В тесном кабинете воняло плесенью. Солнце светило сквозь узкое окошко прямо на Какаши, подсвечивая его серебристые пряди. Тот что-то записывал и, кажется, забыл о ее существовании. Сакура сидела так тихо, что старалась лишний раз не дышать, чтобы не обратить на себя внимание.
«Кто он такой, если смог надеть наручники на Саске-сана? На полицейского не похож — те носят форму. Может, частный детектив? Но они работают тайно, а его методы вполне явные» — думала она, изучая вполглаза Какаши.
Поначалу решила, что он гайджин — иностранец, но, слыша его речь, быстро отмела догадку. Несмотря на седые волосы, Сакура не приняла его за старика: он слишком ловко двигался, когда заламывал руки Саске. Белая марлевая маска скрывала половину лица, но, судя по сосредоточенно нахмуренным бровям, поняла, что он недоволен тем, что только написал. Ее визави отложил чернильную ручку и бегло осмотрел Сакуру.
Даже если сказал ей, что она в безопасности, слова Саске слишком свежи в памяти. Это из-за нее здесь полиция. Но ведь она ничего не совершала, не так ли? От страха сердце подскочило к горлу и оглушительно ухало, отдавая шумом в ушах.
— Забыл представиться, меня зовут Хатаке Какаши, — сказал он и протянул ей маленькую коленкоровую обложку, исписанную неровными кандзи.
Возможно, Сакура должна была прочитать написанное, но только сделала вид, что читает: прищурила глаза и пошевелила губами. Он назвал ей свою должность, а она пропустила мимо ушей — в горле резко запершило, пришлось изо всех сил стараться не закашлять.
— Харуно Сакура, правильно? — спросил он и снова посмотрел на нее. Под цепким взглядом она неуверенно кивнула в ответ. — Вы знакомы с двумя девушками, они покинули фабрику три недели назад? Насколько мне известно, вы прибыли вместе с ними в один день.
— Х-хатаке-сан! — начала говорить, но ее речь прервал приступ кашля. — Я ничего не совершала!
— Вас никто не обвиняет и никто не узнает о нашем разговоре.
Его взгляд смягчился, и Сакура захотела поверить ему, но первобытный инстинкт самосохранения кричал обратное. Между тем Какаши осторожно вытягивал из нее слово за словом, выспрашивая о тех девушках. Неожиданно для себя она рассказала ему все, что знала, и даже то, как предлагали ей сбежать вместе, но она не решилась.
— Только, пожалуйста, не говорите никому! — попросила за них на всякий случай, думая, что если не рассказала сразу про побег, то могут наказать и ее.
— Не беспокойтесь, их уже не накажут, — тихо вздохнул он. — Неделю назад их тела нашли в реке ниже по течению, а позже мы обнаружили еще несколько тел, но опознать их уже не смогли.
Прикрыла глаза рукой, и перед ней ожили воспоминания того дня, когда она с интересом изучала все новое вокруг себя. А потом ее мечты одна за другой начали рушиться. Те девушки стали маленькой надеждой, которую она лелеяла в глубине души: на случай, если станет совсем тяжело на фабрике, можно сбежать! А теперь у нее отняли и это. В глазах защипало, и как не крепилась перед ним, расплакалась. Слезы неконтролируемо лились из глаз, горло сковал огромный острый комок, и в самый неподходящий момент начался приступ кашля. Сакура не заметила, что Какаши вытащил из портфеля пузырек с лекарством, и когда отняла руки от лица, в нос ударил незнакомый запах.
— Настойка пиона. Это поможет при нервическом припадке и успокоит кашель. У самого нервы ни к черту, потому и ношу с собой тинктуру, — пояснил он и попытался улыбнуться под маской.
Она недоверчиво скосила на него глаза, но под его взглядом взяла мензурку в руки и быстро проглотила горчащую жидкость. Выжидающе посмотрела на Какаши и вернула ему пустую мензурку. Тот неподвижно смотрел на коричневый стеклянный пузырек с белой надписью. Показалось, что он связывает какие-то личные переживания с этой, как он сказал, тинктурой.
На самом деле он начал брать с собой капли, когда становилось особенно невмоготу. Свою первую операцию помнил поминутно и с фотографической точностью, а стремительно синеющие губы пациентки были частым видением даже наяву.
То ли горчащий вкус на языке, то ли солнце, повернувшее в сторону Сакуры, постепенно успокоили ее слезы. Хатаке-сан оживился и, словно стараясь ее отвлечь, начал расспрашивать про работу на фабрике. Кажется, он был не в курсе того, что происходило за высокими кирпичными стенами. Задумчиво потянулся в карман за папиросами, но не закурил. Сакура рассказала без прикрас, что обещали зазывалы и что оказалось на самом деле.
Ее рассказ прервал Итачи-сан. Он был взбешен и едва ли не снес дверь. Его алебастрово-бледное лицо покрылось красными пятнами, а от спокойного и вдумчивого взгляда не осталось и следа. Возмущаясь задержанием брата, он сходу перехватил инициативу в разговоре на себя. Сакура всегда считала Итачи образцом сдержанности и никогда не видела таким. Его глаза горели черной неприкрытой яростью — кажется, еще мгновение, и он бросится на Какаши. В такой ситуации любой может потерять самообладание, будь он даже благородных кровей, как Учиха, считала Сакура.
Какаши был непреклонен: от мягкого взгляда не осталось и следа, он прямо смотрел на оппонента и одним Ками известно, о чем думал. Она боялась поднять на него глаза, но даже если лицо и скрыто под маской, видно, как играют напряженные желваки на скулах. Он отвечал спокойно и твердо. Называл Итачи без всяких экивоков — на «ты».
Сакура поразилась его отсутствию страха. Показалось, что будь перед ним сам император, он останется стоять на своем. Глядя на них двоих, она совершенно запуталась, на чьей стороне добро или зло, и решила, что опасаться следует обоих.
— Может, если бы не знал всю подноготную вашей фабрики и не видел, как твой брат насилует работниц среди бела дня, я бы отпустил Саске. — Его голос звучал угрожающе тихо.
— Никогда не видел, как насилуют баб? Какаши, неужели ты думаешь, что на остальных заводах и фабриках такого нет? — злобно бросил Итачи и поморщился. Сакура впервые в жизни увидела мимику на его безжизненном лице. — Везде люди работают от рассвета до заката! Не пора ли тебе забросить свои коммунистические умонастроения?
— Твоих работниц изувечили и убили, — проговорил он и резко встал из-за стола, подаваясь вперед к нему. — А потом открылась интересная деталь: девушки в ту ночь решили устроить побег, потому что ты обманываешь людей, когда говоришь одно, а потом загоняешь их в рабство.
— Тогда тебе придется закрыть все фабрики, — возразил с наигранным безразличием. У него получилось откровенно плохо. Сакура заметила: еще немного, и он сорвется.
— Ты хочешь сказать, что везде бьют палкой ради потехи, а в свободное время насилуют работниц?
— Опять утрируешь, — недоговорил на полуслове, и его накрыл приступ кашля. Извиняясь, прикрыл рот белым платком, но от внимания Сакуры не укрылась капелька крови на нем. Какаши остановил взгляд и, кажется, заметил то же, что и она.
«Неужели и он болен? Чахоткой болеют только бедные люди» — с сожалением подумала она. В отличие от Саске, к Итачи она питала некоторое уважение. И, несмотря на то, что не было кровохарканья, на мгновение стало страшно за себя, ведь никогда не думала заболеть.
— Эта девушка, — кивнул он в ее сторону, — так же, как ты, проходит по делу свидетелем. Она идет со мной.
Сакура от возмущения едва ли не подавилась воздухом, но промолчала. Не посмела открывать рот, когда увидела их противостояние вживую. Если Какаши смог заломить руки Саске и не церемонился с Итачи, что можно говорить о ней?
— Надеюсь, к завтрашнему дню ты вернешь ее к работе.
— Подумай, как можно с таким же диагнозом, как у тебя, выполнять тяжелую работу? — задал ему встречный вопрос.
— Я могу перевести ее на легкий труд.
— И кто мне даст гарантии, что девушка переживет эту ночь? Она останется под наблюдением до тех пор, пока суд не вынесет окончательный приговор, — сказал он тоном, не терпящим возражений.
— Не забывай, что ее труд оплачен уже вперед, и наша семья понесет убытки, — напомнил ему Итачи.
— Она уже сполна заплатила. Насчет Саске я подумаю, может быть, мы сможем заменить его меру пресечения на домашний арест, — намекнул ему на возможность сделки и глянул на часы, показывая всем видом нежелание продолжать разговор.
Какаши поспешно собрал со стола разложенные бумаги и потянул за собой Сакуру, словно боялся, что Итачи вздумает ему чинить препятствия.
— Вам нужно забирать вещи? — обратился к ней на ходу. — Пойдем, нам надо спешить.
— Какаши-сан, я не могу идти с вами, мне надо возвращаться к работе!
— Возвращаться? — удивился так, словно она сказала ему небылицу. — Вы же слышали наш разговор и должны понимать, что на время следствия вам положена охрана.
— Но от кого?
Он не ответил на вопрос и зашагал еще быстрее в сторону жилого корпуса. Сакура едва поспевала за ним и, пока собирала свои пожитки, никак не могла сложить в голове события этого дня. Почему из всех работниц только она нужна полиции? Куда и для чего он ее уводит? Она оглянулась на Какаши: он стоял у входа в комнату и курил в открытое окно. Без маски показался ей совсем молодым, примерно одного возраста с Итачи.
Узел почти собран, однако неведомая сила подсказывала ей остаться. Кто такой Какаши, если Итачи для него ничего не значит, а с Саске поступил так, как тот и заслуживал? Вера в справедливость давно улетучилась, и за время работы на фабрике Сакура, кажется, зачерствела окончательно. Здесь ее держала мысль о большом заработке, хотя после получки она была готова бежать отсюда без оглядки. Но так нельзя: родители уже получили за нее деньги, и надо отработать до последнего сен.
Как можно оставаться здесь, если на место Саске придет новый мастер? Семья Учиха достаточно большая, и ходят слухи, что их мужчины славятся своей жестокостью. Наверняка завтра ему будет замена. А еще Учихи сказочно богаты — они могут просто выкупить свободу Саске. Тогда ей несдобровать на фабрике.
Несмотря на всю неприступность Какаши, Сакура не могла быть уверенной в его защите. Не причинит ли он еще большее зло? Страх, долг, возмущение и новизна происходящего смешались во взрывоопасную смесь. Она сжала кулаки, оглядываясь на Какаши: тот выбросил окурок и направился в ее сторону.
— Почему я обязана идти с вами?
Он окинул ее ленивым, почти безразличным взглядом и ответил:
— Вы последняя, кто видел убитых девушек. Не боитесь, что убийца придет и за вами?
— Таким, как я, должно быть без разницы, кто убьет: Саске, вы или загадочный убийца!
— Ма-а, — удивился он, — ну, если вы обо мне такого мнения, тогда побудьте живой, хотя бы для следствия!
Они выбежали с территории фабрики и, продолжая идти в быстром темпе, миновали несколько кварталов. Среди прохожих она заметила больше нарядных и чисто одетых людей, чем на окраине города у фабрики.
Светило солнце, но в лицо бил порывистый осенний ветер, сдувая с нее остатки тепла. Если вспомнить, то Сакура пришла в город в конце лета и не брала с собой теплых вещей, надеясь хорошо заработать и накупить одежды.
Постепенно дома стали становиться выше и богаче, а дороги шире и чище. Они оказались на площади. Сакура засмотрелась на редкие автомобили, спешащих рикш и богатые витрины — хотела запомнить каждый момент и чуть не споткнулась о блестящие металлические полосы, идущие одна напротив другой. Вдалеке послышался дребезжащий лязг и грохот. Оглянувшись, она увидела большую темно-красную, нет, не повозку… кажется, это и был тот самый трамвай.
— Побежали! — крикнул ей Какаши и схватил за руку.
Он с легкостью запрыгнул на порог и потянул за собой Сакуру. Задержав дыхание, она запрыгнула вслед за ним. Из-под ног послышался грохот, резко качнуло и повело вперед, она нелепо выставила руки перед собой. Какаши перехватил ее за талию и удержал от падения.
— Держись покрепче! — прокричал ей.
В трамвае было шумно: Сакура еле услышала, что он хотел сказать, но поняла без слов, что лучше держаться и покрепче. С металлической палки под потолком свисали ремни с поручнями. Она ухватилась, но ее все равно повело вперед, и Сакура нечаянно чуть не присела на колени какому-то господину. Рассыпалась в сотне извинений и готова была провалиться сквозь землю от стыда. Люди сидели и стояли в трамвае, кажется, никому не было дела до ее оплошности.
— Расставь ноги шире, — скомандовал ей Какаши, — иначе снова упадешь.
Сакура сделала, как он сказал, и действительно, так стало намного удобнее. Будто она всю жизнь живет в городе и поездкой на трамвае ее не удивишь. В глазах замелькали люди, дома, улицы — все казалось таким новым и в то же время таким привычным. Через несколько остановок в трамвай вошел человек в форме и громко огласил:
— Готовим проездные, на линии контроль!
При виде него Какаши схватил Сакуру за руку и потащил к открытой площадке в конце вагона. Подхватил девушку и спрыгнул на ходу.
*
Он всегда так делал, хотя и знал, что сотрудники особого отдела имеют бесплатный проезд. Вредная привычка осталась еще со времен обучения в университете, когда приходилось экономить на всем. Пытался объяснить ей, зачем так сделал, но она не поверила, что это сократит их путь. Трамвай поехал дальше, а они пошли в том же направлении.
В отделе, как и всегда, царил хаос. Послеобеденное время слишком развращало сотрудников. Воздух был пропитан запахом уличной еды и дешевых папирос. Наруто рассказывал пошлый анекдот, а Киба ржал во все горло. Даже стеснительная Хината хихикала и продолжала стучать клавишами печатной машинки. Какаши постыдился за своих коллег, но делать нечего — завел Сакуру в кабинет и попросил подождать. Строго приказал не сводить с нее глаз и удалился с докладом для Хирузена.
Старик встретил его усмешкой. Разумеется, ему уже доложили, что Какаши учинил самоуправство на фабрике, а семья Учиха слишком правильная, чтобы их подозревали в убийстве. Он высказал ему свое неодобрение, обещая в следующий раз не поручать ничего серьезнее малолетних карманников или уличной драки. Какаши уже проходил подобное «воспитание» после того, как в первый раз пришел с проверкой на шелкоткацкую фабрику Учиха.
Но с новым расследованием все было иначе.
Местные рыбаки обнаружили страшную находку: два женских трупа были наспех прикопаны в зарослях камыша. Выход на место показал, что трупов не два, а намного больше. Только вот сохранность других тел уже не позволит их опознать.
Много позже в мертвецкой вместе с Орочимару Какаши открыл еще некоторые тайны: следы насилия и побоев, приведших к летальному исходу. Пока изучал результаты вскрытия, ему принесли еще один отчет — у одной из девушек в кармане была бляшка с изображением герба Учиха.
Так расследование привело его на фабрику. Запросил списки сотрудников и скрупулезно изучил. Все сходилось: две девушки пропали как раз в тот промежуток времени. Итачи рассказывал, как идут дела на производстве и сколько контрактов заключили в этом году. Казалось бы, все хорошо, но внутреннее чутье подсказывало иначе. И не ошиблось. Собираясь допросить девушку, которая предположительно знала убитых, Какаши невольно стал свидетелем отвратительной сцены, а дальше действовал по закону и собственным убеждениям. Если придется из кожи вон вылезти, и он это сделает, только бы собрать достаточно доказательств, чтобы нанятые Учихами адвокаты не развалили дело в суде.
Старик долго спорил и еще дольше изучал его письменный отчет. Придирался к каждому слову, но Какаши стоял на своем. На слова Хирузена о том, что к каждому делу надо подходить с позиции адвоката, привел свой довод: «
Если пораженные ткани не зачистить, начнется воспаление, за ним разовьется сепсис и в запущенном случае — неминуемая смерть. Полумеры еще никого не спасали».
Наконец Хирузен сдался под его напором и приказал продолжить расследование, но вопрос насчет охраны свидетельницы поставил в тупик.
— Ты знаешь, что у нас мало людей, я никого не могу выделить. Твое дело, сам и справляйся, Какаши. — Старик выпустил облако дыма и ехидно улыбнулся, отчего морщины на его лице поползли вверх.
«Старая обезьяна» — выругался про себя и вышел из кабинета.
*
— Да чтоб тебя! — прокричал Наруто и бросился на Кибу со свернутой газетой в руках. Хината склонила голову над печатной машинкой и изо всех сил делала вид, что не замечает дерущихся. Сакура спала, положив голову на спинку стула.
— Какаши-сенсей! — Наруто вмиг переменился в лице, едва увидел его в проеме двери. — А что тут за девушка, это она убивала на фабрике?
Он не стал ничего говорить, втиснул папку в портфель и повернулся к Сакуре. Несмотря на царивший здесь шум, девушка продолжала спать. Вместо легкого успокоительного эффекта тинктура вогнала ее в крепкий сон. Он потормошил ее за плечо и позвал за собой.
Какаши лишний раз боялся думать о ней: темные круги под глазами и впалые щеки — явно не признак здоровья. Вдобавок ко всему, она его страшно боится, и в ее сознании он стоит в одном ряду с Саске и тем убийцей. Неприятно осознавать себя злодеем, когда на самом деле ты им не являешься. После разговора с Хирузеном вся ответственность за Сакуру оказалась его проблемой.
В первую очередь ее нужно показать Орочимару для обследования. Если Саске не стеснялся бить девушек бамбуковой палкой, на ее теле должны остаться следы. Каждая отметина будет описана и пойдет в материалы дела. Кроме того, ее кашель вызывал у Какаши много вопросов. В разговоре с Итачи он слишком огульно выставил ей диагноз, и следовало бы проверить. Неплохо, конечно, сделать пробу, хотя в местных больницах это было из области медицинской фантастики. Но если какой-либо препарат или снадобье существовало в природе — значит, Орочимару имел к нему доступ. Старый знакомый его названной матери был фанатично предан своему делу. А вот если Какаши приведет инфицированную девушку, то рискует быть выгнанным из собственного дома! С другой стороны, до судебного разбирательства нет другого варианта, кроме как поселить ее у себя. Тем более, что мать давно мечтала о помощнице в своем нелегком труде.
Но все мысли о насущных делах Какаши отложил на потом. Начинало вечереть. Кроме утреннего кофе он ничего сегодня не ел — не до того было. Через дорогу недавно открылась раменная. Из-за флагов с надписью «Ичираку» всегда доносился аппетитный запах, и Какаши был там частым гостем. Старик Теучи поставил перед ними две парящие пиалы. Сакура сложила руки и густо покраснела. Возможно, Какаши не обратил должного внимания, но в уголках ее глаз заблестели слезинки.
— Итадакимас! — проговорила она и принялась за еду.
