Колдовство и Языки Пламени

Безжизненный пейзаж, освещённый протекавшей у самого подножья скалы рекой магмы, на которой стоял замок Даркара, встречал жаром и сдавливающим грудную клетку чувством духоты. Валтор вышел на балкон, буквально задыхаясь. Контраст температур обжёг его кожу. Его бросило в дрожь, и он, схватившись за каменные перила балкона, раскрошив их в пальцах, опустился на землю. Он ждал, что вот-вот через стеклянные двери войдёт Гриффин, но ведьма не последовала за ним. — Ничтожество, — проклял он себя, находя временное прибежище от сотен взглядов недоброжелателей при дворе Даркара у раскалённой стены под иссохшей лозой шиповника. — Притворщик. Лгун. Негодяй. Вор. Он сам не до конца понимал, за что клянёт себя последними словами, но даже таких унижений ему казалось недостаточно. Внутри всё словно горело, отзываясь на жар, который источала магма. Он сбросил с плеч тесный пиджак, разорвал пуговицы на рубашке, сдавившей горло, и оголил грудь. Но кипящий огонь внутри не отпускал. Валтору казалось, что сама его кожа начинает плавиться. Он вцепился пальцами в собственное лицо, до крови расцарапав лоб. От этого лица хотелось избавиться. Сбросить, будто химера шкуру, переродиться. Внезапное чувство прервало воспоминание. В бальном зале кем была эта женщина? Гриффин обратилась к ней, как к герцогине Инарии, ни её, ни её спутника он прежде не встречал при дворе. Казалось, она была нечастой гостьей, — бриллиантом, если можно было сказать, — в коллекции редких безделушек всемогущего лорда. Но не её статус так взбудоражил мага, и далеко не красота неувядающих, словно заледеневших черт белоснежного лица, — а неизмеримая пустота в глазах, настолько чудовищно страшная, что затмевала всю элегантность, всё очарование, которое только могла показать незнакомка. Эта пустота казалось привычной. Маг схватился за грудь. Нечто словно разрывало его изнутри, норовя, сломав клетку из рёбер, выбраться наружу. — Вор, — снова повторил он иступлённо. Кожа начала грубеть и краснеть. Голос, знакомый тенор, обращался утробным рыком. — Возьми себя под контроль, Валтор! — командовал он сам себе, хватаясь за последние толики сознания. — Представь её…. представь Гриффин…. Коварной ведьме шло любое платье. Но без него её чудесная фигура казалась ему в разы привлекательнее. Обнять её, прижать крепко к груди, заземлиться в этом чувстве упоительного уединения, когда мир сужается до их спальни, когда она принадлежит только ему. Ярость вновь прорывалась наружу, заставляя мага кашлять огнём. Он сбил пламя с сухих ветвей шиповника и, хватая воздух ртом, попытался подняться. Увидь его хоть одно живое существо, и он бы сам проклял себя за подобную слабость. Этот недуг — коварное самоуничижение — пожирал его изнутри, но Валтор боролся. Он снова сжал каменные перила, чтобы не дать себе упасть, и позволил воплю отчаянья вырваться из его горла с залпом тёмного пламени. Рёв сотряс закалённые стёкла замка и пропал среди алеющих под куполом каменных пород башен. — Она не придёт, — заключил он, обессиленный, но пока не сломленный. Валтор поднял рубашку, одел её и набросил сверху на плечи пиджак. Он выглядел ужасно, но колдовство вернуло ему опрятный вид. Сквозь витражные двери он смотрел за тем, как толпа начала плотнее собираться. Лорд был готов к выходу, и дрожь благоговения достигала даже Валтора, стоявшего в отдалении на балконе. Время было возвращаться в зал. Свет потух. Гореть остались лишь редкие факела багрового пламени, сгущая тьму по углам. Тени вытянулись и задрожали. Толпа притихла, замерев в предвкушении. Огромные каменные двери с громом барабанов разверзлись в стене, и глазам сотен собравшихся предстал Феникс. Языки тёмной энергии опутывали его истинный облик, сковывая, словно цепи, возвращая то, что он называл своим плотским воплощением. Фигуру мужчины очертил багряно-красный ореол света, и, облачённый в стальной доспех, он вышел, поднимая руки к потолку, приветствуя замерших в предвкушении последовательниц и их спутников. Лорд сделал пару шагов. Позади из-под плит выступил монолитный трон, и лишь тогда, когда всемогущий, всесильный, всевластный опустился на него, свет снова вернулся в зал, понемногу растворяя ужас, вселяемый Фениксом. Его лицо выглядывало из-под маски. Глаза блеснули, и он залился смехом, и лишь барабанная дробь вторила раскату его баритона. — Сегодня знаменательная ночь, — начал он, и тревожная мелодия виолончелей вступила вслед за его словами. — Мы празднуем начало долгожданной битвы. День расплаты Дракона, так называемого единоличного создателя, дремлющего на Домино, стал ещё ближе. Совсем скоро мы с вами окутаем этот мир непроглядной тьмой. Мор будет наслан на недостойных. Реки крови прольются на головы тех, кто посмели не подчиниться мне. Этой ночью мы поднимаем бокалы за нашу победу. Он вскинул руку. Паж, не медля, протянул ему кубок. — За победу тьмы, мои верные подданные. — За победу тьмы! Валтор тоже вполголоса повторил тост. Где-то впереди показались силуэты Тхармы и Белладонны. Маг поспешил ретироваться, пока матери не заметили его, но было поздно. Разряд тока мгновенно прошёл от Тхармы до Валтора, вынуждая его обернуться. Белладонна наградила его высокомерный взглядом, одним только им приказывая подходить. Валтор знал, что всё равно было нельзя избежать долгих часов в компании лорда тьмы и его матерей, но надеялся хотя бы отсрочить пытку. Прихватив по дороге бокал вина, он остановился между Тхармой и Белладонной. — Где Гриффин? — начала древняя ведьма. — Я не уверен. Мы разделились. — Несносная девка. Она упустит свой шанс подняться в ложу к великому лорду, — помотала головой Белладонна. — Веди себя хорошо, Валтор, и покажи лорду, что мы не зря тратим на тебя столько времени и магии. Валтор невольно выпрямился. Тень Феникса уже исчезла в узком проходе на лестницу на второй этаж. За ним заперли золотую дверь. Белладонна кивнула сестре, и магу ничего не оставалось, кроме как безвольно проследовать за ними наверх. Ложа Даркара, с выходом на широкий балкон, располагалась над бальным залом. Пока внизу ликовала толпа, наполняя бокалы доверху, там, словно в тайном будуаре, в атмосфере приглушенного свечения стояли стулья и столы, обитые алым бархатом, и покрытые золотым напылением. Феникс занимал положенное ему кресло, больше походившее на просторный диван, нежели кресло, и, подхватывя металлическими пальцами гроздь винограда, уже наслаждался ещё не свершённой победой. На удивление Валтора лорд в помещении оказался не один. Конечно, его привычно было видеть в окружении герцогинь и баронов, но компания этого вечера удивила мага. Совсем рядом на софе расположилась бледнолицая незнакомка, которую он и Гриффин получасом ранее видели в холле. Подле неё в строгой позе расположился герцог Этте. Его лицо, как и прежде, скрывала маска, и только сейчас Валтор заметил некоторое сходство в обликах его и лорда Даркара: оба носили багровый доспех, оба скрывали под ним большую часть, а герцог — всё, тела Если причины лорда Валтору были известны, — время брало своё, плоть и кожа гнила и разлагалась прямо на костях, поэтому он прятал половину лица под маской-шлемом, и чтобы внушать ужас, — то вот зачем скрывать себя было герцогу, маг мог только догадываться. Он присел по левую сторону ровно напротив белокурой колдуньи. Валтор попытался прочесть её магическую энергию, однако его встречала лишь пустота, будто она не обладала колдовскими силами вовсе. Глаза казались осмысленными, но пустота, таящаяся за ними, пугало его, как мальчишку. Он поёрзал в кресле, устраиваясь удобнее, и потянулся за следующим бокалом вина. — Герцогиня, какой приятный сюрприз, — иронично отметила Белладонна, присаживаясь недалеко от Валтора, ближе к выходу на балкон. — Неужели, излюбленная звезда двора Феникса планирует поучаствовать в битве на Домино? — Не утруждайте себя сарказмом, — заговорила женщина холодным высоким тоном; в нём слышались блаженные ноты высокомерия; она была неприкосновенна, понял маг. — А разве вы не обещали лорду восстановить свои силы после падения? — хохоча, влезла в диалог Тхарма, крутясь вокруг Даркара, словно муха. — Ходили слухи, что вы сами отдали Вьюгу на Остров. Всегда было любопытно, кому только в голову могло прийти их распустить. Глаза незнакомки даже не дрогнули. Этте, напротив, заметно был напряжён, но хранил молчание. — Герцог, может, вы знаете правду? — Тхарма повисла у него на плече, пробегая пальцами по забралу. — Вы были так красивы в молодости, жаль это уже в прошлом. — Увольте меня от вашей компании, — отрезал Этте почти животным голосом, низким, хрипящим, пещерным. — Зачем вы такой грубый? — вспыхнула прародительница. —- Фея вас учит плохому. Фея? — это было не в новинку для лорда Даркара вербовать так называемых тёмных фей. В смутные времена, как эти, когда царил хаос и раздор на многих планетах Магикса, и лишь сильные державы сохраняли целостность и суверенитет, найти прибежище на стороне тьмы многим казалось очень заманчивым. Они шли на сделку с совестью, оправдывая себя тем, что вскоре тень Феникса всё равно поглотила бы магическое измерение, и тогда уже будет не из чего выбирать. — Где ваш Энчантикс? — продолжала подтрунивать Тхарма. — Я давно не видела ваших крыльев, герцогиня Инария. — У нашей дражайшей герцогини нет крыльев, — со злобной ухмылкой напомнила Белладонна. — Как удобно быть ведьмой. Нам они нужны, чтобы летать. — Хватит вам, дамы, — расслабленно протянул Даркар. — Вы смущаете мою дорогую звезду. Он потянулся к женщине и коснулся металлической рукой кончиков её белокурых волос, ниспадающих по оголённым плечам водопадом чистого золота. Герцог Этте сжал руку в кулак. Женщина не изменилась в лице. — Как вам моё представление, звезда моя? — Вы играете на дешёвых образах. — Говорит женщина, прозвавшая себя Звёздой Смерти. Инария еле заметно поджала губы. Тот усмехнулся, стянул с лица маску, обнажая гнилую плоть, и снова пригубил вино. Валтор знал, что под толщей стальной брони скрывается полумёртвый скелет. Хотя, когда речь шла о таком существе, как Феникс, маг был не уверен, применимо ли это понятие в принципе. Он устроился удобнее в кресле, закинув ногу на ногу, и положив ладонь на вельвет тёмно-лиловых брюк. Тхарма подоспела ближе к лорду Даркару и с его позволения присела на подлокотник его кресла. — Скажи, Валтор, ты готов исполнить свою миссию? — бросил лорд, устроив металлическую руку на талию ведьмы. — Вчера я вспоминал твою последнюю демонстрацию. — Ничего впечатляющего, — беззастенчиво вставила Тхарма, прильнув ближе к вожделенному владыке. — Он мальчишка, великий лорд! — Но он справится с делом, — оборвала Белладонна. — Ты бы прикусила язык, сестра. Мы хорошо тренировали Валтора, лорд, он готов лишить жизни огненную фею. Она станет последней правительницей Домино. — Белла, ты всегда горой за свои творения, — лорд растянулся в кресле, прижимая ближе к себе Тхарму; та завилась, словно дёрганная змея, то ли смеясь, то ли шипя ему на ухо. — Где Лилис? — Госпожа Лилис известила, что задержится, милорд, — поклонилась безликая служанка. — Мне отправить на её поиски? — Не надо. Она сама придёт, когда настанет время. Впрочем, сегодня для неё я могу уже не найти свободного часа. Валтор чувствовал, что его могло вывернуть прямо на пол в ложе великого лорда. Тхарма языком касалась подгнивающей кожи на висках, оставляя подобие поцелуев. Магу срочно потребовалось на что-то переключить своё внимание, и он не нашёл никого более, кроме Инарии, чтобы это сделать. Фея сидела, ровно смотря перед собой, словно омерзительный фарс, разворачиващийся прямо перед их глазами, для неё не существовал. Герцог Этте, видимо, за долгие годы службы также научился игнорировать происходящие вокруг лорда Даркара мерзости. Валтор отхлебнул вина, но теперь вкус напитка казался приторно-горьким. Лорд предался ласкам с Тхармой. Инария повела голову в сторону супруга и с позволения того поднялась из-за стола. Лорд на мгновение расцепил страстный поцелуй: — Уже уходишь? — Мне нездоровится, лорд, — пояснила она и, не дожидаясь реакции или колкого замечания успевшей оголить плечи Тхармы, направилась на выход. — Пойду тоже разомну ноги. Валтор встал. Его уход мало волновал великого лорда. Маг завернул в узкий проход вслед за Инарией и некоторое время шёл в молчании, слыша только резкий скрежет смеха Тхармы за спиной и оркестр, заводящий по-новой любимый вальс владыки. Инария шла не быстро. Маг рассчитывал уловить толики магии за её спиной, но всё, что он чувствовал, это всё та же непреодолимая пропасть пустоты. До неё хотелось попробовать дотянуться, чтобы понять, насколько она была реальна. В действительности Валтор не мог себе этого позволить и просто продолжал идти, пока коридор перед выходом на лестницу не расширился, и Инария первая не остановилась у крохотного окна. Стёкол не было, и ничто не препятствовало жару магмы врываться через него в холл. — Ваши замечания были колки, — не зная до конца, чем руководствуясь, сказал Валтор, поравнявшись с феей. — И что он сделает? Убьёт меня? — Эго лорда достаточно хрупко. Она коротко рассмеялась. — Вы верите в его образ? В распущенность и балаган, который Феникс создаёт вокруг себя? Маг пожал плечами: — Лорд Даркар старательно над ним работает, что могу сказать. — Вы слишком молоды, — отстранённо бросила Инария, —- и не видели и половины того, на что он способен. — Полагаю тогда, всё ещё впереди, а теперь, если позволите…- — Он убьёт всех, господин Валтор. Когда придёт время, Феникс поглотит всё живое, и вас вместе с ними. Она медленно направилась вниз по лестнице, проходя мимо едва задев плечо Валтора воланом спущенного рукава. Странное чувство одолело его, и он, на мгновение теряя контроль, схватил женщину за хрупкие плечи и заставил посмотреть себе в глаза. Снаружи она была прекрасна. Утончённое создание, высокое искусство могло преклониться перед её красотой. Но внутри Валтор видел вселенское безобразие. Разодранная в клочья неживая сущность, чёрная, остывшая, в которой отныне и навсегда больше не могла зародиться жизнь. Мага одолело наваждение, и он сам не мог поверить, что видит в её груди зияющую дыру, застывшую почерневшую кровь и ошмётки прогнившей плоти. Лазурь глаз сменила беспросветная серость, такая, какая простирается до горизонта в самый пасмурный, лишённый всякой радости день. Он отпустил её плечи, отступая назад, но Инария не выглядела ни смущённо, ни испуганно, ни хотя бы удивлённо. Всё с тем же безразличным взглядом она обошла мага стороной и начала осторожно спускаться по ступеням, удаляясь всё дальше от шума ревущей толпы. Маг схватился за сердце. Оно билось. Его сердце пока всё ещё билось. Он вернулся в гостевые покои и без сил рухнул на постель. Гриффин всё ещё не было, и он мог только гадать, куда и к кому могло занести ведьму. Представлять её в объятиях одного из этих скользких баронов, — Валтора могло стошнить только от одной мысли об этом. Отвращение мешалось с яростью уступая лишь гробовой усталости, одолевшей его тело. Он не мог заставить себя закрыть глаза и забыться во сне, ведь боялся, что это станет его последним мгновением. Будто нечто подстерегало за самой дверью, дожидаясь, когда он сомкнёт глаза, чтобы бесшумно пробраться в комнату и высосать остатки трепещущего в его сердце пламени. Он взмахнул рукой и выпустил в потолок залп пламени. Каменные плиты покрылись сажей, и неприятный до тошноты запах палённого лака разнёсся по комнате. Валтор прикрыл глаза лишь на мгновение, и в следующую секунду же открыл их, но звуки бала стихли. Он слышал только плеск воды, доносившейся из ванной комнаты. — Гриффин. — Да, я вернулась. Тебе будет трудно поверить в то, что произошло… Она успела только показаться на пороге в одном халате, как он подбежал, алчно притянул её к себе и начал покрывать горячими поцелуями её всё мягкую и мокрую после ванной кожу. Она пахла лавандой и кровью, и этот запах пьянил. — Постой-постой, я не против, что ты по мне так скучал, но Валтор… Маг не дал ей и шанса договорить, подхватив на руки и отправив на постель. Вжимать её вожделенное тело в мягкий матрас было самым большим удовольствием. В эти моменты для Валтора переставал существовать весь мир. Жестокая вереница событий обрывалась, испуганно жалась в угол комнаты и терпеливо ждала, когда он закончить её целовать, чтобы снова напомнить о себе. Но пока Гриффин стонала от его ласки, прося не останавливаться, ему всё было безразлично. Он покрыл её плечи поцелуями, грубее и сильнее прижимаясь к ней всем своим естеством. Ярость мешалась со страстью, но она была единственной, которой он не смел причинять боль.