Нелюбимые

Утренняя почта застала Антонина в не самом лучшем настроении. Цвета в его видении мира упали до чёрно-серых оттенков, и Большой зал через эту призму стал похожим на старый дореволюционный фильм, который он помнит с детства. Картинка и воспоминания о доме нагоняют на Долохова тоску, ему страшно не хватает сигарет. И Вэл. Вэл больше всего. Она играла бы полупустой пачкой, купленной из-под полы, которая всегда была спрятана у неё под резинкой чулок. Их компания знала, что если вежливо попросить, то Вальбурга дала бы стрельнуть парочку сигарет — весь седьмой курс Слизерина держался только на никотине, квиддичных матчах и попойках — разнузданных, шумных, всегда до утра. Долохов страдал как раз после одной из них, а рядом не было никого из друзей, как назло. Напротив сидела только кудряшка-Элла с синюшными кругами под глазами и размазанной по тарелке яичницей. От вида склизких желтков Антонина тошнит так же, как от приторных духов Розье. Всё вокруг Эллы пропахло этими едкими цветочными духами, к которым невозможно привыкнуть. Это получилось только у Сигнуса, который ночует у неё четыре ночи в неделю и каждый раз приходит счастливый, без галстука и пропахший её парфюмом. Блэк не жалуется, но Тони ворчит, колдуя освежающие чары — ему по душе только табачный дым и крепкий кофе с рюмкой коньяка. Без первого он не мыслил себя лет с четырнадцати. Вторым пахнет Вэл — пряной арабикой, по капле на шее и растереть на запястьях. Никаких цветочков, кокетливых кудряшек и розовой помады. В понимании Долохова уже за это Вальбурга считается идеальным другом. Она поддерживает все его идеи, умеет пить и виртуозно закрывает глаза на то, что её родители против дружбы с ним. Они и Орион, который на третьем курсе и слишком серьёзно воспринял помолвку с Вальбургой. Долохову это кажется забавным, а Вэл принимает скромные ухаживания мальчишки со снисходительностью, позже сжигая цветы и конфеты Инсендио. Недо-жених оставался в Хоге, пока они уходили пить в лучшие маггловские бары. иногда к ним присоединялась Лукреция, слишком увлечённая романом с Алисией Бёрк, чтобы затаскивать пьяную Вэл после бутылки текилы в кабинку туалета. Тони пил и неловко танцевал с Вальбургой, которая говорила, что танцор из него никакой, но не отпускала его рук, позволяя прижиматься в каком-то бешеном ритме в темноте светомузыки. После они редко добирались до школы, чаще заваливаясь в дешёвый мотель недалеко от бара. К нему вела освещённая дроблёным в лондонских лужах светом улица, мощёная булыжником. Они шли медленно, спотыкались и смеялись каждый раз, когда кто-то из них падал. В номере была только одна кровать, которой хватало, чтобы рухнуть спать, не раздеваясь. На утро они возвращались в школу к завтраку, помятые и заспанные. Иногда Вальбурга и Лукреция получали громовещатели. Лу зажимала уши и утыкалась лбом в стол — после весёлой ночи звук ей хотелось выкрутить до минимума. Вэл обычно бормотала, что обязательно научится сбивать проклятые конверты и никогда не будет присылать такие своим детям. Антонин задумчиво прикидывал, что дети у неё должны быть красивыми, а Орион маленький везучий ублюдок, который вряд ли понимает, что не заслуживает Вальбургу. Долохов сдерживался, чтобы не швырнуть в него какой-нибудь сглаз — просто Вэл не простила бы. Для неё он был младшим кузеном и частью семьи, которого калечить имела право только она. У неё были морщинки в уголках глаз и губы всегда горчили из-за табака. Эту не разбавленную горечь Тони был готов хлебать кружками, хоть целое море. После выпуска он мечтал поехать в путешествие — обязательно вместе с ней. Не случилось. Вальбурга пошла на работу, чтобы не зависеть от истерик матери и нотаций отца. В министерстве её приняли с распростёртыми объятиями. Долохов подался туда же, только в аврорский корпус. Лукреция на это только вздыхала, поигрывая оливкой в бокале мартини — они продолжали встречаться в барах, только получше, чем в молодости. Она по-прежнему встречалась с Бёрк, а родители прочили ей в женихи Игнотуса Пруэтта. — Если хочешь, я могу попросить твоей руки у Арктуруса, а после свадьбы сможешь свалить за границу со своей Алисией, — предложил он ей как-то, когда она ввалилась в его квартиру особенно разъярённой.— позовём с собой Вальбургу, может, Ала и Сигнуса с его Эллой. — Алисию выдают за Паркинсона, — зло оборвала его рассуждения Лукреция, призывая бренди с кухни. Она скрутила одним рывком крышку и приложилась к горлу, удерживая бутылку обеими руками. Блэк трясло, как в лихорадке. Она пила, задыхаясь, но не останавливалась. Тони с трудом разжал её пальцы, выдирая бутылку из дрожащих рук. Лукреция осталась на ночь у него, а утром пришла Вальбурга, чтобы забрать её на Гриммо. — Неужели Бёрк не может не выходить за Паркинсона? — спросил у неё Тони, пока Вэл будила кузину и приводила её в порядок. Лу быстро скрылась за дверьми туалета, оставляя их вдвоём в скудно обставленной гостиной. — Её отец — игрок, ставкой был Непреложный обет, — проронила Вэл, стараясь не прислушиваться к звукам из ванной. — Сам понимаешь, что выхода у Алисии нет — или сбежит, или умрёт отец. Тони чувствовал, что всё разваливается. Он жалел разбитую Лу, которую навещал на Гриммо, где на него волком смотрели её родители. Через неделю она заключила помолвку с Пруэттом. Долохов нёс шлейф платья, а Вэл была подружкой невесты. У самой новобрачной были пустые глаза и осунувшийся вид, плохо замаскированный нарядной мантией и макияжем. На свадьбу явились все сливки общества — молодые Паркинсоны тоже. Долохов сжимал ободряюще руку Лу, когда они приносили свои поздравления, позже она надралась так, что счастливый жених уносил её домой, поминая сквозь зубы Мерлина и его части тела в разных комбинациях. — Вэл, пообещай, что не дашь мне жениться не по любви, — вылетело тогда у него непроизвольно, но уже поздно было что-то менять. Вальбурга усмехнулась, касаясь в лёгком поцелуе его щеки, привычно пачкая кожу помадой: — Если ты так хочешь. Через десять месяцев она вышла замуж за Ориона. Долохов на свадьбу не пришёл, устроив дебош в баре на Косой Аллее и загремев на несколько суток в изолятор. из Аврората его уволили, но старый знакомый предложил свести с одним человеком, который мог изменить его жизнь. Через двадцать лет он женился на Беллатрикс. На его руке уже была Метка, а она ещё только мечтала о ней и восхищалась его местом в ближнем круге Пожирателей. Долохов продолжал пить, убивать и засыпать с женой без света. В смазанной полутьме теней в Беллатрикс он видел Вальбургу.