***
Антон Шастун тот еще самородок. Каждый, кто видел его картины, говорит, что Антона поцеловал в руки и гениальную голову сам Бог искусства, если тот, конечно, существует. Если нет, то Антон, по их мнению, сам способен занять его, Бога, место и нести тяжелый крест. Крест творчества. На эти неуместные случайные каламбуры Шастун реагирует спокойно, предпочитая не вызывать у публики неодобрения и не попадать в скандалы. – Мы находимся на выставке современного художника Антона Шастуна. Мероприятие посвящено, как и всегда, морской тематике. Каждая картина представляет собой сюжет, как говорит сам художник, «увиденный глазами путешественников». Тут можно найти и кораблекрушение, и русалок, и загадочные скалы, и жемчуг, разбросанный в пещере, но настоящий бриллиант выставки – картина «Море волнуется раз» – великолепная работа, живая и чувственная. – Скажите, пожалуйста, Антон Андреевич, – вопрос задает высокая блондинка, изначально казавшаяся милой, когда представлялась, но при включенной камере показывающая весь свой журналистский профессионализм. Она готова задавать провокационные вопросы – Антон таких не любит, но улыбается в объектив, – тематика ваших картин – море. Вы часто отмечали, что не можете не писать эти сюжеты, – Антон мысленно закатывает глаза в ожидании набившего оскомину вопроса, которого, на удивление, не следует, – почему Вы не живете где–нибудь на берегу? – Вы знаете, – Шастун зачесывает кудрявую челку на бок, делая небольшую паузу, – у меня не так давно появилась аллергия на морскую воду. Я и близко подойти не могу, весь покрываюсь волдырями. – Интересно. А часто бываете у большой воды? – Очень давно не был, – Антон поджимает губы, – предвосхищая Ваш вопрос: я пишу по памяти. Мне кажется, через море можно легко и точно передать настроение. – Вы правы, картины великолепны, особенно «Море волнуется раз». Очень эмоциональная. – Спасибо, – Антон неосознанно тянет пальцы к браслету на левой руке и крутит бусину, – я писал ее первой, хотя в этом полиптихе по смыслу она находится в самом конце. – Скажите, если не секрет, – девушка делает шаг вперед и подставляет микрофон ближе к художнику. Шастун незаметно отодвигается назад, – что заставило Вас написать эту картину? Если мы чувствуем такие живые эмоции, смотря на полотно, что же чувствовали Вы, писав этот сюжет? Антон улыбается шире, пряча панику. Он знал, что его спросят, знал, что не уйдет от этого вопроса. Знал и ничего не придумал. Время импровизировать. – Это… это очень сложно. У меня был тяжелый период в жизни, ощущения от которого я выплеснул в серии этих картин, – пальцы сильнее сжимают бусину, чтобы почувствовать врезающийся перламутр в кожу, – давайте так: я писал «Море волнуется раз» для себя, но я рад, что эта картина находит отклик в людях. – Но что же могло на Вас так повлиять? Это очень сильная работа, – девушка не отступает, пытаясь добиться ответов. – Я не могу сказать, извините, – Антон ретируется, не закончив интервью. Он, загнанно дышит, пробиваясь через людей, пытающихся остановить художника, чтобы поздравить и выразить восхищение, путается в ногах и чуть не летит на пол, подхватываемый сильными руками. – Антон, – Дима заглядывает в глаза, – что случилось? Ты в норме? – Дим, – Шастун ловит взволнованный взгляд друга и успокаивается, – да, отпусти. Дима Позов – давний друг Антона – сейчас держит художника за предплечья и внимательно оглядывает того сверху вниз. – Ну, жених, – Антон улыбается и, наконец, выпутывается из крепких рук, успокаиваясь и расслабляясь, – опять от репортеров бегаешь? – Не люблю я их, – Шастун морщится и отряхивает дорогой черный костюм, на что Дима усмехается. – Знаю. Дима знает все.***
– Эй, Антонио, – парень поднимает голову и видит перед собой карту, нарисованную им же самим. Он увлекся, рисуя очередной набросок угольком, который недавно достал из потухшей с утра печки, и не заметил гостя, тихо вошедшего в комнатку, – я нашел! – Арс, – Антон прерывается на кашель, – во–первых, перестань меня так называть. Понабрался тут в своих Османских вылазках. Во–вторых, с чего ты взял? Мы уже сколько раз там были? В–третьих, не надоело еще? – Ты не понял. Я кое–что нашел, – Арс садится за стол напротив Антона и, любовно отодвинув листы бумаги, над которыми корпел художник, кладет перед ним карту. Упрямый, – нам нужно не сюда, – он тычет пальцем в отмеченное ранее место у хребта, – а сюда, в центр, – в северные воды. – Ты шутишь? Там же русалки. – Я знаю, как их задобрить, – Арсений лучезарно улыбается на недоверчивый взгляд и для усиления эффекта кладет свою руку на руку Антона, – клубника. – Чего? Ты хочешь, чтобы мы повезли клубнику для русалок? Ты слышишь, как бредово это звучит? – Антон, наперекор своим словам, мягко переворачивает ладонь и цепляется за холодные пальцы, – а дальше что? – Что-нибудь придумаем. – А если мы не найдем его? – Антон смотрит в помрачневшие глаза напротив, контрастирующие теперь со штилем, видневшимся через открытое окно, – это безрассудство. – Найдем, у меня чуйка, – Арсений встает с места – холодные пальцы пропадают, становится неуютно – и подходит к окну, некоторое время наблюдая за бликами на воде. Разворачивается. – Я с тобой. Русалок проще отвлечь вторым кораблем, если будут проблемы. Так будет шанс уплыть. – Уверен? – Мне нечего терять.***
Выставочный зал пустеет к вечеру. Официальная часть завершилась еще 40 минут назад, и, уставший Антон остается один на один со своими творениями и воспоминаниями. Тишина кажется ему сейчас лучшей спутницей, он спокойно проходится по залу раз за разом, рассматривая свои работы и играясь с ножичком – лезвие упирается в подушечку пальца, разрезая податливую плоть. Рана тут же затягивается. Первая картина серии – «Штиль». Антон останавливается и рассматривает ее. Обычный морской пейзаж, но не это привлекает людей. Кажется, что ничего интересного на картине нет, но отойти от нее совершенно невозможно, не разобравшись, в чем тут дело. А дело в линии горизонта. В центре полотна едва различаются два корабля, практически ушедших из поля зрения. Антон помнит, как писал эту картину. Ему хотелось контрастности – если нельзя передать бурю в глазах напротив на фоне до одури спокойного моря, то можно показать тревожные, почти призрачные фигуры, удаляющиеся куда–то далеко. Их хочется рассмотреть, приблизить, но вместе с этим и оттолкнуть. Паруса практически прозрачные, сливающиеся с дымкой над водой. Море такое живое с солнечными бликами на водной глади. И как только при таком штиле корабли ходят? Антон усмехается. – Шаст, ты чего тут? – Дима тихо подходит, боясь нарушить мыслительный процесс художника, всматривающегося в картину. Антон незаметно убирает нож в карман брюк. – Дим, я нашел способ, – Шастун не поворачивает голову, разглядывая корабли, – как он тогда нашел. – Уверен? – Дима осторожно заглядывает в глаза другу, – ты помнишь, что было в прошлый раз? О да, Антон помнит. Помнит все. Как Дима с ужасом смотрел на окровавленные руки, как кровь капала на жемчуг, как Антон бился в истерике, отговаривая Позова вызывать скорую, а потом показывал зажившие раны и рассказывал другу о своем проклятии. – Попытка не пытка, – Антон мягко улыбается Позу, – ты знаешь, мне нечего терять.***
Они плывут уже три дня. Арсений внимательно изучает карту, хмуря брови и водя пальцем по нарисованным линиям. Антон лениво что–то чёркает на клочке бумаги, периодически залипая на занятом капитане. Оба судна идут в нескольких метрах друг от друга, и капитаны, перебираются то на один, то на другой корабль. Немногочисленные члены команд справляются и без капитанов. – Антон, ты представляешь, что будет, когда мы преодолеем скалы? – второй капитан поднимает глаза и натыкается на серьезный, чуть помутневший, взгляд. – Как минимум, на этой карте, – он показывает на лист, лежащий на столе, – добавятся новые места. – Я же серьезно! Ты представляешь, мы будем первыми, кто откроет эти земли! – у Арсения загораются глаза. Он встает со стула и начинает ходить по каюте, – Мы первыми пройдем по новым водам! Мы… может, и правда, найдем средство? – Арсений, перестань! – Антон, – Арсений садится на корточки перед сидящим капитаном, – если ты не веришь, разреши мне верить за двоих? Я же не переживу твоего ухода, – Антон долго и тяжело смотрит в глаза Арсения и сдается. Арсений ловит его переменившийся настрой и уже более радостно говорит: – Помнишь, я ездил в Азию? Там, в маленьком городке, у одного местного я выкупил карту, – он поднимается на ноги, отодвигает карту Антона и показывает небольшое изображение, смутно напоминающее те места, – это похоже на то, куда мы направляемся. Тот человек рассказал мне легенду о пещере, в которой течет живая вода. Пещера находится где–то тут, – Арсений показывает на небольшой архипелаг, расположенный за пределами хребта, в северных неизученных водах. – Живая вода? – Антон скептически смотрит на взволнованного Арсения. – Да, это по сути что–то типа лекарства от всех болезней. Ты понял? – Арсений начинает тараторить. – Понял. Арс. Я не понял, как мы переберемся через скалы. Откуда ты взял информацию о клубнике? – Антон заходится кашлем. Подождав, пока тот вернется в нормальное состояние, Арсений продолжает: – Мне повезло. Мужик оказался разговорчивым. Он там вроде как на правах городского сумасшедшего. Мне кажется, я единственный его слушал. – Почему я все еще тебя слушаю? – Антон улыбается. Арсений подходит к нему и садится, напротив, на стул. – Потому что ты меня любишь, болван. – И то верно, – Арсений расплывается в довольной улыбке. Антон не удерживается и проводит пальцами по щеке, ведя к лучикам вокруг глаз. Оба залипают. Первым приходит в себя Арсений: – Так, он сказал: «Те, кто погиб в морских водах и носят ныне платья из чешуи, пьянеют от аромата и вкуса слез Венеры». По–моему, все логично. – А, по–моему, какая–то глупость. Если с платьем я еще спорить не буду, то «слезы Венеры»? Почему? – Мифы, – Арсений жмет плечами, – Венера, потеряв возлюбленного, горько его оплакивала – слезы падали на землю, превращаясь в клубнику. – Все–то ты знаешь. – Капитаныыыы! – в кабинет входит обеспокоенный матрос. – Что такое? – капитаны одновременно вскакивают. – Мы подходим к хребту, туман сгущается. Капитан, – матрос обращается к Антону, – у «Надежды» обнаружились неполадки. Паруса порвались. – Как это? – Антон открывает в удивлении рот. – Как будто магия, я не знаю. – Мы сможем их починить? – Да, но нужно время. Арсений внимательно слушает и отдает приказ: – Вытаскивайте клубнику, плывем дальше. Мир делится на изведанную часть – те места, где живут люди, и неизведанную, мистическую. Рубежом считается Великий хребет, который невозможно обойти и перейти из–за непроходимого тумана и стай русалок, обитающих там. Лишь единицы спасались от оголодавших по человеческой плоти существ, ищущих месть за свою смерть. Туман – препятствие для случайно заплывших сюда кораблей, сеть для русалочьей охоты. Каждый раз, подплывая к туманной пелене, Антон слышал где–то вдали всплески воды, и каждый раз разворачивал судно. В этот раз туман замыкается где–то за кормой, Антон возвращается к себе на корабль. Он ловит напряженный взгляд Арсения, оставшегося на своем корабле. Становится тихо. Матросы, доставшие клубнику из трюма, ждут команды. Антон ощущает холодок, пробежавший по спине, и закашливается. Звук разрезает воцарившуюся тишину, разлетаясь эхом по воде. Где–то вдалеке слышится всплеск. Еще один. И еще уже ближе. Антон испуганно смотрит на Арсения, их корабли располагаются параллельно друг друга, тот внимательно выглядывает за борт между суднами и машет рукой. Это сигнал. В воду отправляется первая партия чуть подгнивших ягод. Почему именно клубника? Может, дело в том, что она забродила? Минуту ничего не происходит, как вдруг из воды показывается голова. Девушка осматривает их черными глазами, скалясь и заглядывая в самую душу. В руке у нее клубника. Где–то на глубине прослеживаются плавные движения. – Ммм, вкусно, – русалка облизывает пальцы и смотрит на Арсения из–под ресниц. – Мы хотим проплыть дальше, через скалы. – Зачем? – русалка, потеряв интерес к Арсению, который, очевидно, храбрится, чем забавляет существо, вытаскивает еще одну ягоду. – Мы хотим увидеть новые земли? – Арсений неуверенно тянет, на что русалка усмехается. Антон замечает какое–то шевеление вокруг кораблей – из воды начинают появляться русалочьи головы. Они не действуют, просто смотрят, облизываясь и улыбаясь. Их окружили. – А, так ты сказал своей команде? Но дело же не в этом. Что именно ты ищешь? – русалка смотрит прямо в глаза Арсению и открывает рот с острыми, как бритва, зубами, на что тот ёжится. – Я ищу живую воду, – матросы в команде переглядываются, Антон смотрит заворожено, – мой близкий человек болен. В этот момент русалка резко разворачивается и смотрит на Антона, который от неожиданности начинает кашлять. На ладони остается кровь. Арсений видит заминку и понимает, что с ужасом разглядывает Антон. Он прикрывает глаза и говорит: – Пропустите нас. Мы дадим вам еще клубники. – О, один уже порывался, – русалка гневно поворачивается обратно к Арсению, но быстро возвращает безразличную маску, – знаешь его, да? Мне вас жаль. Любовь того не стоит. – Пожалуйста, – почти что губами произносит Арсений, игнорируя слова девушки, но русалка его слышит. Она долго разглядывает воду под собой и ягоду в руке, и говорит: – Плывите. Обратно вы все равно не вернетесь, а мы хоть клубнику поедим, – русалка ныряет куда–то под корабль Антона, и Арсений дает команду выбросить за борт оставшуюся клубнику. Туман рассеивается. Скалы они проходят без помех.***
Картину «Русалка» Антон писал только тогда, когда напивался. Эта работа отличается от других своей жестокостью. Еще бы! В центре картины девушка, лежащая на волнах, окрашенных в кроваво–красный цвет. Ее глаза открыты, но вместо зрачков черные глазные яблоки, смотрящие прямо на зрителя. Руки раскинуты, вместо ног – хвост, похожий на ободранное белое платье, а на внутренней стороне ладони, направленной на зрителя, лежит красная ягода. И не понятно, почему вода имеет такой оттенок: то ли ягоды дают красный сок, то ли кровь мертвой русалки. Картина ярче своих сестер, фактурнее - масло лежит толстым слоем. Несмотря на угнетающий сказочный сюжет, она кажется настоящей, живой. – Мне надо вернуться туда, Дим, – Позов вздрагивает и обеспокоенно смотрит на друга. – Почему именно сейчас? – Потому что у меня больше нет идей. Я хочу вернуться туда, где все начиналось, – Антон внимательно разглядывает картину, – возьму холодильник. Клубника будет свежей. – Ты же понимаешь, что сейчас каждый миллиметр Земли и воды изучен? И никаких русалок нет? – Дим, я в курсе. Может, они прячутся? А, может, и нет. – Ладно, найдешь то место, дальше что? – Дима опускает руки. – Я купил подписку на Национальную Библиотеку Турции. – Э? Почему Турция? – Арсений тогда привез информацию из путешествия в Османскую Империю. Мне показалось логичным, если я что–то найду в тех местах. И нашел же, – Антон усмехается, – Рылся у них в документах и наткнулся на старую легенду о живой воде, – Антон снимает браслет и перебирает жемчужины, – живая вода – источник не простой, если верить легенде – он помогает одному человеку, забирая жизнь у другого, – Антон показывает жемчужины Диме, – вот. Помощью это назвать сложно. Мы думали, что найдем водичку, я выпью и стану здоровым. Но все работает не так, – последнюю фразу художник говорит тише. Антон надевает браслет. – Хорошо, механика понятна, что дальше? – Есть обратный эффект, судя по легенде. Я дурак.***
– Какой я дурак! – Арсений ходит туда–сюда по палубе, крутя в руках нож и избегая Антона, который рассматривает темную воду, немного перекинувшись за борт. Солнце скрылось за горизонтом, и ночь медленно вступает в свои права, – олух! – Ну что ты начинаешь? Ты же знаешь, что лучше мне все равно не станет. – Но тебе стало хуже, Антон! Это кровь! У нас так мало времени. Я не должен был тебя звать с собой, боже, – Арсений останавливается у борта корабля и в сердцах вставляет нож в древесину. – Арсений, пожалуйста, успокойся, – Антон подходит на расстояние вытянутой руки – дальше не рискует – к остановившемуся Арсению, который упрямо смотрит на воротник рубашки капитана, – ты бы меня не уговорил остаться. Я в любом случае отправился бы с тобой. Я знал, на что шел. Туман рассеялся, остался где–то позади. Корабли бросили якоря. Впереди только неизведанные воды. – Антон, я боюсь, – Арсений делает шаг вперед, но Антон отстраняется и мягко говорит: – Не здесь. Пойдем в каюту? – Да все ж и так в курсе, – Арсений поднимает уголки губ, но быстро реагирует на чуть дрогнувшие плечи Антона, – или ты замерз? Боже, что мы стоим? – Прохладно. Да и не будем смущать народ, – дежурный матрос, пытающийся слиться с деревянным корпусом корабля, хмыкает и начинает что–то напевать себе под нос. Команды у капитанов понимающие. Члены команд – моряки, которые показали себя как профессионалы в своем деле. Антон и Арсений долго путешествовали порознь, набираясь опыта в командовании и помогая матросам, чем заслуживали авторитет, который сейчас делят на двоих. Главное, команды бунтов не устраивают, верно служат и в постель не лезут. Общее состояние двух команд ощущается практически кожей – после того, как капитаны пообещали провести корабли за пределы Великого хребта и выполнили обещание, матросы испытывают невероятный подъем и воодушевление. Жажду приключений матросы разделяют со своими капитанами каждое плавание, а открыть новые земли как цель не противоречит цели Арсения в этом путешествии. – Я могу тебя заразить, – говорит Антон, зажигая свечи на столе, – мы и так долго рисковали. Антон садится на стул и берет в руки карандаш, внимательно разглядывая новую карту, привезенную Арсением, не замечая, как тот отчаянно на него смотрит. – Антон… – Арсений порывается подойти ближе, но капитан резко тормозит его: – Стой! Не подходи. Ты и так рискуешь заразиться, – Антон злится. – Но... – Никаких но. Мы не будем это обсуждать. Я труп, Арсений, – Антон принимает болезнь спокойно, он успевает смириться с этой мыслью, когда видит первые капли крови на белоснежной рубашке еще в порту, – я мертвец. Если на земле мы не смогли найти лекарство, то здесь тем более не найдем. – Что ты такое говоришь? – настает очередь Арсения злиться, – ты труп? Трупы не болтают! Ты живой, и я сделаю все, чтобы так и было! – Арсений, ну как ты не понимаешь, – Антон устало трет глаза, – эта хворь неизлечима, она как яд травит меня. – Зачем ты тогда отправился со мной? – Арсений складывает руки на груди. – Арс, ты бы ушел в это путешествие, а я бы умер на суше, не дождавшись тебя. Я просто хочу быть рядом как можно дольше. Я знаю, ты сильный и доведешь и свою, и мою команду до новых земель и обратно. Про тебя будут слагать легенды, – Антон смотрит на упрямого Арсения и вздыхает, – я боялся умереть, я бился в поисках лекарства, но я устал. – Ты не один бьешься, – единственное, что смог сказать капитан «Веры». – Бился. Знаю, но я больше не хочу. За себя не хочу. Я знаю, что уже умер. Арсений, – Антон смотрит в голубые потемневшие глаза, – я за тебя хочу. Ты не смиришься, и я буду тебе помогать до самого конца, но не жди от меня борьбы. – Пожалуйста… – Я люблю тебя. Но я сдаюсь. Тишину, повисшую в каюте, прерывает только треск свеч. Антон смотрит на догорающую маленькую свечку, расплывшуюся и покосившуюся, почти уже не дающую свет, и сравнивает ее с собой. Арсений выходит из оцепенения и прослеживает за Антоновым взглядом. Маленькая свечка превращается в бесформенную жижу и тухнет. Арсений вылетает из каюты.***
Антон врет Диме. Если бы все было так просто, он бы давно нашел информацию – вбил бы в поисковик нужный запрос и читал тонны статей. Но мусор, выдаваемый браузерами, оказывался бесполезным и даже где–то вредным. Библиотеки были настоящими, времени было потрачено в них безумное количество. Хотя, какая разница, сколько времени, если ты бессмертен? Что вообще такое время для тебя? И куратор выставок Дима из 2023, и храбрый гусар Сергей из 1812, и гречанка Ирина из 1445, фрейлина Оксана из 1778, солдат Артем из 1943 – все они старели и умирали на глазах Антона, один лишь художник не менялся из века в век. Каждую смерть он хранил глубоко в сердце, портрет каждого писал и сжигал, не находя в себе сил смотреть на ушедшее навсегда лицо. Он не хотел сходиться с этими людьми. Люди сами тянулись к нему, открывали его, читали как книгу и бросали, оставив свою роспись в конце. Друзья, возлюбленные – каждый остался внутри, где–то глубоко в нем, но ни о ком так не сохранилась память, как об Арсении. Об удивительном Арсении. О человеке, который заставил Антона жить. Антон ненавидит его за это. Ненавидит и до безумия любит. Каждый раз, читая очередные сказки, легенды или мифы на языках оригинала (художник выучил разные языки за это время), Антон неосознанно перебирает пальцами жемчуг. Всего 10 жемчужин. Библиотеки заканчивались вместе с терпением. Антон разносил свои мастерские, рыдая и пытаясь написать тот самый образ – идеальный портрет. Нет, он врал. Он не просто так сжигал портреты редких близких. Это была месть самому себе – почему эти портреты идеально похожи на прототипы, а портрет Арсения на него совсем не похож? Он же помнит каждую мелочь? Месяцы сменяли года, года – десятилетия, десятилетия – века. И вот, в 2023 году, Антон возвращается домой со старым томиком сказок автора Стаса Шеминова, который случайно находит на блошином рынке в маленьком городке на севере Турции. Страничка, посвященная легендам древних народов, сначала не привлекает должного внимания, но Антон останавливается на ней. На желтой, потертой странице внизу изображен образ русалки. Он читает текст и бьет себя по лбу. – Я дурак. Я мог все исправить сразу же.***
Арсений медленно открывает дверь каюты и видит Антона, склонившегося над бумагой. – Я перерисовал пометки с новой карты, когда выдвигаемся? – Антон поднимает глаза на зашедшего капитана, – успокоился? – Нет, – Арсений делает несколько шагов вперед, но остается на расстоянии, – не жди, что я вот так вот просто смирюсь, Антонио. Я буду биться за двоих. Ты слишком дорог мне, чтобы я бросил все на самотек. У меня никого не осталось, чтобы прощаться еще и с тобой. – Я понимаю. – Но ты в чем–то прав. Мы не должны контактировать. Не хватает нам тут и второго болеющего капитана, – Арсений примирительно улыбается и разглядывает, что начертил Антон, – но я не могу понять: почему ты сдаешься так рано? Мы же перешли барьер! Мы перешли Великий хребет, Антон! Это дорогого стоит. Команда радуется, мы ищем новые земли. Мы… мы можем принести пользу человечеству! – Арсений, я не доживу, – Антон вытаскивает когда–то белый, а сейчас кровавый платок, – с каждым днем все хуже. Какова вероятность, что мы найдем этот источник? Какова вероятность, что источник вообще существует? Это все похоже на сказки. – Русалки тоже похожи на сказки, – Арсений хмурится, но не отступает, – девушки с хвостами вместо ног, живущие в воде и любящие клубнику. Стоит попытаться? – Ладно. Смотри, – Антон показывает на цепь островов, – если мы поплывем на северо–восток, то, веря этим заметкам, наткнемся на вот эту группу. Давай сначала доберемся до нее, а потом уже будем смотреть, как нам поступить дальше. Если доберемся, конечно. – Давай. И… Антон… – М? – Антон поднимает открытый взгляд на Арсения. – Оставайся сегодня тут? Пожалуйста? – Я не буду спать с тобой на одной койке, Арс. – И не надо. Ложись, я посижу. Почитаю. Антон встает с места и недоверчиво смотрит на Арсения. Тот отходит на безопасное расстояние, освобождая место для Антона. Капитан садится на койку, снимает сапоги и укладывается. Каюта, она же кабинет, представляет собой небольшое помещение с письменным столом по другую сторону от двери с выдвижными отсеками для бумаг, двумя стульями и койкой, напротив которой стоит сундук с вещами. Каюта на корабле Антона больше, но вещей там намного меньше – Арсений модник. Тут и камзол висит на гвозде, прибитом к двери, и шляпа аккуратно лежит на сундуке, и пояс, которым Арсений обычно перетягивает свободную рубашку. Арсений сидит за столом, бегая глазами по строчкам и беззвучно проговаривая текст. Антон наблюдает за ним одним глазом. Арсений красивый. Темная челка, спадающая на лоб, нос причудливой формы, острые ключицы, виднеющиеся из–под открытого ворота рубашки – эти мелкие детали Антон может воспроизвести по памяти. – Не подглядывай, – Арсений хитро улыбается, но продолжает читать. Антон, пойманный за разглядыванием, супится и складывает руки на груди. – Я изучаю. Что ты читаешь? – Антон меняет тему. – Изучаешь, значит? Я тоже изучаю… знахарство. Лишним не будет. – М, – разговор не клеится, Арсений возвращается к книге, а Антон, под треск свечей незаметно для себя засыпает. Удивительно, но ему снится суша. Ярмарка встречает капитанов красными флажками, веселым смехом и музыкой с центра площади, где танцовщицы устраивают пляски с зеваками. Кажется, что ярмарка единый большой организм, работающий слаженно и четко. Антон разворачивается, разглядывая Арсения, в глазах которого читается детский восторг, и улыбается. В глаза бросается выставка художников, куда Арсений тут же тянет Антона. Они останавливаются у картин, где Арсений придирчиво разглядывает, а Антон безэмоционально сканирует работы. – Ты посмотри на это! Безобразие. Антон, ты намного лучше пишешь, – Арсений хмурится, – тут должны быть твои работы. Ты настоящий художник. – Не говори глупостей. Мне не достичь такого уровня. – Это не уровень! – Ой, перестань, мне и целой жизни не хватит, чтобы научиться так писать картины, – Антон вяло отмахивается от Арсения, и они идут дальше. Они проходят несколько прилавков и попадают в центр площади, откуда доносится музыка. Арсений незаметно для окружающих берет Антона за руку и тащит в сформированный круг из людей. В середине танцуют две девушки, они парят по площади и периодически выхватывают людей из круга. Арсений отпускает руку Антона, подмигивает ему и вылетает в центр сам. – Смотри! Девушки подхватывают движения Арсения и начинают кружиться вокруг него, пока капитан выгибается, блаженно прикрывая глаза. Он знает, что Антон восхищенно на него смотрит. А Антон знает, что это шоу исключительно для него. Арсений останавливается с музыкой, благодарит девушек за танец, целуя руку и слушая смущенное хихиканье, и украдкой посматривает за реакцией Антона. Тот смотрит на него, подняв одну бровь. – О, и что это было? – Это тебе моя месть за то, что ты меня не слушаешь, - Антон закатывает глаза, подхватываемый за руку капитаном, - пошли вон туда! – Арсений тычет пальцем в клетки с животными. – Как–то грустно это все, – шепотом говорит Антон, разглядывая несчастных зверей. – Да, пойдем отсюда, – Арсений направляется вперед и Антону ничего не остается, как семенить следом. Они проходят прилавки с тканями и тормозят у торговца ювелирных изделий. У Антона загораются глаза. – О, Арсень, ты посмотри, какие браслеты! – Антон, я так надеялся, что ты не заметишь, и мы пройдем мимо, – Арсений хитро улыбается, но капитан пропускает ехидное замечание мимо ушей. – Ну, нет, ты сам заманил меня в это место, теперь стой и отдувайся. – Ищите что–то конкретное? – маленький торговец показывает рукой на свой ассортимент, – у меня есть все. Украшения для ваших дам или подарки для друзей, из разных точек мира. Такого нигде не найдете! – торговец тараторит текст, стараясь уловить настроение капитанов. – Нет, нет. Мы просто смотрим, – Арсений подходит ближе к прилавку и внимательно рассматривает украшения. – У меня специально для вас есть новинка. Как от сердца отрываю. Вот, – торговец достает из–за пазухи белый жемчужный браслет и, сощурив глаза, примеряет его на Антона, – мне кажется, он вам подойдет… – Очнись! Очнись, пожалуйста! Антон ничего не понимает. Сон прерывается. Капитана вырывают из воспоминаний о том приятном дне: тогда Арсений долго уговаривал Антона, что ему не нужен этот браслет, предлагая совершенно удивительные и забавные причины и обещая, что он достанет ему такой со дна океана. Антон открывает, будто налитые свинцом, глаза и смотрит на паникующего Арсения, который бьет его по щекам. – Что? – капитан чувствует тяжесть чужого тела. – Вставай, там… там! Там шторм! Волны большие! Арсений спрыгивает на пол. Антон резко, насколько это возможно, поднимается. В глазах сразу же темнеет, тело тяжелое, голова идет кругом. – Арс, я не могу, – Антон закашливается. – Давай, родной. – Что происх?.. – Черт, ладно, держись! – Арсений выбегает из каюты. Антон прислушивается: в голове шумит, его мотает. Вдруг резко корабль качает, и Антон летит с койки, врезаясь в сундук. Не проходит и 30 секунд, корабль качает в другую сторону, и Антона, как тряпичную куклу уже несет в койку. За дверью происходит настоящий хаос – вода со всей дури бьется о корабль, норовя перевернуть его и навсегда забрать в свою колыбель. Кто–то кричит, кто–то ругается. Гром раскатисто проходится по небу. Все слишком. Слишком громко, слишком страшно, слишком опасно. Где Арсений? Антон зажмуривается, пытаясь прийти в себя. Нет! Все должно быть не так. Капитан хватается за ручку двери и резко дергает, впуская леденящий воздух в каюту. Если ад и существует, то выглядит он примерно так: небо находится настолько низко, что можно видеть, как тучи рождаются прямо из воды и по ним сразу же прокатываются многочисленные молнии. Корабли беспомощно барахтаются между огромными волнами, всё норовя перевернуться. Матросы один за другим пропадают в черной пучине. Где Арсений? – Арсений! – голос Антона пропадает в раскатах грома, – Арс! – Он на том корабле! Корабль Антона пропадает из поля зрения. Антон начинает раздавать команды, крича, спотыкаясь и стараясь не думать о своей "Надежде", своей команде и своем Арсении. Им нужно выплыть из центра грозы. Почему паруса еще не подняли? – Паруса поднять! – Антон видит молоденького матроса, который ползет наверх по мачте, чтобы спустить паруса, и режет один из тросов. Веревка поддается и одна парусина спускается вниз, тут же подхватываемая ветром. Юнга продолжает резать веревки. На секунду справа показывается «Надежда» – та выныривает совсем близко к «Вере», и Антон слышит чуть севший голос Арса. Корабль качает, тот летит носом вниз, Антон смотрит на мачту, где юнга только что резал тросы, и понимает, что никого там уже нет. Антон хватает нож, так удачно оставленный Арсением, и ползет наверх. Корабль выныривает, наклоняясь назад, и капитан хватает лезвие зубами, держась обеими руками за мачту. Ему бы доползти. Он медленно ползет наверх, держась за скользкую мачту и веревки, и, добравшись, начинает аккуратно обрезать тросы. Парусина распутывается, ветер подхватывает ее, и Антон орет матросам: – Хватайте тросы, выводите нас отсюда! Матросы понятливо начинают двигаться в сторону тросов. Антон спускается, держась за веревки, и продолжает командовать: – Курс на север! Антон видит свой корабль на севере. А еще Антон видит небольшой просвет на северо–востоке. Антон делает выбор.***
– Всем привет! Добро пожаловать на канал «Искусство рядом» и сегодня мы поговорим про серию картин современного художника Антона Шастуна, посвященную морской тематике, и непосредственно о картине «Кораблекрушение». Художник практически ничего не говорит о своих произведениях, давая зрителям самим разобраться в увиденном. И сегодня мы попробуем понять, что же хотел сказать автор. Картина на наш взгляд очень глубокая и драматичная. Сколько моряков погибло на этом корабле? Мы считаем, что Шастун пытался изобразить погибшие мечты… – Какой бред, – Антон выключает видео и прикрывает глаза. Выставка вызвала ажиотаж и волну интереса к молодому художнику. Теперь чуть ли не каждый пытается разгадать великий смысл картин, который там, конечно же, есть, но не в том количестве, что произведениям пытаются навязать. Картина «Кораблекрушение», несмотря на ее динамичный сюжет, писалась в дни особенной тоски. Тоска эта была практически осязаемая, она каждый раз незаметно для самого Антона оседала голубым жемчугом на пальцах и воспоминаниями о путешествиях и морском бризе. После тех событий Антон не смог ни разу выйти в море. Суша стала его спасительницей и главной клеткой. Дима, после того разговора, больше ни о чем не спрашивает, давая понять, что Антону он всегда поможет, чем сможет, а Антон думает, насколько это путешествие будет для него убийственно. Дежавю. Художник закрывает вкладку с видео и открывает карту мира. Великий хребет давно изучен вдоль и поперек, архипелаг открыт и доступен для туристов. Никаких новых существ найдено не было. Антон рассматривает путь, по которому ему предстоит пройти, и вспоминает первый день их путешествия. Арсений перебирается с «Веры» к нему и долго смотрит на свой корабль, придерживающийся курса. Антон стоит рядом, незаметно цепляется за мизинец чужой руки и улыбается, чуть покашливая, провожающим их чайкам. «Вера» – корабль Арсения. «Надежда» – корабль Антона. Арсений часто шутил, что «Надежда» и «Вера» дополняют друг друга. А еще говорил, что им не хватает «Любви», на что Антон возражал: – Любовь у нас и так есть. – Антон, а что бы ты делал, если бы я умер? – Арсений не поворачивает голову, говорит вкрадчиво и тихо. Антон задумывается. – Я бы тоже умер. Мне не для кого жить, кроме тебя. И вообще, – Антон сильнее сжимает палец, – что за вопросы такие? Если ты думаешь, что я бы не стал делать того же, что делаешь для меня ты, то ты не прав, – Арсений разворачивается к нему. Он пыхтит и возмущенно открывает рот. – Я знаю! Я знаю, что сделал бы. Не говори глупостей, просто… – весь задор уходит, Арсений сдувается, – просто… неважно. Просто пообещай мне, что чтобы не случилось, ты будешь жить дальше столько, сколько получится. – Арсений, что ты вообще такое говоришь? Ты умирать собрался? Ты знаешь чего–то больше меня? – Нет! – очень быстро реагирует капитан, – нет. Пообещай, пожалуйста! – Ладно, обещаю. Но тогда и ты мне обещай: ты всегда будешь со мной, – Арсений задумывается, но, приняв для себя какое–то решение, кивает: – Обещаю. Надо же, получается, не обманул. Сморгнув воспоминание, художник приближает на интерактивной карте архипелаг, расположенный за хребтом. Удивительно, как пещеру не нашли? Антон столько раз искал информацию о ее местонахождении, но единственное упоминание обнаружил только в томике с легендами, где читал про живую воду. Антон не помнит, сколько в прошлый раз матросы во главе с капитаном искали живую воду – в болезни дни терялись, но у Арсения была какая–то чуйка на запрятанные вещи. Он и книги сразу нужные находил, и люди ему попадались дельные, да и Антона он нашел сам. – Некогда погружаться в воспоминания, – художник чуть ли не трясет головой и достает телефон. Набрав нужный номер, он прикрывает глаза: – Дим, мне нужна помощь. Найдешь для меня хороший катер?***
Антон всегда любил море. Любил в любом виде: и соленый воздух, заполняющий легкие, и чаек, встречавших корабль в порту, и бриз, накрывающий по утрам, и разноцветные закаты. Любил дельфинов, иногда сопровождающих «Надежду». А еще Антон очень любил Арсения, который тоже был влюблен в море. Их пути сошлись совершенно случайно, когда Антон сидел в кабаке и рисовал примерный маршрут своего будущего пути. В заведении почти никого нет – проститутка, пара пьяных матросов, спящих за столом, и какой–то парень, разговаривающий с моряком. Времени проходит немного, но Антон забывается, увлекшись процессом. – Эй, мальчишка, эй, – Антон поднимает голову и видит перед собой того самого парня. Моряков нигде не видно, – хочешь ко мне в команду? Юнгой. Научу тебя всему. Антон оглядывает наглого капитана и встает, расправляя сгорбленные плечи. Тот оказывается ниже ростом и выглядит слегка озадачено. – А, может, ты ко мне в команду? – Антон специально делает голос ниже. – Я предпочту остаться на своем корабле, – парень дергает головой, поправляя челку, – и все–таки. Какое судно Ваше? – он выглядывает в окно, рассматривая порт. – А какая разница? – Да вот думаю, какой корабль должен быть у такого, как Вы? Вас же зашибут в первой драке. Кто к Вам служить пойдет? – наглый капитан усмехается. – Это оскорбительно. Не все капитаны дерутся, я предпочитаю решать вопросы дипломатией. Немедленно извинитесь, – Антон загнанно дышит, засасывая ноздрями, кажется, весь воздух кабака. – С чего бы это? – Антон забывает, что такое приличия. Кулак летит прямо в нос самоуверенного парня. – И это по-твоему дипломатия?.. С тех пор Арсений говорил, что его ямочка на носу из–за Антона, и капитану ничего не оставалось, как извинительно целовать в эту самую ямочку. Тогда Антон уже был капитаном, но пока еще не «Надежды», а менее маневренной «Удачи». Удивительно, но «Удача» действительно принесла удачу. Арсений стал часто попадаться на глаза в разных портах. Антона бесила эта закономерность: «где я, там и он», но в перепалках вдруг находились общие темы, разговоры заходили на территорию личного и два капитана стали друзьями с общими целями путешествий и экспедиций. Дружба переросла во что–то большее намного позже. – Курс на север! – Антон чувствует себя отвратительно. Он подвергает команду опасности, когда мог бы вывести оставшихся членов экипажа в безопасное место. Но Арсений сейчас на его «Надежде». Ледяной ветер забирается под ворот рубашки и пронизывает до костей, босые ноги практически ничего не чувствуют. «Вера» летит. «Надежда» выскакивает совсем рядом, и наклоняется вбок, Антон в темноте не разбирает, что происходит. Молния освещает пространство тогда, когда два корабля равняются друг на друга. Времени нет. У «Надежды» рваные паруса, дыры в которых не успели залатать. – Прыгайте! Арс! Прыгайте! – Антон кричит из последних сил, в глазах темнеет. «Надежда» удачно кренится к «Вере» и матросы один за другим перепрыгивают на борт корабля Арсения. Самого капитана не видно. – Арсений! – Антон падает на палубу, цепляясь вялой рукой за ближайший трос, когда слышит знакомый голос: – Поворачивайте на восток! Курс на восток! – уже ближе, – Антон! – и отключается. – Антон! Ты слышишь меня? Ты весь горишь. Антон открывает глаза и видит перед собой мутное взволнованное любимое лицо. Во рту сухо, ноги и руки не чувствуются. – Арс… – Все хорошо, Антон. – Ты живой? – Антон безуспешно пытается проморгаться и пошевелить руками. – Конечно, я живой, – Арсений грустно усмехается, – погибло 15 человек. 7 моих и 8 твоих. И Антон… «Надежда»… Ее поглотила пучина.***
– Вы хотите купить картину «Надежда»? Простите, но она не продается. Полотно «Надежда» открывает тройку самых сильных картин полиптиха. Острова, изображенные на холсте, завораживают своим свечением, возникающим из–за золотого тумана, окутывающего участки суши. Объяснения такому явлению, кроме как «магия», Антон не нашел ни тогда, ни сейчас. Он писал ее не по памяти, а по ощущениям. Картина загадочная, она, в отличие от других, спокойная и не навивающая тревожные мысли, этим и отличается от других. Антон называет эту картину в честь своего корабля. В честь матросов своих и Арсовых, погибших там, в буре. Он называет ее в честь Арсеньевой надежды. Это была его, Антона, последняя надежда, потонувшая в морской пучине северных вод. Осталась только «Вера» Арсения. Осталась только вера Арсения. Антон покупает целый холодильник клубники. Дима помогает ему найти хорошую яхту, которая может доставить художника до островов, и получить разрешение на выход в море. – Удачи, Антон, – Дима жмет руку другу. – Спасибо.***
- Спасибо, – Арсений вопросительно поднимает брови. – За что? – Во–первых, ты меня теперь кормишь с ложки. Во–вторых, за то, что ты такой, – Антон лежит на койке, пялясь в потолок. Зрение частично вернулось, но общее состояние не позволяет долго держать глаза открытыми. Теперь он не встает. Тело сковало болезнью, практически парализовало. Арсений, отложив миску, напряженно ходит из стороны в сторону. «Веру» почти не качает – штиль убийственный. – Какой – такой? – Такой упрямый. Может, вернемся? – Антон в очередной раз закашливается, повернув голову вбок. Арсений останавливается и внимательно смотрит на Антона. – Куда? Еще чуть–чуть и острова. А там и живая вода. – Я не дойду. – Я тебя донесу. – Штиль. Мы стоим. – Ветер когда–нибудь поднимется, – Арсений отбивает с напором. – Я не доживу. – Я тебя сейчас сам прибью, точно не доживешь, – капитан бесится. – Ну, точно упрямый. – А ты дурак. Я ради тебя тут стараюсь. Я хочу, чтобы ты понял, что пока жив я, жива и моя надежда. – А моя «Надежда» потонула. Да даже если мы доберемся до источника, что мы с ним будем делать? – Антон закрывает глаза, Арсений поджимает губы. Пауза, образовавшаяся в каюте, наталкивает Антона на мысль. Он резко поднимает веки и фокусирует взгляд на оцепеневшем Арсении, – стой. Ты знаешь? Знаешь и молчишь? – Ну, тебе надо будет принять воду… – И? Это все? – Арсений бегает глазами по каюте, не зная, за что зацепиться, – Арсений! – В ритуале должны принимать участие двое. – Зачем второй? – Антон недоверчиво заглядывает в глаза капитану. – Чтобы ты спросил. Я не знаю! – Арсений тупит взгляд, – мне же тебя нужно доставить к источнику? Наверное, для этого… – Ты чего–то не договариваешь, – Антон щурит глаза. – Скажи мне лучше, куда мы с тобой отправимся в следующий раз, когда вылечим тебя и вернемся? – Арсений меняет тему, подставляет стул к койке и садится, беря в руки холодные ладони Антона. – Не знаю, – Антон задумывается, понимая, что из Арсения сейчас больше информации об источнике не вытащишь, – острова Индийского океана? Ночью поднимается ветер. Антону становится хуже. Он загнанно дышит через рот, его глаза закрыты, на лбу появляется испарина. Рядом с головой на ткани чернеет запекшаяся кровь. Арсений приносит ведро пресной воды и тряпку. – Что ты делаешь? Нам хватит запасов? – говорит Антон слабым охрипшим голосом и рассматривает спокойного Арсения. – Скоро будет суша, мы там наберем воды. – Арсений, а если не будет? Не сходи с ума, оставь воду команде. Мы и так много припасов во время шторма потеряли. – Антон, я знаю, что делаю. Молчи, пожалуйста. Арсений опускает тряпку в воду, смачивая ее, и отжимает. Он подставляет к койке стул, садится и ждёт, пока Антон откашляется. Кровь уже не впитывается в ткань, а застывает на старой кровавой корке. Арсений кладет тряпку на лоб: – Закрой глаза. Он ведёт прохладной влажной тряпкой по лицу, осторожно проходясь по глазам и носу, протирает щеки, стирая с них следы крови, оставшиеся после приступа кашля, и снова опускает тряпку в воду. Антон практически не дышит. Он медленно открывает глаза и натыкается на отчаянный взгляд. – Закрой, пожалуйста, глаза. – Ты меня как покойника омываешь. – Неправда. Вопреки словам, Арсений ведет тряпку по шее, вызывая толпы мурашек, и по подбородку, обходя бескровные губы. Он расстегивает рубашку. Прохлада ложится на грудь. Спускается, пересчитывая выпирающие ребра, к пупку и на бока. Арсений вытаскивает капитана из рубашки, гладит плечи и безвольные руки. Обновленная ткань продолжает изучение тела: сухие локти, тонкие пальцы с любимым кольцом – с изумрудом, выпирающие ключицы, впалый живот. Антон сбивчиво дышит, но глаз не открывает. Мороз проходится по всему телу. Никакого возбуждения, только озноб. Арсений аккуратно накрывает рубашкой холодное тело и стягивает штаны. Паховую зону обрабатывает быстро и ощутимо неприятно. Антон приоткрывает глаза и видит, как Арсений смотрит на него через пелену слез. – Тихо, тихо. Арсень, ты чего? – Тшшш, Антон. Антон закрывает глаза, и больше попыток говорить не предпринимает. Арсений переходит к коленкам и ведёт до стопы мокрую ткань, оставляя холодные дорожки, которые разбавляют горячие капли. Антон жмурится. Сил не хватает. Арсений переворачивает его на живот и повторяет движения, очищая Антона и очищаясь сам. Контраст ощущается болезненно – холодные дорожки, горячие капли слез. Все смешивается. Арсений, последний раз промыв тряпку и оставив ее в ведре, переворачивает, одевает Антона и говорит: – Все, родной. Поспи немного. Антон не перечит и проваливается в беспокойный сон. Утром корабль снимается с якоря и уходит на северо–восток, в сторону предполагаемого архипелага. Сколько они плывут, Антон не запоминает. Острова замечают издалека. Антон про себя радуется, когда слышит в моменты бодрствования с палубы ликующее: «Земля!» Арсений бегает туда–сюда по палубе, не заходя к Антону в каюту. Он вообще практически не подходит к нему, предпочитая спать в трюме вместе с другими матросами. Свечение тумана видно даже здесь: эта золотистая дымка проникает в каждое отделение многострадального корабля, впитываясь в стены трюма и распологаясь на теле Антона накрывающим одеялом. За дверью каюты происходит какое–то шебуршание. Антон не разбирает криков и лежит до вечера, прислушиваясь к звукам снаружи, периодически впадая в бессознательное состояние. К нему приходит один из матросов и рассказывает, что Арсений и несколько членов команды уплыли исследовать острова, кормит его, перекладывает, помогает с гигиеной и уходит. Ночь проходит в муках. Антон не может уснуть, накручивая себя и прислушиваясь к каждому звуку. Золотистый туман не думает рассеиваться. Он залетает в ноздри, свербит нос и воспаляет глаза. Или туман тут ни при чем? На следующий день Антона тошнит. Он извергает нечистоты вперемешку с кровью прямо на пол, чуть повернув голову. Матросы без вопросов все чистят, но заходят в каюту с опаской. Антон слышит, как моряки перешептываются. От Арсения нет никаких вестей. Вечером шлюпка возвращается без одного матроса. Антон слышит Арсения, который раздает команды на палубе. Антону кажется, что у него галлюцинации. Арсений приходит только под утро. – Родной, ты белый как мел, – Антон открывает сухие глаза. Он чувствует, что его губы потрескались, горло дерет от постоянного кашля, а голова не способна подняться с подушки. Арсений стоит на коленях перед койкой, гладит по кудрявым отросшим волосам капитана и говорит: – Антон, я нашел его. – Как? – хрипит капитан. – Неважно. Там находится твой матрос, мы вернем тебя к жизни. – Арсений, я не смогу туда добраться. – Сможешь, родной. Осталось чуть–чуть. Арсений смотрит на Антона странно. Он смотрит на него странно, когда поднимается с колен, когда берет под спину и ноги ослабевшее тело, когда несет Антона в шлюпку и когда укладывает его к себе на колени. – Антонио, ты помнишь, что обещал мне в начале путешествия? – Арсений улыбается.***
– Я помню, Арсений. Море встречает художника штилем. Антон усмехается – все как тогда. Он вдыхает соленый морской воздух и на глазах наворачиваются слезы. Море капитана не забыло. Антон подходит на яхте к Великому хребту. На электронной карте виднеется проход через скалы, давно разбомбленный еще во время войны. Сейчас там без проблем может пройти любой корабль. То, что здесь была приложена рука современного человека, заметно даже невооруженным глазом. По обеим сторонам прохода расположены буйки, чтобы корабли внезапно не сели на мель, а в скалах встроены пункты отслеживания судов. Антон останавливается в паре километров от прохода. Что–то здесь не так. Электронная карта точна на 98%, но Антон нутром чует, что ему не сюда. За столько лет не могло все так измениться. Антон достает карту. Ту самую, что нарисовал когда–то давным–давно. Он ее хранил, реставрировал, уплотнял, восстанавливал, сам не зная, зачем. Но это было немногое, что осталось от того последнего путешествия. И теперь он наконец–то может ее использовать. Ход на старой карте оказывается западнее от современного прохода, куда Антон и разворачивает яхту. В изученных вдоль и поперек водах вдруг сгущается туман. Антон не удивлен. Если магия и существует, то это место точно его пропускает и удерживает одновременно. Художник выходит на палубу, выключив мотор. – Здравствуй, капитан, – Антон слышит всплеск воды и видит перед собой два черных глаза. – У меня для тебя кое–что есть, – капитан быстро несется за пакетом клубники, возвращается и вываливает его в воду. – О, свежая? – русалка блаженно прикрывает глаза, облизывая пальцы. Как тогда. – Почему я нашел это место? – Антон смотрит на хвост, мелькающий под водой. Вопрос прозвучал глупо, на что русалка обнажает свои зубы в улыбке. По острым клыкам стекает сок, – в смысле, почему меня пропускают? – Потому что ты не обычный человек, очевидно, – русалка лукаво водит по воде изящной белой рукой, – сколько тебе лет? Я тебя помню. – Много. – И мне много, капитан. Нам всем тут очень много лет, – Антон замечает движение под водой, – мы не понимаем, Антон, зачем ты вернулся? – Ты знаешь мое имя? – Конечно. – Если ты знаешь мое имя, то знаешь, зачем я пришел. – Ты никогда не думал, почему я пропустила вас в прошлый раз? – русалка наклоняет голову к плечу, оголяя тонкую шею. – Я не знаю. – Мне хотелось посмотреть на то, как выглядит любовь. Он так за тебя переживал, так смотрел – это было волнительно, – русалка улыбается, – мне кажется, ты не понимаешь. Прошло столько лет, а ты все тот же. Зачем ты туда плывешь? За своим капитаном или в поисках своей смерти? Антон молчит. Если бы ему нужно было описать предпоследнюю картину в цикле, он бы так это и сделал. «Бессмертие» осаждает: это одинокий корабль в море, не понятно как попавший в западню из скал, торчащих из–под воды. Он не способен разбиться, он не способен плыть дальше. Он бессмертен и одинок. – Плыви, Антон, – русалка машет на прощание хвостом, – надеюсь, ты найдешь, что ищешь.***
Пещера выглядит волшебно. Золотой туман здесь отсутствует, со свода еле слышно капает вода. Кап. Кап. Потолок не полноценный: свет проникает сквозь отверстия, освещая пространство. На противоположной стене от входа находится небольшой источник, вода из которого пробивает углубление в каменном уступе в виде чаши и собирается в ней. Арсений кладет Антона у источника. – Антон, смотри на меня, – капитан с трудом фокусирует взгляд на Арсении, кусающего губы, и тяжело дышит. Говорить нет никаких сил. – Перед тем, как мы попробуем тебя излечить, я должен кое–что сказать. Все, что касается источника и его свойств я узнал не от городского сумасшедшего, как сказал тебе, а от человека, который был тут. Он влюбил в себя одну из русалок и выведал у нее секрет источника. Живая вода любит кровь. Ей нужна жертва, – Арсений замолкает, а у Антона закатываются глаза. Он медленно отключается. – Антон, я готов спасти тебя. Ты всегда смотрел на мир такими живыми и такими любопытными глазами. Ты меня покорил с самой первой встречи, когда не закрылся, а проявил характер. Ты меня вдохновлял на поиски нового и неизведанного, я шел за тобой как за лучом солнца. Антон, я хочу тебе отплатить. Помнишь, тот жемчужный браслет, что мы видели на ярмарке? – Арсений усмехается. Антон слышит его улыбку и дрожащий голос сквозь мутную пелену, – у тебя будет такой. Я хочу, чтобы ты жил дальше и светил. Я люблю тебя и всегда буду с тобой, – Арсений тараторит, сжимая в руках холодную чужую ладонь. Антон теряет сознание. Последнее, что он чувствует, на сухих губах чужие, и воду, стекающую по горлу.***
«Море волнуется раз» – главное произведение серии. Антон сошел бы с ума, но каждый раз жемчуг на запястье не дает ему отключиться окончательно от реального мира. Проходит время, и каждый раз, в день второго рождения Антона художник видит во сне пещеру. Он видит Арсения и себя со стороны. Источник будто показывает ему, что было, но не дает никаких ответов. Каждый раз картина всплывает в сновидениях: как Арсений набирает в рот живую воду, как наклоняется к Антону и вливает в бескровные губы «лекарство», как говорит, что любит и рассыпается жемчужинами. Как Антон открывает глаза и медленно встает, нащупывая ладонями голубые бусины. Картина писалась почти что в беспамятном состоянии много лет. Когда пелена слез застилала глаза и когда кисть в руках дрожала. Когда краска замешивалась со слезами и кровью. Когда сил бороться и искать не было. Антон быстро преодолевает расстояние, быстро находит нужный остров – удивительно, что обычные люди, давно найдя этот архипелаг, не смогли найти пещеру. Антон думает, что русалка была права: это место действительно заколдовано. Если источник показывает ему каждый год свою силу, напоминая о том самом дне, то спрятаться от кучки любопытных людей – не проблема. Антон стоит перед входом в пещеру. В этих местах ничего не изменилось: на плечи все также ложится золотистый туман. Антон нервно теребит браслет и заходит внутрь, сбрасывая с себя золотое свечение. – Так, Арсений, мы должны с тобой не накосячить, – Антон снимает браслет и подходит к источнику. За много лет вода выточила в камне огромное углубление, заполнив его собой – это уже не чаша, это целое ведро. Антон достает томик с легендами и читает еще раз: – «Живая вода может производить обратный эффект. Повернуть все вспять можно, но для этого необходима жертва, равная первой жертве. Окропить водой и кровью. Уйти, спасши человека». А ларчик просто открывался. Арсений, ты меня спас в прошлый раз, а я спасу тебя сейчас. Антон аккуратно опускает браслет в воду, достает нож и закрывает глаза. Движения выходят рваными, быстрыми. Нож разрезает запястье как масло, проходится по венам. Нож летит в сторону. Антон открывает глаза и направляет руку со стекающей кровью в чашу. Вода окрашивается в красный цвет. - Я готов умереть. Перед тем, как отключиться, Антон видит свет и слышит до боли знакомый голос, по которому скучал каждую прожитую минуту: – Антон?..***
– Легочный туберкулез, Антон Андреевич. Ничего страшного, вылечим, – врач что–то пишет в карте, пока Антон покашливает в платок, – вот эти антибиотики Вам нужно будет принимать, – врач протягивает листок, – Вам повезло, что мы нашли его на ранних стадиях. Антон выходит из кабинета врача и натыкается на взволнованный взгляд. Арсений ерзает на стуле, заламывая пальцы. Он совершенно не вписывается в здешние холодные белые стены. Антон отвыкает за столько времени от ярких пронзительных голубых глаз, от манеры без помощи рук поправлять челку, от мягкого волнующего голоса, но вместе с этим и понимает, как он по всему этому скучал. – Скажи, что они тебя вылечат? – Арсений встает с неудобного стула и подходит к улыбающемуся Антону. – Вылечат. Даже книги по знахарству читать не надо. Чахотка. Как и в тот раз. – Вот дьявол. – Арс, поехали домой? Только в аптеку зайдем. – Поехали. Дом встречает их уютной тишиной. Антон ставит электрический чайник и внимательно рассматривает Арсения, который восторженно наблюдает за тем, как кипятится вода. Рука тянется к запястью, где столько веков находился браслет, и ничего не чувствует. Жемчуг сейчас стоит перед ним и увлеченно что–то вещает о гейзерах, которые видел на острове Исландия. Капитан схватывает все на лету. Выйдя из пещеры и увидев яхту, Арсений настороженно спрашивает у Антона, которого ведет под руку, где «нормальный» корабль и команда, на что получает смешок и куцые объяснения о работе двигателей и механизмов. Арсений пугается, попадая в большой город. Он прислушивается к звукам и удивляется огромным зданиям, шумным машинам и странно одетым людям. Антон ведет его почти что за руку, как ребенка, лишь бы тот не упал, рассматривая яркие вывески магазинов и киосков. Он не истерит, не паникует – удивительно, на что способна человеческая психика. – Расскажи мне, что за мужик тебе тогда попался и откуда он знает о живой воде? – Антон разливает чай. – О, его зовут… звали Стас. Он не турок, не помню, откуда. Он не был местным. – Погоди, – Антон округляет глаза, ставя чашки на стол, – а фамилию ты его знаешь? – Шеринов? Шепинов? Шеминов, вроде так. – Вот черт, я сейчас, – Антон соскакивает с места, бежит в комнату и возвращается с томиком сказок и легенд, – Арсений, мы с тобой косвенно встречались с одним и тем же человеком. – О, любопытно, – Арсений берет в руки книгу и листает старые страницы, – он рассказывал мне о своем путешествии. Он вез клубнику на восток, сбился с курса и приплыл в туман. Там наткнулся на русалок, испугался и выбросил ящик клубники в воду в надежде отвлечь. Русалкам понравилось, конечно, и они его не убили, а стали расспрашивать о суше, о времени. Самая разговорчивая влюбилась в него. Влюбилась и много чего рассказала о водах за хребтом. Пускала к островам даже. А Стас записывал все, – Арсений останавливается, положив томик на стол и внимательно рассматривая чаинки, случайно попавшие в кружку, – но в какой–то момент ему надоело. Он на суше нашел девушку, женился. О путешествиях забыл. Видимо, написал книгу – отрефлексировал? Так говорят? – Да, так, – Антон удивленно поднимает бровь, – когда ты успел выучить новые слова? Второй день в мире. Ну, ладно, потом. То есть, Стасу русалка рассказала вообще все? – Она не открыла секрет, откуда взялся источник. – А почему он тебе все это рассказал? – Потому что я его слушал. И потому, что я говорил о тебе. Пауза затягивается. Осознание всей ситуации наваливается разом, когда Антон, взяв в руки нож, чтобы хоть как–то отвлечься, режет хлеб и с громким «ай!» попадает по пальцу, который тут же начинает кровоточить. Арсений спохватывается и бежит за полотенцем, пока Антон внимательно смотрит на свой раненый палец и поднимает ошарашенные глаза на ту же прилетевшего Арсения. – Я раньше не мог… я не мог себе навредить, мне было не больно. – Антон, ты… – Арсений, оно не заживает… не затягивается! – У тебя чахотка, Антон. И ты можешь покалечиться. Ты теперь смертный. Антон переводит взгляд на Арсения и начинает плакать. Слезы текут по щекам, оставляя мокрые дорожки. Антон впервые смотрит на Арсения и не может остановиться говорить: – Это, правда, ты? Арс? Арсений прижимает к себе Антона и спускается с ним на пол. – Это я. – Арс, я такое пережил, боже. Столько лет прошло… – Я знаю, родной. – Арсений, я так устал. Почему ты не дал мне спокойно умереть? – Антонио, – Арсений осторожно вкладывает лицо художника в ладони и гладит щеки большими пальцами, – посмотри на меня. Антон немного успокаивается и смотрит сквозь пелену на Арсения, который загнанно дышит, но сохраняет остатки самообладания. – Я бы не смог. И ты это знаешь, потому что ты тоже не смог. Я любил и люблю тебя, и я тоже в ужасе от всего этого. Антон, у тебя была вечность, но ты выбрал меня. И ты всегда выбирал меня. А я тебя. Как думаешь, если мы выберем друг друга в последний раз? М? – Ты прав. Чай в кружке остывает.