*
Стоило Цунаде после скандального появления скрыться в комнате, Какаши вихрем промчался к себе. Пока готовил инструмент, дезинфицировал руки, успел поругать себя за то, что сам не проследил за швами, ведь сейчас приросшие нитки могут добавить Сакуре болезненных ощущений. В тот момент совсем не думал, что придется объясниться перед ней, а стоило бы. — Какаши, — тихо позвала его, ложась на разложенном футоне, и спросила: — А кто ты? — Тот, кем ты меня считаешь, — осторожно начал, словно боялся ступить на топкую почву. Ощупал рубец, интересуясь насчет болевых ощущений. Сакура помотала головой: ничего не болит — значит, все хорошо. — Кем я должна тебя считать? — снова спросила, приподнявшись на локтях и слегка изогнув бровь. Он не ответил на вопрос, сделал вид, что чрезмерно занят: тщательно намазал ее кожу йодом, поддел нитяные усики и разрешил проблему, которую Цунаде возвела в квадрат. — Не знаю, Сакура, — обессиленно выдохнул. — Я уже сам запутался. — В своих тайнах или в своей лжи? — Ее голосок натянуто зазвенел в тон холодному взгляду. Наспех перевязала себя полотенцем и одернула одежду. В каждом движении сквозило напряженное раздражение. Сакура встала одним рывком и, как заметил Какаши, непреднамеренно сделала себе больно, но виду не подала. Ее вопрос пригвоздил к месту. Еще мгновение, и потеряет ее навсегда, причем не из-за смертельной болезни, а по собственной глупости. — Что конкретно ты хочешь узнать обо мне? — спросил, обернувшись вполоборота к ней, и начал говорить. — Меня зовут Хатаке Какаши, мне 32 года, родился в предместье Осаки в семье обедневшего самурая. Мать скончалась через неделю после моего рождения, отец был военным и бывал дома очень редко, постоянно в командировках и разъездах. Я рос один. Показалось, что его слова ненадолго осадили раздражение Сакуры: она остановилась у фусума, но руку не занесла, чтобы взяться за створку, и смотрела прямо перед собой, а не на него. — Когда мне было восемь лет, в поместье приехала Цунаде и рассказала, что отца больше нет в живых. С тех пор она со мной. Воспитала меня, как родного, и дала дорогу в жизнь. — Сакумо Хатаке — так звали твоего отца? — спросила, и, наконец, медленно повернулась к нему, но во взгляде все еще сквозил холодок. — Откуда ты знаешь? Она тебе что-нибудь рассказывала обо мне? «Ну, конечно. Кто еще, кроме матери, может рассказать?» — мысленно спросил себя, будучи полностью уверенным в своих суждениях. — Нет, она всегда говорила, что твои тайны останутся при тебе. Поразительная женщина. «Вот как?» — Тогда откуда тебе известно о нем? — Когда мы были у меня дома, Цунаде-сан лечила моего отца, и он вспомнил, как служил на войне. Что-то вроде однополчан — мой и твой отец, и она. Но я не стала вдаваться в детали. — По голосу было слышно, что Сакура расслабилась, вспоминая поездку домой. Успел обрадоваться, что миновал острый угол в их отношениях. — Как тесен мир! Кем служил твой отец? — Интересно? Теперь поставь себя на мое место, когда мне приходится разгадывать тебя, как на кофейной гуще. Мне кажется, если ты хочешь более близких отношений, не должно быть никаких тайн и недосказанности. А если нет, то и не надо! Ошибся. Постыдно ошибся, когда увидел, как Сакура в слезах выскочила из его комнаты и побежала к себе. Что нужно было сделать или как поступить в такой ситуации? Можно было прочитать хоть гору книг, но в них не писали о том, как вести отношения с дорогим тебе человеком. Сакура, видимо, знала, раз поставила его на свое место и уколола тем же. Только неизвестно, кто больше пострадал от ее слов: он или она сама? Неизвестно, сколько времени Какаши простоял на месте как вкопанный, но когда окончательно стемнело, в проеме фусума показалась мать с бутылкой Саппоро в руках. Именно по наличию бутылки, отблескивающей в свете уличных фонарей из окна, он и разобрал неясную тень. — Ты что с девочкой сделал, извращенец? Почему она плачет? — строго спросила его. — Я ее обманул, воспользовался доверием и подобрался слишком близко. — Хотел рассказать ей все и даже больше, чтобы заработать хорошую трепку, как в детстве, когда на ногах и спине не оставалось живого места после ее воспитания. — Что значит «воспользовался доверием»? — удивилась она и продолжила. — Нет, я, конечно, понимаю, что сейчас молодежь слишком прогрессивная и не станет терять время на встречи под луной, но Сакура после операции. Я бы не рекомендовала ей близость. — Как ты могла о таком подумать? — Какаши накрыл лицо холодными ладонями, надеясь скрыть подступающую красноту на щеках, хоть и стоял в темной комнате. — Да никогда в жизни! — Раз «никогда в жизни», как ты сказал, не пудри ей мозги! Она вон даже косы отрезала ради тебя. — Что? — Ее вопрос выбил из колеи. — Не ради меня — сейчас девушки все чаще носят боб! — Ну да, расскажи это кому-нибудь другому, — хмыкнула она и вышла. — Я проголодалась, иди за мной, — донеслось из кухни. Молча поплелся за ней, желая доказать обратное: не могла Сакура обрезать волосы ради него. Кто он такой? В глаза резко ударил свет. Цунаде сделала большой глоток пива и достала мешок риса, чтобы приготовить ужин. Долго сидел рядом и молчал, думая над случившимся. Хотел сказать, что и мысли не было переспать с Сакурой, но передумал. Это ведь будет ложью? Мысленно он переспал с ней уже давно. Сначала пенял на мужскую природу, потом понял, что жить не может без Сакуры, а потом она стала приходить во снах и делать с ним, что пожелает. Его мысли и действия говорили о том, что любит уже давно и вряд ли откажется от своих чувств, но когда попытался объясниться, все вышло по-дурацки. — Она у себя? — задал очевидный вопрос, чтобы начать разговор. — Она спит. Не знаю, что ты с ней сделал или что сказал, мне пришлось ее отпаивать валерьянкой, — с укором сказала ему и отпила еще пива. Пространство наполнилось ароматом вареного риса. — Сделал, но не сказал. Для нее было новостью, кто я на самом деле. — Идиот, блять, вот кто ты! Ее слова не вызвали никаких чувств — наоборот, хотел слушать и слушать оскорбления в свой адрес, чтобы сбить всепоглощающую вину и сожаление перед Сакурой. Как теперь все исправить? — Ладно, вы оба живы, а остальное можно починить, — очень своеобразно утешила его и стала раскладывать рис.*
Какаши лениво посмотрел на часы, прикидывая в уме, когда можно уйти с работы. До конца рабочего дня осталось три часа, но если сейчас тихо собраться и выйти, никто не заметит. Сидеть в пыльном кабинете не было никакого желания, но дома появляться — тоже. Там он невольно видел Сакуру и встречал ее холодный взгляд. Если повезет, удостаивала его парой общих фраз, на этом все. Как подобрать к ней ключик, чтобы вернуть утерянное доверие? Думал, крутил в уме ситуацию и так и этак, но в голову ничего не приходило. Хваленый ум гения был парализован или бился в истерике. Пытаясь вернуть себе способность мыслить, стал чаще ходить пешком. Ветер нес обрывки серых облаков, солнце снова пряталось, хотя с утра еще было ясно. Голые ветки деревьев на фоне пасмурного неба еще больше подчеркивали душевное состояние. Не было ничего более мучительного, чем встречать каждый день холодный взгляд Сакуры. Порыв ветра ударил в лицо поднятой пылью, заставляя на минуту прикрыть глаза рукой. Рядом послышался шум автомобиля. Какаши медленно повернул голову в сторону новенького Форда. Автомобиль шел на медленном ходу и, наконец, затормозил. Да мало ли автомобилей тормозят около магазинов? Сейчас выбежит какая-нибудь богатая вертихвостка в сторону магазина, а за ней проследует ее ходячий кошелек. — Хатаке-сан! — послышался знакомый голос и заставил еще раз обратить внимание на автомобиль. Мадара хлопнул дверцей и вышел к нему навстречу. — Вы еще не забыли о своем обещании? — сходу поинтересовался, минуя приветственные расшаркивания. — О таком сложно забыть. — Вот и отличненько! Сегодня вечером ждите, навещу вашу матушку и заберу вас ненадолго. — В прошлый раз она вернулась очень взволнованной, — заметил Какаши. — О, некрасиво вышло. Имел неосторожность поспорить с ней, но вы же знаете ее нрав? Какаши кивнул, соглашаясь с ним и распрощался. Форд Мадары окурил его выхлопным облаком и скрылся из вида. Не горел желанием возвращаться домой по известной причине, однако расплывчатое понятие «вечер», сказанное Мадарой, заставило его повернуть в сторону дома. Неизвестно, когда он заедет: в пять или в десять. Нужно быть начеку. «Интересно, для чего я ему понадобился? — размышлял по дороге. — Судебный процесс уже начат, от меня теперь мало что зависит. Но если мать говорила, что Мадара не слишком заинтересован в освобождении Саске, тогда что ему от меня надо?» — Я дома! Не услышал в ответ привычного «с возвращением». Дом встретил его почти полной тишиной. В комнате матери горел свет, доносился ее голос: она спрашивала Сакуру, а та ей бодро отвечала — кажется, что-то по анатомии. Не стал прислушиваться и прошел к себе. Легкий интерес по поводу будущей встречи слегка теребил нервы, угрожая перерасти в нечто более серьезное. Понимал, что это чувство совершенно иррационально, ведь не может ничего случиться, но страх уже дышал в спину. За короткое время липкое чувство выпустило в кровь критическую дозу адреналина. Пошел побрился и после долго рассматривал опасную бритву — идеальное оружие, если воспользоваться им. На всякий случай опустил бритву в карман брюк. Снова отогнал тревожные мысли. Раскрыл книгу и попытался сосредоточиться на тексте, но не смог осилить и трех страниц. Голоса Цунаде и Сакуры стали ближе, кажется, они закончили и прошли на кухню. Сакура. Ее образ ни на минуту не покидал его сознания. Понимал, что поступил не совсем хорошо по отношению к ней, но она никогда его не спрашивала напрямую. Сказал бы он ей все как на духу, спроси она раньше? Вряд ли. Напридумывал бы с три короба, заговорил ее, отвлек, заставил забыть о своем интересе. Может быть, Сакура была права, когда сказала, что если между ними есть секреты и недосказанности, им не по пути? Не бывать тому. Сам же пришел в ярость от своих умозаключений. Расстаться с Сакурой было бы смерти подобно для него. Отложил книгу в сторону и закурил. В последнее время навалилось слишком много переживаний: недовольство начальства, непонятная слежка, болезнь Сакуры, судебное заседание и недомолвка с ней. Если кто скажет, что завтра упадет небо на землю, он уже ничему не удивится. Что бы ни случилось в будущем, сейчас надо сделать все возможное, чтобы сократить пропасть между собой и Сакурой. Послышались ее шаги рядом с его дверью. Не составило труда подозвать и задвинуть за собой фусума. — Что случилось? — спросила его. И снова столкнулся с тем же холодным взглядом, только сегодня к привычной холодности добавилась… легкая усталость? — Зайди на минутку и присядь, хочу тебе кое-что сказать. Сделал шаг назад, пропуская ее к письменному столу. Не поверил своим глазам, когда Сакура послушно вошла и присела на кресло. Он присел рядом — перед ней, только на пол и, почти стоя на коленях, начал говорить. — Прости меня, я должен был как-то сразу рассказать о себе, просто… все не было удобного случая. Посмотрел на нее, ожидая увидеть холод, насмешку, да мало ли что. Вместо этого столкнулся с тонкой складкой на лбу и ее глазами, наполненными слезами. — Поднимись с пола, сейчас же! — прошипела сквозь зубы, силясь не заплакать. — Какаши! — Сакура бросилась к нему, обхватила за бока, пыталась поднять с пола, но куда ей против его веса? — Да что же ты делаешь, а? — Сакура, что я должен сделать, чтобы завоевать твое доверие? — прошептал ей, но руки сами потянулись к ее плечам. Заключил в объятия, зарылся носом в ее макушку, что так восхитительно пахла смесью духов и ее собственным ароматом. — Ничего не делай, ты мне спас жизнь, что еще надо? — пробубнила ему в грудь и, вцепившись в него, зашлась слезами. — Все равно, прости меня, — сказал, но уже не был уверен, услышала она его или нет. Ласково погладил одной рукой по голове, другой продолжил движение по спине девушки. Вернулся снова к плечам, стараясь успокоить ее слезы. Ткнулся губами ей в макушку и осыпал маленькими поцелуями. Неужели мир? — Я не должна была так поступать с тобой, — прошептала ему, постепенно успокаиваясь. — Милая, забудь обо всех размолвках. Ты не представляешь, насколько дорога мне, — сказал Сакуре то, что давно пора было сказать, и прижал к себе. Как же приятно держать ее в своих объятиях! — Я постоянно думаю о тебе, это так приятно, — отозвалась шепотом. Неизвестно, сколько они просидели на полу. Какаши потерял счет времени. Чувствовал приятную тяжесть на ногах от веса Сакуры. Не выпускал ее из объятий и, одновременно, не хотел сближать расстояние. Можно было дотянуться губами и сорвать ее первый поцелуй. Но не сейчас. Сейчас он замер, чувствуя, как она прижимается к нему всем телом. Оказывается, чувствовать, как бьется ее сердце, как она дышит ему в шею и сжимает в своих объятиях, намного приятнее, чем просто целовать. Послышалась возня за перегородкой: кажется, приехал Мадара, как и обещал. Надо было выбираться из теплых объятий Сакуры и идти в ночь.*
В автомобиле их было трое: он, Мадара и водитель. Они ехали почти сорок минут. Сначала на северо-восток, затем повернули в сторону новых кварталов, где Какаши ни разу не был, но слышал о них в полицейских сводках. Нехорошее чувство расцвело пышным цветом. За время пути Мадара ни разу не пояснил, для чего он везет его на окраину города. Остановились на темной улице, где не видно дальше вытянутой руки. Водитель погасил фары, и они вышли из салона автомобиля. Какаши сжал в руке опасную бритву — на случай, если придется защищаться. — Заранее прошу прощения за неудобства, господин Хатаке, — произнес Мадара. — Просто мой клиент пожелал встретиться с вами именно при таких условиях. — Клиент? — переспросил Какаши. — Я же веду дело не только в клане — у меня богатая практика. Но этот случай поистине уникальный. Да вы не переживайте, скоро сами все увидите. Они недолго стояли в темноте — послышались шаги в стороне от них. Мадара окликнул неизвестного и, когда тот подошел к ним, щелкнул зажигалкой, высекая себе огонь, чтобы прикурить. Лицо незнакомца на секунду осветилось, и Какаши узнал знакомые черты. Не может быть. Показалось. — Зачем вы погасили свет? — спросил Мадара водителя. — Немедленно включите! — Господин, вы же сами попросили, — огрызнулся, но включил фары автомобиля. Перед Какаши стоял незнакомец точь-в-точь похожий на него, только на порядок старше. Длинные серебристые волосы убраны в хвост, серые глаза, только морщин больше. Нет. Это галлюцинация? Какаши перевел взгляд на Мадару, но тот, как ни в чем ни бывало, смотрел на незнакомца. Два человека не могут одновременно видеть одну и ту же галлюцинацию, это факт. — Папа? — Какаши!