***
Светлая карета с золотым гербом катилась по неровной дороге, подпрыгивая на камнях и проваливаясь в ухабы. Из-за летнего ливня дорогу размыло, а видимость была настолько плохой, что кучеру приходилось вести лошадей едва ли не наугад. — А правда, что дождь идет, когда богиня плачет? — спросила девочка лет восьми, выглядывая в маленькую щель в окошке. — Если так, то у нее чересчур плаксивый нрав, — иронично отозвалась красивая женщина, в которой легко было угадать маму прелестной малышки: у обеих были золотые локоны, гладкая кожа и большие изумрудные глаза. Голос у женщины был мягкий, а взгляд светился нежностью, когда она смотрела на дочь. — Не стоит верить всему, что говорят другие, Йола. В первую очередь ты всегда должна думать собственной головой. Девочка закрыла окошко и важно кивнула. — Я знаю. Но если это правда, то сегодня богине особенно грустно. — Тогда нам следует зажечь ей свечу в храме, как только мы прибудем в Ларос, да? — Да! — обрадовалась девочка, подумав о родном городе и доме, который они покинули полгода назад. — Вот дедушка Вито удивится! А потом я отдам ему наш подарок, и он заплачет — он всегда плачет при виде меня, а сам говорит, что нет, и вытирает слезы бородой! — Дедушка просто очень тебя любит. Ты должна подыграть ему, Йола. Йола рассмеялась и от воодушевления стала болтать ногами в воздухе. — Скорее бы, — вздохнула она, ерзая. — Хочу домой. — Да, я тоже. — …думаешь, папа скучает по мне? Женщина еле заметно вздрогнула, в ее глазах затаилась непонятная девочке печаль. — Конечно, он скучает, — сказала она, улыбнувшись. — Он же твой папа и любит тебя сильнее всего на свете. “А тебя?” — хотелось спросить Йоле, но она чувствовала, что не стоит. Мама всегда грустила, думая о папе, поэтому девочка была рада, когда кучер очень вовремя постучал и прокричал сквозь шум дождя, что они скоро прибудут в деревню. Изначально они не планировали останавливаться, но дождь и расшатавшееся колесо кареты заставили их свернуть в сторону деревушки на границе Нивелии. Хозяйка единственного постоялого двора в деревне радушно приняла гостей и предоставила им чистую и теплую комнату. Иоланта, чьи благородство и доброта неизменно располагали к ней окружающих, за короткое время сблизилась с ней и ее семьей. Будучи герцогиней, она говорила со всеми на равных, а ее выдающиеся навыки целительницы делали ее чуть ли не святой в глазах простых людей. Во время совместного ужина она рассказала, что они с дочерью возвращаются из шестимесячного путешествия в северные края империи. — Мы надеемся, что Нивелия понравилась вам, госпожа, и вы непременно еще вернетесь, — сказала хозяйка. — А пока милости просим, гостите у нас, сколько пожелаете. Пусть наша деревушка и невелика, но люди здесь приветливые и честные. Пока вашу карету чинят, мы постараемся, чтобы вы ни в чем не испытывали недостатка. Дождь прекратился поутру, а к обеду о прибытии целительницы стало известно всей деревне, и вскоре к Иоланте выстроилась очередь из робких страждущих крестьян. На вопрос хозяйки гостиницы, могут ли они побеспокоить ее, Иоланта с готовностью согласилась и предложила дочери пока что подружиться с местными детьми. Погода стояла солнечная и теплая, а местность была столь живописной, что девочка совсем не расстроилась из-за задержки. Новых друзей тоже не пришлось искать, ибо они сами нашли ее и окружили, точно свора любопытных щенят. У мальчиков маленькая леди, похожая на куколку, вызывала желание покрасоваться, девочки же испытали восхищение и зависть. Так или иначе, всеобщее одобрение было получено, и новенькая тут же стала частью «стаи». Весь день дети водили ее за собой, показывая лучшие места для игр, а также, делясь своими забавами, боролись между собой за право удивить ее. Вечером карета была готова, однако Иоланта выразила желание задержаться еще ненадолго, так как несколько крестьян серьезно нуждались в ее помощи. На следующий день Йола в одиночку прогулялась до окраины деревни, где рос огромный старый дуб и где, как она вчера узнала, чаще всего играли ее новоиспеченные друзья. Они действительно были там — собрались полукругом напротив какого-то оборванца и травили его, закидывая камнями. Испуганные и злые дети кричали обидные слова, обзывали мальчика демоническим отродьем и велели ему убираться из их деревни, в то время как он прикрывал голову израненными руками и отчего-то даже не думал убегать. До глубины души потрясенная увиденным, Йола тут же выбежала вперед. — Хватит! — закричала она. — Перестаньте сейчас же! Ему же больно! — Отойди от него! — пропищала какая-то девочка. — Отойди скорее, пока он тебя не проклял. — Он монстр, — поддержал пацан постарше. — Посмотри на него, сама поймешь! Йола топнула ногой от злости вперемешку с разочарованием. — Да кем бы он ни был, вы не должны так поступать! Вас много, а он один, так нельзя! — Он демон! Бабушка сказала, он призывает духов, чтобы урожай не удался и дети болели! — Ай, он смотрит, смотрит! — Убирайся отсюда! Это наша деревня, проваливай! — Бейте его! — Уйди с дороги, дура! И снова посыпались камни и комья грязи, но Йола не ушла. Вместо этого она стала хватать с земли камни и швырять их обратно в толпу. — Сами убирайтесь! — кричала она рассерженным и недоумевающим ребятам. — Пошли вон, трусливые выродки, пока я сама вас не прокляла! Если бы Иоланта услышала поток брани, полившийся дальше из уст Йолы, то была бы ошарашена, ведь ее ангелоподобная доченька всегда являлась образцовой леди и любимой ученицей преподавателей по этикету. Ей было невдомек, что эта самая доченька не брезговала компанией простолюдинов, а также немало свободного времени проводила среди рыцарей, которые учили ее не только правильно держать меч, но и предельно четко выражать свою позицию крепким отборным матом. Получив столь яростный отпор от благородной леди с горящими пронзительными глазами, многие дети, особенно девочки, разбежались в страхе, другие, став жертвами ее прицельных бросков, отправились плакаться родителям, и вскоре под дубом остались только Йола и избитый оборванец. Пыхтя от злости, девочка потерла руки, на которых алели царапины, и повернулась к мальчику. Тот стоял в трех шагах, слегка сгорбившись и глядя на нее светло-голубыми глазами, в которых читались настороженность и какая-то совсем не детская усталость. Во всяком случае, Йоле прежде не доводилось видеть такой блеклый взгляд у детей. Мальчику было лет девять или десять на вид, он был ужасно худ, измотан и весь перепачкан кровью и грязью. — Ты как? — спросила Йола, даже под слоем пыли заметив синяки по всему его телу. Одежда на нем висела рваными клочьями, будто он неделями скитался по округе без еды и крыши над головой. — Где болит больше всего? — задала новый вопрос, делая шаг вперед и вспоминая, как в таких случаях поступает мама. Оборванец с необычными глазами не ответил, но и не отступил, когда она приблизилась. Некая озлобленность, появившаяся было в его облике, медленно уступила бесконечной усталости и слабому любопытству. — Ты должен сказать, если где-то очень больно, — сказала она. — Там может быть серьезная рана. Он снова не ответил, и тогда девочка вздохнула. — Есть хочешь? Проблеск интереса в его глазах приободрил ее. — Если пойдешь со мной, я дам тебе много вкусной еды. И вновь молчание. Однако, когда Йола осторожно взяла его за руку, мальчик послушно пошел за ней. Йола провела его через всю деревню к постоялому двору, а затем прямиком в их с мамой комнату, не обращая внимания на шепот и причитания взволнованных взрослых. При виде полуживого ребенка, которого привела ее дочь, Иоланта ахнула. Йоле даже не пришлось ничего говорить — ее мама сама занялась мальчиком, решительно проигнорировав явный дискомфорт жителей деревни. Она была далека от суеверий и слишком милосердна, чтобы игнорировать мучения ребенка, каким бы пугающе странным он ни был. Мальчика искупали, переодели в чистое и обработали раны, которые покрывали все его тело. В основном это были синяки, порезы и царапины разной свежести, но нашлись также и странные ожоги. За все это время мальчик не издал ни звука, будто совсем не чувствовал боли, зато Йола то и дело хныкала и шипела, пока мама, ласково приговаривая, обрабатывала ее царапины. По просьбе Иоланты обед для них накрыли наверху. Горячие блюда и десерты расставили на столе возле открытого окна, и голодные дети приступили к еде, причем мальчик набросился на нее так, будто не ел целый месяц. Йола вела себя прилично и делала вид, что не замечает, но сердце ее радовалось с каждым съеденным им кусочком. Он смел все: жареную курочку, картофель под сыром, запеканку, салат, закуски и десерт, и остановился, только когда на столе ничего не осталось. — Как тебя зовут? Мальчик посмотрел на Йолу немного более осмысленным и живым взглядом. — У тебя есть имя? — …Ласс. — Ласс, — повторила она. — Ты не местный, да? У тебя необычные волосы. Он отчего-то вздрогнул и съежился. — Уродливые, — пробормотал себе под нос. — Вовсе нет! — горячо возразила Йола. — Наоборот, очень-очень красивые, как снег. Мне нравится. Они всегда такими были? — Угу, — смешавшись, промычал он. — Тебя прогоняют из-за них? — …потому что я демон. — Чепуха, ты не похож на демона. — Ты видела демонов? — Нет, но ты на них не похож. Просто эти дети глупые, вот и все. В следующий раз, если кто-нибудь будет тебя обижать, не стой столбом, бей в ответ, иначе от тебя не отстанут. Понял? — …да. Йола заулыбалась. Она была сыта, за окном сияло солнце, рядом была мама, а перед ней — новый друг. Что еще нужно для счастья? — Давай дружить? — Ты… не боишься меня? — Ни капельки. Он недоуменно и с тоской посмотрел на нее. — Друзья? — спросила девочка, ослепительно улыбаясь, и, получив робкий кивок, вскочила. — Отлично! Тогда пошли играть!***
Ночевал Ласс в отдельной комнате, которая находилась по соседству с комнатой Йолы и ее матери. Иоланта категорически отказалась от предложения хозяйки гостиницы разместить ребенка в каморке для прислуги и лично проследила, чтобы он выпил лекарства и лег спать чистым и сытым. Йоле из-за всех этих событий не спалось ночью. Пока она ворочалась, до ее ушей долетели странные звуки из-за стены. Недолго думая, девочка выбралась из постели и на цыпочках, чтобы не разбудить маму, вышла. Подкравшись к комнате Ласса, она тихонько постучала, но ответа не было — зато звуки усилились. Тогда девочка проскользнула внутрь и, закрыв за собой дверь, пару мгновений привыкала к темноте. Теперь она наконец различила, что это были за звуки: Лассу явно снился кошмар, потому что он беспрерывно всхлипывал и стонал, скрючившись на кровати. И столько боли и ужаса было в его плаче, что Йола испуганно подумала, не лучше ли будет позвать маму. Однако она не была бы собой, если бы ее природная доброта не одолела страх. — Ласс, — прошептала она, забираясь на кровать и тряся мальчика за плечо. — Ласс, проснись… — Не надо, пожалуйста, — прохрипел он, тело его окоченело, а лицо было мокрым от слез. — Я был неправ, пожалуйста… — Ласс, — захныкала Йола, которой от этого зрелища самой хотелось плакать. — Ласс, проснись. — Больно! — Где? Где больно, Ласс? — Я был неправ, папа, пожалуйста!.. Йола стала изо всех сил трясти мальчика, но это не помогло, тогда она обняла его всем телом и сжала так крепко, как только могли ее тонкие руки. — Ласс, все хорошо, все хорошо, это просто сон, — повторяла она до тех пор, пока он не перестал дрожать и не затих. Она поняла, что он проснулся, но вместо того, чтобы отпустить, обняла еще сильнее. — Все хорошо, — сказала она. — Я тебя защищу. Он всхлипнул и уткнулся лицом ей в грудь. Йола стала гладить его по волосам и напевать простенькую успокаивающую колыбельную, которую ей пела мама. Постепенно плач Ласса прекратился. Так дети и уснули, обнимая друг друга. Взволнованная исчезновением дочери Иоланта, нашедшая их в таком трогательном виде ранним утром, невольно забыла свой гнев. Вздохнув, женщина поцеловала детей и накрыла их одеялом.***
Еще один день пролетел незаметно. За это время Ласс оттаял и стал ходить за Йолой хвостиком. Бойкая жизнерадостная девочка полностью отличалась от него — замкнутого и угрюмого, но он не уставал греться в ее лучах. Вместе они играли отдельно от остальных детей, которые обижались, но не смели лезть к ним. Йола научила Ласса делать бумажные корабли, которые они пускали по реке, написав на них свои имена, а затем они даже выпросили у взрослых удочки, и хотя они ничего не понимали в рыбалке, пытаться было весело. На второй день по инициативе Йолы Ласс, ловко взобравшись на дуб, закрепил на толстой ветке их самодельную качель: длинную веревку с доской, к которой по их просьбе добрый столяр приделал петли. Сперва мальчик раскачивал Йолу, затем она его, а под конец они, устав, сидели рядом и болтали — точнее, болтала Йола, а Ласс, по обыкновению, слушал. — Отец очень занят, — рассказывала девочка, не замечая, как внимательно смотрит на нее друг, впервые увидевший грусть на ее лице. — Он часто ездит в разные королевства и редко разговаривает с нами. Мама говорит, он любит нас, просто не умеет это показывать. Мне кажется, папа и мама не очень ладят. Ему не нравится, что мама тоже часто уезжает из дома. А у тебя какие родители, Ласс? Они любят друг друга? Ласс отвернулся. — У меня их нет. Девочка поникла. Она вспомнила, как он звал отца прошлой ночью, и подумала, что тот вряд ли был хорошим человеком, но решила умолчать об этом. — А ты их помнишь? — Нет. — Кто же тогда тебя растил? — …никто. Я один. — Как же так? Йола вскочила и топнула ногой. — Ты не можешь быть один, это нечестно! Ласс растерянно посмотрел на нее. Подбоченившись, Йола ненадолго задумалась. — Мы скоро уезжаем, — заявила она затем, и глаза мальчика потускнели. — Поехали с нами. Он опешил. — Что?.. — Поезжай с нами, Ласс, — с энтузиазмом и решительностью повторила она. — Тебе будет хорошо с нами, обещаю. Я сегодня же скажу маме, она согласится, вот увидишь! И девочка, счастливая своей придумкой, побежала обратно в деревню, на ходу маша ему рукой: — Эй, чего ты, пойдем! Скоро время ужина!***
Вечером того же дня, лежа в постели, Йола витала в счастливых мыслях о том, как обрадуется Ласс, когда узнает, что ее мама согласилась. Девочка еще не говорила ей, но в ее маленьком горячем сердце не было и тени сомнения. Мама, конечно же, не бросит здесь Ласса. Даже не предложи Йола, она бы забрала мальчика, это точно. Думая так и дожидаясь маму, девочка задремала. В то же время Иоланта, поговорив с владелицей таверны и разузнав побольше о Лассе, отправилась принять ванну после долгого дня. Уже завтра они планировали отбыть, и женщина намерена была забрать мальчика с собой. Она размышляла о том, не будет ли лучше для него, если она устроит его в храм, ведь там любому, независимо от происхождения, выпадал шанс добиться в жизни больших высот и уважения, поскольку служителей бога чтили повсюду в империи. Или же он мог стать рыцарем — смотря, что больше придется ему по душе. Было уже заполночь, когда женщина вышла из бани и поднялась в свою комнату. Идя по коридору второго этажа, она бросила взгляд в окно и очень удивилась, увидев, что на деревню опустился густой туман. Белые облака мягко и бесшумно стелились по земле, окружали дома и заползали в щели, будто живые. В это время суток все спали, диск полной луны висел высоко в небе, ярко освещая округу. Именно поэтому Иоланта и пришла в замешательство, поскольку с ее угла обзора было отчетливо видно, что за пределами деревни не было ни намека на туман. Колючая дрожь беспокойства пробежала по спине женщины, когда ее взгляд внезапно выцепил вдалеке силуэт ребенка, стоящего на холме под дубом. Беловолосый мальчик был там совершенно один. Недолго думая, Иоланта набросила на голову шаль и вышла на улицу. Она с недоумением отметила, что перед гостиницей тумана нет, как и на главной дороге, ведущей к дубу. — Ласс? — позвала женщина, поднявшись на покрытый белыми облаками холм, и крепче закуталась в шаль. Может, виной тому пребывание в бане, но воздух показался ей обжигающе холодным. При звуке ее голоса мальчик вздрогнул всем телом и, резко обернувшись, уставился на нее огромными от ужаса глазами. — Что ты здесь делаешь в такое время, Ласс? Это опасно. Иоланта кашлянула, во рту у нее онемело, легкие тоже будто сжались. — Пойдем… со мной, — выдавила она, не понимая, что с ней происходит. — Почему? — прошептал Ласс с необъяснимым отчаянием. — Почему именно вы?.. Зачем вы вышли?! — О чем… Она запнулась, наконец поняв. Туман. — Ласс… что ты сделал? Голубые глаза мальчика стремительно наполнились слезами. — Я не хотел, — выговорил он, отступая назад. — Я не хотел! Они заставляют меня, мне больно, поэтому я… я правда не хотел! — Тише, — прошептала Иоланта, голос у нее охрип. — Тише, милый, все в порядке. Ласс всхлипнул и замотал головой. Смертоносные облака уже коснулись Иоланты, он не мог спасти ее, ничего не мог сделать, только смотреть, как падает и холодеет, медленно умирая, женщина, которая проявила к нему столько доброты, сколько он не получал за всю свою жизнь. И в этот момент раздался еще один детский голос: — Мама? На склоне холма стояла растрепанная и встревоженная Йола в тонкой ночной рубашке. А к ногам ее уже подбирался живой туман. — Нет!!! — вне себя от ярости и ужаса завопил Ласс, и туман в мгновение ока расступился, не коснувшись девочки, которая застыла изваянием при виде лежащей на траве матери. — Мама! — взвизгнула она и бросилась к ней. Упав на колени рядом, она стала плакать и трясти ее за плечи. — Нельзя, не трогай ее! — крикнул Ласс и попытался оттащить девочку, но она толкнула его с такой силой, что он едва не упал. — Что ты сделал? Что ты сделал?! — Все не так… она не должна была выходить… и ты тоже… — только и мог лепетать Ласс, но испуганная и потрясенная Йола не способна была услышать и понять его. — Проваливай! — закричала она. — Убирайся! Не подходи к нам, демон! Схватив с земли камень, она швырнула его в мальчика, но тот даже не попытался уклониться. Камень попал ему в лоб и рассек кожу над бровью. По бледному лицу, смешиваясь со слезами, потекла алая кровь. Измученный, несчастный взгляд Ласса был полон мольбы. Он шагнул к Йоле, но, увидев в ее глазах только испепеляющую ненависть, враждебность и страх, оцепенел. Медленно попятившись, он убежал обратно во тьму, из которой явился. Йола бросилась к матери и, положив ее голову себе на колени, горько зарыдала. Она была ребенком, но ее сердце уже знало истину: мама умрет. Ледяные пальцы Иоланты нежно коснулись ее руки. — Йола… мое солнце… — Мама, пожалуйста, пожалуйста, не бросай меня. Я не смогу без тебя, мамочка… — Йола, послушай… Ласс… этот ребенок не виноват… ему нужна помощь… Йола заплакала пуще прежнего и замотала головой. — Нет! Нет! Как ты можешь так говорить? — Йола, — ласково произнесла женщина. — В глубине души… ты знаешь, что я права… Ну же, не плачь… когда-нибудь мы встретимся снова, ты же… ты сама знаешь. Ты у меня умница… — Нет, я так не хочу! Не хочу! Мама! Но Иоланты Айрус больше не было. Йола просидела на холме до самого рассвета. Когда туман рассеялся, она была единственной, кто пережил ту ночь.