неспособен. Но она могла.       Та, кто помог ему, раскрыл тайны мира и протащил «за ручку» даруя возможность миновать проблемы, прямо сейчас медленно, но, верно, умирала. Джинн приносила себя в жертву Великому плану, главной целью которого была защита мира от его же творцов. И, прямо сейчас, стоя на пороге небытия, — а никуда иначе она со своей семьей отправиться не могла, ведь поставила на кон душу, что уже превращалась в энергию, питающую ритуал, — Джинн имела возможность выдохнуть с облегчением, ведь все, наконец, закончено.       — Думаю, мы больше никогда не увидимся, — тускло улыбнулась сущность, в сердце которой медленно закрадывался страх. Она подплыла к наемнику и схватила того за руки. — Я… Не хочу умирать… — Она всхлипнула, уткнувшись носом в бронированную ключицу соло. Стоя на пороге неизвестности, даже такие как она испытывали ужас. Ведь Дух Знаний не мог найти ответа на вопрос — что её будет ждать после?       Смешер неуверенно поднял руки, даря девушке последнее успокоение. Хотя, скорее жалкую попытку.       Ему не нужно было говорить, ведь она знала его мысли лучше его самого.       — Я знаю, что тебе плевать на меня и мою семью, плевать на то, что с нами будет дальше. Плевать… — Тонкие пальцы Джинн сжались до возможного максимума, но даже так, не смогли причинить и капли дискомфорта соло. — И мы могли бы сделать все, чтобы забрать тебя с собой, — тут наемник не мог не напрячься, от чего синекожая грустно хихикнула. — Но не сделали этого. Хочешь знать почему? — Короткий кивок стал ответом. — Потому что хотели оставить после себя хоть что-то. — Джин подняла голову и взглянула в лицо своему союзнику и убийце. Тому, ради кого, в частности, они пожертвовали своими бессмертными душами. — Ты, твоя душа, наш последний дар мирозданию. Эпитафия на наших могилах. И тогда, когда пески времени заметут все упоминания о нас, ты, — тонкий пальчик уткнулся в грудь наемника. — Продолжишь быть нашим надгробным камнем. Бытие о нас не забудет. Как и ты.       Она знала, что он запомнит её. Запомнит их всех, даже если не испытывает к ним и капли теплых чувств. Это не магия, тут её нет вовсе. Адам не забудет их, ведь их частица навсегда будет в его душе и сердце.       — Тебя создали как идеального человека. Творца и разрушителя. Того, чей выбор будет влиять на мир. И вот сейчас, — Джинн подалась вперед, потянулась своими губами к его. — Это их желание станет реальностью, — теплые и мягкие, они напомнили Адаму о Винтер.       Джинн исчезла, а сформированная душа вошла в тело наемника. Возможно, поцелуй для духа был чем-то больше, чем просто попытка соединить разум и душу, возможно, перед своим падением в ничто, она испытала нечто новое и неизвестное для себя.       Смешер об этом никогда не узнает, но знать точно он будет одно — она не солгала, сообщив, что частичка каждого, — начиная от созидания с разрушением и заканчивая выбором со знанием, — навсегда осталась с ним. Он коснулся скулы и сердце наполнилось непонятно откуда взявшимся теплом.       Но последний подарок Джинн оказался не последним. Магия духа окутало тело наемника, образовав кокон непроницаемой энергии, что отрезала возможность окружающей невозможной действительности хоть как-то воздействовать на Смешера.       Перед тем, как последняя воля Джинн отправила Адама в новое приключение, соло увидел последний аккорд в композиции духа. И сидел он на первых рядах, наблюдая за тем, как пришедшие на зов Братья Боги сошлись в чудовищной в своих масштабах битве с сущностями хаотичного царства душ. Неописуемые, местные жители не желали видеть на своей территории чужаков такого толка, потому разрывали Богов заживо, разбрасывая эфирную кровь и плоть повсюду.       «Хитрая чертовка», — ухмыльнувшись, подумал Смешер, бесследно исчезая во вспышке света. Хотел он того или нет, но гибель творцов, пусть и иного мира, но оставила в его разуме свои следы. Уж слишком эта картина была увлекательной и красивой.       Ремнанту ничего боле не угрожает.       Будущее мира в руках людей, Человек отныне сам себе хозяин.       Его ждал новый мир. Новые знакомства и новая жизнь. Теперь, с обретением души — полноценно. И пусть это приключение началось с потерь и жертв, пусть и добровольных, оно обещало стать по-настоящему захватывающим.       

***

             Винтер никогда не была дурой, потому, получив в свои руки знания и технологии иной эпохи, смогла использовать их с умом, помогая не только себе и своей семье, но и всему миру. Чего только стоило развитие безпраховой энергетики, что позволило отправить в космос первый спутник.       Но ни успехи на поприще экономики, ни лавры «посла мира», приведшего к согласию людей и фавнов, не могли заполнить пустоту в сердце девушки. Лишь сын мог вселить в неё «жизнь», заставляя улыбнуться не «пластиковой» улыбкой, а настоящей.       Николас. Она решила дать ему имя дедушки, надеясь, что он унаследует хотя бы частичку славного предка. Хотя, девушка признавалась себе, что в этом сорванце было слишком много от отца, к худу это или добру. Порой, глядя на тренирующегося Ники, как они называли его всей семьей, Винтер видела Адама. Частичка ушедшего в неизвестность отца прослеживалась почти во всем, начиная с улыбки и взгляда, заканчивая чертами характера. Забавно иногда играет генетика, но внешность парня была почти полностью мамина. Те же белые волосы и тот же оттенок глаз, пусть большая часть черт лица принадлежала Адаму.       Но все это не важно, ведь Винтер любила своего ребенка так сильно, как только могла и давала ему все: начиная с образования и заканчивая лучшим оружием, которое только может произвести изощренный ум Руби Роуз.       Она души не чаяла в Ники…       Но даже он не мог заполнить пустоту её сердца, что образовалась с уходом Адама. Порой девушка любила закрыться на балконе и долгие часы проводить, наблюдая за звездами, время от времени бросая взгляд на фотографии на экране своего свитка. Те самые фотографии, что она успела сделать сама и те, которые Адам сохранил для неё со своих… Имплантов.       Импланты. Ха… Правда порой бьет больнее лжи, но Винтер все равно его любит. Вопреки всему, даже здравому смыслу.       Он подарил ей будущее. Подарил его всему Ремнанту. И своя вечная любовь — меньшее, что она может дать в ответ.       — Мам? — На балконе появился её ненаглядный ангелок. Восемь лет, а он уже превосходит физически тренирующихся для охоты на гримм подростков. Его наивные глаза с тревогой смотрят на неё, от чего девушка тает и перестает играть меж пальцами старым, потрепанным брелком, — вторая часть которого осталась у её второй половинки, — давнишним, но от этого до безобразия дорогим подарком.       — Все хорошо, милый, просто мама… Устала.       — У-у-у, — протянул Ники, подходя ближе, позволяя матери сцапать себя в медвежьи объятья. Его взгляд упал на горящий экран свитка. — Расскажи о папе еще раз. Пожалуйста?       Она просто не могла ему отказать. Не тогда, когда он так на неё смотрит. Даже если ей придется повториться в, возможно, сотый раз.       — Ох, он был самым несносным и свободолюбивым человеком, которого я когда-либо видела. А о его тяжелом характере знал даже старик Озпин и тётя Глинда. Но все равно, — она устало улыбнулась, — в нем было кое-что хорошее…       Адам ушел, но все же дал ей и всему миру будущее. Без тайной войны Салем и Озпина, без возвращения Братьев Богов и реликвий.       Будущее, в котором она и их сын смогут вздохнуть свободнее.       Будущее, в котором Винтер и Ники не будут прятаться и бояться.       Будущее, в котором его сын получит то, чего сам Адам был лишен — семью.